Одиннадцатая история. ЦИКЛ ЗАВЕРШЕН!
Часть пятая 5-456 годы Первой Эпохи
Название: Единственный шаг
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Финголфин, Фингон, Тургон, Арэдель, Маэглин, Эрейнион (Гил-Галад), сыновья Феанора, сыновья Арафинвэ, упоминаются Эол, Моргот.
Рейтинг: PG-13(12+)
Жанр: драма, агнст
Размер: мини, 3405 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: 456 год Первой Эпохи, Эндорэ. Битва Внезапного Пламени разорила Арт Гален и унесла множество жизней.Финголфин вспоминает прошлое, размышляет о будущем и принимает решение.
Примечение: 1. В этом тексте используются синдаризованные формы имен большинства персонажей. Имя Арафинвэ фигурирует только в квэнийской форме, потому что оно было синдаризовано Финродом уже после смерти Финголфина. 2. Мидтул - предположительно, синдаризованная форма имени Митьятулвэ, точного соответствия в словаре не нашлось. 3. Митьятулвэ - близкий друг Нолофинвэ, с которым они знали друг друга с детства, не канонный персонаж, упоминался в двух фиках этого цикла: "Тревожный блеск" и "Тропа во тьме". 4. Даты: 1) по текстам Толкина: 320 год Первой Эпохи - рождение Маэглина, 400 год - гибель Арэдель, 422 год - совет Финголфина, на котором он призывает выступить против Ангбанда, но не получает поддержки, 455 год - Дагор Браголлах, 456 - поединок Финголфина с Морготом; 2) произволом автора фанфика: 415 год - рождение Эрейниона.
читать дальшеНочь стояла удивительно тихая. Воздух был почти неподвижен. Наверное, поэтому в нем не слышался запах гари, и мельчайшие частицы пепла не летели с Анфауглит и не проникали с каждым вдохом в нос и горло. Звезды сияли ярко, так что легко выходило представить, будто всего, произошедшего за последний год, не случалось. И там, за стенами Барад Эйтель, все еще колышутся травы равнины Арт Гален, все еще стоят в силе и славе крепости нолдор, и их стражи держат в страхе тварей Моргота, а жители, не ожидая бед, поют под небесами. Время летней ночи течет медленно, как мед, и пахнет медом. А еще немного землей, за день прогретой солнцем. Но больше ничем.
Финголфин, стоя на вершине самой высокой из башен своей крепости, не торопился разрушить это приятное наваждение. Он позволял волнам памяти нести себя все дальше и дальше назад. К началу могущества нолдор в этих землях.
Тогда Маэдрос всех сумел удивить, и, пожалуй, больше всех самого Финголфина.
— Титул Верховного короля я принял, должно быть, от изумления, — однажды признался он Фингону.
Перед другими Финголфин об этом молчал. Верховному королю не пристало говорить таких вещей, даже в шутку, а особенно всерьез.
Финголфин хорошо понимал в ту пору, что для народа сыновей Феанора он чужой настолько же, насколько Феанор и его сыновья были чужими для его собственного народа. Правда, они, чтобы так отдалиться, хорошо постарались, а он не сделал ничего, но это мало что меняло. Если бы часть народа его не признала, титул не имел бы значения.
Однако те нолдор его признали. Не полюбили, конечно, нет. Но вроде как они с ним условились, что сделают все, чтобы быть друг другу полезными в битвах с Врагом. А для всего остального у тех нолдор были сыновья Феанора — лорды, чтимые наравне с валар. Да что там, превыше валар!
Как-то раз Финголфин обмолвился, что ему такое отношение со стороны народа было бы в тягость.
Молва подхватила это, а после принесла ответ, неизвестно от кого, да и не важно. Сказано было: Финголфин завидует и лукавит.
Он действительно лукавил.
Такое отношение не было бы, а точно было ему в тягость. Всегда, сталкиваясь с подобным, все равно с чьей стороны, он чувствовал мучительную неловкость и за себя, и за других. Словно они делали что-то такое, за что потом им непременно будет стыдно, а он поневоле становился этому свидетелем.
Так что Финголфин обычно старался как-нибудь аккуратно свести чрезмерное восхищение своей персоной на нет: кому-то показать, что он такой же эльда, как другие, с кем-то просто посмеяться вместе, а кое-кого и встряхнуть построже.
Потом он забывал об этих историях, крепко забывал, чтобы не поминать никогда, даже мимоходом.
— Так ты теряешь часть своей власти над душами, — однажды сказал ему Мидтул. — Исчезает слепое обожание и...
— И хорошо, — ответил Финголфин. — С меня довольно, что эльдар меня ценят...
— И появляется не слепое, — возразил Мидтул. — Что гораздо, гораздо дороже.
Финголфин, слыша это, почувствовал, как заливается краской, будто юноша.
— Вот уж скромность пуще жадности, — продолжал Мидтул и вдруг расхохотался. — Ценят, ценят, — повторял он сквозь смех.
Потом посмотрел в лицо Финголфина и резко остановился. Выдохнул.
— Прости, друг, — сказал негромко. — Напрасно я завел этот разговор.
