Дайри-магия

АПД: Спасибо всем проголосовавшим, на второе уже точно подействовало. Ну, и с первым, я надеюсь, все сложится!)))

Эх, рациональным человеком никогда мне не стать)))))

Впервые в жизни решила попробовать, но что-то она мне не дается... в опроснике все время возникает лишняя строка. Но сейчас ее вроде нет.
В общем:

запись создана: 10.10.2014 в 23:59

Вопрос: Все будет хорошо, раз? Все будет хорошо, два?

1. Да, конечно, будет		23	(100%)
2. Два раза больно жирно, только в первом случае		0	(0%)
3. Два раза больно жирно, только во втором случае		0	(0%)
Всего:		23

---

Добрая встреча, фанфик, драма, АУ, ООС

Не_в_Обзоры(!!!)

В комментариях к предыдущему тексту я обещала мрачную аушку, да и мысля, что называется, была. Так что вот. Внимательно прочтите предупреждения. Очень внимательно прочтите их.

Название: Добрая встреча
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: феаноринги, нолдор, синдар, Тингол
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, АУ
Размер: мини, 1004 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Что могло бы случиться, если бы часть нолдор взбунтовалась против введенного Тинголом запрета квэнья.
Предупреждение: 1. Смерть персонажа. 2. dark!ООС феанорингов и их верных.
Примечание: Vande omentaina! (квэнья) - Добрая встреча!

Неизвестно, Враг ли смутил в то время сыновей Феанора, или всему виной была их не знающая удержу гордыня, однако они не только презрели запрет, наложенный Элу Тинголом на звучание квэнья, но в ярости объявили, что еще и синдар заставят изъясняться на этом языке.
После поговаривали, будто Маэдрос и Маглор были с самого начала против этой затеи, но не смогли удержать остальных братьев. Все же доподленно никто об этом не знал. Известно только, что с тех пор нолдор, которые следовали за Домом Феанаро, в самом деле, старались принудить синдар говорить на квэнья, позабыв, что и до запрета синдар квэнья почти не владели, а синдарин был исконным местным языком, звучавшим по всему Белерианду задолго до появления чужаков из-за Моря.
В этом противостоянии сердца эльфов все больше ожесточались, пока не пролилась, наконец, первая кровь. Хроники Белерианда не сохранили никакого свидетельства о том, кем, где и когда это было сделано.
Лишь один из гобеленов Вайрэ запечатлел память об этом. Лишь мертвые могут узреть, как однажды, в порыве гнева, воин-нолдо вынул из ножен кинжал, и приставив его к горлу молодого синда, совсем еще мальчишки, прорычал:
– Говори со мной на квэнья, сволочь. Ты слышишь! На квэнья!
Паренек смотрел прямо перед собой огромными испуганными глазами.
– Ну-ка повтори: "Vande omentaina!" – приказал нолдо и слегка надавил на кинжал, пьянея от собственной жестокости.
– Ван... Бан... – синда, запинаясь, попытался выговорить что-то, но, казалось, речь сейчас едва ли ему под силу. Все равно на каком языке.
– Что же ты будто не Говорящий, – зло усмехнулся нолдо. – И эдакие звереныши будут указывать нам на каком языке можно говорить и на каком нельзя! Ну, повторяй!
Синда вдруг возмущенно сверкнул глазами, и, забыв о ноже, упрямо вздернул подбородок.
– Не буду, – тихо, но четко выговорил он.
– Что?! – раздосадованно и изумленно вскричал нолдо.
– Не буду я говорить на твоем квэнья, – ответил синда и добавил: – Мразь.
– Ах ты...!!!
Кровь пролилась, и с тех пор синдар относились к нолдор Первого Дома так же, как к тварям Врага. Между эльфами двух народов разгорелась настоящая война.
Нолдор из народа Финголфина, помня горький опыт Альквалондэ, не захотели на этот раз вступиться за родичей и остались в мире с синдар. Они даже принимали у себя эльдар, которые желали покинуть владения феанорингов: равно и нолдор, и синдар. Тех, кто хотел поселиться у них, и тех, кто шел в далекий Дориат под защиту короля Тингола.
Феаноринги и их верные посчитали такое поведение предательством. Вражда, с трудом усыпленная, пробудилась и снова разделила нолдор.
Между тем, Элу Тингол узнал, что Дом Феанаро не только не принял его приговора за пролитую за Морем кровь родичей, но ныне уже проливает кровь его народа и всячески притесняет его. Хотя именно от этого в самом начале остерегал пришельцев Тингол. Больше потому, что должен был остеречь, чем потому, что верил, будто такое предостережение необходимо.
Теперь же было необходимо уже не предостережение и не наказание, но возмездие. И он мог дать его им. Ибо воистину был владыкой Берерианда, и земля эта была готова исполнить его волю.
На вечерней заре король Тингол покинул Менегрот, и, удалившись в лес, огласил там свой приговор. Птицы и звери лесные подхватили его речь и разнесли по всему Белерианду, кроны деревьев и травы повсюду прошелестели об этом, прозвенел каждый ручей.
– Отныне преступники, что не сожалеют о прежних своих злодеяниях и творят новые, что злоумышляют и злодействуют против моего народа, не вправе больше жить в землях Белерианда. Да не найдут они здесь себе ни хлеба, ни крова! И будут гонимы отовсюду, пока не уйдут прочь или не умрут, или не станут молить о милосердии.
Услышав о новом приговоре Тингола, принцы феаноринги не приняли эти слова всерьез и надсмехались над самим Тинголом.
– Посмотрим, что может сделать нам этот жалкий и трусливый король, который только и знает, как прятаться за волшебной завесой своей жены майи! – говорили они.
Но слово сказанное было услышано и поддержано. Сама земля Белерианда ополчилась на жестоких чужаков. Каждое дерево, казалось, стремилось навредить им: половчее подставить под ноги корень или пребольно хрестнуть веткой по лицу, или уронить на голову толстый сучок... но хуже того, плодов и ягод стало теперь почти невозможно найти, а те, что находились, были на вскус подобны песку или же горьки. Поля не родили доброго всхода, оставаясь пусты или покрываясь репьями и сорной травой. Звери и птицы бежали прочь от жилищ изгоев. Вода для них теперь имела всегда привкус железа.
Сначала эльфы даже из народа Тингола шептались о том, что валар, которые властны над всеми землями, кроме совсем уж отравленных Врагом, не допустят такого самоуправства. Но время шло, а валар не вмешивались, ибо тень их гнева лежала на Доме Феанаро.
Что же до сыновей Феанора и их последователей, то они не поминали валар и не желали каяться, а напротив, стали еще более яростны, словно безумие обуяло их и родичи сделались им ненавистнее, чем твари Моргота. Но если с орками и другими темными тварями они еще справлялись. то в боях с эльфами поражение для них следовало за поражением. Один за другим умирали сыновья Феанора, таяло их воинство, и таяли силы тех, кто еще жил.
Наконец, из всех принцев Первого Дома в живых остались только двое старших, а дружины их превратились в горстку измученных существ, которые мало напоминали эльдар, видивших когда-то свет Амана. И вот они-то явились однажды к Финголфину, Верховному королю нолдор, сложили оружие и знамена свои к его ногам и умоляли его о прощении и о заступничестве перед лицом короля Тингола, ибо невыносимо было им больше длить эту войну.
И хотя многие сомневались, что их привело к этой просьбе раскаяние, а не осознание безнадежности своего положения, прощение дано было им. Финголфин сам поручился за них перед Тинголом и народом синдар, так что кара, прежде наложенная, была снята с них. Но никто не питал к ним больше ни доверия, ни любви. И было решено, что не могут они нигде селиться сами по себе, а лишь под надзором своих более благородных соплеменников.
Сыновьям же Феанора кроме того было запрещено принимать вассальные клятвы от кого бы то ни было и становиться во главе любого войска. Так что теперь сделались они поистине Обделенными, больше чем когда-либо. И всякая возможность однажды исполнить Клятву исчезла для них.
Такова одна из самых темных и горьких страниц в истории эльдар.

@темы: Маэдрос, Тингол, синдар, Маглор, мои фанфики, новые персонажи, сыновья Феанора, Сильмариллион, нолдор

---

Правосудие владыки, фанфик, джен, агнст, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200337430.htm">написала</a> фик "Правосудие владыки" о том, как Тингол узнал о братоубийстве в Альквалондэ, драма, агнст, PG-13

Внезапно Тингол. Внезапно узнал о событиях в Альквалондэ.

На самом деле, я давно хотела об этом написать... настолько давно, что сама забыла. А тут вдруг что-то где-то перещелкнуло, и появился этот текст.

Название: Правосудие владыки
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Тингол, немного Мелиан, Финрод, Ангрод и другие арфинги, подразумеваются все принцы нолдор и все нолдор вообще.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст
Размер: мини, 870 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Тингол узнал правду про Альквалондэ.
Примечание: Решение Тингола - прямая цитата из "Сильмариллиона" в переводе Н. Эстель.

Ужасный рассказ Ангрода был окончен, но в ушах Тингола все еще звенели слова Финрода: "Какое зло причинил я тебе, владыка?", казалось, они до сих пор отдаются эхом от высоких сводов тронного зала Менегрота: "Какое зло?! Какое зло! Зло... зло... зло...".
Тингол посмотрел на Финрода. Лицо младшего родича было печально, но и следа понимания не отразилось на нем. Какое зло? Да, дети Финарфина и верные им эльдар не пролили крови родичей за Морем, в этом слухи, что бродили по Белерианду, оказались неверны. Но они поддержали это всеобщее молчание! Словно жизни эльдар из народа его брата не стоили того, чтобы о них говорить! Чтобы помнить о них! Чтобы сожалеть!
Они улыбались и открыто смотрели ему в глаза! Говорили о дружбе между нолдор и синдар и о союзе против общего Врага. А он, Тингол, хоть проявлял разумную осторожность в речах и поступках, высоко ценил доблесть нолдор – и не в последнюю очередь сыновей Феанора. Еще чуть-чуть и союз был бы заключен. Он пожимал бы руки, обагренные кровью родичей! Доверился бы тем, кто совершил ужасное преступление и, возможно, даже не дал себе труда раскаяться в нем.
А ведь народ Ольвэ был когда-то и народом Элу тоже. Лица давно потерянных друзей и знакомцев в который раз стали появляться перед мысленным взором Тингола. Но если раньше он вспоминал их без грусти, зная, что они счастливы в далеком и прекрасном Валиноре, то теперь не мог помешать себе гадать, кто из них пал с нолдорской сталью в груди. Кого постигла участь, достойная только тварей Врага? Кого из них? Кого из их детей, внуков и правнуков, родившихся уже после того, как он их оставил? Может, и его племянники пострадали в этой схватке. Может, сам Ольвэ... Нет, нельзя думать так. Если бы Ольвэ был убит, он узнал бы. Надо верить в это. Надо. А не то ураган его горя и гнева опустошит весь Белерианд.
Надо обуздать себя и быть справедливым. Хоть сердце и кричит о немедленном и жестоком возмездии. О том, чтобы заставить убийц испытать то же, что раньше испытали их жертвы. Но ни за какую обиду эльдар не могут мстить друг другу смертью. Этот закон свято чтят в его землях, и он не станет призывать своих подданных нарушить его. И не опустится до того, чтобы запятнать себя кровью эльдар, даже этих.
Что остается ему тогда? Тингол мог бы сделать нолдор, изгнанников Амана, изгнанниками и в Белерианде. Мог бы сделать так, чтобы ни хлеба, ни крова не получили они в этой земле не только от его народа, но и от самого этого края. Он ведь не лгал и не похвалялся попусту, когда назвал себя владыкой не только Дориата, но всего Белерианда.
Эта земля знает его давно. Помнит его дружбу и заботу, и если он попросит, ни один лес не станет пристанищем для пришлого народа, ни одно поле не даст всхода. Тогда ни гордость, ни жестокость им не помогут.
Тогда им ничто уже не поможет. Они ослабеют быстро и станут легкой добычей для Врага. Но помогать Врагу не годится. И если уж решено не требовать их жизни в уплату за преступление, то и карать их так, чтобы, в конце концов, это привело к верной смерти, нельзя.
Какое наказание он должен избрать? Не самое тяжкое, но суровое, и к тому же такое, чтобы сразу видно было, кто принял его со смирением, а кто не пожелал принять? Какое же?
Разыскивая ответ на эти вопросы, Тингол снова поглядел на лица валинорских родичей. Должно быть, часть его недавних мыслей можно было прочесть на его лице, потому что теперь они все взирали на него с беспокойством и даже со страхом. В иное время, наверное, он почувствовал бы жалость к ним. Но теперь гнев его только возрос.
Огромным усилием воли Тингол заставил себя оставаться спокойным. И вдруг, словно вспыхнули разом десять солнц, пришло решение, которое было ему так необходимо.
– Уходите! – сказал он. – Сердце мое пылает. Позже вы возвратитесь, если пожелаете, ибо я не затворю дверей перед вами, о родичи, попавшие в лиходейскую ловушку, которой не могли избежать. С Финголфином и его народом я также останусь в дружбе, ибо стократ оплатили они содеянное ими зло. И в ненависти нашей к Стихии, что породила все это зло, наша рознь должна быть забыта. Но внемлите моим словам! Отныне никогда не должен звучать в моих ушах язык тех, кто убивал моих родичей в Альквалондэ. И во всей моей державе не прозвучит он явно, пока длится мое владычество. Да услышат все эглат мое повеление – не говорить на языке нолдор и не отвечать ему. Те же, кто им воспользуется, будут считаться братоубийцами и предателями нераскаянными.
Сыновья Финарфина ни слова не возразили ему, а после ушли так скоро, как только возможно. Тингол был рад этому, потому что он не знал, насколько дольше сумел бы держать себя в руках. Теперь же, когда все закончилось, и они с Мелиан остались наедине, он мог больше не притворяться ни беспристрастным судьей, ни владыкой, непоколебимым, как скала. Мог горевать, не таясь.
Тингол сошел с трона и, пройдя несколько шагов, опустился на колени на каменном полу. Первые слезы тяжело упали из его глаз, а потом вдруг полились потоком, словно где-то внутри него сломалась преграда, удерживавшая их. Мелиан тут же оказалась рядом и обняла его. Она тоже плакала. Слезы их смешивались, и непостижимым образом разделенная скорбь становилась легче. Жестокая боль все еще терзала душу Тингола, но он мог выдержать это. Мог выдержать.

@темы: Тингол, синдар, мои фанфики, Сильмариллион, нолдор

---

Все не то, фанфик, гет

Обзорам

[L]vinyawende[/L] переносит в свой дневник исполнения с четырнадцатого круга Дж.Р.Р.Толкин: фан-феста: <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200279388.htm">раз</a> (гет, НМП-айну/Тхурингветиль), <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200280728.htm">два</a> (гет, Саруман/НЖП-айну), <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200280996.htm">три</a> (гет, Саурон/НЖП-айну, Саурон/другая НЖП-айну)

(код на этот пост и два предыдущих)


Название: Все не то
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Саурон/НЖП-айну, Саурон/другая НЖП-айну
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 632 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 14.12 Саурон/кто-нибудь, или Тхурингветиль/кто-нибудь, или Саруман/кто-нибудь. Программа «Обеспечим злодеев пейрингами». Одного пейринга в тексте достаточно."

Когда-то, в начале всего, когда Майрон еще не помышлял о предательстве и был счастлив служить Ауле, ему нравилась Пиукка, майя Йаванны. Она была похожа на свою госпожу так же, как он походил на своего господина, и любовь их тоже была в чем-то сходна с любовью Ауле и Йаванны: любя разное, они любили и друг друга и постоянно страстно тянулись один к другому. Бурные ссоры, скорые примирения. Радость, от которой звезды Варды горели ярче в тысячу раз.
– Ничего нет слаще, чем быть рядом с тобой!
– Я люблю тебя сильнее всего на свете!
– А я люблю тебя сильней!
– Нет, я!
– Нет, я!
– Люблю, люблю, люблю!
– Люблю.
Им достаточно было только взглянуть друг на друга, чтобы быть счастливыми целую вечность, по меркам Воплощенных.
Но время шло, гордость Майрона росла, он все больше отдалялся от Ауле и сходился с Мелькором. И вот однажды Мелькор сказал ему:
– Да неужто тебе не надоело быть только тенью своего господина?! Во всем только тенью! Даже в любви!!! Разве не противно самому довольствоваться бледной копией того, что уже есть у других, и не где-нибудь, а рядом, постоянно у тебя на глазах!
Что тебе в этой Пиукке?
Майрон сперва отмахнулся от этих слов и даже какое-то время не говорил с Мелькором, но сомнение начало грызть его душу. Правда ли он любит Пиукку, или они с ней вместе только потому, что Ауле и Йаванна тоже вместе? Потом он опять пошел к Мелькору. Потом решил, что, на самом деле, Пиукку не любит. Она ему не нужна.
Майрон сказал ей:
– Я не люблю тебя.
И Пиукка заплакала. Тогда он сказал:
– Ты тоже меня не любишь, это все неправда, отражение, обман.
И Пиукка ушла. С тех пор он ни разу не видел ее, она сама не желала этого, а Майрон и не искал встречи. Только раз Ауле, должно быть, по просьбе Йаванны, пытался расспросить Майрона о том, что случилось. Но тот не пожелал отвечать, и больше Ауле не спрашивал.
После этого Майрон долго был один, и считал, что так даже лучше, тем более, он совсем уже решил перейти на службу к Мелькору, и теперь только ждал знака от своего нового господина. Но пока знака не было, он все еще трудился с Ауле и майяр Ауле. Работая в кузне, он и начал понемногу обращать внимание на Йулмэ, которая тоже там работала. С ней они были сходны характерами: оба хотели творить, оба были сильны и искусны, правда, Йулмэ не жаждала превзойти других, так, как жаждал этого Майрон, но все же она была отчасти честолюбива и превосходила многих.
В то же время она не превосходила самого Майрона и искренне восхищалась им, что было очень лестно, и Майрон привязался к ней. Настолько, что даже попытался забрать ее с собой, когда все же пришло время уходить к Мелькору.
Но Йулмэ этому совсем не обрадовалась, а в ужасе оттолкнула Майрона и умчалась прочь так быстро, что он не успел попытаться ее остановить.
– Вот дура! – только и сказал на это Майрон.
Должно быть, Йулмэ побежала к Ауле или еще к кому-то из валар, а может, и нет. Майрон не стал задерживаться, чтобы узнать. К его уходу все было уже готово, так что он постарался ускользнуть как можно скорее. И ему это вполне удалось.
В дальнейшие времена любовные проблемы не занимали его вовсе. Важнее были сила и власть, а иногда и простая возможность сохранить свою свободу. Было время, когда к нему, могущественному и все еще прекрасному на вид военачальнику Мелькора, приходили женщины-майяр из тех, что тоже служили Темному Вале. Приходили, и говорили, что любят его. Он отсылал их прочь, потому что все они были в той или иной мере безумны, и, глядя на них, Майрон невольно задавался вопросом, не безумен ли он сам. Да и без того, они вызывали у него одно только презрение. Это все было совсем не то, что ему нужно. Но вот что же нужно ему, Майрон тогда уже не знал.

