Правосудие владыки, фанфик, джен, агнст, драма

[vinyawende]

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200337430.htm">написала</a> фик "Правосудие владыки" о том, как Тингол узнал о братоубийстве в Альквалондэ, драма, агнст, PG-13

Внезапно Тингол. Внезапно узнал о событиях в Альквалондэ.

На самом деле, я давно хотела об этом написать... настолько давно, что сама забыла. А тут вдруг что-то где-то перещелкнуло, и появился этот текст.

Название: Правосудие владыки
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Тингол, немного Мелиан, Финрод, Ангрод и другие арфинги, подразумеваются все принцы нолдор и все нолдор вообще.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст
Размер: мини, 870 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Тингол узнал правду про Альквалондэ.
Примечание: Решение Тингола - прямая цитата из "Сильмариллиона" в переводе Н. Эстель.

Ужасный рассказ Ангрода был окончен, но в ушах Тингола все еще звенели слова Финрода: "Какое зло причинил я тебе, владыка?", казалось, они до сих пор отдаются эхом от высоких сводов тронного зала Менегрота: "Какое зло?! Какое зло! Зло... зло... зло...".
Тингол посмотрел на Финрода. Лицо младшего родича было печально, но и следа понимания не отразилось на нем. Какое зло? Да, дети Финарфина и верные им эльдар не пролили крови родичей за Морем, в этом слухи, что бродили по Белерианду, оказались неверны. Но они поддержали это всеобщее молчание! Словно жизни эльдар из народа его брата не стоили того, чтобы о них говорить! Чтобы помнить о них! Чтобы сожалеть!
Они улыбались и открыто смотрели ему в глаза! Говорили о дружбе между нолдор и синдар и о союзе против общего Врага. А он, Тингол, хоть проявлял разумную осторожность в речах и поступках, высоко ценил доблесть нолдор – и не в последнюю очередь сыновей Феанора. Еще чуть-чуть и союз был бы заключен. Он пожимал бы руки, обагренные кровью родичей! Доверился бы тем, кто совершил ужасное преступление и, возможно, даже не дал себе труда раскаяться в нем.
А ведь народ Ольвэ был когда-то и народом Элу тоже. Лица давно потерянных друзей и знакомцев в который раз стали появляться перед мысленным взором Тингола. Но если раньше он вспоминал их без грусти, зная, что они счастливы в далеком и прекрасном Валиноре, то теперь не мог помешать себе гадать, кто из них пал с нолдорской сталью в груди. Кого постигла участь, достойная только тварей Врага? Кого из них? Кого из их детей, внуков и правнуков, родившихся уже после того, как он их оставил? Может, и его племянники пострадали в этой схватке. Может, сам Ольвэ... Нет, нельзя думать так. Если бы Ольвэ был убит, он узнал бы. Надо верить в это. Надо. А не то ураган его горя и гнева опустошит весь Белерианд.
Надо обуздать себя и быть справедливым. Хоть сердце и кричит о немедленном и жестоком возмездии. О том, чтобы заставить убийц испытать то же, что раньше испытали их жертвы. Но ни за какую обиду эльдар не могут мстить друг другу смертью. Этот закон свято чтят в его землях, и он не станет призывать своих подданных нарушить его. И не опустится до того, чтобы запятнать себя кровью эльдар, даже этих.
Что остается ему тогда? Тингол мог бы сделать нолдор, изгнанников Амана, изгнанниками и в Белерианде. Мог бы сделать так, чтобы ни хлеба, ни крова не получили они в этой земле не только от его народа, но и от самого этого края. Он ведь не лгал и не похвалялся попусту, когда назвал себя владыкой не только Дориата, но всего Белерианда.
Эта земля знает его давно. Помнит его дружбу и заботу, и если он попросит, ни один лес не станет пристанищем для пришлого народа, ни одно поле не даст всхода. Тогда ни гордость, ни жестокость им не помогут.
Тогда им ничто уже не поможет. Они ослабеют быстро и станут легкой добычей для Врага. Но помогать Врагу не годится. И если уж решено не требовать их жизни в уплату за преступление, то и карать их так, чтобы, в конце концов, это привело к верной смерти, нельзя.
Какое наказание он должен избрать? Не самое тяжкое, но суровое, и к тому же такое, чтобы сразу видно было, кто принял его со смирением, а кто не пожелал принять? Какое же?
Разыскивая ответ на эти вопросы, Тингол снова поглядел на лица валинорских родичей. Должно быть, часть его недавних мыслей можно было прочесть на его лице, потому что теперь они все взирали на него с беспокойством и даже со страхом. В иное время, наверное, он почувствовал бы жалость к ним. Но теперь гнев его только возрос.
Огромным усилием воли Тингол заставил себя оставаться спокойным. И вдруг, словно вспыхнули разом десять солнц, пришло решение, которое было ему так необходимо.
– Уходите! – сказал он. – Сердце мое пылает. Позже вы возвратитесь, если пожелаете, ибо я не затворю дверей перед вами, о родичи, попавшие в лиходейскую ловушку, которой не могли избежать. С Финголфином и его народом я также останусь в дружбе, ибо стократ оплатили они содеянное ими зло. И в ненависти нашей к Стихии, что породила все это зло, наша рознь должна быть забыта. Но внемлите моим словам! Отныне никогда не должен звучать в моих ушах язык тех, кто убивал моих родичей в Альквалондэ. И во всей моей державе не прозвучит он явно, пока длится мое владычество. Да услышат все эглат мое повеление – не говорить на языке нолдор и не отвечать ему. Те же, кто им воспользуется, будут считаться братоубийцами и предателями нераскаянными.
Сыновья Финарфина ни слова не возразили ему, а после ушли так скоро, как только возможно. Тингол был рад этому, потому что он не знал, насколько дольше сумел бы держать себя в руках. Теперь же, когда все закончилось, и они с Мелиан остались наедине, он мог больше не притворяться ни беспристрастным судьей, ни владыкой, непоколебимым, как скала. Мог горевать, не таясь.
Тингол сошел с трона и, пройдя несколько шагов, опустился на колени на каменном полу. Первые слезы тяжело упали из его глаз, а потом вдруг полились потоком, словно где-то внутри него сломалась преграда, удерживавшая их. Мелиан тут же оказалась рядом и обняла его. Она тоже плакала. Слезы их смешивались, и непостижимым образом разделенная скорбь становилась легче. Жестокая боль все еще терзала душу Тингола, но он мог выдержать это. Мог выдержать.