Они заговорили о другом, и Финголфину сразу стало легче.
Теперь, когда он вспомнил все это, как будто снова потянуло гарью, хотя ветра все еще не было да и Мидтул погиб не в Браголлах, а почти на три сотни лет раньше, когда морготовы твари впервые попытались прорвать осаду.
Воины из отряда Мидтула вернули тело в крепость, и здесь его предали земле. Могила всегда утопала в цветах, которые начали расти там сами собой едва ли не с первого дня. Но это было маленькое утешение. Слишком маленькое.
Финголфину очень недоставало Мидтула в тяжелые времена, а еще больше в хорошие. Ведь были же и хорошие времена. Были. Когда крепости нолдор росли и ширились, полнились жизнью. Когда у нолдор снова стали рождаться дети, и их смех напоминал Финголфину, что его народ все же пришел к тому, о чем он с отчаянным упрямством мечтал когда-то в начале Хэлкараксэ.
Года не проходило, чтобы хоть один ребенок в тех землях, где жили эльдар Финголфина, не получил имя Аргон. Финголфину от этого было и радостно, и больно. Но больше радостно.
Его вообще многое радовало в ту пору, и тогда-то Финголфин позволил себе по-настоящему поверить, будто нолдор держат Моргота в руках, и больше Враг не сможет неожиданно навредить им.
Финголфин покачал головой, вздохнул. До чего же наивен он был! А ведь думал, что давно утратил способность тешиться иллюзиями. Думал, последние его иллюзии сгинули в пламени Лосгара. Почему-то его иллюзии всегда гибнут в пламени. Почему-то всегда не они одни. Нет, не следовало сейчас думать об этом. Лучше бы вспоминать.
Но хорошее больше не шло на ум. Вспомнилось расставание с Тургоном и Арэдель. С Идрилью. Дети сдержали слово, предупредили его о своем уходе.
— Благослови, отец!
Финголфин благословил от чистого сердца. Вот только переносить разлуку было все равно нелегко. Помогали мысли, что в тайном граде, они, по крайней мере, в безопасности. Пока однажды орел не принес ему ужасную весть — Арэдель пропала.
С тех пор Фингофин места себе не находил. В то, что дочь умерла, он не верил. Случись с ней такое, его душа в тот же миг разорвалась бы от боли. Да и угодить в лапы Моргота Арэдель не могла, он почувствовал бы. Почувствовал ведь, когда Фингон даже по своей воле пошел туда.
Но где же она теперь? Где? Дни и ночи Финголфин думал об этом, что бы ни делал, с кем бы ни говорил. Во сне он искал ее, почему-то в тумане Арамана, а наяву рассылал поисковые отряды во все концы Белерианда. Кто знает, куда могла направиться Арэдель, выбравшись из Нан Дунгортеб.
В самой Долине Ужасной Смерти тоже искали — туда ездил Фингон с добровольцами из числа своих воинов, но никаких следов они не нашли.
— Почему она не поехала к нам? — спросил Фингон, вернувшись с этих бесплодных поисков. — Арэдель впервые за две сотни лет покинула Гондолин и собралась в Химлад. В Химлад! — он повысил голос, сам не замечая этого.
— Уж не в обиде ли ты на нее? — вместо ответа спросил Финголфин.
Фингон помолчал несколько мгновений.
— Нет, не в обиде, — после паузы сказал он уже спокойно, негромко. — Но все время думаю об этом. Почему Химлад? Она ведь, кажется, даже после примирения едва разговаривала с Келегормом и Куруфином. И вдруг помчалась к ним, называла их своими друзьями, словно когда-то в Валиноре. Почему? Не назло же Тургону?
Финголфин покачал головой.
— Нет, не думаю, что назло. Может быть, она простила их наконец, и потому-то ей не сиделось на месте, потому так хотелось их увидеть, чтобы впредь жить с легким сердцем.
— Прощение — это прекрасно, — вздохнул Фингон. — Но знаешь, я предпочел бы, чтобы они по-прежнему были ей отвратительны, только бы она была цела и невредима в Гондолине. Или здесь. Даже лучше, если здесь. Я безумно соскучился.
— Я тоже, мой дорогой, — сказал Финголфин. — Я тоже.
Где она? Где? Время шло. Ответа не было слишком долго. Но все-таки он отыскался. Пришел из Химлада. Арэдель добралась туда. Добралась. Жила. И пропала.
Какая жестокая насмешка судьбы! В одиночку пересечь Долину Ужасной Смерти, чтобы вновь исчезнуть, переправившись через Кэлон. Ее усердно искали. Но снова никаких следов.
"Где ты, Арэдель?! Где ты теперь?! Ответь! Ответь мне, доченька! Умоляю, ответь!"
Финголфин кричал это по осанвэ. Кричал, что было мочи, забыв, как небезопасно открывать свой разум. Забыв, что этот призыв не достигнет Арэдель, если сама она держит барьер аванирэ. Забыв, что любой отклик мог оказаться мороком. Ему нужно было услышать ее голос, и услышать немедленно.
