Сто лет не была на Фикбуке. Сегодня зашла, а два новых коммента к старым-престарым моим фикам! Причем оба свежие, не старше недели. Удивительно!
читать дальшеИ хотя некоторые авторы говорят, что им все равно, когда комментируют давнишние работы, у меня совсем не так. Пусть я охладела к канону, все равно было очень приятно узнать, что одному из читателей понравились валар из фика "Это намек" (фик про то, как Куруфина в конце Первой Эпохи случайно занесло обратно в Валинор, на почве чего случился фиксит... может быть... наверное... случился). Все еще радуюсь, когда кому-то нравятся валар))), ведь с них и начался мой вход в фандом)
А вот к фику "В зарослях винограда" (про то, как в Четвертую Эпоху, когда стало понятно, что Мириэль от Вайрэ не уйдет, Финвэ отпустили из Мандоса и у них с Индис было немного романтики) мне старый оппонент написал довольно едкий коммент, что вот, не читала она раньше моих фиков, а то бы знала, что я в них нарушаю те представления, которые отстаиваю в дискуссиях.
Ознакомилась я с этим мнением и начала ответ строчить. Мол, нет, все соответствует тем же представлениям, о которых я всегда говорила, а к Индис Финвэ смог выйти потому-то посему-то, вон же там в фике написано... И, короче, не так далеко я отошла от фандома, чтобы это мешало мне вести дискуссии про Финвэ, Мириэль и Индис) Все помню, ночью меня разбуди, смогу воспроизвести лучше таблицы умножения, наверное.
Вот как-то так.
Еще, за время моего отсутствия на Фикбуке, кто-то через публичную бету нашел 105 опечаток в моих работах... или не нашел, там не все правки бывают правильными. Но у меня нет сил это все просматривать, так что оставила до следующего раза)
Любопытная дата. И хороший повод напомнить всем (и вспомнить самой), что я, как говорится, ниумерла, и даже не потеряла пароль от Дайри)))
Как-то совсем-совсем отошла от Толкин-фандома да и вообще от фандомной жизни, если честно. Но этот дневник и люди, которые на него подписаны и на которых я через него подписаны, все равно важны.
Надеюсь, у вас у всех все в порядке.
Ну а в честь моего ДР картинка с десертом, по традиции:
Про ежегодный англоязычный месячник написания романов NaNoWriMo я узнала из англофандома: некоторые тамошние фикрайтеры в нем участвуют и иногда в примечаниях к фикам пишут, что фик в следующем месяце обновляться не будет из-за участия в NaNoWriMo.
Из таких примечаний я примерно понимала что это, но подробностями никогда не интересовалась. А на днях мне на глаза попалась небольшая книжка от создателя этого самого марафона Криса Бейти, я прочитала ее и узнала, что цель NaNoWriMo - написать за месяц черновик романа размером не менее 50 000 (пятьдесят тысяч слов).
При этом автор утверждает, что лучше подходить к делу без плана, заготовленного сюжета и героев... Хотя если хочется спланировать заранее, то можно, но в целом - чем больше неопределенности, тем лучше. А в финале должен получиться целый черновик романа, который можно еще год (или дольше) редактировать до окончательного варианта. Так что в целом - никаких чудес.
Книга (которую героически довели до солидного объема в двести страниц путем продуманного оформления), в основном посвящена советам, как подходить к работе, чтобы за месяц написать что-то похожее на роман. Никаких откровений лично я не испытала, в том смысле, что все советы как-то поделились на то, что я уже использую, и на какую-то дичь), в смысле, на то, что для меня точно не сработает.
Но, по словам автора, пробовать написать роман за месяц лучше всего в ноябре (потому что погода плохая и меньше отвлекающих факторов) и в компании. Так что, несмотря на то, что книга в целом меня не впечатлила, я задумалась, может, попробовать?
Хотя звать кого-то в компанию как-то совестно, в том плане, вдруг я и правда кого-то сагитирую, а сама сольюсь? Это ооочень вероятно)))
________
Сейчас вспомнила, что в плане письма на скорость меня одно время очень привлекал ГПшный "Британский флаг", я даже как-то разработала концепцию Толкин-варианта под названием "Орлы прилетели"... Но никогда не пробовала это сделать, потому что сначала мне было как-то страшновато влезать, а потом, наоборот, скучновато, в том смысле, что написать законченный рассказ, или даже несколько, за три дня - уже не вызов.
Давно я тут ничего не писала, да и вообще ничего не писала... Эх.
В отчаянной попытке закончить свой текст про Маэглина раздобыла себе, наконец-то, "Падение Гондолина" на русском языке в бумажном виде. В расчете на то, что книга меня вдохновит на подвиг. Ну... она красивая и пахнет очень вкусно (а я в последнее время совсем редко покупаю бумажные книги, так что это всегда событие)... а начала читать, и на прологе дело застопорилось... там в прологе, по сути, излагается история Арды до Исхода нолдор, но не в Сильмариллионовской, а в какой-то из ранних версий (не понимаю, зачем так... ну, в смысле, там указано, что это сжатый пересказ, написанный когда-то самим Толкином, и поэтому вот, но я все равно не понимаю, зачем так, потому что там, получается, не то, что в Сильмариллионе же, а это все-таки основной канон по этому периоду...) В общем, я расстроилась и пока дальше не читала, не говоря уже о том, чтобы вдохновляться.
Зато в процессе раздобывания "Падения Гондолина" я заодно раздобыла еще и первый том "Утраченных сказаний" на русском в бумажном виде - второй у меня был с весны (аккурат с предыдущей попытки раздобыть "Падение Гондолина"), так что теперь я, по крайней мере, не страдаю на тему, что второй том без первого - это вопиющее проявление несовершенства бытия)
Пока так и не читала свежевышедшую "Природу Средиземья", все еще перевариваю почерпнутое из фрагментов и пересказанное добровольцами... Переваривается плохо. Вот как-то никогда меня особо не напрягало в Толкин-фандоме разнообразие версий, а тут что-то не ложится на душу. Эх.
Или просто этот фандом как-то совсем меня отпускает, и дело вообще не в версиях. Эх еще раз.
Зато Дайри через полгода после своих жутких обновлений, наконец, опять дал мне возможность следить за свежими постами из моего Избранного в удобном для меня виде... Я заметила прям сегодня. Но, возможно, это произошло и раньше, я просто уже некоторое время назад махнула на это дело рукой и вообще не проверяла...
В общем, ура, заработало!!!
Но очень тихо в ленте, гораздо тише, чем было до того(
Название: Как поступил бы мой отец Автор: vinyawende Категория: джен Персонажи: Маэглин, Тургон, Идриль, Туор, Эарендиль, Глорфиндейль, Эктелион, Рог и другие упоминаются Финголфин, Эол Рейтинг: R (16+) Жанр: драма, агнст, АУ Размер: миди, ? Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает. Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным. Саммари: Маэглин попал в плен к оркам. Побывал в Ангбанде. Видел Моргота и говорил с ним. И выдал ему Гондолин. А потом подручные Моргота вернули Маэглина обратно в город, и теперь ни одна живая душа, кроме самого Маэглина, не знает, какая беда нависла над Гондолином. Жители королевства обречены? Или Маэглин все же найдет в себе силы признаться во всем королю Тургону и разрушить планы Моргота? Примечание автора: Фик АУ и к канону, и к моему фику про Маэглина "Заклятие безмерного ужаса", относительно фика АУ-развилка после двенадцатой главы, относительно канона, я думаю, понятно по саммари. Примечание автора 2: Хинья в переводе с квенья означает "дитя мое". В моем фаноне, Тургон использует это как особое ласковое обращение к племяннику.
Глава тринадцатая
читать дальше Утро первого дня зимы, на который было намечено всеобщее бегство из Гондолина, выдалось ясным до прозрачности. Ни клочка тумана, ни даже самой легкой дымки в воздухе. Каждое движение жителей города — как на ладони у соглядатаев Моргота, если он и вправду уже их подослал. Маэглин никогда не считал себя хорошим судьей мнений валар да и не стремился им быть. Но тут уж даже он отчетливо понял, что Ульмо предоставил им выкарабкиваться самим. С королем Тургоном Маэглин этим пониманием делиться не стал — тот и так выглядел мрачным и измученным. Может быть, не как в конце Битвы Бессчетных Слез, но как в ее середине уж точно. Несмотря на это, увидев Маэглина, полностью готового к путешествию, Тургон одобрительно кивнул и велел: — Займи свое место. Прежде чем Маэглин мог задать неловкий вопрос, Тургон жестом указал себе за плечо. Маэглин немедленно повиновался, скрывая смущение. Это было и в самом деле его место, в том смысле, что раньше он часто стоял там как советник, полководец, доверенное лицо и любимый родич короля. А теперь ему предстояло оставаться там же как... беспокойному подопечному, которого нельзя отпускать от себя, чтобы не натворил бед. Это было унизительно. Однако терпимо, а Маэглин должен был принять свою участь. Ведь он мог бы к этому дню быть уже казнен. Или изгнан и брошен на произвол судьбы в одиночестве. Или закован в цепи. Или возвращен в Ангбанд. И там закован в цепи... Напрасно он сейчас подумал об этом — и мысли, и зрение его немедленно помутились. Чтобы удержаться в настоящем, Маэглин стиснул рукоять своего меча, сосредоточился на весе лука за спиной. Это, последнее, было непривычным — лук матери он до сих пор при себе никогда не носил. Но теперь все должно было стать иначе — обещания, данного самому себе накануне, Маэглин нарушать не собирался. Пока он размышлял об этом, обитатели королевского дворца, наконец, завершили — или, возможно, просто оставили —последние приготовления, и король первым ступил за порог. Маэглин, не выходивший наружу несколько недель, почувствовал странную, не связанную ни с какими реальными опасностями, тревогу и замешкался, но Тургон уверенно шел вперед, и Маэглину ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. По пути к эльфам из дворца присоединялись другие эльдар Дома Короля и эльдар, жившие рядом, но не принадлежавшие ни к какому Дому. По соседним улицам двигались другие, столь же целеустремленные, потоки горожан. Со всех концов Гондолина эльдар спешили к дому Туора, чтобы воспользоваться тем самым скрытым проходом, который человек начал готовить еще прежде, чем Маэглин попал в Ангбанд и выдал Морготу потаенный город. Маэглин, исправно шагая за Тургоном, с болезненной четкостью осознавал, что идет по прекрасному сияюще-белому городу в последний раз. Улицы и площади, фонтаны и мостики, дома и мастерские — очень скоро все это перестанет быть его домом. Да и чьим бы то ни было еще тоже. Шаги и голоса эльдар здесь стихнут навсегда. А потом на смену им придет орочий топот, крики и рычание, когда слуги Моргота кинутся сюда, чтобы разорить и осквернить прекрасный Гондолин, но найдут свою смерть в стальных зубах ловушек, на прощание расставленных эльфами. По крайней мере, Маэглин надеялся, что так будет, потому что все другие возможности были еще хуже. Но и эта, говоря честно, не радовала его душу. Так или иначе теперь он терял свой дом. Первый дом, по которому в самом деле будет тосковать. И ему некого было винить, кроме себя. А всем остальным некого было винить, кроме него. Интересно, становилось им от этого легче или тяжелее прощаться? На лицах эльдар, окружавших Маэглина со всех сторон, ответа прочесть он не мог. Они были печальны и растеряны или решительны и собраны, иногда печальны и решительны... Яростно пылающей ненависти Маэглин нигде не замечал. Но он и не осмеливался смотреть слишком пристально или прямо привлекать к себе внимание. Хотя, конечно, его все равно видели: черную тень за спиной короля, изо всех сил старающуюся казаться незаметной. Но внимания ему оказывали как раз столько, сколько и заслуживала тень — один взгляд вскользь и ничего больше. Маэглин напомнил себе, что могло быть и хуже, как напоминал уже бессчетное множество раз со времен своего признания. Обычно это работало плохо. Сегодня — особенно плохо. Маэглин мрачно подумал, что, пока местные скалы еще рядом, не поздно в самом деле разделить судьбу Эола, чтобы не обрекать себя на целую жизнь вот этого вот. Но он не хотел умирать. Не хотел доказывать правоту Эола. А главное, не хотел больше быть трусом. А это значило, что он должен остаться и пройти через все, что ждало его впереди, чем бы это ни было.