@темы: Тингол, синдар, мои фанфики, Сильмариллион, нолдор

Comments

[gondolinde]

vinyawende, да, Тингол великолепен. И великолепная, очень эльфийская идея, как на самом деле мог поступить Тингол при желании. Приказать не принимать чужаков не только синдар, но и земле.
Не знаю, дотянулся бы он до Хифлума, но уж точно принцы нолдор не смогли бы разойтись оттуда ни на юг, ни, полагаю, на восток (хотя последнее можно оспорить).

И отдельное спасибо за восприятие фразы Финрода. Потому что он-то искренне недоумевает, но Тингола вопрос о том, какое зло ему причинили, должен был прямо по сердцу резануть.

naurtinniell, теоретически Фингон мог кинуть клич на квенья и потому, что не очень положительно воспринял отказ от союза Дориата и особенно Нарготронда (по принципу с Дориата что возьмешь, а тут свои нолдор вообще-то). Но лучше уж пусть Толкин ошибся или Фингон разволновался и от волнения языки перепутал.

[:Verilme:]

vinyawende, я думаю, он кидает клич на квэнья, потому что Толкин увлекся и забыл, что надо Фингону на синдарине разговаривать)))
Профессор таких ошибок не делал) Квенья-то там употребляется не раз. На нем Хурин кричит "День наступит вновь!", говорит вспомнившая себя Ниэнор (А Турин Турамбар турун'амбартанен) и называет себя Турин. Четыре разных персонажа в одной и той же истории ("Нарн") - слишком много для случайности.
Очевидно, это примеры использования квенья как языка знаний. "Эльфийская латынь" - на ней не говорят в повседневной жизни, но могут ввернуть изречение в особо пафосный момент.

[naurtinniell]

Berthelien, Хурин-то просто лозунг короля подхватил. Турину Тингол не указ и вообще)
Хотя, полагаю, на людей этот запрет не распространялся - они, в общем, не братоубийцы ни при каких обстоятельствах, просто их Тингол не учел.

gondolinde, мог. Или мог сказать это "отсылкой", так сказать, к тем временам, когда никакого синдарина в их жизни еще не было. Или использовать квенья как клич именно нолдор.

[vinyawende]

gondolinde, спасибо за отзыв!