Но Финголфин не услышал ничего. И не было уже в нем прежней уверенности, что Арэдель хотя бы избежала смерти и плена. Он стал опасаться, что чувства просто подводят его, но все же старался верить в лучшее, хотя день ото дня это становилось труднее.
Пока однажды утром в окно к Финголфину не влетела черная птица с красной отметиной на голове — черный дятел. Он сделал круг по комнате и сел на руку Финголфина, протягивая лапу.
Только тут Финголфин заметил, что к птичьей лапе привязан свиток из древесной коры. Нолдор не пользовались такими. Сердце забилось быстро и гулко — хоть свиток и не был подписан снаружи, Финголфин с одного взгляда почувствовал, что это письмо от Арэдель, поэтому быстро отвязал его и тут же принялся читать.
"Дорогой отец! Прости, что так долго не подавала о себе вестей. Здешние птицы неразговорчивы и не любят покидать свой лес, я насилу убедила этого дятла отнести тебе мое письмо.
У меня все хорошо! Нет, не просто хорошо! Никогда еще я не была так счастлива! Раньше я не знала, что значит любить кого-то, быть с ним единым целым. Смотрела на вас с мамой, на Тургона и Эленвэ, на другие счастливые пары... видела, но не понимала. А теперь я знаю! Знаю, отец!
Здесь, под деревьями, выше которых нет на свете, я встретила того, с кем рядом хочу быть до конца вечности. Его имя — Эол. Он любит лес, звездный свет, тайны земли и меня. Больше всего на свете Эол любит меня. Он сам признался мне, да и я вижу это в его глазах.
Я тоже люблю его. Просто люблю, как не думала никогда полюбить ни одного эльда.
Мы не придем просить твоего благословения, как велят обычаи, Эол не любит обычаев. И нолдор. Но мне нет до этого дела.
Одно лишь тревожит меня — как много беспокойства доставила я тебе и братьям. Прости, отец. И им обоим передай, что я прошу прощения. Не сердитесь и порадуйтесь моему счастью!
с любовью
Арэдель, Нан Эльмот"
Финголфин, не веря своим глазам, перечитал письмо несколько раз, а когда поднял, наконец, взгляд, дятла рядом уже не было. Улетел, не дожидаясь ответа, в свой лес, который не любил покидать.
Осталось только письмо. Финголфин боялся выпустить его из рук, чтобы оно тоже не исчезло. Все перечитывал, разглядывал... Узнавал почерк Арэдель, слышал, как будто рядом, ее голос... Вбирал в себя каждую черточку каждой тенгвы, каждую шероховатость свитка, маслянистый отблеск чернил.
Первые чувства — недоверие и пьянящее облегчение, начали понемногу уступать место другим. Финголфин не сомневался, что все написанное в письме — правда. Как правда и то, что в открытую написано не было.
"Одно лишь тревожит меня... Не сердитесь и порадуйтесь моему счастью" — это значило "Я люблю вас, но не тоскую, я и так счастлива".
"Эол не любит обычаев. И нолдор. Но мне нет до этого дела" означало "Не приезжайте сюда, вы только помешаете моему счастью".
Трудно было принять такое. Конечно, Финголфин предполагал, что однажды его дочь выйдет замуж, и даже волновался об этом, когда-то, когда она была совсем юной. Но сердце ее долго оставалось свободным, он успокоился. И вот... В самых тревожных своих фантазиях не воображал он столь странной истории.
Зять, который не только жил бы за тридевять земель, но и так ненавидел нолдор, что Арэдель предпочитала вовсе не знакомить его с родными... Первым побуждением Финголфина было немедля мчаться в Нан Эльмот, прихватив с собой столько спутников, чтобы от сияния их глаз и блеска доспехов в чаще стало светло, а от звона голосов шумно, прочесать весь лес и... встретить полный осуждения, а может, и ненависти взгляд дочери.
Финголфин знал Арэдель слишком хорошо. Такого она ему никогда не простила бы. Так что, скрепя сердце, он решил оставить все как есть.
Потом Финголфин часто думал, что должен был догадаться, чем все в конце концов обернется. Должен был ожидать, что когда первый ослепительный жар любви чуть поостынет, Арэдель станет в тягость мысль о вечности в темном лесу, где даже птицы неразговорчивы. Она вспомнит, что тоже одна из нолдор, и возмутиться несправедливым отношением мужа к ее народу. Вспомнит, что уступать и быть снисходительной к чужим ошибкам — не ее стезя. Вспомнит и захочет освободиться от уз, связывающих ее с Эолом.
Финголфин думал, что должен был быть там, на опушке Нан Эльмота, в тот самый день, когда она решилась бежать. Тогда он забрал бы ее к себе в Хитлум и защитил ото всего, что произошло после. Ее и ее сына, конечно. Неважно как. Защитил бы.
Но его не было там. А Эол... жалкий безумец, любивший звезды и ненавидевший солнце, которое скрывало их от него. Он пленился яркой звездой, нечаянно упавшей к нему в руки, и сам захотел пленить ее. И не понял, что нельзя держать звезду против ее воли и не обжечься. Не понял и убил ее.