@темы: айнур, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион

---

Немного любви, фанфик, гет

Название: Немного любви
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Саруман/НЖП-айну
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 714 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 14.12 Саурон/кто-нибудь, или Тхурингветиль/кто-нибудь, или Саруман/кто-нибудь. Программа «Обеспечим злодеев пейрингами». Одного пейринга в тексте достаточно."


– Курумо, возьми меня с собой!
– Что?
Курумо, айну, который давно уже был старшим из майяр Ауле, а теперь еще стал и главой ордена Истари, отправлявшихся в Эндорэ, чтобы помочь эльфам и людям бороться с Сауроном, изумленно и непонимающе посмотрел на Нисимэ, деву из майяр Ваны.
– Я говорю, возьми меня с собой в Эндорэ, – сказала она.
– Нет, это невозможно, – сразу же ответил Курумо. – Слишком трудно, слишком опасно, да и выбраны уже те пятеро, кто пойдет. Если ты хотела быть одной из Истари, тебе нужно было говорить об этом раньше и не со мной, а с валар.
– Я не хочу быть Истари, я хочу быть с тобой. Пожалуйста, соглашайся, и я упрошу мою леди, а она уговорит других валар позволить мне пойти.
Курумо улыбнулся ласково и снисходительно, как и следовало ему улыбнуться в такой ситуации. Он давно знал, что Нисимэ влюблена в него, но ничего не чувствовал в ответ. И он честно признался ей в этом. Вернее, сказал, что не может ответить ей взаимностью, но тронут тем, как высоко она его ценит, а еще сказал, что желает ей счастья. И это было частью правды, но не всей правдой. Курумо не счел возможным говорить Нисимэ, что из всех айнур именно народ Ваны казался ему всегда самым неинтересным и малозначительным, а сама Нисимэ для него была неотличима от прочих майяр, пока не вздумала признаваться ему в любви.
– Не нужно этого делать, – увещевательным тоном сказал Курумо. – Ты станешь тосковать там, вдали от дома. Если беспокоишься о цветах или о птицах, или еще о чем-то таком, то со мной идет Айвендил, и он, поверь мне, будет счастлив обо всем этом позаботиться.
– Ты не слушаешь меня! – воскликнула Нисимэ. Если бы она могла сердиться на Курумо, то, пожалуй, рассердилась бы. – Не о цветах и птицах хочу я заботиться, а о тебе. Возьми меня с собой, и я стану помогать тебе во всем. Если ты устанешь, я положу руку тебе на лоб, и твоя усталость растает, если отчаешься, я спою тебе, и ты обретешь надежду, если собьешься с пути, то, взглянув на меня, найдешь верную дорогу, – сказала она, волнуясь.
– Тише, тише, – успокоил ее Курумо. – Я иду туда не за тем, чтобы отчаиваться и сбиваться с пути, поверь мне.
– Я верю, – ответила Нисимэ. – Но лучше, если я буду с тобой.
– Нет, тогда я и за тебя стану тревожиться, – ответил Курумо.
Про себя подумав, что у него и так уже достаточно спутников, от которых явно будет больше хлопот, чем пользы. Майяр Оромэ – это одно дело, а Айвендил и Олорин – другое. Впрочем, варар выбрали их, и он, Курумо, конечно, не собирался спорить с владыками.
– Станешь? – спросила Нисимэ с надеждой.
– Конечно, – ответил Курумо, надеясь, что сумеет все же отговорить ее от более чем странной затеи.
– Значит, я дорога тебе, хотя бы немного?
– Немного, – эхом отозвался Курумо. И тут же ему пришло в голову, что, наверное, следовало ответить как-то иначе.
Но Нисимэ обрадовалась. Лицо ее просияло улыбкой.
– Раз так, то я и отсюда смогу тебе помочь. Думай обо мне иногда, а я стану часто о тебе думать и буду петь для тебя, и ноша твоя будет легче, чем могла бы быть.
– Я окажусь в теле смертного, Нисимэ, и ничего не почувствую, – ответил Курумо, и, досадуя на самого себя, замер: только бы она не заявила, что раз так, то ей точно нужно идти.
– Нет, почувствуешь, – возразила Нисимэ. – Если я люблю тебя очень сильно, а ты меня хотя бы немного, то связь между нами не прервется, я знаю. Ты только найди в своем сердце для меня хоть маленький уголок, и думай обо мне совсем чуть-чуть. Обещаешь?
Конечно, знать такое она ниоткуда не могла, но Курумо почел за лучшее не спорить.
– Обещаю.
Однако обещание это изгладилось из его памяти еще раньше, чем он обрел тело смертного и ступил на корабль, который должен был переправить Истари на восток. А уж в Эндорэ Курумо и вовсе ни разу не вспомнил о нежной и преданной Нисимэ. А она, хотя и чувствовала все время его страдания, его страхи и слабости, и тьму, что больше и больше завладевала его душой, никак не могла дотянуться до него, чтобы помочь.
Когда же он был убит, и его душа покинула смертное тело, чтобы стать бессильным, но затененным духом, Нисимэ, совсем ослабев, упала, и другим майяр Ваны пришлось отнести ее в Лориен, где Ирмо и Эстэ долго заботились о ней, прежде чем она снова обрела способность жить и радоваться жизни.

@темы: айнур, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион

---

Вино в разбившемся сосуде, фанфик, гет

До меня вдруг дошло, что на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фесте уже начинается следующий круг, а я еще с предыдущего исполнения к себе не перетаскала. Не порядок.

В этот раз у меня три исполнения на одну и ту же заявку.

Начну с того, которое было первым написано, тем более, оно и баллов в голосовании больше всех набрало. Чему я очень рада, конечно.

Название: Вино в разбившемся сосуде
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: НМП-айну/Тхурингветиль
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 1758 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 14.12 Саурон/кто-нибудь, или Тхурингветиль/кто-нибудь, или Саруман/кто-нибудь. Программа «Обеспечим злодеев пейрингами». Одного пейринга в тексте достаточно."

Бывает, любовь рождается быстро, как вспышка света: двоим достаточно увидеть друг друга, заговорить только раз, и вот она уже озаряет всю их жизнь. Но в иных случаях любовь зреет долго, как вино: взгляды, встречи и разговоры накапливаются сотнями и тысячами, пока хмельной напиток не обретет крепость и не опьянит, наконец, обоих.
А случается и так, что от одного неловкого движения сосуд разбивается до срока и виноградный сок, которому уже не суждено стать чем-то еще, заливает все вокруг. Похоже на кровь, хотя, может быть, и совсем не похоже. Уж во всяком случае, пролитого сока не соберешь, а несбывшуюся любовь не вернешь. Как ни кайся, как ни тоскуй. И ведомо это не только Воплощенным.
Самыми первыми эту горькую истину познали двое майяр. Лучше нам будет называть их Лиро и Лирэ, потому что его имя никогда не было известно в Арде, а ее было даже слишком известно, и мало кто мог слышать его без ужаса и отвращения.
Но когда-то в Чертогах Безвременья ничего не разделяло их, и, хотя он чаще всего пел рядом с Оромэ, а она – с Мелькором, им было хорошо вдвоем, и тогда они пели вместе: только друг для друга и ни для кого больше. А однажды задумались было о том, не спеть ли им особенной песни, такой, которая будет означать, что они навсегда одно.
Но прежде чем мысль могла перерасти в решение, Эру созвал всех айнур, чтобы сотворить Великую Музыку. И после этого ничего уже не было таким, как раньше, потому что Лирэ желала спуститься в Эа, а Лиро хотел остаться в Залах Безвременья.
– Разве ты не видел Мир? – удивилась Лирэ. – Какой он был замечательный! Я жить не смогу, если никогда больше его не увижу! Он прекрасен! И ты еще поймешь это, идем со мной, – упрашивала она.
– Мир не прекрасен, – возразил Лиро. – Мы создали его нашей музыкой, а она не была прекрасна. Не была совершенна. Из-за Мелькора все сбилось. Я сбился. Я сбился почти сразу и пел уже все не то, что хотел, а потом и совсем ничего не пел. И другие пели все не то. Из этого мира не выйдет ничего хорошего. Тот, кто позволит себе привязаться к нему, совершит большую ошибку.
– Я тоже пела не то, – ответила Лирэ. – Я пела вместе с Мелькором, потому что привыкла, когда пою рядом с ним, следовать туда, куда он ведет общую партию. Так всегда получалось красивее. И я не сразу заметила, что в этот раз что-то пошло неправильно. Да и он сам не сразу это заметил. Но теперь Мелькор сожалеет о том, что случилось. Он хочет все исправить, и я тоже хочу, поэтому я должна пойти с ним. И мир станет совершенен!
– Нет, уже ничего не исправить. Лучше не тратить силы и любовь на то, что испорчено вне всякой надежды, – сказал Лиро.
– Ты жесток! – воскликнула Лирэ. – И ты ошибаешься. Эру сказал другое!
– А ты слепа! – тоже воскликнул Лиро. – Ты не желаешь видеть правду. И никто из нас на самом деле не понял, что сказал Эру, а он не пожелал лучше объяснить нам.
– Он хочет, чтобы мы сами все узнали, – сказала Лирэ. – И однажды мы узнаем.
– Однажды ты поймешь, что я прав, – мрачно пообещал Лиро.
– Нет, это ты поймешь, что я права! – запальчиво ответила Лирэ.
На этом они расстались, а Эру, слышавший весь их разговор, только вздохнул, потому что знал, что со временем они поймут истину, а она может оказаться совсем не такой, на какую любой из них рассчитывал. Но говорить им Эру ничего не стал, потому что они были слишком сердиты друг на друга и слишком уверены каждый в своей правоте, чтобы услышать его.

***

Так и вышло, что Лиро остался в Чертогах Безвременья, а Лирэ спустилась в Эа. Она по-прежнему следовала за Мелькором и по-прежнему не замечала, что он делает вовсе не то, что обещал раньше. А когда, наконец, посмотрела правде в глаза, было поздно что-то менять, потому что зло, которое они вместе творили, уже глубоко затронуло ее душу.
Жестокость и разрушения теперь совсем не пугали Лирэ, скорее, она уже не представляла, как без них можно жить и добиваться своих целей. Боялась Лирэ другого. Боялась, что если перестанет поступать так, как здесь, в Арде, научил ее Мелькор, то и по-другому у нее не получится. Совсем никак. И тогда она станет бессильной и беспомощной. Боялась одиночества. Ведь айнур, которые не были с Мелькором, ее уже не захотят принять. С чего бы им захотеть после всего, что она сделала? Боялась унижения. Ведь если они и примут ее, то никогда не станут относиться как к равной, вечно будут напоминать о том, что она хуже их всех.
Уж лучше остаться там, где она есть, ничего не менять. Тогда, по крайней мере, она будет внушать страх и трепет другим, а не испытывать его сама. Так решила Лирэ.
– А Мир, в самом деле, безнадежно испорчен, и его не спасти, – сказала она, подводя итог своим мучительным раздумьям. – Не стоит терзаться о нем. А о себе – тем более.
С тех пор Лирэ жила, ни о чем не задумываясь. Исправно и даже с удовольствием выполняла все поручения Мелькора, а когда он был схвачен валар, ждала его в Ангбанде вместе с Майроном и остальными. Потом снова служила ему. Летала, оборачиваясь огромной летучей мышью с железными когтями. Доставляла вести, сеяла ужас, иногда сражалась.
Сражалась Лирэ и в тот день, когда пики Тангородрима были разрушены, а Мелькор снова захвачен в плен. На этот раз навсегда: другого шанса вырваться на свободу ему ни за что не дадут, это даже самый тупой орк мог бы понять. А Лирэ была куда умнее любого орка, даже теперь, когда разум ее притупился от усталости или, может быть, от других причин.
Во всяком случае, одно она знала твердо: надо как можно скорее и как можно дальше спрятаться, чтобы ее не нашли и не вздумали судить вместе с Мелькором. При этом сил у нее было мало, так что ей была необходима простая маскировка, которую легко поддерживать. Поразмыслив над этим, Лирэ решила обернуться летучей мышью, но не такой огромной и устрашающей, как прежде, а, по возможности, обычной. Разве только немного крупнее размером. Раза в полтора или два, не больше.
Воплотить задуманное Лирэ удалось со второй попытки, и это было большой удачей, потому что сил попробовать в третий раз у нее попросту не нашлось бы. Лететь она могла с трудом, но страх подгонял ее, так что она быстро оставила тонущий Белерианд позади и устремилась на юг. Все дальше и дальше, дальше и дальше, пока не достигла земель, где не было и никогда не бывало не только майяр или эльфов, но и людей.
Там Лирэ поселилась в маленькой темной пещере и стала жить, питаясь кровью диких зверей. Она опасалась, что даже здесь ее могут увидеть и схватить, поэтому ни на мгновение не сбрасывала личину летучей мыши, и понемногу стала даже забывать, что когда-то жила иначе.
Впрочем, страхи ее были напрасны. В Арде ничей взгляд не преследовал ее. Лишь за пределами Эа, в Чертогах Безвременья один дух беспрестанно наблюдал за ней, и слезы его не высыхали. Но вот, наконец, Лиро – а это был именно он – принял решение, и отправился искать Эру, чтобы поговорить с ним.
Эру тоже смотрел на Мир, причем он обозревал не часть его, а весь целиком, и Лиро содрогнулся, тоже обозрев все и увидев разом много такого, что не могло не огорчать и не разочаровывать того, кто звался Илуватаром. Лиро стоял в нерешительности, не зная, как начать разговор и даже стоит ли начинать его. Но Эру посмотрел на него и сказал:
– Ты хочешь говорить со мной, так говори, я слышу тебя.
– Да, Отец, – отозвался Лиро. – Я хотел... – он остановился на мгновение, стараясь укрепить свою решимость, потом продолжал: – Хотел поговорить с тобой об одной майя, которая когда-то спустилась в Эа. Ее звали... зовут... ее имя – Лирэ. Она следовала за Мелькором, и теперь...
Лиро остановился, говорить было неимоверно тяжело.
– И теперь она, утратив почти все свои силы и очень многое из своей сущности, скрывается ото всех в облике летучей мыши, – сказал Эру.
– Да, – согласился Лиро, сам не зная, радует ли его, что Эру и без него все прекрасно известно о Лирэ, или пугает. Но, в любом случае, нужно было говорить дальше. – Я хотел бы, если это возможно, помочь ей.
Вот, это главное. Теперь будет легче. Наверное.
– Айнур, которые творили Мир в Эа, невозможно забрать назад в мои Чертоги, не разрушив Мира, а его последний срок еще не настал, – сказал Эру. – К тому же, Лирэ теперь отвергает меня. Она закрыла свою душу, сердце и разум для моих слов и моей любви, и едва ли согласилась бы сейчас вернуться ко мне.
– Я знаю, – ответил Лиро. – И не ожидаю, что ты перенесешь ее сюда. Прошу, позволь мне отправиться к ней.
– Для чего? – спросил Эру. – Она не помнит даже себя, и тебя, вернее всего, не вспомнит.
– Пусть так, – сказал Лиро. – Но я хочу быть радом с ней, хочу облегчить ее участь.
– Почему? – снова спросил Эру.
– Потому что я люблю ее, – ответил Лиро.
– И ты готов тратить любовь и силы на то, что испорчено вне всякой надежды? – в третий раз спросил Эру.
Лиро ужаснулся, вспомнив собственные свои слова, сказанные когда-то Лирэ. И, посмотрев в глаза Эру, понял, что, быть может, однажды огорчил его больше, чем многие другие.
– Да, да, да, – торопливо и горячо сказал Лиро. – Я готов. Я люблю ее. Я тоскую без нее. И... и ничто не вне надежды, никогда. Пожалуйста, позволь мне спуститься в Арду, к моей Лирэ.
– Она давно не такая, какой ты знал ее, – сказал Эру. – И я не скажу тебе ничего о том, какой она может или не может стать в будущем.
– Если я буду рядом с ней, я и сам это узнаю, – ответил Лиро. – Только позволь мне.
– Ты могучий дух, Лиро, – сказал Эру. – Сила твоя слишком велика, чтобы ты мог войти в Арду сейчас.
– Тогда лиши меня сил, – взмолился Лиро. – Пусть я буду слаб, ничтожен. Все равно, если я могу ей помочь, то не моей силой.
– И насколько же ты готов умалить себя? – спросил Эру.
– Пусть я буду не сильнее, чем Лирэ сейчас, – с готовностью ответил Лиро.
Неужели Эру согласится? Казалось, да. Но Лиро не смел поверить в это, пока не услышит твердого ответа.
– Да, так ты сможешь войти в Мир и не нанести ему ущерба, – сказал Эру. – Что ж. Пусть будет по твоему слову.
Так начался путь Лиро в пределах Арды, путь неизведанный и тяжелый, но освещенный его любовью к Лирэ, состраданием к ней и мудростью, которая досталась Лиро дорогой ценой. А чем предстояло окончиться этому пути, знал один только Эру Илуватар, но он никому ничего не говорил, а только смотрел на двух своих айнур, затерянных в непроходимых лесах, и улыбался.
История же наша теперь подходит к концу, осталось сказать только, что иногда, хотя и очень редко, единожды несбывшаяся любовь возвращается вновь, чтобы засиять в полной силе, и в сосуде, который казался разбитым и пустым вызревает сладчайшее вино.

@темы: айнур, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион

---

11 историй о Нолофинвэ, часть четвертая (начало) джен

Обзорам

vinyawende <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200209592.htm">выкладывает</a> восьмой фик из цикла "11 историй о Нолофинвэ" PG-13 (12+), джен, Исход нолдор, много агнста и Фингона

Все уже, наверняка, забыли, что там раньше было, но я все равно выкладываю продолжение. Дело дошло до Исхода нолдор, драма, агнст, смерть персонажей, как я и предупреждала.