Рада, что текст нравится!

А фраза Финрода... я сама когда перечитываю, каждый раз думаю: "Ну, что он сморозил, неужели правда не понимает? Вроде ж взрослый умный эльда...", а уж у Тингола, надо полагать, душа вскипела, поэтому не могла не вставить это в фик.

теоретически Фингон мог кинуть клич на квенья и потому, что не очень положительно воспринял отказ от союза Дориата и особенно Нарготронда (по принципу с Дориата что возьмешь, а тут свои нолдор вообще-то).

Че-то неприятный какой-то теоретический Фингон. Не верю в такого)

Четыре разных персонажа в одной и той же истории ("Нарн") - слишком много для случайности.

Berthelien, наоборот, имхо, четыре случая в одном и том же тексте говорят как раз за то, что Толкин просто забыл, какой-там должен быть язык и сделал квэнья. Хотя вообще-то, вроде как, для людей эльфийским языком был синдарин.

Хотя, может, и латынь...

[*Snowberry*]

vinyawende,

имхо, четыре случая в одном и том же тексте говорят как раз за то, что Толкин просто забыл, какой-там должен быть язык и сделал квэнья.

Да и, в конце концов, это просто красиво [звучит]! )))

naurtinniell,

просто их Тингол не учел.

Это уж мягко сказано. )))))

[vinyawende]

Snow_berry, согласна, красиво!

А во времена, когда Тингол огласил запрет, в Белерианде вообще не было людей, и Тингол про них ничего не знал.

[naurtinniell]

vinyawende, в Белерианде вообще не было людей, и Тингол про них ничего не знал
Знать мог. Знали же нолдор. Вон Феанор в Клятве всех учел, не поленился. Просто не думал особенно.

[vinyawende]

naurtinniell, нолдор про людей Мелькор рассказал.

[naurtinniell]

vinyawende, а Тинголу могла Мелиан рассказать.
Или нолдор, кстати. Финрод тот же ими живо интересовался и я зуб даю, что кинулся наводить справки.

[vinyawende]

naurtinniell, могла и рассказать, могда и не рассказать... Но даже если она рассказала, то вряд ли Тингол при таких обстоятельствах подумал бы про каких-то Людей, которые должны были появиться непонятно где, непонятно когда.

А Финрод, надо, конечно, глянуть хронологию... но, кажется, запрет квэнья - это где-то первый век Солнца, а обнаружение Финродом людей - начало четвертого века. И он не специально их искал.

[:Verilme:]

vinyawende, наоборот, имхо, четыре случая в одном и том же тексте говорят как раз за то, что Толкин просто забыл, какой-там должен быть язык и сделал квэнья. Хотя вообще-то, вроде как, для людей эльфийским языком был синдарин.

Нарн "внутриканонно" написан на синдарине. Синдарин в нем передается английским, как вестрон в ВК. И прямо сказано, что "Турамбар" - это на языке Высших эльфов, а не на синдарине, как все остальные прозвища Турина. Все там нарочно и продумано - как и можно ожидать от автора, который оба эти языка придумал и прекрасно знал различия между ними.

[naurtinniell]

vinyawende, нет, ну понятно, что Тинголу было не до людей.
Но по факту - для них квенья не только по букве, но и по духу не должен был быть запретным языком...

А, да, это у меня фэндомные глюки пошли. Прошу прощения.

[Б.Сокрова]

Мне тут напомнили, что квенья была государственным языком в Гондолине...

[vinyawende]

naurtinniell, для людей, да, не должен, я про них и не говорила ничего.

Berthelien, хм... надо подумать над этим. Если Толкин не перепутал, то должно быть какое-то объяснение... но в Фингона, который своей речью хотел кому-то что-то показать, кроме Моргота, я не верю все равно. И в какие-то тяжкие последствия именно этой фразы для нолдор тоже.

[vinyawende]

Б.Сокрова, разве. А я, кажется, где-то читала, что там, наоборот, даже языком мудрости был синдарин... Это разные версии? Или уже чьи-то глюки?

Но вообще да, это же потаенный город, изолированный, там квэнья вполне могла остаться в ходу.

[naurtinniell]

vinyawende, про людей выше говорили, приводя в пример их фразы на квенья из Нарна. А я говорю, что людям, может, и можно было.

[vinyawende]

naurtinniell, ну, я думаю, что людей никто за это не осуждал. А сами они вообще не в теме были, про всю эту историю, наверное.