Смерть Арэдель Финголвин почувствовал в тот же миг, как это случилось. Душа его и впрямь разорвалась от боли, но он остался жив. То же было, когда умер Арьо. Каждый вздох, каждый шаг — мученье, и так хотелось умереть самому, умереть вместо.
А уже потом, через несколько дней, орел принес печальные вести, и Финголфин узнал, что сама Арэдель именно так и умерла, заслонив от отравленного кинжала Эола своего сына. В этом она оказалась удачливее собственного отца и не узнала, что значит пережить смерть своего ребенка.
Зато ей на долю выпало медленное умирание от яда. Именно ей, когда-то в шутку говорившей:
— Из всех смертей я предпочла бы самую быструю, а еще лучше такую, чтобы я даже не успела ничего понять.
Очень ли она мучилась перед смертью? Было ли ей страшно? Она просила простить Эола. Значит, несмотря ни на что продолжала любить его? Или чувствовала только жалость?
Эти вопросы первое время после смерти Арэдель Финголфин задавал себе часто и ни мгновения не осуждал Тургона за то, что тот Эола все-таки не простил. Проклятый безумец мог хотя бы сказать, что кинжал отравлен, и Арэдель, возможно, осталась бы жива. Но он молчал и ждал ее смерти. Он заслужил смерть! Пусть даже никогда раньше никакое преступление в землях эльдар не каралось казнью. Ведь такого преступления никогда раньше и не совершали в землях эльдар, никто и помыслить не мог, что можно посягнуть на жизнь своей жены или на свое дитя.
Ребенок. Уже юноша. Сын Арэдель. Его зовут Маэглин и лицом он очень похож на свою мать — вот все, что знал Финголфин о нем, своем внуке, которого никогда не встречал и едва ли мог надеяться встретить.
Только в грезах Финголфин видел его. Окликал по имени, желал подойти, обнять. Но Маэглин почему-то не смотрел ему в глаза и всякий раз ускользал, стоило Финголфину приблизиться. Лишь один раз Финголфин сумел все же взять его руку в свои и ненадолго удержать. Ладони тут же обожгло болью, словно он схватился за отточенный клинок.
Наяву боль уменьшилась, но совсем не исчезла, и еще насколько дней досаждала Финголфину. Хотя куда больше его терзала мысль, что и эти сны, и эта боль, — несомненно, какой-то знак, смысла которого ему не дано разгадать.
Предвидений и предчувствий у Финголфина в те дни вообще случалось много, словно гибель Арэдель каким-то образом истончила для него завесу, отделявшую настоящее от будущего, так что Финголфин мог видеть очертания грядущего яснее, чем прежде. Но все же видения были смутны, предчувствия темны и тревожны.
От этого и настоящее будто подернулось серым туманом. Так что Финголфин уже не чувствовал прежних покоя и безопасности и знал, что больше не будет их чувствовать, пока Враг не окажется повержен, а его твердыня разрушена. Вот только возможно ли сделать это?
Финголфин огляделся вокруг и понял, что нолдор слишком привыкли считать, будто их сил недостаточно для штурма Ангбанда. Привыкли оглядываться на прошлые потери и беды и не думают о том, что за проведенные в этих землях годы снова стали сильны и многочисленны, обрели друзей и союзников.
И теперь не время довольствоваться малым, пора вспомнить про высокую цель — так решил Финголфин. Но прежде чем он успел поделиться своим решением с другими, Фингон и его жена принесли ему иную весть:
— Отец, скоро мы приведем в мир дитя.
От счастья оба светились, словно солнце в зените. И Финголфин не нашел в себе сердца омрачать их радость разговорами о большой войне. В их роду счастье и без того нечасто гостило, чтобы еще отворачиваться, когда оно пришло.
А нолдор уже долго ждали и могли подождать еще.
Потом Эрейнион родился — чудесный мальчик, как две капли воды похожий на своего отца. Даже глаза у него были точно такие, как у Финьо в детстве, хотя тот видел свет Древ, а малыш Эрьо только свет Новых Светил. Финголфин смотрел на внука, держал его на руках, и душа замирала от счастья.
Разговор о походе на Ангбанд откладывался все дальше и дальше, день за днем и год за годом. Финголфину думалось даже, что, может быть, лучше отсрочить все планы до тех пор, пока Эрейнион не вырастет, чтобы не омрачать его детства разлукой с отцом и войной. Еще четыре десятка солнечных лет, что они, в сравнении с вечностью?
Но предчувствия не давали успокоиться, торопили, подстегивали, и однажды Финголфин понял, что больше не может противиться им. Он должен поднять свой народ на войну с Морготом сейчас. Народ и союзных людей, и всех кто только согласиться идти с ним на Ангбанд. Поднять всех сейчас, потому что иначе он не сделает этого никогда.
Эрейниону в ту пору было только семь лет по счету Солнца. Но Финголфин разослал по всем землям нолдор вестников с приглашением для лордов собраться на Большой Совет в Хитлуме.
И они собрались.
Приехали сыновья Феанора. Где-то за спиной, на пределе слышимости, звучали слова:
— Что ему вдруг от нас понадобилось?
— Скоро узнаем, чувствую, он затевает что-то.
— Говорите тише!
Приехали сыновья Арафинвэ.