Часть четвертая 1496-1500 год Предначальной Эпохи

Название: Пропасть
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Нолофинвэ, Феанаро, Анайрэ, Индис, Арафинвэ, Финдис, Фаниэль, Иримэ, Финдекано, Турукано, Аракано, Арэльдэ, Намо, новые персонажи, упоминаются Финдарато, Артаресто, Ангарато, Айканаро, Артанис, Эленвэ, Итарильдэ, Манвэ, Ингвэ, телери.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст
Размер: мини, 6598 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Валинор, 1496 год. Нолдор покидают Тирион. Могучая воля Феанаро ведет их к мести, победе над Врагом и свободе. Или к роковым ошибкам, отчаянию и погибели. Как бы то ни было, Нолофинвэ не может оставить свой народ на этом пути. Он пойдет с ними, а значит, ему придется оставить позади многое и многих. Возможно, больше, чем он думал по началу. Возможно, больше, чем он способен вынести.
Примечание: 1. Текст Рока нолдор и ответ Феанаро – прямая цитата из "Сильмариллиона" в переводе Н. Эстель. 2. Коймас – "жизненный хлеб" – квенийское название лембаса. 3. Анайрэ – ученица Йаванны, это уже упоминалось раньше в цикле (часть вторая, фик "Одинокий принц"), повторяю на всякий случай. 4. О том, кто такой Рэнвэ и почему он говорит то, что говорит, можно прочитать в фике "Взвешенное решение" (третий фик первой части цикла).