***
Площадь перед домом Туора была заполнена до отказа, но Тургону, а за ним и Маэглину, конечно, все равно удалось войти в дом. Прежде замаскированные искусной мозаикой двери тайного хода сейчас были распахнуты настежь, и движение уже началось. Эльдар Дома Гневного Молота вызвались идти первыми, на случай если Моргот пронюхал о планах бегства и на выходе из Орлиной Расселены гондолинцев поджидает вражеская орда. Эльфы, подсвечивая себе путь феаноровыми лампами, исчезали в недрах прохода, достаточно широкого, чтобы полдюжины могли пройти в ряд. Смертный, очевидно, не поскромничал со своим, ах каким секретным, замыслом. Маэглин поверить не мог, что никто ничего не заметил. Что он сам до последнего даже не подозревал. Впрочем, Маэглин всегда сознательно избегал дома Туора, да его тут и не привечали. Размышления о человеке как будто вызвали его самого. А может, он просто кинулся к Тургону сразу, как только увидел его. Но вместо надлежащего приветствия смертный, едва поклонившись, сразу принялся горячо что-то доказывать, полностью игнорируя недовольство на лице короля. После первых нескольких фраз Маэглин понял, что Тургон планировал уходить из города последним, а человек был против этой идеи и настаивал, что до самого конца должен остаться именно он. Очевидно, вели этот спор они далеко не в первый раз и знали все доводы друг друга почти наизусть. По мнению Маэглина, только природное тупое упрямство человека не позволяло ему сдаться. Король Тургон, правда, противостоял этому напору с необычайным терпением. Но безо всякой готовности пойти на уступку. — Этот разговор окончен, — наконец объявил Тургон, когда Туор начал заметно повторяться. — Мы не можем предугадать следующего движения Моргота, поэтому должны быть готовы и к засаде впереди, и к погоне за спиной. На случай если Враг отпускает нас сейчас, только чтобы позабавиться. Рисковать ради безопасности моего народа — мое право и мой долг. Тем паче, что в таком опасном положении мы оказались по моей вине. После этих слов короля Туор несколько долгих мгновений смотрел прямо на Маэглина, недвусмысленно давая понять, что вину за "опасное положение" и без Тургона есть на кого возложить. Но говорить он ничего подобного не стал. Вместо этого сделал такое лицо, как будто у него оставался еще в запасе какой-то последний аргумент, к которому он на самом деле не хотел прибегать. Наконец решившись, смертный посмотрел Тургону в глаза и произнес: — Идриль боится, что ты не последуешь за нами, государь. Нарочно захочешь остаться здесь. Это не было вопросом, но человек определенно ждал какого-то ответа. Сердце Маэглина тем временем пропустило удар. Могло ли такое предположение быть правдой? Тургон решил отослать свой народ прочь, чтобы самому остаться и погибнуть с городом? И Маэглин разделит ту же долю? Было в этой возможности что-то одновременно ужасающее и успокаивающее. В подобный план Маэглину верилось легче, чем в поход неизвестно куда и шанс начать жизнь заново у никогда прежде не виденного моря. И он был готов принять свою судьбу. Хотя все еще не хотел умирать. О чем сердце напомнило ему, забившись с удвоенной силой. Но Тургон отрицательно покачал головой: — Нет, пусть не беспокоится об этом. Я твердо намерен пройти этот путь со своим народом до конца, если только Чертоги Мандоса раньше не распахнут передо мной свои врата. Но сам искать туда дорогу я не стану. У меня здесь еще есть неоконченные дела, которые я не вправе перепоручить никому другому. При этом он не повернулся к Маэглину. По крайней мере, точно не полностью. Но, может быть, немного. Или Маэглину это только показалось. Он не был уверен и, конечно, не мог спрашивать. Человек тоже, по-видимому, не смел допытываться. — Благодарю, государь, — только и сказал он, кажется, впрямь успокоенно. Потом глубоко поклонился и, наконец-то, отошел. Потянулось ожидание, тихое настолько, насколько это возможно в огромной толпе эльдар, нагруженных вещами, без которых они не могли пуститься в дальнюю дорогу без возврата. С течением времени толпа постепенно рассеивалась, пока не остался только Дом Короля. Из них первыми в тоннель прошел отряд воинов, затем двинулись эльдар, которые или не могли сражаться вовсе, или умели слишком мало, чтобы всерьез считаться воинами. Замыкали строй снова воины. Тургон следил, как все они исчезали в глубине хода, с нечитаемым выражением лица. Маэглин ждал момента, когда король сам сделает шаг к тоннелю. Или не сделает. На самом деле, Маэглин не думал, что Тургон откровенно солгал бы в лицо своему обожаемому зятю. Но они покидали Гондолин! Не так давно Маэглин был абсолютно уверен, что Тургон никогда и ни за что на такое не согласится. А теперь это происходило. По собственной вине Маэглина, но все же. Если возможен такой исход, то нет вовсе ничего невозможного. А король так любил свой город. Так любил! В нем была песнь его феа, его суть, его жизнь... Сам Тургон, казалось, думал о том же, наблюдая, как последние шестеро эльдар его Дома скрываются в тоннеле. — Ну вот и все, — сказал он со вздохом. Голос гулко разнесся в опустевшем доме. В совершенно пустом городе. Тургон постоял, чутко прислушиваясь, и продолжал: — Кажется, никакой погони. Маэглин тоже ничего не слышал. И это было хорошо. Наверное. Да, это было хорошо. — Проходи, — велел ему Тургон, указывая рукой в сторону тоннеля. На мгновение стало похоже, как будто Тургон действительно собирался все-таки остаться здесь. Один. Маэглин, пораженный этой мыслью, остановился на самом входе в тоннель. Что же теперь делать? Должен ли он спорить? Убеждать? Напоминать, что народ Гондолина не хочет терять своего короля? Что Идриль боится остаться без отца? Что Арэдель желала бы, чтобы ее брат продолжал жить? Маэглин сделал глубокий вдох, готовясь заговорить. Но Тургон не дал ему этого сделать, воскликнув: — Что ты стоишь? Идем же! Маэглин торопливо шагнул в глубь тоннеля. Тургон прошел за ним, напоследок повернув секретный механизм, чтобы вновь скрыть ход. Створки ворот за их спинами сомкнулись с идеальной точностью.
Глава четырнадцатая
читать дальшеТуман, которого Маэглину не хватало утром, накрыл гондолинцев на подходе к Орлиной Расселине. Он был такой белый и густой, что, протянув перед собой руку, трудно становилось разглядеть кончики пальцев. Теперь Моргот наверняка не мог следить за происходившим в долине. Но узкая тропа над пропастью, которая и в лучшие дни бывала опасна, сделалась еще коварнее. Даже эльдар, прославленным своей ловкостью, приходилось ступать очень осторожно, и дело двигалось медленно. Так что все горожане, в разное время покинувшие дом Туора, здесь опять сгрудились вместе. Идриль, даже среди всего этого тумана каким-то чудом заметив отца, подошла и на несколько мгновений молча сжала его руки в своих. Он в ответ ободряюще ей улыбнулся. Никто во всем Эндорэ не был настолько беспечен, чтобы использовать осанвэ, в то время как Моргот сидел на своем уродливом троне, могущественный, как никогда прежде, но Идриль и Тургон все равно каким-то непостижимым образом, казалось, понимали друг друга. У Маэглина создалось отчетливое впечатление, что он стал свидетелем разговора, вовсе для него не предназначенного. Но это не заставило его отвернуться, а лишь побудило еще отчаяннее впитывать всем своим существом присутствие Идриль, пока представилась возможность. Идриль на Маэглина не смотрела. Но так было даже лучше — он не видел ее после злополучного совета и не хотел знать, что может прочесть сейчас в ее глазах. Когда Идриль снова уплыла в туман, Маэглин провожал ее взглядом, пока мог. То есть очень недолго. Она исчезла, а еще через некоторое время до слуха Маэглина донесся пронзительный возглас Эарендиля: — Мамочка! Маэглин привычно заставил себя не морщиться. Ненависть к этому ребенку не принесла бы ему ничего хорошего. Никогда. И особенно не теперь. Он, правда, все равно не мог ее не чувствовать, но прекрасно умел скрывать. Впрочем, именно сейчас Тургон почему-то скользнул по лицу Маэглина таким взглядом, как будто догадался, о чем тот думает. Раньше такого ни разу не бывало. С другой стороны, до недавнего времени у Тургона никогда не было оснований ожидать от Маэглина чего-то настолько отвратительного. Теперь же он вправе был ждать чего угодно, и у Маэглина не нашлось бы слов, чтобы оправдаться. К счастью, Тургон, похоже, вообще не склонен был разговаривать, и они продолжали ожидать своей очереди в молчании. Мгновения складывались в часы. Эльдар тонким ручейком утекали из долины Тумладен навстречу неизвестности. Из разговоров вокруг Маэглин понял, что уже было несколько случаев, когда эльфы оступались и падали, но пока удача держалась на их стороне: всех упавших удалось подхватить вовремя, и некоторые из них были совсем невредимы, а другие отделались легкими ранами. Маэглин невольно вновь вспомнил о предсмертных словах Эола. До последнего времени он никогда, на самом деле, не придавал им большого значения. Но все же существовала некая вероятность, что Эол был прав. Или нет? В последние годы жизни Эол оказывался прав хоть в чем-нибудь все реже и реже. Маэглин был так зол и разочарован, когда впервые заметил это за отцом. А теперь это успокаивало. Какая насмешка. Если как следует присмотреться, все в жизни Маэглина представлялось более-менее скрытой насмешкой над его наивными детскими представлениями и мечтами. Однако Маэглин давно уже не ребенок и первым готов был признать, что большая часть обстоятельств его жизни, какими бы они ни были, явилась прямым результатом его собственного выбора. Значит, и то, пройдет ли он Орлиную Расселину, тоже зависело от него. Конечно же. Это, на самом деле, было не так уж и утешительно, если знать, как складывалась жизнь Маэглина в последнее время. Но ничего лучше он придумать не мог. А исход жителей Гондолина вокруг него, сколь бы странно это ни было, проходил слишком размеренно и спокойно, чтобы по-настоящему отвлекать от размышлений. Только один раз в пределах слышимости Маэглина разыгралось что-то вроде ссоры. И это тоже было очень странно, потому что Идриль, ее несносный человек и почему-то Глорфиндель заспорили, кто должен нести Эарендиля через ущелье. Впрочем, причина участия в этом деле главы Дома Золотого Цветка выяснилась почти сразу. — Государь Тургон доверил мне безопасность