— Как давно мы не виделись, дядя!
Череда объятий, почти сокрушительно крепких. Во взглядах, в голосах — радость встречи. Финголфину на миг даже стало совестно за то, для чего он их позвал.
Но отступать он был не намерен. Совет начался.
Финголфин высказал то, о чем давно уже думал. Коротко, четко. О силе нолдор и силе Моргота, о доблести и о зле, о том, что с Морготом нужно покончить, чтобы жить в мире без страха.
О своих дурных предчувствиях он почти не упоминал, рассудив, что не годится с них начинать это дело. Тем более, они были очень неясны.
Слова падали в тишину.
Окончив речь, Финголфин оглядел слушателей, стараясь угадать их мысли.
Фингон отвел взгляд, но потом, почти тут же, все-таки встретился глазами с Финголфином.
Не осанвэ, просто взгляд, но Финголфин прочел в нем: "Я буду с тобой, отец, когда дело дойдет до боя с Морготом, но сейчас не стану говорить в твою поддержку".
Что ж, это его право. Нельзя было требовать больше.
Глаза Ангрода и Аэгнора, непохожие обычно, но почти одинаковые в тот миг, светились пониманием. Они оба были согласны с Финголфином, и на душе от этого разом стало теплее.
Но в глазах Ородрета было сомнение. А во взгляде Финдарато явно читалось желание возразить, которое он пока сдерживал из уважения.
Остальные взгляды остры и холодны, как лезвия клинков.
Так началось обсуждение, которого Финголфин ждал так долго и от которого ждал так много, но только не того, что случилось.
Фингон действительно за все время не проронил ни слова. Ангрод и Аэгнор поддержали Финголфина горячо, даже яростно. Будто чувствовали, что будущее готовит им скорый и ужасный конец, поэтому, если они хотят еще успеть сразиться с Морготом, им нужно торопиться. Но мнения всех остальных сводились в общем к тому, что торопиться, наоборот, не следует.
Не искушать судьбу, не рисковать без нужды. Почему именно теперь? И уж не безумен ли он? Хотя этот последний вопрос не прозвучал вслух, надо отдать должное... всем.
Финголфину очень не хватало Тургона, который напомнил бы, что нужно идти до конца, ведь за этим они и явились в Белерианд. И Аргона, который сказал бы: "Нельзя же так! Надо заставить их действовать!". Но один из них был слишком далеко, а другой еще дальше.
Совет кончился ничем.
Тогда это было, конечно, обидно. Фингон несколько дней, после того как все разъехались по домам, не попадался на глаза отцу, чтобы не бередить душу. Потом все успокоилось.
Предчувствия никуда не делись, но Финголфину стало почти все равно, хотелось только жить, пока можно. Да одно это, казалось, и оставалось ему.
Позже, когда разразилась Дагор Браголлах, и пламя пожрало Арт Гален, Финголфин даже радовался, что прежний замысел его не осуществился. Увидев силу и злобу Моргота, он прозрел истину: какую бы многочисленную и доблестную армию ни собрали нолдор, шансов выстоять против орд морготовых слуг у этой армии столько же, сколько у одного эльфийского война шансов одолеть самого Моргота.
А раз так, зачем рисковать жизнями тысяч храбрецов там, где нужен только один? Тот, кто был бы готов идти до конца?
С тех пор, как эта мысль посетила его, Финголфин жил одной мечтой, одной надеждой, которую не открывал никому, — сразиться с Морготом. И сразить Моргота, если будет на то воля Эру.
Каждую минуту, когда он не был в бою или не падал от усталости, Финголфин посвящал подготовке: плел чары, которые вселили бы ужас в тварей Врага и позволили невредимым добраться до Ангбанда. Рассудив, что если это ему удастся, значит, с ним милость Илуватара, а дальше можно будет положиться на верный Рингил, ни разу не подводивший его, да на твердость собственного духа и руки.
Теперь приготовления были окончены. Оставался всего один шаг до конца, и ныне Финголфин сделает его: с первым лучом рассвета он оседлает Рохаллора и отправится в дорогу.
Он будет биться. Чтобы победить. Или чтобы остаться в памяти своего народа отчаявшимся безумцем.
Нет, только чтобы победить. А иначе не стоило бы и пытаться.
— Выходи и сразись со мной, Моргот, трус и повелитель рабов!
КОНЕЦ
Часть первая здесь, Часть вторая здесь и здесь, Часть третья здесь и здесь, Часть четвертая здесь и здесь, Часть пятая (начало) здесь
@темы: Фингон, Тургон, Маэглин, Эол, Финголфин, Арэдель, мои фанфики, новые персонажи, 11 историй о Нолофинвэ, Сильмариллион, нолдор
ЦИКЛ ЗАВЕРШЕН!
Поздравляю!!!
и так хочется, что бы в предстоящем бою благословление и милость Эру были с ним..
Да,
Может, в этот раз ему повезет больше, чем обычноМидтул - предположительно, синдаризованная форма имени Митьятулвэ, точного соответствия в словаре не нашлось.
Мидол, я думаю. "у" меняется на "о", двойное "д" сокращается.