Нолдор должны покинуть Тирион завтра. Феанаро не потерпит больше отсрочки, да у Нолофинвэ и не осталось сил, чтобы выговорить, вытребовать еще хоть сколько-нибудь времени. С тех самых пор, как было принято решение отправляться в Эндорэ, ему приходилось бороться за каждый день, который можно было потратить на такие необходимые, жизненно важные приготовления.
Но, по крайней мере, усилия его не были напрасны: теперь нолдор уйдут более подготовленными, чем могли бы, и смерть от голода раньше смерти в бою им, наверное, не грозит. При этой мысли Нолофинвэ невольно улыбнуться. Аромат недавно испеченного коймаса до сих пор витал над Тирионом, делая город более родным и живым, чем он казался во тьме. А Нолофинвэ этот запах к тому же напоминал о жене, ведь именно под руководством Анайрэ женщины выпекали запас дорожного хлеба для предстоящего похода.
Коймаса было заготовлено столько, что хватит, пожалуй, на полтора года Древ, а то и дольше, и нолдор шептались между собой, что это уже слишком, но высказать подобное в лицо Анайрэ никто не решался. А на досужие разговоры она не обращала внимания. Только, когда они оставались вдвоем, признавалась Нолофинвэ:
– Я боюсь, что и этого количества может оказаться недостаточно.
Тревожные предчувствия не оставляли Анайрэ даже в краткие часы отдыха, во сне она все бормотала что-то о муке и хлебе. А наяву продолжала с невиданным упорством искать пути пополнения запасов. И помощь в этом деле пришла с неожиданной стороны: когда вся подходящая для коймаса мука, что была накоплена нолдор, оказалась израсходована, в Тирионе появились возы с зерном, собранные народом Ингвэ. Тысяча возов зерна и тысяча тысяч просьб одуматься и остаться.
Когда Анайрэ рассказывала об этом мужу, слезы наворачивались ей на глаза, но по-настоящему плакала она, говоря о телери. Пшеницу на дорожные хлебы они обычно брали у нолдор, взамен давая те припасы, которые добывали в море, но с тех пор как нолдор начали готовиться к походу, телери стали привозить рыбу и прочее просто так, уверяя, что зерно и мука сейчас нужнее самим нолдор.
Даже Анайрэ, хотя и была ужасно обеспокоена, не хотела сперва соглашаться на это, но мореходы не пожелали слушать возражений.
– Так решили мы все, – говорили они. – И так будет. Мы обойдемся рыбой. А вы пеките хлеб для дальней дороги. Но лучше бы вам передумать и не уходить. Лучше бы передумать.
Однако большая часть нолдор ничего не желала слушать, советы и просьбы старых друзей пропадали зря, и потому Анайрэ плакала особенного горько. Все же, как она ни печалилась, подготовка к походу продолжала идти своим чередом. Пока, наконец, два дня назад, Анайрэ не сказала Нолофинвэ:
– До следующего урожая во всем Валиноре не испекут больше ни одной лепешки коймаса.
Голос ее звучал скорее обреченно, чем спокойно.
– Ты сделала все, что могла, – попытался подбодрить ее Нолофинвэ.
– Я знаю, – ответила Анайрэ тем же тоном, что раньше.
Впрочем, Нолофинвэ сам понимал, какое это слабое утешение. Он тоже делал все, что мог, но легче от этого не становилось.
Нолдор Тириона по привычке или по какой-то другой причине со всеми проблемами и вопросами шли к нему, и Нолофинвэ по привычке все это решал, а потом выслушивал от Феанаро упреки, что будто бы плетет интриги у него за спиной. Если же он пробовал направить часть приходящих эльдар к самому Феанаро, то тут же получал обвинение, будто нарочно отвлекает по пустякам. Нолдор называли Нолофинвэ государем, и обижались, если он возражал, Феанаро приходил в ярость, если он не возражал. Нолофинвэ то возражал, то не возражал, и сам уже путался в том, что когда он говорит и почему.
От тоски по отцу хотелось выть.
Если бы только отец был жив, не было бы всех этих проблем. Если б отец был жив, Нолофинвэ с радостью согласился бы иметь хоть в сто раз больше проблем. Но Финвэ не было, был только Феанаро, брат, за которым Нолофинвэ поклялся следовать и с которым почти ни в чем не мог сойтись. А Феанаро не желал прислушиваться к его советам. Так что оставалось лишь наблюдать, как брат говорит и делает немыслимые вещи. Это было сущее мучение, и конца ему не предвиделось.
Но последние часы в Тирионе Нолофинвэ не собирался тратить на горькие раздумья о Феанаро. Вместо этого он обходил город, чтобы проститься со всеми близкими ему эльдар, кто оставался здесь, а заодно и с самим Тирионом.
Тяжелее всего далось прощание с матерью и Финдис. Мать казалось утомленной, бледной и очень хрупкой, гораздо более хрупкой, чем когда он видел ее в последний раз. Нолофинвэ охватило жестокое раскаяние: за всеми делами и приготовлениями он не был рядом с матерью столько, сколько ему следовало бы, оставлял ее одну с обрушившимся на нее горем. А теперь и вовсе намеревался покинуть Валинор и еще умножить ее страдания. Умножить многократно, ведь уходит не он один: Фаниэль, Арафинвэ и Иримэ тоже уйдут. А если бы он остался, то, может быть, удалось бы убедить остаться и их. Хотя бы сестер. Хотя бы Иримэ, ведь она открыто говорила, что идет только из желания поддержать его:
– Глупо надеяться просто побежать и сейчас же одолеть Моринготто в землях, которые нам неизвестны и чужды, раз мы даже здесь, дома, не могли защититься ни от лжи его, ни от силы. Но лишний мечник все равно не помешает, так что я тебе еще пригожусь.
Никакие слова не могли ее разубедить.
Нолофинвэ обнял мать, не зная, как теперь сможет просто отпустить ее и уйти. Глаза зажгло, горло сжалось так сильно, что стало не вздохнуть.
Тогда Индис, угадав состояние Нолофинвэ, шепнула ему:
– Хороший мой.
И на миг сильнее стиснула его в объятиях, почти невозможно сильно при ее теперешней слабости. А потом легонько оттолкнула от себя.
– Ну все, иди, иди.
Вот. Теперь она сделала за него самое сложное, ему осталось совсем немного. Выпрямиться. Посмотреть на мать в последний раз. Перед уходом еще взглянуть на сестру, понять, что она так и не скажет ни слова, даже не захочет встретиться с ним глазами. Сделать вид, что боли в груди вовсе нет. Уйти, наконец!
Нолофинвэ успел сделать от дома, где они оставались, ровно пять шагов, когда его догнала Финдис.
– Я так ужасно зла на тебя, – сказала она. – На всех вас. Но я буду вечно жалеть, если не сделаю этого сейчас.
С этими словами Финдис обняла его. И Нолофинвэ почувствовал, что даже ради спасения собственной жизни не мог бы сдержать слезы. Он прижался головой к ее плечу, на несколько мгновений позволяя себе спрятать лицо в ткани ее платья. Как в детстве, только тогда Финдис присаживалась перед ним, чтобы он мог сделать это, а теперь ему приходилось наклоняться к ней.
Так они и стояли, пока Нолофинвэ не смог вновь овладеть собой, потом Финдис поцеловала его в висок и ушла обратно в дом. Так что в пору было усомниться, не померещилось ли ему это все.
Нолофинвэ еще побродил по городу и, в конце концов, оказался у дома Рэнвэ – любимейшего из своих наставников и одного из самых достойных эльдар, которых он знал за всю свою жизнь. Рэнвэ, конечно, никуда не уходил. Немыслимо было даже подумать об этом.
– Эта земля – мой дом, другого у меня уже никогда не появится, – часто повторял он, когда еще не было и в помине никаких разговоров об Эндорэ.
Теперь Нолофинвэ шел к Рэнвэ с тяжелым сердцем, заранее обдумывая, что станет отвечать учителю, если тот будет отговаривать его. Правда, до сих пор Рэнвэ не предпринимал такой попытки и вообще не высказывал никакого мнения об уходе нолдор из Валинора, но и виделись они с Нолофинвэ редко, и не имели возможности толком поговорить.
Стоило Нолофинвэ открыть дверь, как его окутал знакомый аромат трав, в котором яснее прочих выделялись ноты чабреца и мяты, видимо, недавно заваренных. Именно таким отваром Рэнвэ чаще всего угощал Нолофинвэ еще в пору, когда тот только начал учиться у него.
Это было так привычно и почти до ужаса странно: целый мир успел рухнуть, а почтенный Рэнвэ все собирает травы, все заваривает их да потчует гостей. Словно бы ни мало не беспокоясь, что его жилище не заливает больше теплый свет Древ.
– Я знал, что ты все же зайдешь попрощаться со мной, – сказал тем временем Рэнвэ. – Проходи, садись.
Нолофинвэ сел на место, которое указал учитель, и тот разлил по чашкам горячий ароматный отвар. Пили в молчании. Нолофинвэ не придумал, что он сам скажет Рэнвэ, если Рэнвэ ему не скажет ничего, и теперь не знал как быть, а Рэнвэ, казалось, глубоко задумался о чем-то.
– Береги свою семью, – произнес он, наконец. – Если только можешь, если у тебя есть самый маленький шанс спасти их от боли, от смерти, а главное, от разрушения их душ, не упускай его. Ты силен, может быть, у тебя, в самом деле, достаточно сил, чтобы справиться с чем угодно. Но если ты потеряешь близких, потеряешь по-настоящему, навсегда, огонь твоей души угаснет. А там, куда ты идешь, это очень быстро может случиться, – Рэнвэ глубоко вздохнул. – И там тебе понадобится большая стойкость, потому что народ, который ты ведешь за собой, горд и уверен в своей силе, а гордые и уверенные порой познают истину с ужасной болью, и поддержки и утешения все они и каждый из них станут искать в тебе, в твоем примере.
– Печально твое напутствие, почтенный Рэнвэ, – заметил Нолофинвэ, впрочем, без всякого упрека.
– Это с другими я говорил о радости и легкости жизни, а тебя всегда учил трудному и печальному, – грустно улыбнулся Рэнвэ. – Прости, это в последний раз.
– Я благодарен за все, что узнал, – ответил Нолофинвэ.
И они коротко, но крепко обнялись на прощание.
После этого Нолофинвэ отправился домой. Там было темно и тихо, все разбрелись по каким-то своим делам. Вернее, так сперва показалось Нолофинвэ, но когда он поднялся в их с Анайрэ спальню, то увидел, что его жена сидит там одна в темноте, а походная сумка, которую она собрала уже давно, лежит, открытая, у ее ног, и вещи, прежде аккуратно уложенные, теперь в беспорядке разметаны повсюду.
– Что ты делаешь? – тихо, боясь напугать Анайрэ, спросил Нолофинвэ.
– Не знаю, – ответила она странно ровным голосом.
Он шагнул к ней, желая сесть рядом и обнять, но она встала и отошла к окну раньше, чем он успел приблизиться. Теперь на нее падал звездный свет, и в этом свете Нолофинвэ заметил вдруг, что Анайрэ выглядит почти такой же тонкой и печальной, как его мать, и сердце его сжалось.
– Я не знаю, что делаю, – повторила Анайрэ, стоя к нему спиной. – Впереди пропасть, огромная черная пропасть, и я ее вижу, а другие нет. Они идут вперед без страха и думать не желают об остановке, а я не могу сделать следующий шаг. Не могу. Как я хотела бы тоже не видеть пропасти!
Нолофинвэ подошел к жене и, наконец, обнял осторожно за плечи.
– Не получится, – шепнул он. – Потерять мудрость еще труднее, чем обрести.
– Тогда я хотела бы быть такой, как ты, чтобы видеть пропасть, но все равно идти, не колеблясь, – ответила Анайрэ.
– Но ты не такая, – сказал Нолофинвэ. – Ты всегда была более цельной, более ясной, чем я. Я почувствовал это, как только мы встретились, и сразу же тебя полюбил.
– Значит, теперь мне нужно себя сломать, – вздохнула Анайрэ. – Но что-то не выходит. Похоже, я себе не по силам.
Она взглянула на свои руки, словно в них было дело.
В памяти Нолофинвэ зазвучало эхо недавних слов Рэнвэ: "Береги свою семью от боли, от разрушения... если потеряешь их... там, куда ты идешь...".
Он не мог бы убедить остаться в Валиноре никого из своих детей. Не важно, стал бы он умолять или приказывать, они все равно не услышат его. Сестры тоже все для себя решили. Но Анайрэ...
– Останься здесь, – сказал он. – Я прошу тебя.
Сказал и сам себе не поверил. Как они разлучатся друг с другом на неизвестный, невозможно долгий срок? Но в то же время у него появилось ощущение, что он все делает правильно. Ощущение, которого Нолофинвэ, по правде говоря, давно уже не испытывал, так что теперь даже удивился.
– Без тебя?! Нет! – воскликнула Анайрэ.
– Пожалуйста, – сказал Нолофинвэ. – Я не хочу, чтобы ты шла против веления своего сердца. Останься, и жди здесь. Однажды я вернусь к тебе. Однажды мы все вернемся к тебе.
– Это немыслимо, – задумчиво произнесла Анайрэ. – Но, кажется, ты говоришь правду. А может быть, я только желаю так думать.
– Я говорю правду, – твердо ответил Нолофинвэ. – Поверь мне.
– Хорошо, – сказала Анайрэ, теснее прижимаясь к мужу. – Я верю. И я не стану просить тебя беречь наших детей и себя, потому что беречь их ты станешь и так, а беречь себя не станешь все равно.
Некоторое время они молчали, потом Анайрэ сказала:
– Как думаешь, дети...
– Они поймут, – успокоил ее Нолофинвэ. – Опечалятся, но поймут. А другие...
– А другим я сама не хочу ничего объяснять, – прервала мужа Анайрэ. – Я не иду – и довольно, пусть думают, что хотят. Ты уходишь с ними – это все, что я в силах им дать. Больше я ничего не должна.
– Еще ты даешь им коймас, – ласково напомнил Нолофинвэ. – И лошадей.
– Лошади не мои, а моего отца, – ответила Анайрэ. – Это он решил их отдать.
– И еще не начал жалеть об этом? – спросил Нолофинвэ.
– Нет, по правде говоря, он сейчас слишком рад, что из моих братьев и их детей никто не уходит, чтобы всерьез жалеть хоть о чем-нибудь.
– Он будет счастлив узнать, что ты остаешься тоже, – сказал Нолфинвэ.
– Да, – вздохнула Анайрэ и вдруг продолжала: – А знаешь, если кто-нибудь спросит, скажи, что я осталась за компанию с Эарвен. Сойдет для хроники, если что.
Нолофинвэ невольно улыбнулся.
– Так, когда я вернусь, мне искать тебя в Альквалондэ? – почти весело спросил он.
– Нет, – серьезно ответила Анайрэ. – Я буду в Тирионе. Теперь этот город станет мне сто крат дороже, чем был всегда. Я буду любить его за тебя.
С этими словами она повернулась к мужу и быстро, жадно поцеловала его.
Оставшееся время они провели вдвоем, отрешившись ото всего на свете, стараясь как можно лучше запомнить друг друга перед расставанием. Но потом все же наступило новое утро, и им пришлось столкнуться с ним лицом к лицу.
Пока Анайрэ говорила и прощалась с детьми, Нолофинвэ наблюдал, как его народ собирается покинуть город, потом вернулся опять к своей семье.
Анайрэ была совсем бледная, ее била дрожь. Она отчаянно крепко обняла Нолофинвэ и прошептала:
– Я люблю тебя. Я буду ждать тебя всегда, если потребуется. И я не пойду провожать вас до городских ворот, а то не выдержу и все же побегу следом.
– И я люблю тебя, – ответил Нолофинвэ.
Анайрэ отстранилась от него и еще раз обняла Финдекано, потом Турукано, Аракано и, наконец, Арэльдэ. Каждому из них она шептала что-то, неслышное другим, сокровенное, а после бегом скрылась в доме.
Нолофинвэ показалось, что сердце его вот-вот разорвется от боли. Что он больше не сможет сделать ни вздоха, ни шагу. И тут его окликнул Финдекано:
– Отец, можно я пойду с нашим первым отрядом?
– С нашим первым отрядом? – переспросил Нолофинвэ.
– Да, – ответил Финдекано. – Феанаро и эльдар, которые следуют за ним, уже выдвинулись из Тириона и ушли вперед. Но другие еще остаются в пределах городских стен, хотя уже готовы идти. Ты не станешь возражать, если я поведу их?
Нолофинвэ вгляделся в лицо старшего сына и увидел, что, хотя расставание с матерью и печалило Финдекано, его мысли сейчас были больше заняты предстоящим походом. Силы бурлили в крови, нетерпение подгоняло идти скорее. Потому он и вызвался вести передовой отряд.
– Хорошо, иди, – ответил Нолофинвэ.
На самом деле, ему не хотелось отпускать сына от себя, но причины возразить он не видел, так что дал разрешение.
Финдекано ушел, явно обрадованный, а Нолофинвэ почувствовал, как боль, с которой он вроде бы почти уже совладал, усилилась. Если так пойдет и дальше, он, чего доброго, не сможет выйти из города – просто упадет на дороге да и останется лежать.
Нолофинвэ поискал взглядом других своих детей. Они, к счастью, оказались неподалеку.
"Пожалуйста, будьте рядом со мной, мне это очень нужно," – попросил он мысленно.
"Хорошо, – так же по осанвэ ответил Турукано. – Я только найду Эленвэ, она вместе с Итарильдэ пошла попрощаться еще с кем-то".
После этого Турукано скрылся в толпе, а Аракано и Арэльдэ подошли поближе к отцу. Если они и были недовольны его просьбой или желали сейчас быть рядом с Финдекано, они не показали виду, но продолжали негромко переговариваться, как делали и перед этим.
Нолофинвэ знал, что они не ощущают той же боли, какую испытывает он, и, с одной стороны, был этому рад, потому что никому, и особенно своим детям, не желал бы такого, а с другой, ему было жаль, что они не понимают его. И, задумавшись об этом, он почти не заметил, как к нему подошел Арафинвэ.
Подошел, положил руку ему на плечо и одновременно мыслью коснулся разума:
"Нужно перетерпеть сейчас, а после станет легче. После обязательно должно стать легче".
Нолофинвэ со вздохом кивнул. По крайней мере, Арафинвэ разделял его скорбь. Это было хоть и слабое, но утешение. И братья остались стоять подле друг друга, пока вокруг них не собрались их дети, невестки, другие родичи и ближние. Тогда, едва ли не последними из всех уходивших нолдор, они двинулись к выходу из города.
Итарильдэ подбежала к Нолофинвэ и взяла его за руку. Это немного успокоило его и придало сил. Было похоже, будто их семья отправляется в очередное небольшое путешествие по Аману, а не покидает свой родной край на неизвестно какой долгий срок.
Но иллюзия покоя рассеялась так же быстро, как появилась, когда от идущих впереди до них долетела весть, что у врат города вестник Манвэ говорил с нолдор, убеждая их остаться, но Феанаро отвечал ему, что не станет медлить, скорбя, и что, если есть еще среди нолдор те, чьи сердца горячи и смелы, он не уйдет один. А после сами валар удивятся его делам и последуют за ним.
И нолдор с восторгом поддержали речь Феанаро.
Услышав это, Арафинвэ сказал со вздохом:
– Сердца нолдор воистину горячи, но, сдается мне, сейчас гораздо горячее их головы.
Нолофинвэ мог с этим только согласиться. Теперь он пожалел, что сам не пошел одним из первых. Хотя разум и подсказывал, что это ничего бы не дало, кроме, может быть, новой ссоры с Феанаро. А она совсем ни к чему. В любом случае, уже поздно было что-то менять.
И они пошли дальше, следом за Феанаро, на север в холодный и пустынный Араман, чтобы найти место, где берега восточных и западных земель сближаются больше всего, и перейти море. Так звучал этот план раньше, еще в Тирионе, когда говорили о том, как бы нолдор поскорее и без чужой помощи попасть из Валинора в Эндорэ.
Нолофинвэ изначально эта идея казалась весьма сомнительной. Но свои сомнения он на этот раз удержал при себе, потому что ничего другого предложить все равно никто не мог, а Нолофинвэ уже устал пререкаться с Феанаро по всякому вопросу. Кроме того, даже те нолдор, которые называли Нолофинвэ своим лордом и государем, признавали авторитет Феанаро в том, что касалось необжитых мест и малоизвестных путей Амана. Говорили, будто он исследовал их все.
И вот теперь нолдор шли туда, куда вел их Феанаро. Шли страшно медленно, потому что еще никогда эльдар не путешествовали по Валинору настолько большими группами и с таким количеством поклажи, так что дороги просто не были на это рассчитаны. А потом серьезных дорог и вовсе не стало, только узкие извилистые тропы. А холод все усиливался с каждым шагом. Но нолдор упорно продвигались вперед, пока, наконец, даже пыл Феанаро немного не поостыл, и он не понял, что пройти по Араману такому огромному воинству будет невыносимо тяжело, а перейти море и вовсе невозможно.
Тогда Феанаро резко, не трудясь объяснить хоть что-то идущим позади, изменил направление. И нолдор подумали было, что он собирается иным путем возвратиться в Тирион. Повсюду шептались:
– Вот так поход...
– Смех да и только...
– Хороши, нечего сказать...
Даже обычно сдержанный Турукано в сердцах воскликнул:
– Да над нами будут потешаться до конца Арды!
Ему вторили остальные внуки Финвэ.
Арафинвэ только пожал плечами, мол, будут и будут – заслужили, что делать. Нолофинвэ в очередной раз позавидовал умению брата стойко переносить последствия своих и – намного чаще – чужих необдуманных поступков. Сам он переживал стыд мучительно тяжело. Стоило только ему совершить что-то, по собственному же мнению, постыдное, и его словно каленым железом жгло изнутри, даже если никто не сказал ему ни слова упрека, даже если никто и не думал, что его можно в чем-то упрекнуть. С самого детства так было, и прошедшие сотни лет Древ не изменили ничего.
Так что Нолофинвэ испытал нечто вроде облегчения, когда узнал, что Феанаро не намерен возвращаться, а идет в Альквалондэ, чтобы убедить телери присоединиться к походу. Тогда можно будет всем вместе переправиться через море на кораблях. Впрочем, Нолофинвэ почти тут же пришло в голову, что телери вряд ли согласятся на такое.
Но, конечно, бесславно вернуться домой они всегда успеют, а от попытки хуже не станет. Так, по крайней мере, казалось Нолофинвэ, и он предпочел бы никогда не узнавать, насколько сильно заблуждался, однако выбора ему не представилось.
Последние отряды нолдор проходили еще довольно далеко от Альквалондэ, когда некоторых эльдар, в особенности тех, у кого были друзья и родичи, идущие впереди, настигло внезапное беспокойство, которое скоро сменилось паникой, криками страха и даже боли, кое-кто не мог удержаться на ногах и падал на землю.
Грудь и голова Нолофинвэ от боли словно разрывались на части. Фаниэль, заливаясь слезами, шептала:
– Линтавилмо... Линтавилмо...
Линтавилмо звали ее мужа, он был мастер изготовления луков и сам славный лучник. И шел он в том отряде, который вел Финдекано.
– Мне нужна лошадь, – сказала Фаниэль. – Я хочу догнать их сейчас же.
– Постой, сестра, – ответил Нолофинвэ, удерживая ее на месте. – Если там случилось что-то опасное, я не могу отпустить тебя одну. Надо организовать отряд, который двинется на подмогу. А может, будет лучше, если все мы постараемся идти быстрее.
И в это время эльдар, без того уже растерянных и напуганных, стало накрывать волнами осанвэ. Казалось, те, кто посылал эти мысли, не вполне владели собственным разумом, трудно было узнать голоса и понять, что же они так отчаянно пытаются сказать. А немногое ясное было слишком жутким, чтобы поверить.
Альквалондэ... телери... нолдор под градом стрел... крики... бой... телери... убитые... раненые...корабли... истина... отчаяние... гнев... отчаяние...лагерь к северу от города... раненые... отчаяние... смерть... кровь... смерть... отчаяние.
Кто-то рвался двигаться как можно скорее, чтобы самому выяснить, что же в точности произошло, другие, наоборот, останавливались и бестолково топтались на месте. Всюду были крики, разговоры о том, что это все-таки не может быть правдой. Нолофинвэ нашел лошадей не только для себя и Фаниэль, но и для остальных своих спутников, и теперь они продвигались вперед, стараясь попутно убедить встречных эльдар, что, в любом случае, нужно всем вместе идти дальше. Как бы ужасно все ни было, нельзя просто позволить себе беспорядочно разбредаться или застыть посреди дороги.
Их слова, вроде бы, несколько приводили в чувство сметенных нолдор, и колонна понемногу начинала перемещаться, а Нолофинвэ в то же время продолжал двигаться вдоль нее, пока не оказался во главе. Во главе того, что теперь от нее осталось, потому что часть эльдар, следовавших за Финдекано, была теперь далеко. Страшно далеко. А о тех, кто следовал за Феанаро, и о самом Феанаро он старался вообще не думать.
Зная, что скоро должны показаться стены Альквалондэ, Нолофинвэ напрягся, как натянутая струна. Но он услышал город раньше, чем увидел: крики, стоны и рыдания, казалось, шли не из уст эльдар, живших там, а от самих стен, от ворот, которые всегда стояли распахнутые настежь, а теперь были затворены и, наверное, заперты изнутри.
Во тьме чудилось, что светлые камни запачканы чем-то темным. Может, и не чудилось. Но никто не посмел бы приблизиться, чтобы узнать. Мимо Альквалондэ нолдор пронеслись так, словно за ними гнались разом все твари Врага из древних легенд, а потом, не сбавляя темпа, пошли дальше на север. Теперь никто не обращал внимания на трудность пути, теперь было уже все равно.
Они шли и шли, лагеря не было. Если бы не море, которое всегда оставалось видимым где-то справа, можно было бы уже подумать, что они заблудились и проскочили мимо. Но вот, наконец, они добрались до стоянки нолдор, которая оказалась дальше на севере, чем можно было ожидать.
Звуки здесь слышались те же, что в Альквалондэ: стоны, крики и рыдания – но они были как будто приглушены. Словно эльдар старались подавить собственные голоса, страшась лишний раз напомнить миру, что они еще существуют.
Больше всего на свете Нолофинвэ желал сейчас найти Финдекано. Не чтобы о чем-то расспрашивать или что-то говорить, а чтобы убедиться, своими глазами увидеть, что он жив. Нолофинвэ спросил о нем – ему сказали, что лорд руководил разбивкой лагеря и размещением раненых, а после, в первое, самое тяжелое, время работал с целителями, теперь же... он где-то здесь, но нет, они сами его не видели.
С Нолофинвэ заговорили об убитых и умерших от ран – ему потребовалась вся его воля, чтобы хоть внешне сохранить самообладание, внутри сделалось холодно и пусто. Он пошел в шатры, где находились раненые. Большинство из них спали с закрытыми глазами, что выглядело непривычно и пугающе, но некоторые бодрствовали, и это было еще хуже, потому что они узнавали Нолофинвэ и все наперебой силились объяснить, что они не хотели, они не знали, они думали, телери по приказу валар напали на нолдор... Они давились словами и слезами и бросали на него умоляющие взгляды, словно он, Нолофинвэ, имел какое-то право быть им судьей. А он все ждал, что кто-нибудь скажет: "Где ты был? Почему не остановил нас? Почему не спас от этого? Зачем ты пошел с нами, если ничего не можешь? Если даже собственного сына ты не уберег?". Ничего подобного никто так и не произнес.
Нолофинвэ спросил у целителей о Финдекано, и узнал, что они тоже давно его не видели и что ранен Финдекано не был. Потом Нолофинвэ спросил, не нужна ли им его помощь – он учился целительству в юности, когда был жаден до всяких знаний, – получил ответ, что сейчас они со всем справляются, хотя, к сожалению, не всем возможно помочь так, как хотелось бы.
Уже покидая целительский шатер, у самого выхода, он увидел Фаниэль, которая стояла на коленях около одного из раненых. Нолофинвэ присмотрелся к эльда и узнал своего зятя Линтавилмо. Голова его была перевязана, еще одна повязка стягивала грудь.
– Как он? – спросил Нолофинвэ.
– Целители не знают, будет ли он жить, – тихо ответила Фаниэль. – Его раны опасны, но он несколько раз приходил в себя. Должно быть, это хороший знак.
– Линтавилмо силен и вынослив, он обязательно справится, – попытался подбодрить ее Нолофинвэ.
Она кивнула, не слушая.
– Хочешь, я побуду с тобой, сестра? – спросил он.
– Не нужно, – отказалась она.
Нолофинвэ вышел наружу и стал обходить лагерь. Он не находил ни Финдекано, ни дела, которое срочно требовало бы его внимания. Единственным, в чем действительно нуждались эти эльдар, было утешение, но ему утешить их было нечем. Он не мог изменить прошлое и не знал, что сказать тем, кто сделался соучастником чудовищного преступления, думая, будто защищает родичей от вероломного нападения телери.
Наконец, Нолофинвэ вышел из лагеря и пошел по берегу. Море сильно волновалось, но он уже слышал, что перед этим был ужасный шторм и многие корабли сразу пошли ко дну, и нолдор, которые были на них, погибли. Не только последователи Дома Феанаро, но и спутники Финдекано, потому что это случилось до того, как они смогли, хоть и с трудом, высадиться здесь.
Сейчас корабли, потрепанные и какие-то несчастные на вид, маячили недалеко в море. Те, кто управлял ими, явно старались держаться так близко к суше, как только возможно, чтобы при этом не сесть на мель. Наверное, Нолофинвэ хватило бы сил добраться до них вплавь, но ему совсем не хотелось этого делать. Хорошо, что их с Феанаро разделило расстояние, иначе неизвестно, какая еще беда могла бы произойти. Он больше не чувствовал, что может ручаться не только за Феанаро или еще кого-то, но и за самого себя.
Нолофинвэ шел, не думая, куда направляется, положившись только на собственное чутье, и оно не подвело. Обогнув очередную скалу, он увидел, наконец, того, кого желал найти. Финдекано сидел на камнях тихо и совершенно неподвижно, словно и сам был высечен из камня. Лицо его и глаза были сухи, волосы растрепаны, у ног валялись золотистые ленты, которые явно были вырваны из прически без всякой заботы о сохранности самих волос, а потом отброшены прочь.
Нолофинвэ приблизился к сыну, но тот ничем не показал, что заметил его, а скорее, потерянный в тягостных мыслях, действительно не заметил. Раздумывая, как вывести Финдекано из этого состояния, Нолофинвэ подобрал и разгладил ленты, потом свернул их и убрал в свою поясную сумку. После этого он присел перед Финдекано, взял его руки в свои и негоромко позвал:
– Финьо.
Взгляд Финдекано приобрел вроде бы осмысленное выражение, но в то же мгновение он резко отпрянул от Нолофинвэ и вскочил на ноги.
– Тише, Финьо, это я, я, – успокаивающе сказал Нолофинвэ, подумав, что Финдекано не узнает его.
– Я вижу, отец, – ответил Финдекано. – Просто ты ведь испачкаешься, понимаешь? – это он произнес таким тоном, как будто объяснял ребенку что-то очень простое.
Нолофинвэ посмотрел на сына: одежда его чиста, лицо и руки тоже, ясно было, что он говорит о грязи иного рода.
– Ничего не испачкаюсь, – возразил Нолофинвэ, решительно шагнул к Финдекано и обнял его.
Он был готов к тому, что сын станет сопротивляться, и, чтобы не разомкнуть объятий, потребуется усилие. Но Финдекано замер, снова больше похожий на статую, чем на живого эльда.
– Ты не знаешь, что там было, отец, и я никогда не смогу тебе рассказать, – произнес он. – Но это ничем не смоется, никогда, чтобы я ни делал теперь. Ничего уже не исправить, ничто больше не имеет значения.
Нолофинвэ понял, что сейчас должен найти очень хороший ответ, потому что иначе он потеряет сына, потеряет все.
– Погибших в этой схватке нельзя вернуть, – признал Нолофинвэ. – По крайней мере, это не в наших силах и не в нашей власти. Но еще остаются наши жизни и выбор, как распорядиться ими. В Альквалондэ нолдор ступили на темную дорогу...
– Скажи лучше, шагнули прямо в пропасть, – с горечью поправил Финдекано.
Пропасть. То же говорила и Анайрэ в Тирионе. Вот только пропасть оказалась и ближе, и глубже, чем они тогда могли предположить.
– Хорошо, пусть будет пропасть, – согласился он. – Все равно нам решать, собираемся ли мы безропотно падать до самого дна или сделать все, чтобы избежать этого.
– Но если избежать невозможно, – начал Финдекано.
–... то мы хотя бы будем знать, что честно пытались, – заключил Нолофинвэ.
Наверное, это был не самый блестящий довод, но иного в голову не приходило.
– Мы должны приложить все силы, – продолжал Нолофинвэ, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. – И не терять надежду, потому что без нее и в самом деле все бессмысленно. Пожалуйста, пообещай мне, что не станешь отчаиваться, – попросил он.
– Отец, сейчас, пока мы одни, я могу пообещать тебе, что угодно, – ответил Финдекано. – Но что я стану делать со своим обещанием, когда мы вернемся в лагерь, и я увижу дядю Арафинвэ и кузенов? Что я могу сказать тете Фаниэль или Линтавилмо, если даже он не умер, пока нас нет? Что я могу сказать вообще кому-нибудь из тех, кто потерял близких в этой схватке, или кто сам остался цел, но стал убийцей и должен теперь жить с этим вечно? Я вызвался вести их и вот к чему привел.
– Ни в нашей семье, ни среди народа никто не винит в случившемся тебя, – сказал Нолофинвэ.
Хотя бы это он мог утверждать, потому что за время поисков успел увидеть, кажется, всех и выслушать все возможные речи.
– Напрасно, – сказал Финдекано.
– Если б они и думали по-другому, облегчения это все равно никому бы не принесло, – сказал Нолофинвэ. – Чтобы теперь помочь хоть кому-то, ты сам должен быть сильным. А чтобы быть сильным, ты не должен позволить отчаянию тебя поглотить. Прошу, Финьо.
– Хорошо, я постараюсь, отец, – сказал Финдекано.
Получить от него что-то более близкое к обещанию явно не стоило надеяться, и Нолофинвэ кивнул, принимая такой ответ. А потом отец и сын медленно побрели обратно к лагерю.
Нолофинвэ оказался совершенно прав: никто не обвинял Финдекано. Но сам Финдекано относился ко всем настороженно, словно каждое мгновение ждал упреков или чего-то еще похуже. Это касалось даже его родных братьев и сестры. Они в ответ старались быть с ним побережнее, но их усилия как будто только усугубляли его состояние.
– Относитесь к нему, как обычно, – говорил им Нолофинвэ.
Но у них не выходило.
– Отец, когда ты говоришь "как обычно", у меня становится пусто в голове, – наконец сказал Аракано. – Я не могу вспомнить, что это должно значить.
Нолофинвэ и сам чувствовал, что вся прежняя жизнь непостижимо отдалилась. Трудно было хоть ненадолго мысленно обратиться к ней. Но жизнь нынешняя постепенно становилась привычнее и оттого терпимее. Первые ужас и горе чуть притупились. Потери были оплаканы, большинство раненых встало на ноги.
Лишь немногие несчастные еще балансировали на грани жизни и смерти, и среди них был Линтавилмо.
– Я так не хочу оставлять тебя, – говорил он Фаниэль. – Но я меткий стрелок, слишком меткий. Никогда мои стрелы не знали промаха. И ныне колчан мой пуст. Я выпустил столько стрел, сколько звезд на небе. Сколько звезд на небе?
После этого Линтавилмо обыкновенно начинал мучительно бредить, и Фаниэль оставалось только кусать губы, чтобы не закричать от собственного бессилия и страха за мужа. Линтавилмо угасал. Тяжелые раны и вина равно подтачивали его силы, и с чем-то одним он еще мог бы справиться, но преодолеть то и другое разом уже не хватало сил.
Нолофинвэ глубоко горевал о судьбе Линтавилмо. Они не были близкими друзьями до того, как Фаниэль вышла за Линтавилмо замуж, но легко сошлись после. Линтавилмо был добр, смел и благороден, гораздо более многих. Тем ужаснее было осознавать, что поход в Эндорэ и сама жизнь кончаются для него именно так.
Но помочь Линтавилмо сверх того, что уже сделали целители, оказалось невозможно. Оставалось только ждать неизбежного. Или надеяться на чудо. Но в чудо теперь совсем не верилось. И его не произошло. Линтавилмо умер. Фаниэль своей рукой закрыла навечно его глаза и, плача, поцеловала в последний раз. После этого тело Линтавилмо опустили в здешнюю холодную неприютную землю.
Фаниэль целые дни просиживала у могилы мужа, не обращая внимания ни на что вокруг. Нолофинвэ очень тревожился о ней. Линтавилмо и Фаниэль поженились немногим больше трех десятков лет Древ назад, и до сих пор у них не было детей. Не было никого, кто мог бы хоть отчасти смягчить для Фаниэль боль утраты. С родными и, насколько знал Нолофинвэ, с другими эльдар, она не говорила.
Тем временем оставшиеся раненые пошли, наконец, на поправку, и шатры целителей опустели. Можно было двигаться дальше.
Нолофинвэ опасался, что те, чьи близкие теперь похоронены в этой земле, болезненно воспримут предстоящий уход. Но они безропотно подчинились. Фаниэль, которой он сам сказал об этом, только кивнула, по-прежнему храня молчание.
В условленный срок лагерь был свернут, и нолдор снова отправились в путь. Одни шли по берегу, другие вдоль береговой линии на судах. Причем нолдор с кораблей теперь, когда им нужно было не просто дрейфовать, а продвигаться вперед, стали больше тяготиться морем. И каждый раз, когда нолдор, которых вел Нолофинвэ, делали привал, на сушу сходили большие группы эльдар и разводили свои костры.
Понемногу связь между двумя частями народа нолдор снова налаживались, и было решено даже переправить животных и тяжелую, но не нужную прямо сейчас поклажу с берега на корабли, чтобы идти было легче и быстрее.
Ни Нолофинвэ, ни Феанаро не возражали против этого, хотя оба по-прежнему избегали встречаться и говорить друг с другом, даже если сам Феанаро появлялся на суше, что бывало редко.
Все же иногда это случалось, и как раз во время одной из таких стоянок явился вестник валар. Он стоял на скале суровый и величественный, и голос его разносился далеко, так что все могли слышать каждое слово. Голос был не гневный, но беспощадно спокойный. Сам Мандос явился им в грозном обличье Судии!
Нолдор замерли, внимая его речи. Вся она была темна и пугающа, а завершилась поистине страшно:
– Слезы бессчетные прольете вы; и валар оградят от вас Валинор, и исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Гнев валар лежит на доме Феанаро, и он ляжет на всякого, кто последует за ним, и настигнет их, на западе ли, на востоке ли. Клятва станет вести их – и предавать, и извратит самое сокровище, добыть которое они поклялись. Все начатое ими в добре завершится лихом; и произойдет то от предательства брата братом и от боязни предательства. Изгоями станут они навек. Несправедливо пролили вы кровь своих братьев и запятнали землю Амана. За кровь вы заплатите кровью и будете жить вне Амана под завесой Смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа, и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете – оружием, муками и скорбью; и ваши бесприютные души придут тогда в Мандос. Долго вам жить там, и тосковать по телам, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас. Те же, кто останется в Эндорэ и не придет к Мандосу, устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся и станут тенями печали для юного народа, что придет позже. Таково Слово валар.
Окончив говорить, вестник недолго еще оставался видимым, а после исчез так же внезапно, как явился.
С трудом обретенное хрупкое спокойствие нолдор было разрушено. Гнев валар ужасал их, и многие открыто оплакивали свою судьбу. Но вернуться и просить прощения, как велел им сделать вестник, тоже было страшно. Некоторых это пугало настолько, что они и говорить об этом были не в силах.
Даже Финдекано на семейном совете с видимым трудом признал:
– Я не могу, отец. Я просто не могу. И ни один из тех, кто... – он запнулся. – ... был со мной в Альквалондэ, не сможет сейчас вернуться. Как бы это ни было правильно. Мы останемся и пойдем дальше, каким бы ни был конец пути.
– А я не думаю, что это было бы правильно, – сказал Турукано. – Мы покинули Аман, чтобы преследовать и покарать Врага, но до сих пор ничуть не приблизились к цели. Так что пользы возвращаться сейчас? Нужно идти и исполнить задуманное. Каким бы ни был конец пути.
При последних словах Турукано кивнул старшему брату.
– Я тоже считаю, что нужно идти до конца, – поддержал их обоих Аракано.
– И я, – сказала Арэльдэ.
Дети Арафинвэ также высказались за продолжение пути. Лицо самого Арафинвэ, пока он слушал их речи, все больше бледнело, однако он не пытался прервать их, признавая за ними право на собственное решение. Но после сказал:
– Я возвращаюсь.
Возможно, он желал добавить и еще что-то, но именно в этот момент до них дошли вести об ответе, который Феанаро, оказывается, дал вестнику валар.
"Мы поклялись, и не шутя. Клятву эту мы сдержим. Нас пугали многими лихами, и предательством – в первую голову; об одном лишь сказано не было; что нас погубит испуг, трусость или боязнь трусости. Потому говорю я, что мы пойдем вперед, и предрекаю: дела, свершенные нами, будут воспеты в песнях – и не забыты до последних дней Арды."
– Феанаро ничуть не изменился, – сказал Арафинвэ. – Пролитая кровь ничего для него не значит.
Гнев и презрение непривычно исказили черты лица Арафинвэ, и, глядя на это, Нолофинвэ в очередной раз остро ощутил непоправимость произошедшего. Арафинвэ всегда был мягок и снисходителен по отношению к Феанаро, да и по отношению к кому угодно еще тоже. Но, верно, не теперь.
– Я возвращаюсь, – повторил Арафинвэ. – Нужно будет объявить об этом всем. Может, найдутся еще такие, кто захочет пойти со мной.
Его сыновья и дочь, слыша эти слова, потупились, но на них он смотрел без гнева, с одной лишь печалью.
– Хорошо, – сказал, подводя итог, Нолофинвэ. – Ты вернешься и уведешь с собой всех, кто пожелает уйти. Я останусь со всеми, кто захочет остаться.
Эти слова потребовали от него куда больше сил, чем можно было ожидать, но, по крайней мере, он увидел, как просветлели лица его детей. Похоже, они совсем не были уверены в том, какое решение примет он. А вот Арафинвэ не казался удивленным.
– Так и будет, – сказал он со вздохом.
И положил руку на плечо Нолофинвэ. Как сделал это перед выходом из Тириона, как делал много раз раньше. Как скоро уже не сможет делать, потому что не будет рядом.
У Нолофинвэ перехватило дыхание, и он вряд ли справился бы с собой, если бы в этот момент Иримэ не сказала громко:
– Я остаюсь. Извини, Арфьо, но я не для того столько времени тащила свой меч сюда, чтобы теперь еще тащить его обратно.
Улыбнулись все, даже Арафинвэ, только Фаниэль осталась безучастной. Она была по-прежнему молчалива, и никто не настаивал, чтобы она высказала свое мнение. Ее возвращение казалось само собой разумеющимся.
Тем сильнее все удивились позже, когда решившиеся возвращаться в Валинор уже уходили, а Фаниэль подошла к Арафинвэ и обняла его со словами: "На прощанье!".
– Ты разве не уходишь тоже? – не вполне доверяя тому, что видит, спросил Нолофинвэ.
– Нет, – ответила Фаниэль.
– Но почему? – поразился он. – Я ведь знаю, что Линтавилмо хотел отправиться в Эндорэ куда больше, чем ты, а теперь... Не лучше ли тебе будет дожидаться его возвращения дома?
– Ждать придется долго, – ответила Фаниэль. – Я чувствую, что увижу Линтавилмо скорее, если сейчас останусь с тобой.
Когда до Нолофинвэ дошел смысл ее слов, он почувствовал, как у него кровь стынет в жилах, но не нашелся, что возразить. Так они вместе и смотрели вслед Арафинвэ и нолдор, которые шли за ним, пока те не скрылись из виду.
А потом Нолофинвэ подал сигнал сворачивать лагерь. Им тоже пора было отправляться своей дорогой.