своего внука, и я позабочусь, чтобы Эарьо перебрался на другую сторону ущелья в целости и сохранности, — заявил Глорфиндель, заметно повысив голос. Тургон, чье внимание, несомненно, тоже было привлечено к спору, тем не менее, не спешил вмешиваться, ни за, ни против слов Глорфинделя. А Маэглин подумал, что теперь ясно, почему за все время его заключения, среди сменных стражников ни разу не появлялся глава Дома Золотого Цветка, один из лучших мечников города. Он, стало быть, получил от Тургона особое поручение — охранять "величайшее из сокровищ Гондолина", как не раз с нежностью говорил о внуке король. Маэглина эти слова всегда раздражали: в мальчишке не было ровным счетом ничего ценного или хотя бы особенного. — Глорфиндель, я ценю твою преданность безопасности моего сына, — тем временем заговорил Туор. — Но все-таки он мой сын, — продолжал он с заметным ударением на слове "мой". — И я более чем способен сам перенести его. — Конечно, ты прав, — сказала Туору Идриль, однако в ее тоне слышалось какое-то явное "но", что редко бывало, когда она разговаривала с человеком. И она продолжала: — Но он и мой сын тоже, и мне будет спокойнее всего, если я сама перенесу его. На это человеку нечего было возразить, и он предложил: — Может, спросим у самого Эарендиля? — Нет, — отказалась Идриль. — Я за тем и отослала его с Мелет пройтись, чтобы он не слышал этого разговора и не чувствовал себя должным выбирать между нами. — Между вами? — вмешался Глорфиндель. — А вдруг он меня бы выбрал? — голос лорда потерял часть прежней серьезности, но сдаваться лорд все еще не собирался. Еще некоторое время они продолжали возражать друг другу в том же духе, пока Идриль, к удивлению Маэглина, не победила. Маэглин взглянул на Тургона и увидел, как тот кивнул, не то одобряя итог спора, не то показывая, что этого и ожидал. Впрочем, спорщики все равно не могли видеть его из-за тумана. Больше ничего примечательного не происходило в течение, как показалось Маэглину, целой вечности. Как и в случае с туннелем, они с королем уходили последними. К тому времени, когда Маэглин шагнул на тропу, туман настолько сгустился со всех сторон, что Великие Орлы, которые наблюдали за гондолинцами, паря в небесах над ними, превратились в размытые темные тени. Маэглин, проходя над пропастью со с детства привычной ловкостью и осторожностью, старался не думать вообще ни о чем, чтобы не отвлекаться от дела. Но все его тревоги, страхи и сомнения как будто кружили на пределе видимости, словно хищники, ожидающие подходящего момента, чтобы напасть. И когда к нему с высоты метнулась огромная черная тень, ужас в душе Маэглина вспыхнул поистине ослепительно. Маэглин вздрогнул всем телом, узкая тропа вывернулась из-под ног, и он полетел вниз, навстречу острым скалам на дне ущелья.
Глава пятнадцатая
читать дальшеКогда Маэглин опять начал осознавать себя, первым его ощущением вполне ожидаемо стала боль: не то чтобы очень сильная, но постоянная, она охватывала его голову, спину, грудь, руки и ноги. Маэглин рискнул вдохнуть поглубже, и боль в груди вспыхнула в ответ с новой интенсивностью. Но если бы он действительно налетел на скалы, и они пронзили его насквозь, или если бы слуги Моргота снова наложили на него лапу — мучения наверняка были бы куда страшнее. Это и придало Маэглину решимости открыть глаза. Над ним раскинулось низкое молочно-белое зимнее небо. Точно не Ангбанд! От облегчения Маэглин вздохнул полной грудью, тут же поплатился за это очередной вспышкой боли и невольно охнул. Возможно, все-таки скалы… — Очнулся, — удовлетворенно произнес где-то сбоку определенно эльфийский голос. Затем послышались легкие шаги, и над Маэглином склонился целитель, одетый в цвета Дома Гневного Молота. Маэглин несколько мгновений разглядывал его с изумлением, а потом подумал, что это все, на самом деле, имело смысл. Рог первым провел своих эльфов по опасной тропе и, не встретив никакой засады Моргота в конце пути, постарался сделать дорогу менее трудной для других. Должно быть, именно эльдар Дома Гневного Молота и вылавливали всех, кто срывался с тропы в ущелье. Маэглину просто раньше не приходило в голову интересоваться такими подробностями. Он ведь на самом деле не боялся упасть. Быть выслеженным Морготом и схваченным его слугами — да. Но простое падение... Подобного с ним с детских лет не случалось. Так что и саму возможность Маэглин не рассматривал серьезно. И вот. Сейчас, лежа на твердой земле и позволяя целителю делать привычную лекарскую работу: поворачивать своего пациента в разные стороны и тыкать в него пальцами, как заблагорассудится, Маэглин ясно осознавал, что никакой гигантской летучей мыши над тропой не было, да и быть не могло. Только не в тот момент, когда в небе парили разом все Великие Орлы, что гнездились в Окружных горах. Скорее всего, одного из Орлов Маэглин и вообразил летучей мышью. Разумеется, он никогда и никому об этом не расскажет. Не стоило позорить себя перед соплеменниками больше, чем он уже это сделал. Да и кто знает, не посчитают ли сами Свидетели Манвэ такую ошибку оскорбительной для себя? Определенно, лучше было держать язык за зубами. Это Маэглин прекрасно умел всю свою жизнь. Тут же из глубин сознания вылезла непрошенная мысль, что, если бы он и в Ангбанде воспользовался своим умением, сегодня вообще никому не приходилось бы никуда уходить. К счастью, именно в этот момент целитель посчитал осмотр законченным и отвлек Маэглина от размышлений, обратившись прямо к нему: — Рухнул ты, конечно, как мешок со щебнем. Более неловких падений у нас точно не было. Но зато тебе и повезло изрядно — ни одной раны, которую не могла бы в мгновение ока полностью исправить лепешка лембаса. Так что давай ешь, и дальше пойдешь уже сам. Тут целитель вытащил из поясной сумки лепешку, по всем правилам тщательно обернутую листьями для сохранности, развернул и сунул в руки Маэглину. Потом, спохватившись, с профессиональной осторожностью помог Маэглину принять полусидячее положение около каких-то поросших чахлой травой камней и ушел, оставив его наедине с лембасом. И с новыми впечатлениями, потому что теперь Маэглин видел вокруг себя походный лагерь, явно не в Орлиной Расселине. Выходит, он провел без сознания достаточно времени, чтобы гондолинцы успели пройти от перевала до первой стоянки. Не то чтобы Маэглин имел хоть малейшее представление, где эти стоянки были намечены, но все же... Неужели он так сильно ударился головой, что много часов провел в беспамятстве? Или целитель просто погрузил его в сон, пока не будет времени всерьез им заняться? Второе выглядело, пожалуй, более вероятным. Задерживаться на перевале дольше необходимого было опасно, даже под прикрытием тумана, который все-таки послал им Ульмо. Маэглин на мгновение задумался, не должен ли он вознести Владыке Вод какую-нибудь благодарность или вроде того — и решил, что не стоит. Ради кого бы вала ни явил свою милость, уж точно не ради него. Причем это не было даже обидно. Теперь уже нет. Мысли Маэглина просто вернулись к тому, что могло бы произойти после его падения. Итак, раны Маэглина могли подождать, раз уж они не мешали его переносить. Других раненых эльдар Маэглин вокруг не видел. Наверное, о них успели позаботиться еще до того, как Маэглин ступил на узкую тропу и с нее неуклюже устремился навстречу скалам. Так что он оказался единственным, неспособным идти, и нести его до первой стоянки действительно имело смысл. Хотя эльдар, которым пришлось тащить его — и его вещи, теперь аккуратно сложенные неподалеку, наверняка не были счастливы. Впрочем, эльдар Дома Гневного Молота славились своей эффективностью в любых делах. Не говоря уж о том, что Тургон мог кому угодно приказать что угодно, и исполнить волю короля в любом случае было бы честью. При мысли о Тургоне Маэглина охватила неловкость. В каком-то смысле чувство было очень привычное: после своего появления в Гондолине Маэглин долгое время с отвращением думал о том, чтобы показаться своему дяде-королю слабым или глупым или как-нибудь иначе разочаровать его. Теперь, конечно, об этом уже не было смысла беспокоиться. Маэглин выдал Морготу Гондолин! Разочаровать дядю еще сильнее все равно уже не получится, сколько бы он не запинался со страху о собственные ноги. Но неловкость не исчезала, и Маэглин решил, что, как только сможет встать, первым делом разыщет дядю и — извинится, наверное. Тем более, Тургон ведь велел ему не отлучаться от себя в дороге. Так что искать все равно пришлось бы. Однако сначала следовало перестать предаваться праздным размышлениям над лепешкой лембаса и начать уже есть эту самую лепешку. Маэглин тяжело вздохнул. В последний раз он ел лембас в своей мастерской, прямо после возвращения из Ангбанда, и это был откровенно неприятный опыт: сперва хлеб казался по вкусу похожим на пепел, и Маэглин решил, что превращается в орка. Потом, правда, оказалось, что его рот и горло были просто обожжены изнутри орочьим «исцелающим» пойлом, и как только лембас помог Маэглину исцелиться по-настоящему, вкус вернулся. Но все же с тех пор у Маэглина не возникало желания — впрочем, как и необходимости — есть благословленный дорожный хлеб. И теперь тревога самую малость давала о себе знать. Было бы ужасно здесь, посреди эльфийского походного лагеря, который выглядел на удивление нормально, снова испытать, что в нем самом нечто безвозвратно искажено. Но он не узнает, пока не попробует. А никто другой не узнает, даже и после того, как он попробует. И ему нужны силы и исцеление, иначе еще много дней его тело будет чувствовать себя избитым. Маэглин еще раз вздохнул, собрался с духом и наконец откусил очень маленький кусочек лепешки. Рот сразу заполнился вкусом мягчайшего свежеиспеченного хлеба, который лембас мог сохранять годами и даже десятилетиями. Напряжение покинуло Маэглина, а вместо него напомнило о себе чувство голода. Так что Маэглин живо откусил от лепешки чуть не целую четверть, кое-как прожевал и быстро проглотил. Потом все-таки заставил себя доесть остальное в спокойном, приличном для эльда темпе. К тому моменту, когда с лепешкой было покончено, Маэглин уже не чувствовал ни голода, ни боли, ни слабости. Он был здоров, полон сил и даже, пожалуй, немного весел. Даже предстоящая встреча с Тургоном уже не заставляла его внутренне съеживаться.