[gondolinde]

vinyawende, в теме, в "Детях Хурина" есть.
Морвен ему не возражала; рядом с Хурином всегда верилось в лучшее. Но и в ее роду хранили эльфийское знание, и про себя молвила она: «И однако ж разве не покинули они Свет и разве не отрезаны от него ныне? Может статься, что Владыки Запада более об эльфах не вспоминают; и как же тогда им, пусть и Старшим Детям, одолеть одного из Властей?»

Я так понимаю, что раз знали эту часть, знали и все остальное хотя бы приблизительно.
Другой вопрос, что для них сам запрет Тингола - такая древность...

[:Verilme:]

Народ Гондолина ушел строить его за несколько лет до запрета квенья, и долго не выходил на связь с внешним миром. Там говорили на обоих языках. Повседневным языком королевского дома был квенья (поэтому на нем назвали Эарендиля).

[Б.Сокрова]

vinyawende,

А я, кажется, где-то читала, что там, наоборот, даже языком мудрости был синдарин... Это разные версии? Или уже чьи-то глюки?

Да вроде нет. Вот в энциклопедии, и там дальше ссылки.

Но вообще да, это же потаенный город, изолированный, там квэнья вполне могла остаться в ходу.

Но это значит, что вопрос о непрестижности и о том, что стыдно на квенье было говорить, не стоял. Хотя там были синдар, и много.

[*Snowberry*]

Милые дамы, “Parma Eldalamberon” №17 удаётся найти только в формате изображения. (( Поэтому — скриншот:



UPD
Опоздала, конечно. )))

[vinyawende]

Б.Сокрова, понятно, спасибо за ссылку. Наверное, я что-то перепутала.

Да, вопрос не стоял. И вопрос запрета, на самом деле, не стоял, потому что те, кто ушли за Тургоном в его потаенный град, уже однозначно выбрали своим владыкой его. А с внешним миром теперь практически не контактируют. Но повседневным языком для большинства все-таки стал синдарин. Так что смена, наверное, в любом случае должна была произойти, и без запрета.

Berthelien, да, спасибо за информацию.

gondolinde, да, запрет - древность. А уж то, что его вызвало и вообще...

[*Snowberry*]

Сначала меня грызла мысль: «Когда сделана первая запись автора о запрете, и когда – о криках?» )) Но теперь это не важно. Другими словами...

Тысяча извинений за чудовищную длину «портянки» (да ещё и оригинала) и за «кривые» абзацы!!! ( [Но убрать что-нибудь — рука не поднимается.]
Как раз подробно об авторском взгляде на языки Белерианда [материал, который Кристофер поместил в текст «Серых Анналов» (XI том)].

Там, кстати, подчёркивается, что т.к. Финголфин признавал власть Тингола (и восхищался им), то в частности поэтому (если я в полусне ничего не перепутала) нолдор и начали «увлекаться» использованием синдарина — ещё до появления идеи о запрете.

О Фингоне (всё просто))).
Здесь подчёркивается также, что нолдор не перестали использовать квенья для торжественных случаев и «благородных целей» (наряду с целями «учёными»). (И в возвышенных песнях.)

О Гондолине.
Говорится, что первоначальная версия о квенья-языке повседневного общения (остававшимся таковым до самого падения Гондолина) впоследствии была отброшена (заменена употреблением квенья в качестве Высокого Наречия и синдарина — как языка повседневного общения).