С одной стороны - образность и характеры по-прежнему на высоте, и какие жемчужины в тексте (вроде Маэглина во снах или деталей о том, как Нолофинвэ боролся с почитателями).
А с другой личные страдания
Хотя лично мне кажется, что у Финголфина и сыновей Феанора (ну старших, как минимум), были более теплые отношения, но тут имха на имху и спорить бессмысленно.
Но сама по себе штука очень клевая
Мидол, я думаю. "у" меняется на "о", двойное "д" сокращается.
За вариант имени тоже спасибо! Я подумаю над этим... хотя уже и привыкла к тому, что есть.
naurtinniell, спасибо за отзыв! Приятно, что ты оценила:
Маэглина во снах или деталей о том, как Нолофинвэ боролся с почитателями
спасибо отдельное за историю Аредэль, кстати
Кстати, верибельная версия истории Аредэль получилась? Я не только про Эола спрашиваю, но и про феанорингов, про то, почему она к ним поехала?
Раньше у меня определенного фанона на этот счет не было, но когда я начала писать пятую часть, он как-то взял и сложился, и мощно проявил себя.
То, что есть - великолепно. Но очень остро ощутилось то, чего нет.
Вот это очень жаль, конечно
А если бы я также поступала с Эндорэ... получилось бы уже далеко не одиннадцать историй.
Хотя, может быть, я действительно многовато пропустила, и можно было построить последние тексты по-другому, чтобы захватить больше... Однако дело уже сделано.
Может, когда-нибудь еще напишу сайд-стори к циклу... Но я не обещаю, что непременно напишу и непременно про Эндорэ.
Alasse_Day, спасибо!
Хотя лично мне кажется, что у Финголфина и сыновей Феанора (ну старших, как минимум), были более теплые отношения, но тут имха на имху и спорить бессмысленно.
Вот тут ты будешь смеяться, наверное, но... Мне и самой так казалось. Во всяком случае, в чужих фиках я люблю, когда отношения получаются более теплыми))) Но тут такой вариант почему-то не вписался.
И про звезду, которая обожжет - сильно.
Но тут дело в том, что про жизнь Нолофинвэ до Эндорэ в каноне довольно мало сведений, и в фиках об этом периоде я вбирала все, что могла найти в каноне.
А если бы я также поступала с Эндорэ... получилось бы уже далеко не одиннадцать историй.
Оно понятно... но такой дисбаланс вышел(
Вот, я поняла: у тебя нет ощущения, что Нолофинвэ в последней части цикла как-то изменился относительно предыдущих. Хотя, имхо, за столетия Белерианда он стал уже не тем, каким был в Хэлькараксэ.
Может, это такое ощущение, потому что очень мало позднего Нолофинвэ...
И про звезду, которая обожжет - сильно.
naurtinniell, это хорошо, а то я волновалась.
А Нолофинвэ, да, конечно, изменился за годы Первой Эпохи. Возможно, я действительно не совсем удачно прописала. Эх.
Теперь надо как-нибудь собраться и прочитать все запоем с начала до конца.
опечатка
опечатка
О, как же я так! Кошмар! Поправила. Спасибо!
Это было замечательно!
Зато вот эта истончившаяся завеса, предвидения, Маэглин в снах... я обычно все это не слишком люблю,но тут оно очень к месту и очень здорово.
Хотя то, что Финголфин мчался побеждать, меня очень удивило.
Спасибо!
Пока про него больше ничего нет. Но потом... может и будет. Я еще подумаю над теми моментами, которых не хватает
Зато вот эта истончившаяся завеса, предвидения, Маэглин в снах... я обычно все это не слишком люблю,но тут оно очень к месту и очень здорово.
Спасибо! Я рада, что получилось удачно.
Кстати, а как вам история Аредэль? Когда мы с вами говорили об этой героине, такой истории у меня в фаноне еще не было. Но потом она как-то очень четко сложилась. Надеюсь, не сильно сквикнуло.
Хотя то, что Финголфин мчался побеждать, меня очень удивило.
Ну, там нужно писать либо действительно отчаяние и разрушительный порыв или все же надежду на победу, пусть и вопреки разуму. Но с порывом у меня как-то не сложилось... потому что даже если бы он действительно поверил, что все потеряно, он, имхо, остался бы до конца с теми, кто был рядом с ним, с народом Хитлума, с Фингоном, с людьми Дор Ламина... а не умчался в смерть, оставив их со всем этим.
Я еще подумаю над теми моментами, которых не хватает
Вот да, очень хотелось бы!
Но потом она как-то очень четко сложилась. Надеюсь, не сильно сквикнуло.
Нет, не сильно. Оно вполне правдоподобно получилось. И в чем-то совпало с моим пониманием образа - когда ей настолько неуютно от того, что до конца она простить не может, что как только эта рана зажила - или скорее даже должна была зажить при встрече - она тут же помчалась к кузенам.
И слепая любовь к Эолу тоже вполне вписывается в образ.