Продолжение следует...

Часть первая здесь, Часть вторая здесь и здесь, Часть третья здесь и здесь.

@темы: Галадриэль, Фингон, Тургон, Феанор, Намо, Индис, Финголфин, Идриль, Арэдель, Аракано, мои фанфики, телери, Эленвэ, ваниар, Финарфин, Ингвэ, новые персонажи, 11 историй о Нолофинвэ, Сильмариллион, Финрод, нолдор

---

Фикрайтерский флэшмоб

Ну, все как обычно: моб гуляет по ленте, и я не удержалась)))

В комментариях отметьте номера вопросов, ответы на которые вы хотите получить, и я отвечу.

Салить никого не буду, забирайте, люди добрые, если сами хотите!

Вопросы

1. Опишите свою зону комфорта - типичный "ваш" фик.
2. Есть ли типичный сюжет/ситуация (в оригинале trope), который вы никогда не писали, но очень хотели бы попробовать?
3. Есть ли типичный сюжет/ситуация (в оригинале trope), к которому вы и близко не подойдете?
4. Сколько идей фиков вы обдумываете прямо сейчас? Поделитесь одной из них?

Из самого очевидного, и того, что точно появится - продолжение цикла "11 историй": Исход и Хэлкараксэ - то, что пишется сейчас, потом еще останется часть про жизнь в Эндорэ.
Если говорить об идеях, которые есть, но к которым я еще не прикасалась даже и не знаю, буду ли прикасаться, то их штук пять, наверное.
Хочу написать про падение Гаваней Сириона, сфокусировавшись на Эльвинг, и, потом хочу написать об Эльвинг же и ее семье в Валиноре, в начале Четвертой эпохи.
Хочу написать про жизнь нолдор в Первую Эпоху в Амане, не всех, а избранные типичные или, наоборот, не очень типичные истории, и чтобы потом все эти нолдор собрались и ушли на Войну Гнева.

5. Расскажите об одной своей сильной стороне как автора.

Сложный вопрос, наверное, это со стороны виднее, чем изнутри. Но я немного горжусь тем, что научилась прорабатывать характеры и более-менее овладела технической стороной написания текстов. Так что полы мне танцевать не мешают... или почти не мешают.

6. Расскажите об одной своей слабой стороне как автора.

У меня не очень хорошо выходят тексты узких жанров с жесткой спецификой. Ну, то есть, например, я могу написать в тексте общего жанра какие-то забавные моменты, но написать юмор, чтобы от первой до последней строчки все ухахатывались - намного сложнее и вообще вряд ли.

7. Поделитесь фрагментом одного из своих текстов, которым вы гордитесь, и объясните, почему.
8. Поделитесь диалогом из одного из своих текстов, которым вы гордитесь, и объясните, почему.
9. Какой фик было тяжелее всего писать?
10. Какой фик было легче всего писать?

11. Написание текстов - ваша страсть или просто забавное хобби?

Написание фиков - вредная привычка, которой я потакаю слишком много в последнюю пару лет хобби, написание вообще художественных текстов - страсть, написание нехудожественных текстов - необходимость, иногда приятная.

12. Есть какая-то часть канона, которая вдохновляет вас немного больше, чем остальные?

Если каноном считать все тексты Толкина по миру Арда, то эта часть - Сильмариллион+некоторые тексты из HOME. Если канон только сам Сильмариллион - время от Великой Музыки до конца Первой Эпохи, то. что имеет отношение к Валинору больше, чем то, что к Эндорэ.

13. Лучший совет по поводу писательства, который вы встречали.

Даже не знаю, я так много их читала, что теперь уже они все перемешались у меня в голове, и я не помню, что мне помогло, а что нет... Хотя, наверное...
"Если у вас есть план того, как должны вести себя герои, а они так себя не ведут - меняйте ПЛАН".
Хотя у меня не бывает именно написанного плана, есть только некоторое представление о том, как должно развиваться повествование... но результат чаще всего выглядит несколько иначе. И лучше.


14. Худший совет по поводу писательства, который вы встречали.

"Просто пишите как можно больше" - по-моему, если так делать, при этом не стараясь выполнять и другие, более разумные советы, единственным итогом будет гора низкокачественного текста, в которой пропадут не только время и силы автора, но и его хорошие идеи, если они есть.

15. Если бы вы могли выбрать для экранизации один из ваших фиков, то какой?


Цикл "11 историй". Или... "Настоящую сказку". Или "Без сонного покоя". Или "Услышь меня". С "один фик" некоторые проблемы)))

16. Если бы вы до конца жизни могли писать только один пейринг, то какой?
17. Вы пишете всю историю от начала до конца или разные сцены вразброс?
18. Вы используете при написании фиков планы, схемы и т. п.?
19. Стивен Кинг однажды сказал, что его муза - мужчина, который живет в подвале. А у вас есть муза?
20. Опишите свои идеальные рабочие условия.
21. Сколько раз вы обычно вычитываете фик/главу перед выкладкой?
22. Выберите абзац из одного из своих ранних фиков и перепишите его в том стиле, в котором пишете сейчас (задающий вопрос может предложить фик).
23. Если бы вы могли отредактировать/переписать один из своих ранних фиков от начала и до конца, то какой и почему именно его?

24. Вы когда-нибудь удаляли один из своих выложенных фиков?

Нет, уж выложила, так выложила, хотя иногда, если я вывешиваю текст не у себя, а где-то с анонимной выкладкой и потом вижу в нем какой-то существенный недостаток, я жалею, что поправить его нельзя, и вот тогда мне, бывает, хочется его и удалить.

25. Какие качества вы цените в бете?
26. Вы бетите чужие фики? Если да, то какая вы бета?
27. Как вы относитесь к сотрудничеству? (Наверное, имеется в виду соавторство. Уточните, что имеете в виду)

28. Назовите трех своих любимых фикрайтеров и расскажите, почему вы их так любите.

О! Если не брать стихи, то в русском Толкин-фандоме мне было бы проще с текстами, чем с авторами... потому что таких, чтобы нравилось все, кажется, вообще нет...

29. Если бы вы могли написать сиквел (или приквел) к любому чужому фику, то к какому?

О... что-то ничего не приходит в голову... вообще ничего... но если что-то и бывает, то я, скорее, предпочла бы увидеть продолжение, написанное автором, чем написать сама.


30. Вы пишете по заявкам?
31. Вы позволяете себе вольности по отношению к канону или стараетесь писать вканонные фики?
32. Как вы относитесь к высокому рейтингу (в оригинале smut, т. е. порно)?
33. Как вы относитесь к крэку?
34. Как вы относитесь к нон-кону и даб-кону?
35. Вы способны убить канонного персонажа?

36. Ваш любимый сайт для выкладки фиков.


Ну, лично мои только на Дайри и лежат, хотя, может, когда я закончу "11 историй", я понесу их куда-то еще. Пока не знаю куда.

А вообще было бы здорово, если б у Толкин-фандома появился активный сайт вроде Хогнета или англоязычной storiesofarda.

37. Расскажите о ваших текущих фиках в процессе.
38. Расскажите об отзыве, который очень вас порадовал.
39. Вам когда-нибудь оставляли грубые отзывы? Если да, то как вы на это реагировали?
40. Напишите альтернативное окончание одного из своих фиков (задающий вопрос предлагает фик).


Фандомы: Сильмариллион, по ЛоГГу и ГП у меня практически нет текстов, так что на вопросы, подразумевающие наличие фиков, мне, возможно, трудновато будет ответить))), но могу высказаться в общем, например, на вопрос №16.

@темы: флэшмоб

---

Флэшмоб "Десять фиков, которые повлияли..."

По френдленте гуляет флэшмоб "Десять фиков, которые повлияли..."

Я посмотрела на него и в очередной раз поняла, что, хотя читаю огромное количество текстов, в том числе, и фиков, и они на меня, конечно, как-то влияют, я редко могу отследить: вот этот текст на меня так-то повлиял.

А если брать фандомное восприятие... то в Толкин-фандоме на меня, получается, гораздо больше повлияли не те фики, которые мне нравятся, а те, которые не нравятся, так что при чтении и после него в голове крутилась одна мысль: "Как вообще можно писать такое, чем автор думал, когда писал", но, такие фики, я, понятное дело, не хочу упоминать, чтобы лишний раз не рекламировать. А которые порекламировала бы с удовольствием, вроде как, не подходят под условия флэшмоба, потому что нельзя сказать, что они именно повлияли.

Но, к счастью, есть еще СТИХИ, и вот тут много такого, что и нравится, и повлияло на мое представление о героях, ситуациях и даже о целых городах.

И стихов этих, конечно, больше десяти, но они не длинные, поэтому считать я буду по авторам.

1. Ёльф

У Ёльф есть два по-настоящему уникальных стихотворения: и темы редкие, и тонкость проработки, на мой взгляд, потрясающая.

Первое уникальное стихотворение - Да, он первый. Он старший. Лучший. - про Нолофинвэ, вернее, от лица Нолофинвэ об отношении Финвэ к своим сыновьям. Вообще, чем дальше, тем больше я уверена, что как раз Нолофинвэ не чувствовал себя обделенным отцовской любовью, то есть, он, конечно, знал, что отец обожает Феанаро, но не воспринимал это как трагедию для себя, потому что ему внимания отца вполне хватало тоже. Но если и было что-то, какое-то неравенство, какая-то душевная боль по этому поводу, то именно так, как в этом стихотворении, а не как часто пишут в фиках, мол, Финвэ на всех, кроме Феанаро, было вообще наплевать.

Второе - Другая поднимает эти пяльцы про Финвэ, Индис и Мириэль, про его отношение к ним, имхо, примерно так все и было.

Дальше уже не такие уникальные стихи, вернее, стихи-то все еще уникальные, конечно, но на более разработанную тематику:

Про Финрода и Нарготронд, а также про Финрода и Берена:

Да, красиво - об пол корону..., Государь мой, не лги вассалу

Про Финрода и людей, с точки зрения людей (на самом деле, тоже редкая тема):

Другие эльфы нас послали на фиг

Про Ородрета и Норготронд:

Будет прямо сидеть, говорить негромко,
Мы проиграли. И не в том причина

Про Гвиндора:

Фаэливрин и эпиграф, который перед всем разделом "Гвиндор" (" Так вот зачем она печальна...") и на который не получается дать ссылку, и дальше почти все стихи из этого раздела: Диалоги, Турин, Быстро я сделался лишним. Почти неприлично...,
Хожу по пустынным залам,
В битве, для меня последней, Все сказал, и почти не больно.

Вообще у этого автора много хороших стихов, но я отметила именно те, которые повлияли на меня.


2. Этуил

Смело можно перечислять почти все стихи, которые есть на этой странице: http://nan-elmoth.ramot.ru/bookshelf/poems_ethuil.htm

Про Любовь в Первую Эпоху. Часть I и Про Любовь в Первую Эпоху. Часть II - о расставании мужчин из рода Финвэ с женами во время Исхода.