Excursus on the languages of Beleriand

<...> It was indeed at the landing of Feanor three hundred and
sixty-five long years of the Valar (1) since the Noldor had passed
over the Sea and left the Teleri behind them. Now that time was
in length well nigh as three thousand and five hundred years of
the Sun. In such an age the tongues of mortal Men that were far
sundered would indeed change out of knowledge, unless it were
as written records of song and wisdom. But in Valinor in the
days of the Trees change was little to be perceived, save that
which came of will and design, while in Middle-earth under the
Sleep of Yavanna it was slow also, though before the Rising of
the Moon all things had been stirred from slumber in Beleriand,
as has before been told. (2) Therefore, whereas the tongue of the
Noldor had altered little from the ancient tongue of the Eldar
upon the march - and its altering had for the most part come in
the making of new words (for things old and new) and in the
softening and harmonizing of the sounds and patterns of the
Quendian tongue to forms that seemed to the Noldor more
beautiful - the language of the Sindar had changed much, even
in unheeded growth as a tree may imperceptibly change its
shape: as much maybe as an unwritten mortal tongue might
change in five hundred years or more.(3) It was already ere the
Rising of the Sun a speech greatly different to the ear from the
Noldorin, and after that Rising all change was swift, for a while
in the second Spring of Arda very swift indeed. To the ear, we
say, because though Dairon the minstrel and loremaster of
Menegroth had devised his Runes already by V.Y. 1300 (and
after greatly bettered them), it was not the custom of the Sindar
to write down their songs or records, and the Runes of Dairon
(save in Menegroth) were used chiefly for names and brief
inscriptions cut upon wood, stone, or metal.(The Naugrim (4)
learned the Runes of Dairon from Menegroth, being well-
pleased with the device and esteeming Dairon higher than [did]
his own folk; and by the Naugrim they were brought east over
the Mountains.)(5)

Soon, however, it came to pass that the Noldor in daily use
took on the Sindarin tongue, and this tongue enriched by words
and devices from Noldorin became the tongue of all the Eldar in
Beleriand (save in the country of the Green[-elves]) and the
language of all the Eldar, either in Middle-earth, or that (as shall
be told) went back from exile into the West and dwelt and dwell
now upon Eressea. In Valinor the ancient Elven-speech is
maintained, and the Noldor never forsook it; but it became for
them no longer a cradle-tongue, a mother-tongue, but a learned
language of lore, and of high song and noble and solemn use.
Few of the Sindar learned it, save in so far as they became,
outside Doriath, merged in one people with Noldor and
followed their princes; as indeed ere long happened indeed
except for few scattered companies of Sindar in mountainous
woods, and except also for the lordship of Cirdan, and the
guarded kingdom of Thingol.

Now this change of tongue among the Noldor took place for
many divers reasons. First, that though the Sindar were not
numerous they far outnumbered the hosts of Feanor and
Fingolfin, such as in the end survived their dreadful journeys
and reached Beleriand. Secondly and no less: that the Noldor
having forsaken Aman themselves began to be subject to change
undesigned while they were yet upon the march, and at the
Rising of the Sun this change became swift - and the change in
their daily tongue was such that, whether by reason of the like
clime and soil and the like fortunes, whether by intercourse and
mingling of blood, it changed in the same ways as did the
Sindarin, and the two tongues grew towards one anotner. Thus
it came that words taken from Noldorin into Telerin entered not
in the true forms of High Speech but as it were altered and fitted
to the character of the tongue of Beleriand. Thirdly: because
after the death of Feanor the overlordship of the Exiles (as shall
be recounted) passed to Fingolfin, and he being of other mood
than Feanor acknowledged the high-kingship of Thingol and
Menegroth, being indeed greatly in awe of that king, mightiest
of the Eldar save Feanor only, and of Melian no less. But though
Elu- Thingol, great in memory, could recall the tongue of the
Eldar as it had been ere riding from Finwe's camp he heard the
birds of Nan Elmoth, in Doriath the Sindarin tongue alone was
spoken, and all must learn it who would have dealings with the
king.

It is said that it was after the Third Battle Dagor Aglareb (6) that
the Noldor first began far and wide to take the Sindarin as they
settled and established realms in Beleriand; though maybe the
Noldorin survived (especially in Gondolin) until Dagor Arne-
diad (7) or until the Fall of Gondolin - survived, that is, in the
spoken form that it had in Beleriand as different both from the
Quenya (or Ancient Noldorin) and from the Sindarin: for
the Quenya never perished and is known and used still by all
such as crossed the Sea ere the Trees were slain.

This is the first general linguistic statement since the Lhammas,
written long before, and there have been major shihs from the earlier
theory. The third version of the Lhammas, 'Lammasethen', the latest
and shortest of the three, gives a clear statement of what is more
diffusely expressed in the longer versions, and I cite a part of it (from
V.193-4):