читать дальше
gondolinde, да я помню, что есть третий вариант, я же читала ваш текст))) Но это именно ваш вариант, и воровать его было бы, во-первых, некрасиво, а во-вторых, ни к чему, если у меня сложился свой)))))
К тому же, честно говоря, когда я читала Сильмариллион, мне ничего, похожего на ваш вариант, в голову не приходило. Хотя вообще да, могло быть и так. Но для этого Фингон действительно, как у вас, должен был быть в курсе всего мероприятия, а у меня как-то всегда было впечатление, что Финголфин принял решение один и ушел один. Правда, тогда, конечно, вопросы вызывает фраза "никто не мог остановить его"... но, возможно, там имеется в виду, что его во время скачки уже видели эльдар, поняли, что творится что-то нетипичное и, возможно, катастрофическое, но сделать ничего не могли.
Вот да, очень хотелось бы!
Я постараюсь)))
Нет, не сильно. Оно вполне правдоподобно получилось.
Это очень хорошо)))
И слепая любовь к Эолу тоже вполне вписывается в образ.
И это тоже хорошо, я рада)))
На меня к сожалению образ Эола в Сильме произвел неизгладимое впечатление, и как можно в такое влюбиться, мне решительно не понятно. Но если бы я могла поверить в эту любовь, ваша версия, пожалуй, была бы наиболее близкой для меня.
Ну да, поведение Эола "в кадре" - это нечто, и да, в такого не влюбляться, а бежать без оглядки, поэтому, наверное, так популярен вариант с чарами и принуждением, потому что, ну кто же польстится вообще на такое по доброй-то воле... Но я в вариант с чарами не верю, поэтому много думала над этой историей, чтобы понять, как там все могло сложиться по обоюдному согласию.
По зрелом размышлении я поняла, что все отрицательное, что сделал Эол, он сделал в отношении Аредэль и Маэглина, уже, естественно намного позже, чем состоялось их с Арэдель знакомство: ограничивал их свободу, запрещал говорить о нолдор, считал, что вправе распоряжаться ими, особенно Маэглином... это ужасно, но это все могло появиться потом, на почве болезненного чувства собственничества, паталогической ревности - всего такого.
А до встречи с Арэдель в общем он ничего такого не делал: ну, жил один в лесу, ну, любил звезды и не любил солнце, ну, не любил нолдор, потому что считал, что они принесли в Белерианд войну... Конечно, ничего хорошего, но быть интровертом и консерватором по натуре еще не преступление, да и не любить нолдор тоже, если он не делал ничего, чтобы повредить им, а он, вроде, не делал. Так что не так уж он был ужасен, когда Арэдель его полюбила.
Да я ж не к тому, просто вспомнила ) Конечно у вас свой!
но, возможно, там имеется в виду, что его во время скачки уже видели эльдар, поняли, что творится что-то нетипичное и, возможно, катастрофическое, но сделать ничего не могли.
Да, вполне возможно.
Ну да, поведение Эола "в кадре" - это нечто, и да, в такого не влюбляться, а бежать без оглядки, поэтому, наверное, так популярен вариант с чарами и принуждением, потому что, ну кто же польстится вообще на такое по доброй-то воле...
Дело не в поведении даже. Просто эльф, который не любит солнечного цвета... ну фу. Будто орк какой.
это ужасно, но это все могло появиться потом, на почве болезненного чувства собственничества, паталогической ревности - всего такого.
Проблема в том для меня, что это "позже" очень долго продолжалось. Маэглин уже вырасти успел...
Так что не так уж он был ужасен, когда Арэдель его полюбила.
Да он в принципе не ужасен - так, товарищ типа Саэроса
не к ночи будь помянут. Но все равно душа не лежит... угораздило же!gondolinde, ну, Толкин вероятно думал примерно так же, не зря же был даже вариант с орочьей кровью у Эола. Но, если не брать вариант с орочьей кровью, а я долго его не знала, то, в принципе, можно объяснить нелюбовь к солнцу любовью к звездам, ведь Эндорэ много веков жило только под звездами, а потом раз, новые светила и все поменялось. Большинство эльфов полюбили новый свет, а Эол не мог перестроиться и привыкнуть, ему нравилось как раньше было, но поскольку изменить он ничего был не в силах, приходилось ему прятаться.
Несчастный в общем-то эльф.
Проблема в том для меня, что это "позже" очень долго продолжалось. Маэглин уже вырасти успел...
"Позже" не долго продолжалось, а потом возникло, имхо. Время шло, Маэглин рос, Эол стал понимать, что и жена, и сын не разделяют полностью и никогда не будут разделять его взглядов на мир, и его переклинило, он захотел удержать их запретами и силой. Ну, так мне кажется.
Бывают же и у людей истории, когда поженились, вроде, все нормально, а потом вдруг такая ревность и такое чувство собственничества,такая ревность ко всем и ко всему, что за каждую минуту своей жизни, за каждый шаг отчитываться надо, и это реально медицинская паталогия, и она реально разрушает браки. Так что вполне жизненная у Эола с Арэдель получилась история, даже слишком.
Да он в принципе не ужасен - так, товарищ типа Саэроса не к ночи будь помянут. Но все равно душа не лежит... угораздило же!
Нет, все-таки хуже Саэроса, тот невзлюбил, конечно, Турина, но Турин был ему никто, а этот хотел сына убить, а в итоге убил жену.