"Ты сказал бы: "Крепись, первородный брат!"...", -" Где мой брат?...", "...- Я не видел. Но там же был ты?..." - про Фингона и Маэдроса и про смерть Фингона.

"- Бродишь и бродишь. Волнуют границы?", "...Вот она - изгнанница-осина...", "Что-то в истинах непреложных...", "Бледен муж мой - который день..." - про Третий Дом.

"Atrabeth Aegnor ah Andreth", "Утро новое, хлеб - вчерашний..." - об Аэгноре и Андрет.

"- Я предчувствовал горе - точно..." - разговор Тургона и Фингона в Хэлкараксэ.

"Нэрданэль" - это целый цикл из пяти стихотворений.

3. Ханна (Hannah)

Из сборника "Гавани" мне в душу запало одно стихотворение, о спутниках Эарендиля: А тех безвестных, что остались.

Про Гондолин:

На горе рабочие мрамор пилят..., Странно сбываются предсказанья , , Так ли ты раньше встречал гостей....

Про Аэрин:

Аэрин и Бродда, Морвен, сестрица, пусти меня в дом!

Про Ородрета:

Государь наш Ородрет на быстром коне

О Гвиндоре:

Если орут - научись молчать, Ситуация, мать ее так!, Государь мой Ородрет! Уже наступает зима...


Дальше должны идти стихи Тэленис и Финрвен, Галенэль, Анориэль, Скади и некоторых других авторов, но, поскольку я познакомилась с ними именно в виде песен и теперь не смогла найти их именно в виде текстов, они сюда не попадают


4. Юлиан Эльфвине

Так рушится сила нолдоли, Редко над нами западный плачет ветер - про Третий Дом.

И, внезапно, про Нуменор: A T A L A N T E

5. Suboshi:

Стихи о мирном времени в Белерианде Первой Эпохи.

О Долгом Мире: Неспешное время, Барад Эйтель

О Хитлуме: Ранняя осень в Хитлуме, Яблочная осень

Ну вот, и, кажется, все. С учетом, конечно, предыдущего курсива и того, что что-то я 100% забыла сейчас.

Думала, дополнить что ли список прозой на английском, но решила, не стоит смешивать. Лучше потом отдельный пост сделаю, если руки дойдут. Там, на самом деле, много хорошего и интересного о героях, про которых у нас почти не пишут: об Эарендиле и Эльвинг, об Элронде и Келебриан, о Келеборне и Галадриэль, о хоббитах и о жизни Средиземья в Четвертую Эпоху (эти две темы с особым интересом и любовью разработал один автор, я раньше и не подозревала, что про это можно так интересно писать). Ну ладно, не буду сейчас об этом.

@темы: флэшмоб

---

Арбуз

 Б.Сокрова раздает фрукты в честь своего Дня Рождения, и я прикатила оттуда вот такой арбуз:

Любоваться

Хм, что бы это значило?

В любом случае, люблю Пушкина. И арбузы)))

---

Работа рук, фанфик, джен

Обзорам

[L]vinyawende[/L] переносит в свой дневник внеконкурсные исполнения с Дж.Р.Р.Толкин: фан-феста: <a href="http://vinyawende.diary.ru/p199675951.htm?from=last&nocache=54060dc897753#673183765">раз</a> (гет, джен, Тургон/Эленвэ, Туор/Идриль, Маэглин/Идриль, Маэглин/НЖП), <a href="http://vinyawende.diary.ru/p199676238.htm?from=last#673184321">два</a> (гет Оссэ/Уйнен), <a href="http://vinyawende.diary.ru/p199676636.htm">три</a> (джен, Мириэль, Индис, Первая Эпоха, дружба)

(код на этот пост и два предыдущих)

Название: Работа рук
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Индис, Мириэль
Рейтинг: G (0+)
Жанр: драма
Размер: мини, 693 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 3.18. После гибели Финвэ Мириэль и Индис стали лучшими подругами. Можно юмор".

День был ясный и нежаркий, один из тех, когда почти возможно перепутать свет Анара с сиянием Лаурелин. Индис спешилась у дверей чертога Вайрэ, вынула из мешочка на поясе дорожный хлебец и протянула его лошади – не плата, лишь малый дар признательности за то, что каурая красавица из табуна Оромэ согласилась везти седока. Кобыла охотно приняла угощение: аккуратно взяла его с раскрытой ладони и начала неторопливо жевать. Индис в это время свободной рукой погладила гриву лошади, потом прошептала, наклонясь к самому уху, словно рассказывала секрет:
– Спасибо за разделенную дорогу.
Лошадь, успевшая уже доесть лакомство, коротко и приветливо заржала в ответ. Индис еще раз потрепала ее по шее.
– Прощай.
Но лошадь не торопилась уходить. Наоборот, она вдруг положила морду на плечо эльфийки в странном подобии дружеского объятия. Индис почти захотелось снова вскочить на спину лошади и попросить как можно скорее унести ее отсюда к горе Таникветиль. К Финдис или в дом Ингвэ. Или в Тирион, где живет ее сын и невестки. Уехать прямо сейчас и никогда не возвращаться. Забыть, что позвало ее сюда. Никто не осудит ее за слабость, никто даже не узнает.
Один краткий миг искушение было очень сильно, но Индис отогнала его. Не для того она проделала весь этот путь, чтобы сейчас повернуть обратно. Не для того как милости просила позволения войти в эти двери, чтобы теперь отказаться. Она отстранилась от лошади, повела плечами, удобнее устраивая малую арфу, и решительно шагнула ко входу в чертог.
Индис не стала стучать, просто толкнула створки дверей, и они легко открылись, впуская ее, а после бесшумно затворились за спиной. И она сразу же оказалась в нужной комнате, а может, это нужная комната оказалась так любезно помещена прямо около входа, тут нельзя было сказать наверняка. Да у Индис и не было времени об этом задуматься.
Гобеленовый ткацкий станок, занимавший большую часть помещения, поневоле обращал на себя внимание, а от гобелена, пусть даже сотканного только чуть больше, чем наполовину, трудно было оторвать взгляд: народ нолдор шел по ледяной пустыне Хэлкараксэ. Изможденные, белые от холода и горя лица, фигуры, движения – все – воплощение нестерпимой муки. Хотелось броситься туда, поддержать, согреть теплом собственного тела. А глаза почти против воли уже находили очертания родных...
С усилием Индис заставила себя отвернуться. В картину прошлого не войти, как бы искусно она ни была сделана. Нельзя помочь, прикоснуться, сказать слово. И она шла не за этим. Не прошлое, а настоящее привело ее сюда. Не гобелены, предназначенные для обители умерших, а страдание живой. Страдание, которое Индис ощутила так внезапно и остро, что оно почти заслонило ее собственную боль.
Мириэль Серендэ, или Фириэль, как она сама просила именовать ее теперь, сидела спиной к своей работе, прямо на полу, подтянув колени к груди и обняв их руками. Глаза ее были широко распахнуты, но нельзя было понять, куда она смотрит и видит ли хоть что-нибудь. Появления Индис она явно не заметила, хотя теперь они были едва ли не точно друг напротив друга.
И Индис вдруг почувствовала неуверенность. Что она должна сделать сейчас? Что сказать? Как облегчить бремя для той, кто отказывается признать, что ноша, которую она взвалила на свои плечи, оказалась чересчур тяжела еще в начале пути?
Эти вопросы один за другим возникали в сознании Индис и оставались без ответа, а руки уже сами собой потянулись к арфе. Она давно не играла. С тех пор как... Целую вечность. И арфу с собой в дорогу взяла только по привычке. Но пальцы ничего не забыли, легли на струны уверенно и спокойно.
Индис опустилась на пол, так чтобы можно было видеть одновременно и станок с гобеленом и мастерицу, и коридор, который выходил из комнаты и вел неведомо куда. Видеть все и при этом не смотреть ни на что слишком пристально. Она слегка прикрыла глаза и стала играть.
Музыка откатилась от Индис мощной волной и заполнила собой все пространство вокруг. Фириэль, когда мелодия достигла ее слуха, вздрогнула и сделала глубокий вдох. Потом из глаз ее покатились слезы, а еще позже, когда они, наконец, перестали течь, она поднялась на ноги, снова заняла место перед станком и возобновила работу.
Теперь Фириэль, конечно, видела Индис, но не сделала попытки заговорить с ней, а Индис не прерывала игру. Тишину нарушала лишь музыка. Руки арфистки перебирали струны. Руки ткачихи переплетали нити. На гобелене народ нолдор шел через Хэлкараксэ.

@темы: Индис, мои фанфики, ваниар, Сильмариллион, Мириэль, нолдор

---

Когда море впадает в реку, фанфик, гет, драма

Сдедующий текст был, на самом деле, написан немного раньше предыдущего. В голосовании набрал на один голос меньше.

Написан по заявке: "К13.18 Уинен возвращает Оссэ на светлую сторону". Характер Оссэ получился более драматичным, чем я себе раньше представляла, но канону это, кажется, не противоречит, так что никаких пометок не ставлю.

Название: Когда море впадает в реку
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Оссэ/Уйнен, Ульмо, Мелькор
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 1404 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К13.18 Уинен возвращает Оссэ на светлую сторону. AU или не AU, но непременно с влиянием сюжетных мотивов "Лебединого озера" (т.е. не вариант "взяла за шиворот и привела обратно к Ульмо".


– Удивляюсь я тебе, Оссэ, – говорил Мелькор со странной, не то восхищенной, не то насмешливой улыбкой. – Силен ты не меньше Ульмо, но признаешь его власть над собою, а своей силы и на десятую долю не используешь. Все сидишь на скалах у берега и смотришь, как волны набегают на сушу. Разве не скучно, разве не обидно тебе тратить себя на такое, Оссэ?
Оссэ слушал Мелькора вполуха, иногда тряс головой да смеялся. И продолжал смотреть на волны, ибо милее всего ему были беспокойные прибрежные моря, что сближались с землей, играли с ней, наскакивая и убегая прочь. Потому-то он и не думал соперничать с Ульмо, ведь Ульмо дороги все воды, а Оссэ мало дела было до огромного океана, где любил бродить, отдыхая от трудов, сам Ульмо и где Салмар выстроил в глубочайшей из впадин свою мастерскую, чтобы творить невиданные чудеса. Не трогали сердца Оссэ ни зеркала озер, в которые часто гляделась Уйнен, ни речные потоки, по течению которых любила она распускать свои прекрасные волосы. Хотя ему нравилось, что реки впадают в море, и нравилось танцевать с Уйнен, когда она спускалась к нему вместе с водами одной из них. Сама Уйнен ему тоже нравилась, почти так же сильно, как прибрежные моря. Может, даже больше, об этом Оссэ не задумывался.
– Оссэ, а Оссэ, покажи свою силу! – уговаривал Мелькор. – Ты же чувствуешь, как она бурлит в тебе. Даже я это чувствую! Оссэ! Узнай, на что ты способен! Неужели тебе самому не любопытно?
Оссэ морщился чуть досадливо, и волны поднимались выше и быстрее налетали на берег. Давно уж наскучили Оссэ мелькоровы речи, но никак было от них не отвязаться. Когда Мелькора не было поблизости, слова его все равно то и дело приходили на ум. И силу свою Оссэ, в самом деле, чувствовал намного острее, чем раньше. Сила будоражила его изнутри, билась, просилась и рвалась на волю.
Вот бы хоть разок попробовать! Узнать, что будет, если он напряжет свои возможности до предела. Узнать, где он, подлинный предел его возможностей. Один только раз! Но нельзя. И думать нечего! Берега, созданные Ауле и его помощниками, хрупки, и натиск воды может разрушить их. Поэтому и смиряет Оссэ свою мощь.
Но искушение все сильнее. Все труднее удержать себя в границах, которые он сам же себе и назначил в тот самый миг, когда полюбил прибрежные моря. Как неотступно преследуют его слова Мелькора! Да и сам Мелькор всегда оказывается где-то рядом с Оссэ, словно и нет у него иных забот.
Будто назло, стоит только Оссэ заглядеться на волны и хоть на миг успокоиться, и Мелькор заговаривает опять.
– Смотри, как разбиваются волны о скалы! Их красота убывает от этого, Оссэ! А ты мог бы сделать их сильнее и прекрасней, чем теперь, и скалы уже не были бы преградой. Ничто не было бы преградой для них! Давай же, решайся! Ты сам давно хочешь этого, так для чего тебе сдерживать свое естественное стремление? К чему мучиться? Неужто жаль тебе трудов Ауле и его подмастерьев? А им есть до тебя какое-нибудь дело? Заботятся ли они о морях, которые так дороги тебе? Ограничивают себя в чем-нибудь ради твоих морей? Нет. Им все равно. Они знать не знают! И не хотят знать ни про какие моря! Им дела нет до твоих жертв. Может, они еще и потешаются над тобой!
Оссэ почувствовал, как от слов Мелькора сила в нем поднялась, как огромная волна, сметая все на своем пути. Оссэ разрывался между желанием оседлать эту волну и вместе с ней помчаться вперед и необходимостью сдержать ее. Ведь это все неправда. Неправда! Ауле ценит любой труд, он не стал бы надсмехаться над Оссэ. Ульмо понимает его. Уйнен не раз говорила ему, что восхищается его выдержкой. Уйнен. Уйнен...
– Ауле... Ульмо... Уйнен... Где они все, Оссэ?! – яростно крикнул Мелькор. – Их нет здесь. Вот и забудь о них. Здесь только я. Я. Тот, кто способен оценить твою силу, твою истинную сущность! Покажи мне себя, Оссэ! Покажи, и я дам тебе свободу и власть! Ты будешь делать то, чего по-настоящему желаешь, над тобой не будет ничьей воли. Ульмо поклонится тебе, как должно...
Может быть, Мелькор говорил еще что-то, но он тратил слова впустую, потому что Оссэ уже перестал бороться, позволил себе подняться на гребне собственной силы, и мир перестал для него существовать.
Море разволновалось, волны стали вздыматься выше и выше, пока не достали, наконец, до самых небес. Сначала это было красиво. Потом красота стала жуткой, а после исчезла, оставив один чистый ужас. Но Оссэ было все равно. Упиваясь своим могуществом, он ничего не видел, не слышал и не понимал.
А волны обрушивались на берег и вгрызались в него, отрывая огромные куски суши. Соленые воды заполнили ручьи и реки, заставляя их катиться вспять. Безмятежные чистые озера замутились и выплеснулись из своих берегов. Айнур повсюду кричали в изумлении, печали и гневе. Мелькор смеялся.
– Оссэ! Помоги мне, Оссэ! Мне больно! Оссэ! ОССЭ!
Зов Уйнен был так отчаян, а голос полон такой муки, что Оссэ услышал его даже за шумом воды и собственной ярости, который грохотал в его ушах.
Оссэ огляделся, пытаясь найти Уйнен, но среди царящего вокруг хаоса это было нелегко. Наконец, он увидел ее. Должно быть, прежде, чем разъярились морские воды, она плыла к морю по течению большой реки. Но теперь в русле реки бушевали чудовищные волны. Они поднимали Уйнен и с высоты швыряли ее на каменистый берег, а потом налетали, уносили ее обратно в реку, снова поднимали и снова швыряли, не давая ей даже мига, чтобы попытаться усмирить воду. Да и силы ее таяли с каждым мгновением. И от боли и страха она кричала:
– Оссэ! Где же ты, Оссэ! Оссэ!
– УЙНЕН! – закричал Оссэ.
Он собрал всю свою силу и направил ее на то, чтобы воды морские утихли. Всю силу до последней капли. Но ничего не получилось. Он попробовал еще и еще раз. И все равно не выходило.
Дрожа от напряжения и усталости, Оссэ с отчаянием озирался вокруг. Что же теперь делать? Как вернуть былой порядок?
Вдруг словно чья-то рука спокойно, уверенно легла ему на плечо, и раздался негромкий, глубокий голос Ульмо:
– В чашах морей и на земле, и под землей, и в пене облаков – везде успевает в свой срок побывать вода. Но до срока всякой воде свое место. В чашах морей, на земле, под землей, в пене облаков – каждая капелька там, где она должна быть.
Ульмо говорил, и Оссэ ощущал, как с его силой соединяется другая, не яростная, спокойная и глубокая, похожая на этот голос. Сила Ульмо. И воды, словно впрямь вспомнив, где им следует быть, покорно устремились на свои места.
Река, в которой оказалась поймана в ловушку Уйнен, снова кротко понесла свои воды по широкому руслу, и измученная айни могла, наконец, отдохнуть.
Оссэ оглянулся, ожидая и страшась увидеть Ульмо. Но рядом никого не было.
Несколько мгновений Оссэ постоял в растерянности, а потом устремился туда, куда влекло его сердце – к Уйнен. Он поднял ее на руки и в один миг перенес на морской берег. На море царил полный штиль, так что оно было похоже на огромное соленое озеро.
Оссэ внес Уйнен в воду, и они легли рядом, глядя на звезды Варды.
– Ты меня спас, – сказала Уйнен после долгого молчания. – Я верила, что ты меня спасешь.
– Это был я, – отозвался Оссэ. – Я сделал все это, иначе тебя и не нужно было бы спасать.
– Все равно, – ответила Уйнен. – Без тебя Ульмо не смог бы успокоить воды так быстро. А я... – ее голос дрогнул. – Я не могла больше терпеть.
– Я так виноват перед тобой! – воскликнул Оссэ. – И перед всеми. А хуже всего, я даже не могу молить о прощении и обещать, что это никогда не повторится, – с горечью добавил он. – Теперь мне труднее станет сдерживать свою силу, и даже я сам не знаю, что и когда может случиться. Ульмо, конечно, больше не позволит мне заботиться о прибрежных морях. Что же я стану делать без них! – в его голосе прозвучало отчаяние.
– Ульмо добрый и мудрый, – ответила Уйнен. – Скажи ему всю правду, и он поймет. К тому же он знает, что ты сильнее всех любишь эти воды, никто не печется о них так, как ты. А все остальное можно преодолеть. Я могу жить с тобой в море и помогать тебе. Вместе мы справимся.
– Ты? – удивился Оссэ. – Ты хочешь этого? Но почему?
– Потому что я люблю тебя, – просто ответила Уйнен. – Давно люблю. И теперь еще больше, чем прежде.
– И я люблю тебя, – сказал Оссэ. – Больше, чем прибрежные моря. Больше всего на свете!
– Я знаю, – улыбнулась Уйнен и склонила голову ему на грудь.
Оссэ счастливо вздохнул и обнял рукой плечи Уйнен. Ему придется много работать, чтобы исправить вред, который он нанес сегодня, и еще больше, чтобы ничего подобного не случилось в будущем, но сейчас ему было хорошо и спокойно как никогда.