Очень неожиданное развитие событий. читать дальшеЯ получила ответ от техподдержки, согласно которому мой канал не заблокирован, и вообще с ним все в порядке. При этом вразумительного объяснения тому, что вчерашняя публикация не получила ни показов, ни, соответственно, просмотров, нет. Сказано только, что все зависит от интересов читателей, а они очень динамичны. Но, по-моему, читателям немного сложно определить, интересна публикация или нет, если "Дзен" просто не показывает ее никому.
А вот что было раньше:
Реально, никогда не любила "Яндекс.Дзен", а теперь не люблю его еще больше.
Раньше я не любила его, потому что читать дальшеон все время показывал мне какую-то неинтересную и раздражающую чушь. Но я часто пользуюсь поисковиком "Яндекса", поэтому какое-то время приходилось терпеть. Потом я, к счастью, нашла, как его скрыть и какое-то время жила счастливо, не видя всего этого бреда.
А потом я поменяла компьютер, и дурацкий "Дзен" опять стал виден. Причем кнопки скрыть, там, где я обнаружила ее в прошлый раз, не было. И я снова какое-то время мучилась... а потом опять нашла, как его скрыть (вот, кстати, сейчас опять забыла уже, если снова понадобится - снова буду мучиться). Ну, в общем, не контачила я с "Дзеном" никак.
Но недавно внезапно я решила, может, и мне попробовать завести свой канал, разбавить градус бреда и, возможно, набрать подписчиков, посмотреть, сколько народу я реально могу привлечь своими текстами: все-таки "Дайри" и "Фикбук" не показатель в этом плане, все-таки узкая фандомная тематика.
Конечно, перед тем, как пробовать. Я решила узнать, как вообще это делается. Посмотрела уроки от дзен-гуру))) Ну, честно скажу, что в техническом плане мне это помогло: как завести канал, как оформлять публикации, как сделать так, чтобы считалась статистика... Но что эти люди несли про контент! Что они несли так их и разэдак!!!
Один учил искать статьи по теме и отдавать их на рерайт, под девизом: 50 рублей и уникальная статья для вашего блога готова, вам вообще ничего знать и уметь не надо. Другая советовала публиковать по 20 постов в день, чтобы быстро набрать количество просмотров. Ну, что не так с первом советом, думаю, все без меня понимают. А со вторым... Двадцать постов в день - да даже если это будут хорошие качественные посты, а не "рерайт за 50 рублей", у человека, который имел несчастье подписаться на этот блог, глаз задергается.
Ну, в общем, я решила больше никаких советов не смотреть, пока у меня самой еще глаза не дергаются, а начинать уже. Зарегистрировала новый профиль и начала... позавчера. А вчера мой канал заблокировали. Во всяком случае, я так думаю, потому что позавчера просмотры материалов были, а вчера был один просмотр и все.
В общем, заблокировали. Кто знает почему. У меня там точно не было ничего, нарушающего правила, никакого высокого рейтинга (где я, а где высокий рейтинг), все тексты были написаны лично мной, никакого рерайта. В этом было больше смысла, чем в тех публикациях, которые показывал (и сейчас показывает, если ему разрешить, я через приложение на мобильном попробовала) "Дзен" лично мне. Но вот же.
Написала в техподдержку. Мне написали, что заявку приняли и когда-нибудь ответят. Но я уже почитала про общение с техподдержкой... в основном, все пишут, что это способ сломать себе мозг и ничего не добиться.
Но у меня что-то и запал стремительно пропадает. Я еще посмотрела топы по разным тематикам... и что-то ничего интересного почти что. В каждом топе по 50 позиций, но лично мне нравятся из этих 50 дай бог какой-нибудь один, и то не из самого верха.
Словом, не сходимся мы с "Дзеном" в предпочтениях просто никак.
Ходила сегодня на "Фикбук", наткнулась на автора, который пишет фики за "коммишн", то есть за деньги. Вернее, наткнулась на фанфик по "Небожителям", который был помечен как "коммишн", я не поняла что это, а потом заглянула в профиль автора, и сразу поняла что это... Эээ...
И с этой ситуацией у меня, на самом деле, аж два повода для недоумения внезапно нашлось:
Во-первых, нельзя же зарабатывать на фиках? Нарушение авторских прав и все такое.
Во-вторых, конкретно этот фик плохо написан. Ну, честно говоря, далеко не самый плохой фик, который мне попадался на "Фикбуке", сюжет мне даже понравился. Но сюжет, я так понимаю, заслуга скорее заказчика, чем автора, а написано так, что руки чешутся отбетить. И кто-то кому-то за это заплатил.
Вот.
Но, наверное, это не новое явление, и просто я как обычно все пропустила. Или все-таки новое?
Быстрый АПД. У меня на самом деле три повода для недоумения... Там еще и читателям предлагается поддержать автора донатом. Хм.
Порция фандомной рефлексии, о которой никто не просил.
Я как-то уже рассказывала, что фандом "Магистра" отличается почти поголовной любовью к главному герою и к пейрингу главного героя. Трудно найти фанфик, в котором автор катил бы на них бочку. Это выгодно отличает фандом от ГП и Сильмариллиона, где фиков, в которых авторы катят бочку на протагонистов, много и найти их очень легко.
В общем, в MDZS, прочитав уже кучу фиков, я видела недружественных по отношению к главным героям буквально раз-два и обчелся за все время. Но тут, видимо, в лесу чего-то сдохло, и мне попалось два таких фика подряд, причем один из них от автора, у которого я уже многое читала и все всегда было здорово.
А тут прям не могу перестать плеваться. От того, чтобы пойти и высказаться в комментах, меня удерживает языковой барьер: это читаю я по-английски хорошо, а пишу плохо. Правда, там и без меня не так уж мало отзывов о том, что как-то не айс, а автор все равно никому не отвечает. Но это не мешает мне кипеть.
Так что сильно сквикает меня, когда на героев вешают лишних собак, а еще больше сквикает, когда героев заставляют извиняться за то, в чем они не виноваты, причем извиняться не перед кем-то там, а перед теми, кто на самом деле, по канону, сам перед ними виноват. Вот это, пожалуй, особенно большой сквик.
Дошла я до этой мысли, и вспомнила свои страдания по поводу фиков, где Келебримбора заставляют извиняться перед Куруфином... И вот, получается, в совершенно другом фандоме я вляпалась в то же самое, хотя и в совершенно другом сюжете, и не между отцом и сыном.
Все именно так, как я написала в не очень-то творческом заголовке этой записи)
Сегодня я закончила проект, над которым работала - страшно сказать - 16 лет.
Конечно, работа шла с большими перерывами, я несколько раз применяла прием "уничтожить все и начать с нуля", потому что считала нужным, и еще пару раз мой компьютер принимал решение за меня.
Самое удивительное, что в окончательном варианте все-таки осталось что-то и от самого первого... да.
В целом, время прошло проекту на пользу, он намного лучше, чем мог бы быть.
И вот теперь я больше ничего не могу сделать. Остается только ждать, понравится ли то, что я уже сделала, другим людям. Надеюсь, что понравится.
Вот. Спасибо, что дочитали до этого этого предложения мой сильно загадочный пост))) Он и планировался таким загадочным.
Но, надеюсь, читатели все равно за меня порадуются и подарят мне немного Дайри-магии на удачу)
Кстати, я еще в начале марта думала, что вот-вот закончу и тогда, наверное, размещу здесь такой пост, а потом как-то все опять затянулось, и в какой-то момент мне показалось, что сам Дайри до этого поста уже не дотянет... А вот)))
Вопрос: Судьба проекта сложится прекрасно и в самое ближайшее время?
Не знаю, получится ли новый пост в свете своеобразной работы Дайри в последние дни, но попробую...
Итак, время от времени я предпринимаю попытки купить книгу "Падение Гондолина" на русском, в бумажном варианте. Делаю я это и в надежде мотивировать себя снова писать про Гондолин, и просто так, чтобы книга у меня наконец-то уже была...
В предыдущий раз, когда я пыталась купить "Падение Гондолина", его не было, но я вместо него нашла и купила "Берен и Лютиэн", опять же на русском, в бумажном варианте. До этого я специально искала "Берен и Лютиэн", но этой книги не было.
Сегодня, в очередной раз попытавшись купить "Падение Гондолина", я опять не нашла его, зато нашла "Сильмариллион" в переводе Лихачевой с иллюстрациями (до этого тоже специально смотрела, его не было), а также второй том "Утраченных сказаний" (2-ой том HoME) и "Устроение Средиземья" (4-й том HoME). "Утраченные сказания" я когда-то уже видела в бумаге, но давно, тогда еще не была в фандоме и должного внимания не обратила... А четвертый том не видела никогда. Так что сегодня взяла все три книги.
В итоге у меня теперь есть два перевода "Сильмариллиона" (Эстель была уже давно и теперь вот Лихачева) и второй том "Утраченных сказаний" без первого (очень не люблю такие ситуации, но не удержалась), а "Падения Гондолина" нет по-прежнему. Это уже превращается в анекдот, собственно, поэтому я и пишу этот пост)))
Теперь возможны три варианта дальнейшего развития событий: в следующий раз мне попадется, наконец, "Падение Гондолина", а новой неуловимой книгой станет первый том "Утраченных сказаний", либо, наоборот, в следующий раз мне попадется первый том, а "Падение Гондолина" снова нет, и самый грустный вариант - мне так больше и не попадутся ни первый том, ни "Падение"...
А, ну, и есть еще четвертый: я спокойно и без приключений куплю и то, и другое. Маловероятно)
На новой волне беспокойства о том, что здесь все может исчезнуть с концами, я наконец-то завела себе резервную площадку. Теперь меня можно найти на Дыбре. Вот здесь: https://dybr.ru/blog/stokorobokknig
Туда перекочевали все записи и комментарии из этого дневника с начала ведения до вчерашнего вечера.
Из плюсов могу назвать два: очевидный - если все реально пропадет тут, то там останется; неочевидный - теперь у меня есть блог, в адресе которого не фигурирует мой ник, то есть я могу в какой-то момент поменять ник, но адрес от этого не начнет выглядеть странно (поменять ник я периодически порываюсь с 2013 года, но никак не могу придумать новый ).
Из минусов: - теперь, пока я не соберусь бросить Дайри (а я не соберусь ведь, пока сам не накроется), все придется по два раза повторять по два раза повторять; - ну, и к новому ресурсу все-таки надо привыкать заново, даже если он во многом похож. Эх.
Не отпускает меня история братьев Ши из "Благословения небожителей". Душа просит макси, но согласна брать и малыми формами, так что я по-быстрому написала очень маленький миник — даже до 1000 слов не дотянула. Осторожно, мрачняк!
Что происходит, спойлер из новеллы:читать дальше в прошлый раз я уже обрисовала в общих чертах историю Ши Уду и Ши Цинсюаня: их было два брата, младшего преследовал демон, от которого могло бы спасти только вознесение на небеса. Но вознесся старший и узнал, что младшему это не суждено. Тогда старший брат без ведома младшего поменял местами его судьбу и судьбу другого человека с тем же днем рождения и похожим именем. Младший брат тоже вознесся. А тот человек, которому досталось вместо него преследование демона, потерял всю семью и сам мучительно умер. Но после этого вернулся демоном, чтобы отомстить. Он стал очень сильным и хитрым и пробрался в небесную столицу под видом божества, чтобы выведать о братьях как можно больше. При этом случайно подружился с младшим из братьев... Но от мести его это не остановило. И вот она месть. Это и в новелле описано довольно подробно. Но тут немного другой ракурс.