В принципе все можно объяснить. Но любви к герою это не прибавляет...
Несчастный в общем-то эльф.
Да, пожалеть его можно. А вот полюбить...
Бывают же и у людей истории, когда поженились, вроде, все нормально, а потом вдруг такая ревность и такое чувство собственничества,такая ревность ко всем и ко всему, что за каждую минуту своей жизни, за каждый шаг отчитываться надо, и это реально медицинская паталогия, и она реально разрушает браки. Так что вполне жизненная у Эола с Арэдель получилась история, даже слишком.
Бывает, да.
Но учитывая характер Арэдели, очень сложно понять, почему она подчинялась хотя бы пять секунд, не то что несколько лет. Принудить силой Эол ее не мог - она любому фору даст, а у людей часто такое на угрозах держится. Из любви? может быть, конечно...
Нет, все-таки хуже Саэроса, тот невзлюбил, конечно, Турина, но Турин был ему никто, а этот хотел сына убить, а в итоге убил жену.
Тут есть забавный момент. Тингол, который безусловно куда лучше обоих, дочку за неповиновение в светлицу заточил. Не убийство, нет, но сама идея расплаты за неподчинение ребенка отцу доставляет ))
Эол мог (хотя я так не думаю) дойти до грани отчаяния, поняв, что теряет практически все, включая свободу - потому что отпускать его никто не собирался.
А Саэросу Турин не сделал ничего. То есть вообще. Да, я помню, что он был родня Берену - но на самого Берена Саэрос не посягал, и подозреваю, тупо из трусости, больше никаких соображений там не было.
читать дальше
дочку за неповиновение в светлицу заточил
Не за неповиновение же, а чтобы и правда в Ангбанд
ненормальнаяне поперлась.А про Эола - я тоже думаю, что любовь у него с Аредэлью была, но гордость на гордость дала взрыв. Плюс Маэглин капал матери на мозг, мол, хочу к родичам - а на самом деле хотел быть принцем.
Да пожалста-пожалста.
Не за неповиновение же, а чтобы и правда в Ангбанд ненормальная не поперлась.
Ага, принимается, подзабыла я.
До такого Эол не додумался. Но дочке сильно больше 18. Теоретически она сама в силах решить, куда и с кем ей отправляться.гордость на гордость дала взрыв
Да я не сомневаюсь. Я удивляюсь, как они протянули столько лет без оного.
Плюс Маэглин капал матери на мозг, мол, хочу к родичам - а на самом деле хотел быть принцем.
Ну дак родичи у него тоже не простые рыбаки или крестьяне. Кем еще он должен был хотеть быть? Манера жизни отца явно перестала его устраивать еще до открытого конфликта...
Если принять, что она находится в здравом уме и твердой памяти, а не под действием фэй или чар. Тингол же долго не мог в это поверить.
Это я еще молчу о том, что король, в принципе, имеет право настаивать на выполнении своих приказов - хотя тут такой случай, что можно было бы и прислушатьсяЯ удивляюсь, как они протянули столько лет без оного.
Страсть, любовь.
Ну дак родичи у него тоже не простые рыбаки или крестьяне. Кем еще он должен был хотеть быть? Манера жизни отца явно перестала его устраивать еще до открытого конфликта..
Я вот думаю - а если бы Аредэль была не сестрой короля, а простой эльфийкой, так ли бы сильно Маэглин хотел на волю? Вот непохоже.
Если принять, что она находится в здравом уме и твердой памяти, а не под действием фэй или чар. Тингол же долго не мог в это поверить.
Честно говоря, подробностей не помню, но чары должен был кто-то наложить. А у Тингола никаких кандидатов близко не просматривается. Так что я боюсь, Тингол просто не собирался позволять дочери делать то, что она хочет, даже будучи в здравом уме и твердом рассудке.
Страсть, любовь.
Это объяснение хорошее, но не полное.
Я вот думаю - а если бы Аредэль была не сестрой короля, а простой эльфийкой, так ли бы сильно Маэглин хотел на волю? Вот непохоже.
Но она была сестрой короля. И дочерью Верховного короля.
И поэтому полное право Маэглина - знакомиться с этими королями и жить, принимая причитающиеся ему почести (быть принцем вопрос второй, мама с браком промахнулась ))) В этом желании ничего особо дурного нет.
Если бы он верил в то, что она правда любит...
gondolinde, в желании ничего плохого нет, в методах осуществления и силе желания - уже есть.
Человек - эльфийку-полумайэ? Ну и высокого ж мнения Тингол был о смертных...
А можешь цитаткой в меня кинуться?
в желании ничего плохого нет, в методах осуществления и силе желания - уже есть.
А что не так с методами? Что он в голову матери пытался залезть? Так у такого отца и сын, мягко говоря, не стеснительный...
А в остальном они ушли в Гондолин, имея на то полное право.
А что не так с методами? Что он в голову матери пытался залезть? Так у такого отца и сын, мягко говоря, не стеснительный...
А в остальном они ушли в Гондолин, имея на то полное право.
И это, и капание исподволь на мозги матери, мол, давай убежим, давай убежим...