@темы: Ульмо, айнур, мои фанфики, валар, Оссе, Уйнен, Сильмариллион, Мелькор

---

Самое дорогое или В конце дороги, фанфик, гет, джен, АУ, драма

На Дж.Р.Р.Толкин: фан-фесте закончилось голосование за внеконкурс. А это значит, что я могу выложить сюда тексты, которые на этот самый внеконкурс писала! Ура!!!

Первым выложу текст, который набрал больше всех баллов в голосовании.

По заявке: "К 5.14. Эленвэ удалось спасти. Как это повлияет на дальнейшие события?".

На самом деле, про выжившую Эленвэ и Гондолин мне давно хотелось написать, но все руки не доходили. А недавно Б.Сокрова сделала таблички исполнений предыдущих кругов феста, я обратила внимание на эту заявку, и руки, наконец, дошли.
Уделять много внимания Маэглину изначально не предполагалось, но он со словами: "У меня неустроенная личная жизнь! Мне очень надо!", пролез вперед и заставил всех потесниться)))

Название: Самое дорогое или В конце дороги
Автор: vinyawende
Категория: гет, джен
Герои: Тургон/Эленвэ, Туор/Идриль, Маэглин/Идриль (односторонний), Маэглин/НЖП
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма, АУ
Размер: мини, 2 747 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 5.14. Эленвэ удалось спасти. Как это повлияет на дальнейшие события?".


– Сегодня снова соберется Совет? – спросила Эленвэ.
В ее голосе, выделявшимся красотой и мелодичностью даже среди голосов других эльдар, слышались грусть и усталость.
– Да, дорогая, – ответил Тургон, нежно проводя пальцами по ее щеке. – Ты можешь не приходить туда, если не хочешь.
– Не хочу, – сказала Эленвэ.
Тургон поглядел на нее с тревожным удивлением. Он, конечно, говорил искренне, когда предлагал жене не посещать Совета. Она была явно утомлена и имела право отдохнуть, но Эленвэ всегда была рядом с ним во время принятия важных решений, всегда поддерживала, если не словом, то взглядом и самым своим присутствием. Как же он сегодня без нее?
Да и жители Гондолина забеспокоятся, не видя своей королевы. Они любят ее и чтут равно за добрый нрав и мудрость.
– Не хочу, – повторила Эленвэ. – Снова все будут рассказывать друг другу, как прекрасен наш город, словно каждый из нас не может видеть это собственными глазами, и как невыносимо больно, рискованно и безнадежно было бы сейчас уходить из него, словно раньше мы никогда не брались за то, что рискованно, безнадежно и способно причинить нам боль. Словно мы, в самом деле, можем навечно спрятаться здесь от любой беды.
– Наш город хорошо укрыт, и беды не настигнут нас здесь, – только и возразил Тургон, потому что во всем остальном его жена была совершенно права.
– Владыка Ульмо сказал, что пора оставить город его судьбе, – напомнила Эленвэ. – А значит, укрытие наше более хрупко, чем мы привыкли думать.
– Я знаю, как ты ценишь слово валы Ульмо, – начал Тургон.
– Так же, как и ты, супруг мой, – перебила его Эленвэ. – Или только я еще помню, почему ты построил Гондолин?
Ее вопрос прозвучал непривычно резко, и Тургон, словно защищаясь, торопливо ответил:
– Я помню. Помню.
Он, в самом деле, прекрасно помнил, как Ульмо тогда дал ему совет. А после и помог найти подходящее место для города. И еще говорил, чтобы он не привязывался слишком сильно к делу рук своих. Тургон сразу понял, что это – скрытое предупреждение о судьбе города, но смириться с ним было проще, когда Гондолина еще не существовало на свете, или когда судьба его таилась в далеком будущем. Но теперь бросить Гондолин...
– Я люблю этот город, – негромко сказал Тургон. – Он самое дорогое, что у меня есть.
– Вот как, – откликнулась Эленвэ и надолго замолчала.
Молчание было тяжелым и неловким, совсем не таким, как случалось между ними обычно.
– Будешь ли ты все еще считать так же, когда враги проникнут за высокие стены и по улицам потечет кровь твоего народа? – вдруг спросила Эленвэ. – Когда повсюду зазвучат крики и мольбы о помощи, но никому нельзя будет помочь? Подумай об этом, о король мой и муж мой.
Едва договорив, она быстро удалилась из комнаты, и Тургону почудилось, что стало разом и темнее, и ходней.

***

"Оставить город его судьбе". Их город. Их любимое детище. Их рукотворное чудо. Бросить Гондолин... Невозможно. Немыслимо. Через захваченный и оскверненный Белерианд пробираться к морю. Безнадежно. Добровольно покинуть безопасность дома и идти навстречу неизвестности. Разве мало уже совершилось смертей, что нужно прибавить еще и их смерти?
Нет. Нет. Этого не будет. Не может быть. Не должно быть. Так думал каждый или почти каждый из жителей города. Так думал и король Тургон, и речи человека по имени Туор, не находили пути к сердцу короля. Если б это не были слова самого Ульмо, их даже обсуждать долго не стали бы. Но и теперь завершение уже близилось.
Отказ. Решительный отказ. Вот что с тайной радостью читал Маэглин на суровом лице Тургона, своего родича и владыки. Читал уже не первый день, и был почти уверен, что сегодня мысли, наконец, будут облечены в слова. Тогда можно будет самый вопрос этот оставить в прошлом.
Маэглину не нравились речи смертного, не нравился он сам, и, более всего, не нравилось, как смотрела на пришельца Идриль: не просто внимательно или ласково, хотя и это уже было слишком, а словно бы... восхищенно? И. сама того не замечая, иногда кивала в такт его словам. Она верит ему. Но это ничего. Это неважно. Туор вынужден будет покориться воле короля, и повода для восхищения не останется.
Скоро. Совсем скоро. Сейчас.
– Народ Гондолина! – воззвал Тургон, привлекая всеобщее внимание.
Впрочем, все и так ждали слова короля и смотрели только на него.
Тургон заговорил, произнося вслух то, что было на сердце у каждого жителя Гондолина, гораздо смелее и откровеннее, чем это недавно делали они сами.
Любовь. Сожаление. Гордость. Страх. Надежда. Гордость. Снова страх. Любовь...
– Я говорю об этом потому, что все это ведомо и мне, – сказал Тургон. – Но ведомо мне также, что правитель должен уметь смотреть в будущее яснее и дальше других. И сегодня я говорю вам: Гондолин – сокровище наших сердец, и все мы хотели бы, чтобы он вечно оставался столь же чистым, прекрасным и неприступным, как теперь. Но в землях, оскверненных Морготом, ничто не сохраняет чистоту без конца. Если мы покинем город сейчас, в памяти нашей навечно сохранится его неоскверненная красота, и пока сердца наши бьются, город не будет до конца потерян. Если же мы останемся здесь, то враг обратит наш город в смертельную ловушку для нас, и не останется ни города, ни тех, кто хранил бы память о его светлых днях. Не останется никого, кто еще мог бы сразиться с врагом во славу его. Укрепите же ваши сердца, проститесь с Гондолином и готовьтесь к долгому пути. Мы идем к морю!
Невозможно. Немыслимо. Маэглин повсюду видел лица. Пораженные. Печальные. Но в то же время и воодушевленные. Многие плакали, не скрывая слез. Но никто не пытался спорить. Туор закрыл лицо руками, и неясно было, жест ли это радости или скорби, а может быть, только запредельной усталости. Сразу и улыбаясь, и плача, Идриль кинулась к своему отцу и обняла его. Тургон одной рукой обнял ее в ответ, а другую протянул королеве Эленвэ, которая во все время Совета была бок о бок с ним.
Королева взяла руку короля в обе свои, глядя на него с нескрываемым восхищением. И Маэглин понял, что это все – ее рук дело. Это она убедила короля покинуть город. И теперь Маэглин ничего с этим поделать не сможет. Ничего.
Маэглин поднялся и, не глядя больше ни на кого, быстро покинул зал. Ему нужно было побыть одному.

***

Тургон прекрасно знал, что объявить о решении на Совете и даже добиться, чтобы против этого решения не возражали – только половина дела. Важно после, воплощая решение в жизнь, убедить сомневающихся и не дать появиться причинам для новых сомнений.
Этим он и занимался, последующие дни, месяцы и даже годы по счету Солнца, пока народ его готовился покинуть Гондолин. Помогало, что сам он был вполне убежден в правильности своего решения. Хоть оно и далось нелегко, теперь Тургон больше не колебался.
Он никогда не спрашивал Эленвэ, почему тогда, в день Совета, она сказала ему то, что сказала. Были ли эти слова следствием предвидения, голосом орэ или плодом ее мудрости и доверия к валар, которое ей, ваниа, давалось проще и естественнее, чем другим, Тургон не знал и не хотел знать. Он просто был благодарен жене. Ведь Эленвэ напомнила ему, что, как бы прекрасен ни был Гондолин, жизнь и свобода его народа всегда останутся важнее и дороже. И король должен помнить об этом, даже если сам народ позволяет себе забыть.
Почти так же сильно, как сознание собственной правоты, а может, даже сильнее, Тургону помогал Туор. Человек остался в Гондолине, и со временем завоевал уважение и любовь едва ли не всех его жителей, так что доверие к его словам с каждым днем возрастало.
И только Маэглин все еще оставался против. И против Туора, и против ухода из Гондолина. Это, как ни странно, тоже помогало. Маэглин раз за разом говорил все то, что мог бы сказать и сам Тургон, если бы решил не покидать Гондолина. Только слова Маэглина всегда были горячее, резче и уязвимей для разумных возражений, чем могли бы быть слова самого Тургона. Возражая Маэглину, Тургон сумел убедить многих.
Вот только самого Маэглина Тургон все еще не мог убедить. И это глубоко огорчало короля, потому что он был очень привязан к племяннику, и не хотел, чтобы разногласия отдалили их друг от друга. Но пока именно так и происходило, а Тургону оставалось только надеяться, что со временем Маэглин все поймет и изменит свое мнение.
Впрочем, Маэглин, хоть и не был согласен с планами короля, не пытался мешать их осуществлению и даже сам участвовал в необходимых приготовлениях, если делать это ему приказывал Тургон.
Так общими усилиями жителей Гондолина, все оказалось, наконец, готово, чтобы покинуть город. Случилось это на восьмой год жизни Туора в Гондолине. А незадолго до того как приготовления приблизились к концу, к Тургону и Эленвэ явились Туор и Идриль и признались, что любят друг друга и хотят соединить свои судьбы.
Они были такой прекрасной парой, и так сияли от счастья и любви их лица, что невозможно было найти никакого возражения против этого союза, и Тургон с Эленвэ дали им свое родительское благословение.
Свадьба Туора и Идриль стала последним празднеством, которому суждено было пройти в стенах Гондолина. А потому было оно особенно радостно и великолепно. Один лишь Маэглин был невесел. На свадебном пиру сидел он молча, бросая на всех мрачные взгляды, и при первой возможности выскользнул из-за стола и пошел прочь.
Но остаться в одиночестве на этот раз ему не удалось.
– Идриль никогда не хотела, а значит, и не могла быть твоей, – произнес совсем рядом красивый и нежный, но очень твердый голос. – Эта свадьба ничего не изменила в твоей судьбе, Маэглин.
– Значит, моя судьба всегда была сплошным мраком, тетушка, – ответил Маэглин, и голос его звучал глухо, не то от злобы, не то от отчаяния.
– Нет, – ответила Эленвэ. – Просто твой путь к свету дольше и труднее, чем у других. А если ты сейчас сдашься, то не узнаешь, что ждет тебя в конце дороги.
Пустые слова утешения, любому другому эльда, кто сунулся бы к нему с такими, Маэглин живо посоветовал бы проваливать в Ангбанд. Но сказать подобное леди Эленвэ он не мог, и не потому, что она была женой короля Гондолина, а потому, что это был не первый раз, когда она пошла за Маэглином, хотя никто другой не пошел.
В день, когда его отца казнили за убийство его матери, Маэглин был так же потерян, зол и полон горя, как сейчас. Тогда он крикнул леди Эленвэ, чтобы она убиралась и оставила его в покое. И всего несколько мгновений спустя она гладила его по волосам, а он рыдал, уткнувшись лицом в ее колени, и сам не мог сказать, плачет ли он об умершей матери, об отце, который предпочитал убить жену и сына, чем отпустить их, или о себе, потому что он на месте отца поступил бы точно так же.
Маэглин вспомнил об этом, и на глаза снова навернулись слезы.
– У меня нет больше сил идти, – прошептал он.
– Может и так, – ответила Эленвэ. – Но ты жив, а значит, идти все равно надо. Надо идти, пока дорога не кончится.
Маэглин посмотрел на нее с удивлением, таких слов он не ожидал. Она обязана была сказать что-то, о том, как он силен или что в нем течет кровь рода Финвэ, или... еще что-нибудь. Но это...
– А если дорога бесконечна? – спросил он.
– Не бывает бесконечных дорог, – сказала Эленвэ.
И от непоколебимой уверенности, которая звучала в ее голосе, или от удивления, а быть может, просто потому, что ему очень хотелось поверить ей, Маэглин кивнул, соглашаясь.

***

Через несколько дней после свадьбы Туора и Идриль, жители Гондолина покинули город, на прощание сделав все, чтобы он стал смертельной ловушкой для любого врага, которому не повезет его обнаружить, и двинулись к морю по пути, подсказанному Ульмо.
В дороге гондолинцев хранили туманы, их собственные чары и осторожность, а еще доблесть и искусство их воинов, которые не давали уйти ни одному встреченному орку или темному существу, так что Моргот долго еще ничего не знал о побеге эльфов из Гондолина и продолжал разыскивать потаенный город.
А между тем эльфы Гондолина под предводительством короля Тургона и других лордов, прошли вниз по течению реки Сирион и остановились в ее дельте, желая основать там укрепленное поселение. Первым из детей, рожденных на новом месте, стал Эарендиль – сын Туора и Идриль, в котором воплотились лучшие из достоинств эльдар и людей, ибо был он хорош собой, мудр, силен и отважен. Эарендиль появился на свет под шум морских волн, и с тех пор море всегда пело в душе его, как и в душе его отца.
Поселение росло и крепло, оберегаемое от врагов мужеством своих защитников и силой их клинков. Но и сами эти защитники часто страдали от оружия орков: когда Эарендиль был еще мал, в столкновении с очередным бродячим орочьим отрядом, был ранен Маэглин. Рана оказалась не слишком опасной и в ней не нашли отравы, так что его жизни ничего не угрожало, но он все еще был нездоров, когда Гаваней Сириона, как к тому времени стало называться поселение, достигли беженцы из разоренного Дориата.
Среди них было много чрезмерно утомленных и страдающих от ран, старых и совсем свежих, полученных во время трудной дороги к морю. Целители Гаваней сразу же вызвались помочь пришельцам, и именно так, в окружении деловито работающих, сосредоточенных лекарей, Маэглин впервые увидел Бронвен – деву из Дориата, на которую в пяти дневных переходах от Гаваней напало чудовище. Эллет сумела убить зверя, но была тяжело ранена, и все сожалели о ней, думая, что она в скором времени умрет.
Но Бронвен продолжала упорно цепляться за жизнь, и, поглядев в ее лицо: бледное, с закрытыми глазами и темными глубокими следами от ужасных когтей, Маэглин почувствовал к ней... не жалость, не нежность и не любопытство, а какое-то странное, небывалое родство, в котором все чувства причудливо смешивались.
Он стал приходить и сидеть у ее постели, иногда брал ее за руку, а если ей становилось хуже, немедленно звал целителей. Бронвен все еще спала, не открывая глаз, и от ее попутчиков Маэглин узнал, что она родилась незадолго до Первой из битв Белерианда в Менегроте, в Первой Битве погиб ее отец, который был в числе приближенных Элу Тингола, и один из братьев. Второй ее брат умер позже, когда, прорвав завесу чар, проник в королевство ужасный волк Кархарот. А мать Бронвен погибла, когда Дориат был разорен гномами, и после этого Бронвен осталась совсем одна, потому что ни мужа, ни возлюбленного у нее никогда не было.
Она была столь же одинока, как сам Маэглин, и это делало ее для него еще дороже, равно как шрамы, которые даже самым искусным целителям не удалось убрать до конца, делали ее еще прекрасней.
Он безумно хотел, чтобы она выжила, чтобы открыла глаза.
И однажды это случилось.
– Ш эт а мто?
Едва слышный хриплый шепот тут же сменился приступом громкого кашля, такого сильного, что от него сотрясалось все тело ослабевшей за время болезни девушки. Маэглин, не раздумывая, обнял ее за плечи.
– Пить, – с трудом выговорила Бронвен.
Он наполнил стакан водой и держал его у губ эллет, пока она пила.
– Благодарю, – сказала она и куда более внятно, хотя все еще хрипло, повторила свой вопрос: – Что это за место?
– Гавани Сириона, – ответил Маэглин, не сообразив сразу, что название ей ничего не скажет.
– Мы дошли до моря? – спросила Бронвен, глядя на него широко распахнутыми глазами.
Глаза у нее были темно-темно-серые, почти черные, хоть и светлее, чем у него самого.
– Да, дошли, – ответил он.
– Так вот он, конец дороги, – сказала Бронвен. – Я поклялась себе, что непременно узнаю, что там, в конце.
Маэглина разобрал смех. Он не любил смеяться и делал это редко, но сейчас просто не в силах был с собой совладать.
– Что смешного? – удивленно и настороженно спросила Бронвен.
– Я объясню, – с трудом выдохнул Маэглин сквозь хохот.

***

Следующей весной Маэглин и Бронвен поженились. Обряд прошел по обычаю нолдор, потому что этого желал Маэглин, а Бронвен не возражала. Сам Тургон преподнес невесте свадебный дар, вместо отца жениха, а Эленвэ крепко обняла обоих новобрачных.
– Счастливейший день моей жизни, тетушка, – шепнул ей Маэглин.
– Только первый из счастливых дней, – сказала Эленвэ.
И она не ошиблась, но все же это были темные времена, а впереди ждали времена еще темнее. Тем, кто и так уже успел перенести много бед и потерять многое, предстояли новые беды, утраты и лишения. Но все же настал тот час, когда Эарендиль – славнейший из мореходов в истории Арды – вместе с тремя своими спутниками и своей супругой Эльвинг, сумел добраться до берегов Валинора и там говорил перед валар от имени эльфов и людей.
Вскоре после того в Эндорэ высадилось могучее Войско Запада. И бок о бок с ними бились уцелевшие эльфы Гондолина и Дориата. В этой войне, прозванной позже Войной Гнева, в бой их вел Тургон, которому единственному из всех вождей Исхода нолдор довелось своими глазами увидеть падение Моргота.
После того как война закончилась, Тургон и Эленвэ были в числе тех, кто внял призыву Эонвэ и пожелал вернуться в Благословенный край.
Стоя на палубе белого корабля, когда они уже могли разглядеть вдали очертания родного берега, Тургон обнял жену и сказал:
– Знаешь, храбрости мне всегда было не занимать, но все же… когда я представляю, как могла бы окончиться моя жизнь в Белерианде без тебя, мне становится страшно.
– Не думай об этом. Не надо, – ответила Эленвэ, теснее прижимаясь к мужу.