Название: Нажраться без удовольствия Автор: vinyawende Категория: джен Персонажи: Ши Уду, Ши Цинсюань, Хэ Сюань Рейтинг: R (16+) Жанр: драма, агнст, хоррор Размер: мини, 976 слов Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Мосян Тунсю и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает. Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным. Саммари: Демон Черных Вод готовил месть братьям Ши как самое изысканное блюдо и потратил на это столетия. Но вот пришло время испробовать свое варево, и выяснилось, что вкус у похлебки так себе. Предупреждения: Насилие, пытки Примечание автора: две реплики взяты прямо из главы 124 "Благословения небожителей".
читать дальше Еще с тех пор как он был человеком и едва не умер от голода в тюрьме, с едой у Черновода вечно возникали какие-то проблемы: то ее не было, а есть хотелось, то наоборот. Иногда бывало и так, что еда вот она — только руку протяни, и голод властно заявлял о себе, а стоило начать есть — и кому бы помолиться, чтобы дал сил не выплюнуть. Вкус не тот. Не такой, как думалось, как мечталось, как помнилось по коротким годам благополучной жизни человека, которого звали Хэ Сюань. Черновод привык и не ждал от своих трапез многого — подвернулось, что жевать, и ладно. Он усердно работал челюстями и ни на что, включая вкус, не обращал внимания, ни на пирах в небесной столице под личиной Мин И или под любой из десятков других, ни в своем истинном облике в Призрачном городе или у себя на острове, ни в бесчисленном множестве других мест, куда таскал его — а вернее, опять Мин И — за собой Повелитель Ветров, который дня прожить не мог, не заскучав по своему "лучшему другу". Но с местью, конечно, все должно было быть иначе. Черновод так давно планировал ее, так тщательно готовил, что, в конце концов, она, как самое утонченное и изысканнейшее из блюд, которое только видел мир, должна была принести ему подлинное наслаждение. Торжество. Облегчение. Покой. Но снова что-то пошло не так. И, честно говоря, если бы Черновод дал себе труд подумать об этом раньше, то понял бы, что это просто обязано было случиться. Обязано. Варианты, которые предложит братьям Ши, когда они оба окажутся целиком и полностью в его власти, Хэ Сюань продумал во всех подробностях давно. Конечно, не сразу после смерти, тогда он был слишком слаб и безумен для этого, да и не знал всей правды. Но еще до горы Тонлу. До того, как стал одним из непревзойденных и получил прозвище Владыки Черных Вод. В ту пору воспоминания о его собственной человеческой жизни, о родных и о выпавших на их долю страданиях были очень свежи. Идеальным казалось заставить мерзавцев, для которых в погоне за своей выгодой семья Хэ не значила ничего, ополчиться друг против друга. Хэ Сюаню сладостно было представлять, как они бешено вцепятся друг другу в глотки, когда каждый захочет из двух плохих вариантов заполучить именно тот, который предполагает долю чуточку легче именно для него. В фантазиях молодого демона якобы Повелитель Ветров Ши Цинсюань — никчемный бесполезный трус, готовый на все лишь бы выжить и избежать страданий, — с радостью хватал тупой ржавый тесак и принимался им отпиливать голову Ши Уду, не обращая внимания на мольбы и проклятия. А Ши Уду, высокомерная мразь, возомнившая себя повелителем чужих судеб, чуть не спотыкался о свои ноги, бросаясь снова менять судьбу младшего брата. На этот раз не на жребий бога, а на презренный удел жалкого безумца. Все для того, чтобы сохранить собственную жизнь, хоть бы и среди смертных, и плевать, что станет с другим. Но тогда Хэ Сюаню еще не довелось познакомиться с братьями Ши. Повелитель Вод Уду, Повелитель Ветров Цинсюань — это были только имена, за которыми для него ничего не стояло. Мельком виденное перед самой смертью лицо небесного чиновника не в счет. А вот после Черновод под видом Повелителя Земли Мин И видел их обоих не то что сотни, а тысячи раз. Особенно, конечно, Ши Цинсюаня, который как-то прилип к нему практически с первого дня, когда "Мин-сюн" вознесся. Разумеется, Ши Цинсюань никогда не смог бы не только обезглавить брата, но и причинить ему хоть какую-нибудь боль. А Ши Уду не выбрал бы ничего, что предполагало вред для Ши Цинсюаня. Это было ясно, как день, из каждого их взаимодействия, которое Черноводу когда-либо выпало засвидетельствовать, из каждого слова бесконечных рассказов Ши Цинсюаня, в которых его брат был непременным героем. Их любовь и преданность друг другу поражали воображение и лично у Хэ Сюаня то и дело вызывали сильнейшие приступы тошноты. Это могло бы даже выдать его, если бы существовал хоть какой-то реальный шанс, что вечно ненасытного демона вдруг станет рвать. Но менять планы Черновод упорно не собирался. Говорил себе, что в самый последний момент, когда он как следует надавит и из них полезет их глубинная подлинная сущность, все пойдет именно так, как он всегда представлял. И вот теперь ему приходилось наблюдать, как в его собственной темнице лишенные сил, избитые и униженные, без надежды на спасение, они рыдали и орали друг на друга, пока каждый настаивал на варианте, который считал более благоприятным для второго. Не тот вкус. Совсем не тот. Черновод не мог больше это есть. Вернее, видеть. Конечно, видеть. И в ярости он отвесил Ши Уду здоровенного пинка. Тому, впрочем, уже и не надо было так много. Ши Уду отлетел далеко, ударился об пол и не поднялся, но лучше не стало. Очередной вопль Ши Цинсюаня был оглушителен: — Брат!!! — Закрой рот! Довольно показывать мне это тошнотворное представление о ваших братских чувствах, оно здесь никого не растрогает! — в ярости заорал в ответ Черновод. И это было правдой. Разумеется, было. Черновод вовсе не собирался жалеть ни одного из них. Он просто не мог больше это есть. Но не знал, что же теперь делать. Так что, пожалуй, ему следовало быть благодарным Ши Уду, за то, что тот именно в этот момент очнулся и слетел с катушек. После этого Черноводу было чем заняться: оторвать руки Ши Уду, чтобы он не задушил Ши Цинсюаня, оторвать голову Ши Уду, чтобы не слышать его торжествующих слов и безумного смеха. Тут его снова оглушили вопли Ши Цинсюаня — громче, отчаяннее, бессмысленнее прежних. А потом делать стало опять нечего, и Черновод стоял перед опустошенно затихшим Ши Цинсюанем с оторванной головой Ши Уду в руках. И не чувствовал ничего такого, что ожидал или хотел почувствовать. Похлебка его мести оказалась на вкус совсем не такой, как он ожидал. Причем это с ней случилось еще до того, как Ши Уду запустил в нее свои теперь уже оторванные руки. Но какой бы отвратительной ни стала еда, ее все равно можно было съесть. Просто заставить себя. Взять и нажраться безо всякого удовольствия. Так он и сделает, а потом заснет лет на тысячу.
Тот самый фанфик по новелле "Благословение небожителей", о котором я говорила в предыдущем посте.
Коротко о новелле "Благословение небожителей" Мосян Тунсю, для тех, кто не читал:
читать дальшеХудожественный мир основан, насколько я понимаю, на китайской мифологии в очень свободной трактовке. Существует три мира: мир смертных, мир богов и мир демонов. При этом смертные, понятно, обычные люди. Божества - люди, которые на своем жизненном пути достигли таких духовных высот, что буквально вознеслись в небо и стали богами. Демоны - люди, которые при жизни накопили много негодования (обычно из-за несчастий и/или ужасной смерти) и после смерти не ушли на перерождение, а остались беспокойными мстительными духами.
При этом мир божеств выглядит самой натуральной небесной канцелярией, божества даже носят название небесные чиновники. Каждый чиновник отвечает за какую-нибудь отдельную область действительности на отдельной территории мира смертных. И все как в максимально токсичном офисе: подсиживание, интриги, подковерная борьба, лесть вышестоящим, пинки упавшим... Не участвуют в этом всем только самые нормальные персонажи, но их мало. Ши Цинсюань — один из них. Ши Уду, в каком-то смысле, другой из них, но уже в силу того, что он забрался на вершину пищевой цепочки и с ним никто не связывается.
Ну, и вот в этом антураже происходит то, что описано в саммари фика. В принципе, для понимания больше ничего не нужно, по-моему. Но, конечно, есть нюансы, поэтому дальше уже конкретные спойлеры сюжета новеллы.
Малый спойлер про братьев Ши. читать дальшеШи Уду и Ши Цинсюань — два брата, один Повелитель Вод, другой Повелитель Ветров. Когда-то они родились в семье богатого торговца, но, когда родился младший брат, к нему прицепился зловредный демон, который предрекал, а затем обеспечивал своим жертвам несчастья, пока не доведет их и всю их семью до смерти. Спастись от него можно было, только вознесясь на небеса. Так что семья разорилась, родители умерли, братья остались вдвоем, очень любили друг друга и пытались как-то спастись от козней демона. В итоге они вознеслись, и все как бы стало хорошо. Но это не совсем правда.
Большой спойлер про братев Ши. читать дальшеНа самом деле, когда Ши Уду вознесся, он выяснил, что его брату Ши Цинсюаню буквально не судьба вознестись. То есть, как бы он ни старался, этого не произойдет, потому что его жизненный путь просто такого не предусматривает. А это означало, что от демона Ши Цинсюань не спасется. Но Ши Уду очень любил своего брата. Так что он нашел человека, у которого были схожие с его братом имя и дата рождения (человека звали Хе Сюань), но судьба с вознесением, и поменял судьбы местами. Так что Ши Цинсюаню досталось вознесение, а Хе Сюаню преследования от демона, смерть всей семьи и собственная смерть. Ши Цинсюань ничего об этом не знал и думал, что вознесся своими силами. А Хе Сюань, который пострадал вместо него, вернулся одним из сильнейших демонов, чтобы отомстить, сначала тому демону, который его довел до ручки, а потом братьям Ши. Мин-сюн, упомянутый в фике, это он и есть, переодетый до неузнаваемости, так сказать. В конце концов он реально жестоко отомстит братьям. Но при этом к Ши Цинсюаню он в какой-то мере действительно привязался, пока готовил свою месть. Как-то так.