@темы: Тургон, Маэглин, Туор, Идриль, синдар, мои фанфики, Эленвэ, ваниар, новые персонажи, Сильмариллион, нолдор

---

Больше, чем искусство, фанфик, джен

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p199107693.htm">выкладывает </a> драббл "Больше, чем искусство" о Феаноре и вышивании, джен, агнст

Название: Больше, чем искусство
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Феанаро и вышивание, косвенно Мириэль
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: агнст
Размер: драббл, 292 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Я хотела написать три драббла про Феанаро и вышивание, но получился только один, вот такой.

Феанаро размахнулся и со всей силы закинул прямоугольные пяльцы в огонь. И дерево, и полотно занялись быстро. Юный эльда не отводил взгляда, пока все не прогорело до конца. Ничего у него не вышло. Никогда не выходило и никогда не выйдет, надо было это признать.
Он изучал много разных искусств, и все ему давалось, получалось легко и красиво, как песня. Если и бывало трудно, то это была просто трудная песня, но хорошая. А вышивание... Феанаро исколол в кровь все пальцы, потерял полтора десятка наперстков, переломал без счета иголок, а ниток порвал и запутал столько, что хорошему мастеру их хватило бы на целый год... Он сидел над вышивкой, пока не начинало ломить спину и запястья, и еще после, сколько мог выдержать, а на резь в глазах и слезы просто не обращал внимания.
Но все равно не продвинулся ни на шаг. Маленькие дети, которые только-только начинали заниматься вышивкой под руководством своих наставников, и то, пожалуй, могли обойти его и в скорости, и в изяществе работы.
Здравый смысл подсказывал: возможно, это именно потому, что дети занимаются с теми, кто может их научить, а Феанаро не желал учиться этому мастерству ни у кого. Ни у кого, кроме своей матери. Он тысячи раз разглядывал оставшиеся после нее работы, знал на вид и на ощупь каждый стежок, затаив дыхание, изучал вышивальные схемы, которые она когда-то рисовала своей рукой.
Сколько раз ему казалось, что он уже начинает понимать, что вот-вот все сложится, наконец, как надо, но каждый раз он ошибался, и результат был ничуть не лучше, чем всегда.
Может быть, он просто не создан был для этого искусства. Может быть, ни один учитель и не мог бы его научить. Может быть, только мама.
Феанаро не мог сопротивляться своему желанию, позвал вслух:
– Мама!
Никто ему не ответил. Никто никогда не отвечал.

@темы: Феанор, мои фанфики, Сильмариллион, Мириэль

---

Флэшмоб по пейрингам

Что-то ничего у меня не пишется и не делается, причем не только по фандому, поэтому... флэшмоб.

Гуляет тут один по френдленте "Вы мне пейринг, а я говорю вам кто...", видела два разных списка вопросов, решила похулиганить и составить из них один...

Итак, вы мне пейринг, а я говорю вам, кто...

1. Кто устраивает дома больший беспорядок?
2. Кто кормит домашнее животное?
3. Кто больше смущается публичных проявлений чувств?
4. Кто начинает петь, чтобы другой подхватил?
5. Кто из них больше читает?
6. Кто любит провоцировать партнера (в любых смыслах)?
7. Кто чинит все дома?
8. Кто чаще является инициатором секса?
9. У кого более странное хобби?
10. Кто готовит и кто занимается уборкой?

Фандомы: Сильмариллион, ГП, ЛоГГ

@темы: флэшмоб, личный фанон

---

О пользе свежего воздуха

Вчера читала дайри, думала: "Ох, как я зла! Завтра напишу пару постов и выскажу все, что имею сказать, по паре тем. Или даже больше". Но сегодня я сходила подышала свежим воздухом в хорошей компании и решила ничего не писать. Конечно, нестерпимая дурость бытия вообще и отдельных индивидуумов меня все еще очень раздражает... но это можно пережить.

В общем, надо больше гулять

Извините за эту, довольно бессодержательную, запись в вашей френдленте, но я не могла ее не запостить.

---

Зеркало-предсказатель

Конечно, дневник у меня по Сильму, а не по ГП, но не могу не запостить прикольный подарок из визитки команды Гарри Поттера на ФБ. Обещают, что зеркало целый год будет выдавать фразы дня... посмотрим.



Кроме того, я разжилась (все там же) волшебной палочкой, совой и порцией мороженого:









И ностальгией по ГП-фандому (не имеет материального выражения)

@темы: ГП

---

Флэшмоб про фандомные мнения

В целях борьбы с плохим настроением запускаю фандомный флэшмоб, кажется, последний из тех, которые я когда-то где-то у кого-то видела и хотела завести у себя, но не заводила)

Итак, правила скопированы у  naurtinniell

Ну что, толкинисты, поиграем? Напишите мне спорное мнение (ну например, "герой А все правильно сделал", "герой Б круче героя В", "герои Г и Д - ОТП"), а я отвечу, что об этом думаю.

полностью согласна | скорее согласна | нейтральна | скорее не согласна | полностью не согласна

АПД Забыла традиционное: кроме Сильмариллиона, можно ЛоГГ и ГП.

@темы: флэшмоб, личный фанон

---

Очистительный огонь, фанфик, джен, АУ

Вторую свою заявку я исполнила потому, что поняла: кроме меня, ее вряд ли кто исполнит. Тем более, как я хочу. На самом деле, я не могу сказать, что даже я сама написала ее точно так, как хотела, это трудно оказалось. И я думала, что текст никому не понравился Но в голосовалке за него голосовали, так что все-таки кому-то понравился. Это меня очень порадовало)))

Название: Очистительный огонь
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Финрод и его родичи Второго и Третьего Домов, упоминаются другие нолдор
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 1185 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К13.22 В Арамане Финрод сжигает корабли (только корабли, можно с вещами, но без эльдар на борту). Делает он это один или с кем-то - на усмотрение автора. Что знают и что думают об этом все остальные - на усмотрение автора. И чем дело кончится тоже. NH!"

Время тянулось мучительно медленно. К тьме, которая, как бы странно это ни казалось, успела уже стать привычной, прибавился теперь липкий, до костей пробирающий холод. Впрочем, нолдор, пожалуй, легко перенесли бы его, если бы души их не разъедало изнутри чувство вины. Вины, чье бремя не в силах были уменьшить слезы и слова сожаления. Вины, которую ни одно деяние не могло бы загладить. Вины, настолько огромной, что мысль о справедливом наказании вселяла ужас в сердца, а о добровольном искуплении – наводила оцепенение.
Вина стала постоянным, незримым, но явно присутствующим спутником нолдор. Она прорывалась в тоскливых жалобах, взаимных обвинениях и злобе. От этого рождались гнев, разобщенность и страх предательства. Весь воздух был пропитан ими, точно отравой.
Главным предметом раздора сделались белые корабли. Драгоценное сокровище. Украденное. Пропитанное кровью мастеров, создавших его. Зримое воплощение их вины. И единственное оправдание. Корабли необходимы, чтобы добраться до восточных земель. Нельзя было поступить иначе. Погоня за Врагом – нет ничего важнее. Нужно торопиться, нужно настичь его скорее. Они заставят Моргота ответить за все его злодейства. И тогда... Тогда, быть может, их собственные злые дела уже не потребуют ответа.
Кораблей было слишком мало, чтобы все могли переправиться на них разом. Эльдар из войска Феанаро, которые управляли флотом сейчас, считали, что право пересечь море первыми принадлежит им, ведь именно они захватили корабли. Эльдар войска Нолофинвэ возражали, что раз они делят вину за кровь, то и корабли должны разделить. Им запальчиво отвечали, что не чувствуют и не желают делить никакой вины, а корабли отдавать не обязаны.
Каждый раз, когда эльдар с кораблей сходили на берег – а сходили они часто, потому что в море испытывали со времени памятного шторма сильное беспокойство и нуждались в отдыхе от него хотя бы иногда – возникало множество ссор и споров. В отчаянно горящих глазах и искаженных яростью лицах можно было прочесть предзнаменование новой крови.
Предводители Исхода тоже беспрестанно спорили, и если кто-то из них в душе знал ответ, как должно поступить, то ни у кого не хватало духу высказать это вслух. Ни у кого, и Финдарато не был исключением. На смутные очертания правильного или, по крайней мере, более высокого пути, который подсказывало ему орэ, он старался даже не смотреть. Это было слишком страшно. Чистое безумие. Он не стал бы говорить об этом. Не стал бы этого делать.
Не стал бы, если б однажды, когда он сидел один, погруженный в мрачные раздумья, к нему не пришел Турукано – любимейший из двоюродных родичей, первый в его жизни друг.
– Если так пойдет и дальше, он лишится рассудка.
Финдарато не удивился, что друг начал разговор с этого, пропустив даже приветствие, и ему не нужно было объяснять, о ком идет речь. Финдекано. Старший брат Турукано не участвовал ни в каких спорах и советах. Финдарато с трудом мог вспомнить, когда в последний раз вообще слышал его голос. Финдекано мучительно переживал случившиеся в Альквалондэ и себя считал ответственным за то, что эльдар, которые доверились его отцу – которые доверились ему самому! – оказались запятнаны кровью родичей.
Жутко и больно было смотреть, как страдает его дух, от природы благородный, ясный и чистый, как вершина Ойолоссэ.
– Я не знаю, что делать, – почти простонал Турукано. – И Аракано, конечно, совсем растерян. Даже у отца опускаются руки. А Арэльдэ... Арэльдэ, глядя на него, плачет. Не думал, что когда-нибудь увижу, как моя сестра плачет столь горько. Я не знаю, что делать, – повторил он.
– Я знаю, – ответил Финдарато, решительно поднимаясь. – Идем, мне нужно с ним поговорить.

***

– Вы уверены? – спросил Финдарато.
Он думал, что они с Финдекано пойдут на это вдвоем. Но Турукано наотрез отказался остаться в стороне, а следом за ним и Аракано с Арэльдэ. Потом явились Ангарато и Айканаро.
– Неужели вы думали, что сможете скрыть от нас что-то важное? – спросили они, улыбаясь, впервые за долгое, очень долгое время.
Но впутывать сюда еще Артаресто и Артанис никто совсем не хотел.
– Против нас могут ополчиться все, – сказал Финдарато. – И я даже могу их понять.
– Тем более! – воскликнула Артанис, едва выслушав первую часть фразы.
Артаресто не сказал ничего, но на лице его читалась спокойная решимость.
Финдарато вздохнул. Он знал, что спорить бессмысленно. К тому же, за разговорами они могут упустить удобный момент – эльдар с кораблей как раз снова сходили на берег к кострам, правда, не все, с остальными еще надо было что-то придумать.
Финдекано, будто читая мысли Финдарато, сказал:
– На кораблях наши лошади. Есть песни, чтобы успокоить лошадей... а раз так, может быть и песня, чтобы заставить их волноваться, биться и рваться на берег... Часовые побоятся, что лошади утопят корабли. Они сведут животных на сушу, и корабли останутся пусты. Конечно, совсем ненадолго, но нам хватит времени. Я сложу песню.
Финдекано казался более живым и более похожим на себя, чем он был с самого Альквалондэ. Финдарато подумал, что это знак. Они все делают правильно.
– И нам не придется сжигать лошадей, по правде говоря, мне это не давало покоя, – сказала Арэдэль, и сама рассмеялась. Смех вышел хриплый и нервный, он напоминал не о звоне колокольчиков, а о скрежете металла о металл. Арэльдэ быстро замолчала.

***

Они вышли на берег, к кораблям. Финдекано запел, подыгрывая себе на арфе. Он пел и играл тихо, но в песне его была сила, и лошади забеспокоились. Вслед за ними разволновались и эльдар. О, удача! Они приняли именно то решение, на которое рассчитывал Финдекано: быстро настроили сходни и стали выводить лошадей. Впрочем, лошади сами рвались прочь с кораблей, и, едва увидев открытый путь, бросались по нему со всей возможной быстротой. Так что на все это ушло совсем немного времени, намного меньше, чем понадобилось прежде, чтобы загрузить лошадей на корабли.
Отовсюду стали раздаваться крики:
– Что случилось?!
– Что происходит?!
– Что вы делаете?!
– Как вы смеете?!
– Это все ваши сумасшедшие лошади, разбирайтесь с ними сами!!!
Финдарато закрыл глаза, отрешаясь от голосов, стараясь почувствовать, остался ли еще кто-то живой на кораблях.
– Никого, – сказал он наконец.
И они приступили к исполнению задуманного.
У них было мало времени и всего несколько факелов, поэтому они не могли поджечь все корабли, но Финдорато подумал, что так даже лучше.
Они создали несколько очагов огня, а потом встали на берегу и запели песню. Ее никто из них не складывал заранее. Сами собой лились слова: слова раскаяния, слова скорби, слова готовности принять горькую участь.
Эльдар на берегу заметили пламя, закричали, побежали к кромке воды... сейчас они увидят, поймут... и тогда все решится. Быть может, они бросятся гасить пламя. Или бросятся на поющих. Заставят их замолчать. Заставят их заплатить за безрассудство.
Финдарато пел и чувствовал, как балансирует на грани судьба народа нолдор, его судьба, самая его жизнь... Ему было неведомо, что случится в следующее мгновение, но он знал одно – пока может дышать, он не перестанет петь.
Думали ли другие о том же? Наверное, да. Ничей голос не дрогнул. Наоборот, песня с каждым мигом крепла, возвышаясь над гулом толпы и треском все больше разгорающегося пламени. Она плыла над всем, касалась сердца каждого. И вот наступило мгновение тишины, а потом один за другим тысячи и тысячи голосов поднялись, подхватывая мотив.
Эльдар отпускали на волю свои чувства, очищали души, и спины их выпрямлялись, а глаза сияли ярче. Все новые и новые голоса присоединялись к общему хору, и когда, последним, вступил в песнь сам Феанаро, пламя взметнулось до небес.
Так совершилась судьба прекраснейших творений телери. А тенета Рока, который нолдор разбудили своими деяниями в Альквалондэ, ослабли. И на темном пути изгнанников затеплился свет хоть малой, но надежды.

@темы: Галадриэль, Фингон, Тургон, Идриль, Арэдель, мои фанфики, Сильмариллион, Финрод, нолдор

---

Однажды давным-давно, фанфик, джен

На этом круге Дж.Р.Р.Толкин: фан-феста я, так уж получилось, выполнила и свои заявки. У этой, кроме моего, есть еще исполнение, совершенно замечательное: вот это. Но с тех пор, как я написала в заявке "можно Первый Дом" у меня в голове начали крутиться странные идеи. И вот.

Название: Однажды давным-давно
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Маэдрос, Маглор, упоминается Индис
Рейтинг: G (0+)
Жанр: драма
Размер: мини, 523 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К13.26 Индис| ее внуки Что угодно. Можно с маленькими детьми, можно уже со взрослыми эльдар или даже с возрожденными после Мандоса (или с Галадриэлью, вернувшейся в конце Третьей Эпохи). Можно и Первый Дом."

В затее проникнуть под чужими личинами в лагерь валинорского войска было что-то подлое, унизительное. Маэдрос поморщился.
– Зато на этот раз не придется нападать на родичей, – ободрительно сказал ему Маглор, который то ли думал о том же самом, то ли просто чувствовал настроение брата.
Маэдрос кивнул, хотя они оба знали, что это не больше, чем утешительная ложь, годная лишь, чтобы не потерять рассудок еще во время сборов. А там... У шатра Эонвэ наверняка выставлена стража, мимо которой не пройти паре неизвестных незванных эльфов.
Но чтобы добраться хотя бы до шатра, необходима маскировка. А как ее обеспечить было совершенно непонятно, и не потому, что братья плохо разбирались в этом деле, а потому, что многие приемы, которые нолдор-изгнанники переняли за годы жизни в Белерианде у местных эльфов, просто не могли бы обмануть глаза тех, кто покинул Валинор так недавно.
Нолдор и сами долгое время могли видеть сквозь чары нандор и синдар, хотя чары были искусно сплетены и хорошо обманывали тварей врага. Правда, со временем эта способность у нолдор исчезла, и это, пожалуй, добавило бы горечи к их положению, если б оно не было к тому времени уже слишком тяжелым, чтобы даже обращать внимание на такие мелочи.
У Войска Валар, пробывшего в Эндорэ неполных сорок лет по счету Солнца, едва ли могли уже появиться подобные трудности. Так что надо было искать другое решение. Валинорское решение. Но в голову упорно ничего не приходило.
В поисках ответа Маэдрос принялся разматывать свои воспоминания о жизни за Морем. Осторожно, как клубок тонкой пряжи. Дальше и дальше, прочь от Альквалондэ к Форменосу, от Форменоса к Тириону, к кажущимся почти нереальными мирным безмятежным годам, еще дальше, к поре его юности, и оттуда к детству.
Ко времени, когда ему так нравилось бывать в доме своего дедушки Финвэ. И нравилось слушать, как Индис играет на арфе. Тогда он еще не знал, что Индис чужая, что любить ее нельзя да и не за что. Тогда она была очень добрая, ласковая.
Заметив интерес маленького Майтимо к музыке, Индис стала рассказывать ему об этом искусстве и еще об искусстве Песен Силы, в котором так преуспели эльдар ее народа. Учила плести нехитрые кратковременные иллюзии.
Отец, надо отдать ему должное, когда узнал об этом, не принялся возмущаться или запрещать Майтимо учиться у Индис, но все равно чувствовалось, что все это ему не очень-то нравится, и Майтимо стал получать от занятий меньше удовольствия. Потом, вроде бы, само собой сложилось, что Майтимо начал реже гостить в доме деда и посещения эти сделались короче, так что уж не оставалось времени на музыку. А после, когда мальчик чуть подрос и узнал печальную историю Мириэли, он привык держаться от Индис подальше. Был с ней вежлив и только. Об уроках не вспоминал и иллюзий не плел.
А теперь вот старые наставления пришли на память. Как давно он этим не занимался? Уже можно говорить "никогда". И все-таки. Что он мог понять и запомнить ребенком? Больше, чем ничего. Надо попробовать. Это их единственный шанс. Надо. Непременно надо.
Маэдрос сгорбился над столом, закрыв лицо рукой, и прошептал едва слышно:
– Надеюсь, вы никогда, никогда не догадаетесь об этом, леди.
– Что? – обеспокоенно спросил у него над ухом Маглор.
Мгновение слабости прошло, Маэдрос резко выпрямился.
– Кажется, я нашел способ, – глухо сказал он.

@темы: Маэдрос, Индис, Маглор, мои фанфики, Сильмариллион, нолдор