Глобальный спойлер про небесную канцелярию. читать дальшеСамый главный из небесных чиновников — небесный император Цзюнь У, все знают, что он сильнейший из богов, а также благороднейший, умнейший и так далее. Он вознесся полторы тысячи лет назад и до сих пор держится (там такая система, что новые божества возносятся постоянно, но если в божество не верят, оно теряет силу и исчезает, так что кадры обновляются). К началу новеллы никого не было настолько же древнего, как он. Это официальная версия. А на самом деле он вознесся гораздо раньше, потом попытался спасти свою страну от извержения вулкана, вгрохал кучу сил и времени, другие боги над ним смеялись, последователи особо не поддерживали, в итоге ничего не получилось, уйма народу погибла, в неудаче обвинили его, над ним опять смеялись и его ненавидели. Так что он свихнулся и стал одновременно небесным чиновником и сильнейшим Непревзойденным демоном. Сначала убил жителей своей страны, включая ближайших своих друзей, кроме одного, который бежал и спрятался, потом всех небесных чиновников, которые были в курсе его истории, похоронил их в основании небесной столицы и начал новый пантеон. А затем все время был и императором, и демоном. Про это реально никто не знал, а он знал все про всех и тщательно следил, чтобы никто не стал случайно сильнее или лучше него. Это одна из причин, почему все так криво работало.
Название: О самодурстве, рисе и братской любви Автор: vinyawende Категория: джен Персонажи: Ши Уду, Ши Цинсюань Рейтинг: PG-13 (12+) Жанр: драма, агнст, харт/комфорт Размер: мини, 4 500 слов Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Мосян Тунсю и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает. Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным. Саммари: Повелитель Вод устроил шторм и потопил корабли тех своих последователей, кто не приносил даров в его храме. Повелитель Ветров узнал об этом и решил поговорить с братом. История, где Ши Цинсюань любит брата, жалеет смертных и радеет за справедливость, а Ши Уду любит брата, не жалеет никого и личным примером доказывает, что в столице, построенной Цзюнь У, высокого положения могут достичь лишь те, кто еще до вознесения накопил негодования достаточно, чтобы потягаться с Непревзойденными демонами.
читать дальшеКонечно, слухи ходили давно: Водяной Самодур топит в своих водах корабли, которые осмелятся выйти в плавание без солидного пожертвование в какой-нибудь из его храмов, так что хоть последний халат продавай, а возжигай благовония на добрую дорогу, не то упокоишься на дне морском и щепки от твоей посудины не прибьет к родному берегу. Ши Цинсюань не раз все это слышал. Но чего он еще не слыхивал? И о ком из небожителей не болтали всякую оскорбительную чушь? Хоть в небесной столице, хоть в мире смертных. Особенно в мире смертных. Повелитель Ветров жил слишком долго, понимал слишком много, а главное — знал своего брата слишком хорошо, чтобы всерьез хоть на мгновение поверить в эти дикие бредни. Ши Уду — Повелитель Вод — был как само море: грозным и сильным, добрым и прекрасным. И он не мог, никогда бы не мог поступить так со своими верующими, приносили они ему добродетели или нет. А корабли везде время от времени шли ко дну. Бывало, что и в Восточном море. Ведь ни один бог не в силах ответить на все молитвы, предотвратить все беды, укротить все штормы. Брат делал больше многих. Но несчастья случались, а смертные именно их помнили особенно долго, быстро забывая отведенные горести. Отсюда и слухи. Никогда брат не наслал бы шторм, которого иначе не было бы, не стал бы равнодушно наблюдать, как ломаются мачты и трещат днища, как захлебываются горькой водой глубин люди, до последнего умоляя Повелителя Вод о прощении и милосердии. Нет, Ши Уду не стал бы. Еще вчера Ши Цинсюань прозакладывал бы на том собственный веер. И голову. И душу. Но это было до того, как он побывал в... Как же назывался тот порт? Его еще переименовали пару столетий назад. Совсем вылетело из головы. В любом случае, Ши Цинсюань побывал там. В порту, откуда около года назад вышел в плавание караван торговых кораблей, не сделав подношений в местном храме Вод и Ветров. Шторм потопил их, когда они уже возвращались назад. И ни одной щепки не прибило к берегу. Зато порт наводнили десятки обиженных призраков, сетующих на свою судьбу и проклинающих Ши Уду, который утопил их всех, точно крыс в канаве. Люди в ужасе выслушивали эти рассказы и разносили их дальше. Вскоре не осталось ни одного человека, который не знал бы. И отовсюду доносились душераздирающие рыдания: женщины, старики и дети — в богатых домах и в ветхих лачугах — равно оплакивали своих мертвецов. Ши Цинсюань собирался очень серьезно поговорить об этом с братом. Серьезно и секретно. Правда, таиться в небесной столице всегда означало только приманивать еще больше любопытных ушей. Но, к счастью, Повелитель Ветров мог незаметно для остальных приказать ветру относить разговор подальше от любых слушателей вообще. Обычно он, правда, ленился это делать. Если, к примеру, старший брат отчитывал его за какую-нибудь очередную вину, будь то прогулки в женской ипостаси или еще что такое. Но и не беда, если это слышали все. Велика ли важность? Когда Ши Цинсюань сам ругает брата, все должно быть по-другому. Наверное. Он прежде не пробовал, но сейчас был настроен решительно и отступать вовсе не собирался. Ветер, чувствуя настроение своего мастера, быстро распахивал перед ним и закрывал за его спиной все двери, не дожидаясь повелительного взмаха веером. Ши Уду работал — разбирал молитвы, сидя на коленях перед столом и прикрыв глаза в глубокой концентрации. Он выглядел настолько таким же, как всегда, что Ши Цинсюань остановился, будто на стену налетел. Засомневался, не пригрезилось ли ему все? Но стенания жителей города все еще были слышны ему даже отсюда, так что нет, не пригрезилось. Он помедлил, раздумывая, с чего начать разговор, и Ши Уду заметил брата первым. Как, видимо, и его — далеко не лучшее сейчас — состояние. Спросил грубовато: — Что у тебя стряслось? Ши Цинсюань сутки без перерыва работал, делая для участников трагедии — живых и мертвых — все, что еще могло им понадобиться, все, что было в его силах, и устал так, как обычно не уставал и за месяц разбора обращенных к нему молитв. Если бы не духовная природа столицы, которая подпитывала всех обитателей города, он бы, наверное, рухнул без чувств, не дойдя до дворца. Если сейчас пожаловаться на это брату, тот кинется на помощь. Конечно, будет сердиться, бранить, но сделает все возможное. Не для города, для Ши Цинсюаня. Так было всегда, и проживи они хоть еще десять тысяч лет, это не изменится. Но будет ли брат слушать, когда Ши Цинсюань заговорит не о своих проблемах, а о его? Брат не прислушивался ни к кому и не советовался ни с кем, с тех пор как умер их отец. Может, и дольше. Но с тех пор точно. И здесь Ши Цинсюань, который был для брата особенным во всем остальном, не мог похвастаться никакими привилегиями. Но все-таки высказаться он должен был. — У меня ничего не случилось, — начал Ши Цинсюань. На лице Ши Уду отразились одновременно и облегчение, и зарождающееся раздражение. Следующим определенно должен был стать вопрос: "Тогда почему ты пришел отвлекать меня в такой час? И в таком виде?" — Чего нельзя сказать о твоих верующих, которых вчера ночью потопил шторм в Восточном море, тобою же и устроенный, — продолжал Ши Цинсюань, не давая брату себя перебить. Брат на мгновение весь застыл, а потом только нахмурился, и уже из одного этого Ши Цинсюань мог точно сказать, что никакой ошибки не произошло, шторм и впрямь вызвал сам Ши Уду. — Что тебе за дело до моих штормов? — отмахнулся тот. — Своей работы мало? Так пойди и найди себе еще. А в мою не лезь. Нельзя сказать, что это был совсем несправедливый упрек. Боги обычно не вмешивались в дела друг друга без спросу, и то, что они родные братья, не давало Ши Цинсюаню никакого права на стихию Ши Уду. Но он и не собирался обсуждать, как брат управляет своими водами, его интересовали люди, которых погубил этот шторм. — У нас много общих храмов, брат, — напомнил Ши Цинсюань. — Возносят тебе хвалу с радостью или хулят твое имя в слезах, я слышу. И мне не все равно. И из-за них, и из-за тебя. Ши Уду хмыкнул. — Хулят мое имя стало быть? — холодно спросил он. — А с чего бы им вдруг это делать? Они ведь знают правила: за их пожертвования в храме я дарую им свою благосклонность. Какой же благосклонности они ждали от меня без оплаты? Это было сказано с таким спокойствием и убежденностью в своей правоте, что Ши Цинсюань растерялся. — Того и следовало ожидать, что их корабли окажутся на дне морском, — заключил Ши Уду. В голове Ши Цинсюаня теснились возражения, но ни одно не шло на язык. Разве можно вредить смертным? Это против правил, и если прознают здесь, то осудят и накажут. Но неужели брата испугаешь укорами или изъятием добродетелей? К тому же, как прознают? Повелитель одной из стихий ведь не Бог Войны, его очень трудно подловить на чем-то таком. Не пойдет же сам Ши Цинсюань говорить об этом с Цзюнь У. Того и не было сейчас в столице, он проводил время в уединенной медитации. А если б даже император и оказался в своем дворце, неужто Ши Цинсюань рассказал бы ему о брате? Нет, конечно, нет. Последователи разочаруются, перестанут приходить, и силы истают? Да в силах ли дело, если пучина поглотила корабли, а с ними и людей! Так поступать с людьми нельзя, это Ши Цинсюань знал твердо. Да и брат не мог не понимать этого. В самом же деле. Ши Цинсюань глядел на Ши Уду, в его такое похожее, но несравненно более красивое и строгое лицо, и видел только отстраненный холод. Но где-то там за этой стеной был его брат, настоящий, живой и теплый. Лучший из братьев, лучший из людей и лучший из богов в жизни Ши Цинсюаня. Надо было только к нему пробиться. У Ши Цинсюаня даже была идея, как это сделать. — Не думал, что ты станешь с радостью топить корабли, после того, что случилось с нашим отцом, — сказал он негромко. В глазах Ши Уду мелькнуло удивление и что-то еще, исчезнувшее почти слишком быстро, чтобы можно было заметить. Но Ши Цинсюань разглядел эту боль. Он ненавидел, когда брату больно, и в то же время знал, что именно это не даст ему продолжать притворяться холодным и неприступным божеством, которому дела нет до людей. — Ты сам говорил, что он не слег бы тогда, если бы буря не погубила наш последний корабль, — продолжал Ши Цинсюань. — Отец принес жертвы богам, просто никто не пожелал обратить внимание на его мольбы, — возразил Ши Уду. — Я знаю, — нетерпеливо согласился Ши Цинсюань. — Поэтому теперь, когда мы сами боги, мы и должны делать все по-другому, лучше для наших верующих. Он тщательно проследил, чтобы эти его слова ветер отнес как можно дальше во владения брата, ни к чему было соседям-богам слышать это. Ведь многие из них были богами уже тогда и могли бы посчитать себя обиженными. Впрочем, и братья Ши могли бы на них обижаться. Но зачем сейчас портить сложившиеся за сотни лет приятельские отношения? Ши Уду чуть поднял брови. — Правда? — подчеркнуто удивленно спросил он. — А стоит ли? Вспомни, кто помог нам, после того как умер отец? Этот вопрос поставил Ши Цинсюаня в тупик. К тому времени, когда отец умер, матери уже не было на свете. Дела пришли в упадок, и у отца не осталось друзей. А близкой родни у него и прежде не было. Но стоило ему только умереть, как дом заполнился незнакомцами, которые рьяно спорили друг с другом за последние крохи имущества покойного, причем якобы родственников было трудно отличить от кредиторов, а на наследников и вовсе никто не обращал внимания, словно ожидая, что и они надолго не задержатся на этом свете. Скоро оказалось, что у них была причина так думать. Тогда-то братья Ши и ушли из родного дома навсегда. Бежали, не имея почти ничего, кроме одежды на своих плечах. Ши Цинсюань в ту пору тяжело заболел и смутно помнил дорогу от дома до горной обители, где Ши Уду принял к себе их будущий мастер, под руководством которого они достигли высот самосовершенствования, а после и вознеслись один за другим в качестве повелителей Вод и Ветров. Полосы невезения и даже мрачного отчаяния еще бывали и после их прихода в обитель, однако понемногу все налаживалось, пока не закончилось благополучным вознесением самого Ши Цинсюаня. Но кто помог им на этом пути? У Ши Цинсюаня всегда был брат. Ши Уду раз и навсегда стал и помощью, и защитой. Единственной, какая была, и единственной, в которой он когда-либо нуждался. А кто был у Ши Уду? Отчаянно хотелось сказать, что у Ши Уду был он, Ши Цинсюань, но он ведь все про себя знал, лучше других мог без запинки перечислить длинный перечень своих слабостей. А уж в то время Ши Цинсюань был совсем еще ребенком и для брата составлял не помощь, а бремя, хоть тот никогда и не жаловался. Мысль горечью осела на языке. Но Ши Цинсюань проглотил эту горечь и улыбнулся брату. Пусть он сам не мог быть ответом, но ответ все же существовал. — Да, помощников у нас нашлось немного, — признал Ши Цинсюань вслух. — Но ведь есть же наш мастер. В ту пору он уже сам достиг бессмертия и отрешился от мирских дел, но принял тебя, а потом и меня, и обучил всему, хотя долгое время мы не могли заплатить ему за труды. Пусть это всего один человек, но как много его помощь значила для нас! Этого ведь достаточно, братец? — под конец в голосе Ши Цинсюаня против его воли появились вопросительные и даже, пожалуй, умоляющие нотки. Но ответом ему стал сухой безрадостный смешок, совершенно не похожий на то, как смеялся брат в тех случаях, когда его впрямь что-нибудь веселило. — Мастер, — сказал вдруг Ши Уду с безошибочно узнаваемым отвращением, а потом продолжал странным тоном, так что Ши Цинсюань не мог понять, обращается ли брат к нему или говорит сам с собой. — О да, мастер. Он действительно тогда уже достиг бессмертия, но вот вознестись не мог, и это язвило его гордость. Он стал искать себе ученика, способного к вознесению, и какой-то гадатель — ненавижу гадателей! — рассказал ему про меня. Это было еще до твоего рождения, — тут Ши Уду все-таки посмотрел прямо на Ши Цинсюаня. — Мастер явился в наш дом, говорил с родителями, убеждал их отдать меня к нему в учение. Но матушка не хотела отсылать меня так далеко, а отец не хотел отсылать меня вовсе. Знаешь, пока дела еще шли в гору, наш отец вовсе не был прилежным почитателем богов и ему куда дороже был сын как наследник, чем как небесный чиновник. Мастеру вежливо отказали. Он ушел, сделав вид, что смирился с отказом, но после вернулся, тайком проник в сад, говорил со мной, надеясь уговорить уйти с ним. Он долго и непонятно рассказывал о том, как многому я могу научиться. Я спросил, скоро ли научусь править собственным кораблем, — в то время это была моя самая заветная мечта. Он ответил, что править кораблями мне вовсе никогда не понадобится. Я сказал, что тогда никуда не пойду с ним. Он разъярился и попытался увести меня силой. Я разозлился и укусил его руку, которая меня схватила. А потом закричал, и на крики сбежался весь дом и еще изрядное количество посторонних. Был ужасный скандал, отец изругал мастера последними словами и велел убираться вон. Тот ушел и больше, к счастью, не возвращался. Потом родился ты, и я думать забыл о нем. Ши Цинсюань слушал, пораженный. Эта история никак не вязалась с образом их уважаемого и благородного учителя. Впрочем, невозможность вознестись для прославленного заклинателя, посвятившего всю жизнь самосовершенствованию, действительно могла стать трагедией и толкать на отчаянные шаги. Ши Уду продолжал: — А потом, после смерти отца, те люди, которые так настаивали, что у нас с ними общий, кажется, прапрапрадед, — он нахмурился пуще прежнего. — Я не говорил тебе раньше, но раз уж ты взялся наставлять меня, как относиться к людям, стало быть, достаточно взрослый, чтобы знать, — Ши Уду криво усмехнулся. Ши Цинсюань подавил желание поморщиться. Эту, резко-насмешливую сторону брата, он видел обычно обращенной к посторонним, а не к нему. Опыт был неприятным. — Они добавляли яд в нашу еду, — тяжело припечатал Ши Уду. Ши Цинсюань внутренне облегченно выдохнул. По крайней мере, брат не открыл ему чего-то такого, чего он и сам бы уже не знал. То есть, в то время, разумеется, не знал. Но позже догадался. — Из тех, что действуют медленно, — тем временем говорил Ши Уду. — А я, как дурак, ничего не замечал, пока ты не начал кашлять кровью. Теперь его тон стал самоуничижительным, как будто он до сих пор не мог простить себе той неосведомленности. Хотя кто обвинил бы его? Уж точно не Ши Цинсюань. Ши Уду тогда и сам был всего лишь мальчиком, хотя и казался младшему брату очень взрослым и сильным. Ши Цинсюань никогда не сомневался в своем брате. Всегда тянулся к нему за утешением. А сейчас бы хотел потянуться, чтобы утешить, но не знал как и не смел пробовать, боясь, что Ши Уду не захочет принимать от него этого. Он прошептал только: — Я знаю, понял потом. Но Ши Уду, не слушая его, продолжал: — Как только до меня наконец дошло, в чем дело, мы ускользнули оттуда ночью, тайком. Тебе было очень плохо, и я нес тебя на спине в этот день и в большинство дней пути. Ши Цинсюань поймал себя на том, что беззвучно шепчет "Спасибо, братец", хотя брат явно не добивался его благодарности и, пожалуй, даже рассердился бы за нее. — И знаешь, кто помог нам тогда? — снова спросил Ши Уду, и на этот раз, не давая Ши Цинсюаню времени на раздумья, ответил сам: — Никто, никто не помог нам. Ты почти умирал у меня на руках, я тоже был болен, денег едва хватало на пригоршню риса в день. Да я бы как богу поклонился любому, кто хоть что-нибудь для нас сделал бы! И никто, никто, ни одна тварь! Голос его оборвался чем-то, похожим на рычание раненого зверя. Ши Уду вскочил с пола и принялся расхаживать по комнате. — Братец, — окликнул его Ши Цинсюань, на глазах которого закипали слезы. У него, конечно, остались собственные воспоминания о трудных временах, но они все были смягчены присутствием старшего брата. А эту дорогу в обитель он и впрямь провел по большей части в беспамятстве. Ши Цинсюань не понимал, какие страдания это все причинило его брату, и совсем не догадывался, что боль не утихла до сего дня. Ши Цинсюань приблизился и потянулся, чтобы заключить Ши Уду в объятия, а там будь что будет, но брат резко отпрянул. — Вот видишь, никто не помог, — сказал он уже покойнее, но с прежней непоколебимой убежденностью. — Не пожалел. Стало быть, и мне жалеть некого и незачем. Хотят моей помощи — пусть платят. — Но ведь мастер, — робко напомнил Ши Цинсюань. История с почти похищением маленького Ши Уду из дому вышла и правда некрасивая, но потом мастер ведь принял их, когда Ши Уду сам к нему пришел. — Этот мерзавец чуть ума не лишился от радости, узнав, что я заявился к нему на порог, — мрачно сказал Ши Уду. — И все же не удержался от того, чтобы отомстить мне. Я четыре дня простоял на коленях у входа в его дом без капли воды. Вернее, первые сутки я еще простоял, а после лежал в пыли, и в дневной зной, и в ночной холод. И снова никто не сжалился надо мной. Слуги мастера втащили меня к нему в дом, когда я был почти уже мертв. Еще три дня я приходил в себя. Ши Цинсюань внутренне заледенел от ужаса. Об этом ему тоже ничего не было известно. Он знал только, что брат ушел, оставив его под присмотром хозяйки единственного в деревне под горой трактира, которой он отдал и последние ценные вещи. А через неделю вернулся и сказал, что теперь будет учиться самосовершенствованию и скоро все у них станет хорошо. — Вот так-то, — резко заключил Ши Уду. Он никогда в жизни не бил кулаком по столу, такой жест не шел бы к его утонченной внешности, но ощущение было такое, словно ударил. Ши Уду тяжело перевел дух и продолжил говорить: — Мне никто никогда ничего не давал просто так. Или потому что я попросил. Или потому что без этого я умру, или потому что без этого умрешь ты, — Теперь Ши Уду смотрел на Ши Цинсюаня прямо в упор, глаза его лихорадочно горели. — Нет, ради всего, что у меня есть, я много работал. Или унижался. Или брал нужное силой. Я ничем не обязан ни богам, ни людям, ни судьбе. Единственное, что судьба когда-либо дарила мне — ты, брат. Но и этот подарок она давно отняла бы, если бы только я ей позволил, так что уже не считается. Слезы, которые до этого Ши Цинсюань пытался сдерживать, покатились по его щекам. Он бросился к брату и обнял его изо всех сил, пряча лицо у него на груди. Теперь, когда Ши Цинсюань так явно нуждался в утешении, Ши Уду не противился и так же сильно обнял его в ответ. Если самого его била дрожь, то вряд ли он даже подозревал об этом, а Ши Цинсюань не собирался ничего говорить. — Я держу тебя, — бормотал Ши Уду где-то над головой Ши Цинсюаня. — Ты здесь, со мной. С тобой никогда больше ничего не случится. Никогда. Ши Цинсюань в ответ только обнял его еще крепче. — Говорят, я жаден, жесток и высокомерен, — продолжал шептать Ши Уду. — Говорят, мне наплевать на других богов и на людей. На все и на всех в этих трех мирах, лишь бы сокровищницы мои полнились. Что ж, так и есть, — голос его вдруг обрел почти обычную свою твердость. — Пока я богат и силен, никто не сможет навредить нам, особенно тебе. А остальные ничем не заслужили, чтобы я пекся об их благополучии. Ши Цинсюань молчал, не зная, что ответить. Он пришел сюда вразумить брата, отговорить от излишней жестокости, напомнить о милосердии и о долге. Но какие слова Ши Цинсюань мог найти перед лицом этой бури чувств и страданий? "Отвечай на добро добром и на зло тоже добром"? Но их ведь обоих учили этому. Учил тот самый мастер, который на четыре дня оставил брата умирать у дверей своего дома. Теперь думая о нем, Ши Цинсюань не мог подавить дрожи. Люди, которые были когда-то так жестоки к Ши Уду, уже умерли? По большей части, да. Кроме мастера, тот по-прежнему бессмертен. И по-прежнему не вознесся. Значит, есть в мире хоть какая-то справедливость. Но нет, это в Ши Цинсюане заговорил гнев за страдания брата. Следовало думать не об этом. О людях. Люди. Давно не те же самые. Но разве эти не такие же? Чем правнуки лучше прадедов? Да ничем не лучше. Правда, конечно, и не хуже. Что-то он совсем запутался. Что же, он собирается согласиться, что раз все было так, как было, то можно своею волей топить корабли? Пусть и другим тоже станет худо? Но это злая, порочная логика. На самом деле, если даже не нашлось ни одного человека, который помог бы тебе в час нужды, это не значит, что ты сам не должен стать тем, может быть, и единственным, кто поможет другим. Тем более, это не значит, что ты вправе причинять кому-то боль, когда вздумается. И брат должен это понять. Если бы он был в том городе, когда вести о шторме достигли семей моряков и торговцев, он сразу понял бы. Так много оборванных жизней, еще больше — разбитых судеб. Так много историй, каждая из которых режет сердце на куски. И особенно был один юноша, который очень напоминал... Внезапно решившись, Ши Цинсюань мягко отстранился от Ши Уду, не достаточно, чтобы разомкнуть объятия, но так, чтобы смотреть брату в глаза, и спросил: — А как насчет тех, у кого уже много дней денег только на пригоршню риса и хватает? И чьи надежды на лучшую долю теперь покоятся на дне морском, вместе с погибшими моряками? Знаешь, я встретил там мальчишку, который очень напомнил мне тебя. После этих слов Ши Цинсюань резко приблизил свой лоб ко лбу Ши Уду, передавая ему то, что видел прежде. Паренек лет четырнадцати с красивым, не по годам серьезным лицом, в добротной, но уже сильно потрепанной одежде, склонился перед статуей Повелительницы Ветров — в этом храм Ши Цинсюань был представлен в женском обличии — и молчаливо взывал к ней, не возжигая благовоний: "Прости, повелительница, прости. Матушка, когда еще была жива, говорила, что из всех богов, чьи храмы есть у нас тут, не найти никого отзывчивее и добрее тебя. Но ты делишь храм с Владыкой Вод, а он нынче убил моего отца, и я отомщу ему. Как только умрет и моя сестра — а лекарь сказал, она двух дней не протянет и сделать тут ничего нельзя, хотя я отдал ему последние наши деньги — я сожгу здесь все. На этом месте будет только пепелище. Мне очень жаль, я пощадил бы тебя, если бы мог". Уходя, он двигался как человек, чье восприятие затуманено горем, голодом и усталостью, но его решимость горела ясно. Он собирался исполнить обещанное. Ши Цинсюань тогда — теперь еще и Ши Уду вместе с ним — проводил его взглядом до самых дверей. А потом отклонился, разрывая мысленный контакт с братом и снова заглядывая ему в лицо. Глаза Ши Уду стали огромными и так же полными слез, как у самого Ши Цинсюаня. — Ты сделал для него что-то? — хриплым шепотом спросил Ши Уду. Ши Цинсюань постарался сделать что-то для каждого, кого затронул этот проклятый шторм. Просто в большинстве случаев он действовал опосредованно, через служителей храма и своих верных почитателей, кто мог и желал чем-нибудь помочь. Но тут некому и некогда было посылать сны или озарения. Ши Цинсюань принял облик пожилой зажиточной вдовы и, разузнав, где живет юноша, отправился прямо к нему домой, прихватив по дороге лучшего лекаря в городе. — Я оплатил и работу лекаря, и лекарства, — рассказывал он брату. — Девочка теперь должна поправиться. Кроме того, я оставил им серебра, чтобы хватило на несколько месяцев скромной жизни, а там, думаю, этот парень разберется, что делать. Ему я сказал, что у меня в шторм погибли двое сыновей, и потому я хочу помочь, чтобы чтить их память. А еще сказал, чтобы, если будет совсем плохо, он молился Повелительнице Ветров. — Это хорошо, — одобрил Ши Уду. — Ты молодец. Похвала от брата никогда не оставляла Ши Цинсюаня равнодушным, пусть они оба уже и были богами огромной силы. Но на этот раз голос Ши Уду звучал слишком опустошенно, чтобы Ши Цинсюань мог порадоваться его словам. Еще хуже стало, когда Ши Уду вдруг склонился, словно в изнеможении, и спрятал лицо на плече Ши Цинсюаня. Непривычно и пугающе было видеть брата таким. Ши Цинсюань с трудом подавил желание нервно рассмеяться и вместо этого осторожно погладил брата по волосам. Тот в ответ судорожно вздохнул. Потом с усилием выпрямился. — Мне надо тоже пойти туда, — сказал Ши Уду. — Всегда ведь можно что-то предпринять. Ши Цинсюань отрицательно покачал головой. — Я уже сделал, что можно было, остальное теперь не изменить, — сказал он. Ши Уду выглядел непривычно растерянным. — Выходит, я больше ничего не могу... — удивился он. — Ты можешь больше не делать таких штормов, — напомнил Ши Цинсюань. В конце концов, он для того и затеял весь этот разговор, чтобы убедить брата впредь не творить таких бед. Но Ши Уду в ответ вдруг как-то весь подобрался и наградил его долгим, жестким взглядом, потом сказал: — Ладно, больше не будет таких штормов. — И добавил, усмехаясь: — Все равно теперь страха от этого им лет на тысячу хватит. — Брат! — с укором воскликнул Ши Цинсюань, но не мог заставить себя всерьез сердиться на Ши Уду после таких откровений. — А чего ты ждал от меня, что я отрежу волосы в знак покаяния? — огрызнулся Ши Уду. Впрочем, это прозвучало без обычной для него силы, и было больше похоже на настоящий вопрос, чем он, вероятно, намеревался. К тому же, едва произнеся эти слова, Ши Уду покачнулся, и Ши Цинсюаню пришлось поддержать его. — Тебе нужно отдохнуть, братец, — встревоженно заметил Ши Цинсюань. — Поспи немного. — Не говори ерунды, — отмахнулся Ши Уду, позволяя, однако, брату себя поддерживать. — Мы бессмертные боги и не нуждаемся во сне. — Мы и в еде не нуждаемся, — напомнил Ши Цинсюань. — А все же едим и пьем, и это помогает нам чувствовать себя не только бессмертными, но и живыми, — он улыбнулся и продолжал: — Идем, брат, я помогу тебе лечь. С этими словами он потянул Ши Уду туда, где были устроены покои для сна, которые в самом деле почти никогда не использовались. Ши Уду позволил ему и это, не возражая больше. Он вообще не произнес ни слова, ни пока они шли, ни пока Ши Цинсюань снимал с него сапоги и вынимал бесчисленные украшения из прически. Только когда Ши Цинсюань пожелал брату сладких снов и собрался уходить, Ши Уду вдруг попросил: — Посиди со мной, пока я сплю, брат. — Хорошо, — сразу же согласился Ши Цинсюань. Он устроился на циновке у кровати, скрестив ноги, и накрыл правую руку брата своей. — Спи, я буду здесь, — пообещал он. Ши Уду закрыл глаза и в самом деле уснул почти в то же мгновение. Ши Цинсюань некоторое время наблюдал за братом, любовался его необычно расслабленным, даже нежным, лицом. Потом, убедившись, что Ши Уду не собирается двигаться в ближайшие несколько часов, прикрыл глаза и занялся ответами на молитвы. Присутствие старшего брата, даже спящего, как и всегда — если только они не ссорились прямо в этот момент — дарило ему спокойствие и уверенность. Не было места, где Ши Цинсюань хотел бы быть больше, не было общества, которого жаждал бы сильнее. Правда, еще до того, как выяснился весь это ужас про шторм, он собирался пойти навестить Мин-сюна. Повелитель Земли опять заперся в своем дворце и носу не показывал оттуда, видать, плотно засел за работу. Ему дай волю, он и на десять лет затворится. Но так много работать и совсем не отдыхать вредно, даже для богов, поэтому Ши Цинсюань никогда не позволял другу оставаться в одиночестве. Мин-сюн каждый раз ворчал, что Повелитель Ветров приходит беспокоить его, когда не звали, но в глубине души был рад компании и наверняка удивится, что Ши Цинсюань вдруг пропал так надолго. Ну что ж, Ши Цинсюань зайдет к нему завтра или послезавтра и наверстает упущенное. А сейчас брату Ши Цинсюань был нужен больше.
Как всем здесь хорошо известно, я сто лет не писала фанфиков и вообще, в последнее время появляюсь эпизодически, чтобы пожаловаться, как фик про Маэглина никак не дописывается, а я, наверное, хочу писать фики по "Магистру", но тоже что-то не пишу...
В общем, недавно я решила, что после марта, когда я должна - как пить дать должна - завершить одно давнее, но важное дело в реале, я допишу фик Маэглина, а потом, наверное, напишу что-нибудь еще, может, и по "Магистру".
Планирование, расстановка приоритетов, логика - все дела. Но! В то же время я еще и читала другую новеллу Мосян Тунсю (автор "Магистра") - "Благословение небожителей", она более новая, и, как о ней отзываются, более качественная, чем "Магистр". Не могу с этим согласиться, на мой взгляд, написаны они примерно одинаково (насколько я в состоянии судить по переводам), а художественный мир гораздо продуманнее и объемнее в "Магистре"... Ну, в общем, прочитала и прочитала.
Но! Вчера... вечер, ноут, пустой файл блокнота... клац-клац, бац-бац... И я написала фанфик по "Небожителям". Сейчас посмотрела, больше 4 тысяч слов. Обычно я не пишу тексты вот так, в один присест. Теперь, наверное, надо его отбетить и выложить что ли.
Сегодня впервые за долгое время реально решила почитать ленту и узнала, что был в этом году, оказывается, Вескон в онлайн-формате, можно было бы приобщиться (на оффлайновый-то я сто пудов никогда не соберусь), но он как раз закончился... Кстати, где именно можно было приобщиться в онлайн-формате, я так и не поняла... Ну, это уже не важно.
Кроме того, конечно, остается вопрос, зачем мне вообще Вескон, если я как-то совершенно вынырнула из Толкин-фандома... Но я все-таки собираюсь когда-то вернуться, у меня остались неоконченные дела)
А ни в какой другой фандом я так и не занырнула. Хотя у меня все еще есть такой, в который я хочу занырнуть, но не могу понять, где бы мне это сделать... Даже хотела что-нибудь подходящее по темам в Дайри найти, но осуществить сам процесс поиска не удалось((( А мне-то казалось, что поиск тут починили. Но, возможно, с тех пор он уже опять сломался.
На самом деле, в этом году День Рождения подошел как-то удивительно спокойно и ненапряжно, я не чувствовала, что вот-вот стану на год старше и вроде как это должно что-то значить, но как обычно, нет... и ничего вообще такого. Настроение было и остается стабильно хорошим. По крайней мере, относительно этой темы... А так-то у меня такой же своеобразный год, как у всех... Но вот этой проблемы в ноябре 2020 внезапно не было. И я считаю, это прекрасно, поэтому решила поделиться)