Now ancient Noldorin, as first used, and written in the days of
Feanor in Tun, remained spoken by the Noldor that did not leave
Valinor at its darkening, and it abides still there, not greatly
changed, and not greatly different from Lindarin. It is called
Kornoldorin, or Finrodian because Finrod and many of his folk
returned to Valinor and did not go to Beleriand. But most of the
Noldor went to Beleriand, and in the 400 years of their wars with
Morgoth their tongue changed greatly. For three reasons: because it
was not in Valinor; because there was war and confusion, and much
death among the Noldor, so that their tongue was subject to
vicissitudes similar to those of mortal Men; and because in all the
world, but especially in Middle-earth, change and growth was very
great in the first years of the Sun. Also in Beleriand the tongue and
dialects of the Telerian Ilkorins was current, and their king Thingol
was very mighty; and Noldorin in Beleriand took much from
Beleriandic especially of Doriath. Most of the names and places in
that land were given in Doriathrin form. Noldorin returned, after
the overthrow of Morgoth, into the West, and lives still in Tol-
eressea, where it changes now little; and this tongue is derived
mainly from the tongue of Gondolin, whence came Earendel; but it
has much of Beleriandic, for Elwing his wife was daughter of Dior,
Thingol's heir; and it has somewhat of Ossiriand, for Dior was son
of Beren who lived long in Ossiriand.

There was also the book-tongue, 'Elf-Latin', Quenya, concerning
which the Lammasethen gives a different account from that in the
other versions (see V.195). The 'Elf-Latin', it is said (V.172), was
brought to Middle-earth by the Noldor, it came to be used by all the
Ilkorindi, 'and all Elves know it, even such as linger still in the Hither
Lands'.

[*Snowberry*]

Thus in the Lhammas account we are concerned essentially with
three tongues in Beleriand after the Return of the Noldor:

Quenya, the high language and book-tongue, brought from Valinor
by the Noldor;
Noldorin, the language of the Noldor in Kor, greatly changed in
Beleriand and much influenced by the Ilkorin speech especially
that of Doriath. (It is said in the Lhammas, V.174, that the
Noldorin tongue of Kor, Korolambe or Kornoldorin, was itself
much changed from ancient times through the peculiar inventive-
ness of the Noldor.)
Beleriandic, the Ilkorin tongue of Beleriand, which had become in
long ages very different from the tongues of Valinor.
The Noldorin speech of Gondolin was the language that survived in
Tol Eressea after the end of the Elder Days, though influenced by other
speech, especially the Ilkorin of Doriath during the sojourn at Sirion's
Mouths (see V.177 - 8).

In GA 1 we have still the conception that the language of the Noldor
in Valinor was changed by Noldorin inventiveness, though it is em-
phasized that it had altered little 'from the ancient tongue of the Eldar
upon the.march'; and the profound difference between the Noldorin
of the new-come Exiles out of Valinor and the ancient Telerian tongue
of Beleriand (now called Sindarin) likewise remains - indeed it is the
remark that at first communication between Noldor and Sindar was
not easy that leads to this excursus. But in GA 1 it is said that, while
the Sindarin tongue was 'enriched by words and devices from
Noldorin', Sindarin nevertheless became the language of all the Eldar
of Middle-earth and was the language of Tol Eressea after the Return;
while Noldorin of Valinor became a 'learned' tongue - equivalent in
status to the 'Elf-Latin' or Quenya of the Lhammas, but learned by
few among the Sindar; and indeed the 'Ancient Noldorin' is equated
with Quenya (p. 22, at the end of the text). Among the reasons given
for this development is that spoken Noldorin in Beleriand and
Sindarin 'grew towards' each other, and it is made clear in the last
paragraph of the text that there was at the end of the Elder Days a
profound difference between the spoken Noldorin of Beleriand, where
it survived, and 'Ancient Noldorin' or Quenya.

The statement that Fingolfin as 'overlord' of the Exiles 'acknow-
ledged the high-kingship of Thingol and Menegroth', being 'greatly in
awe of that king', is notable (cf. QS $121: 'and mighty though the
Kings of the Noldor were in those days ... the name of Thingol was
held in awe among them'). This is indeed one of the reasons given for
the adoption of Sindarin by the Noldor in Beleriand - for in Thingol's
domain only Sindarin might be used; but it is clear that as yet the idea
of an actual ban on the use of the Noldorin speech among the Sindar
had not arisen.
At the end of this linguistic passage in GA 1 my father wrote in
rapid pencil:

Alter this. Let Sindar and Noldor speak much the same tongue
owing (a) to changelessness in Valinor (b) to slow change in Middle-
earth (c) to long memories of the Elves. But there were of course
differences - new words in Noldorin and Sindarin. In both cases
more by invention than involuntary. But after Rising of Sun change
was sudden and swift - and the Noldor brought a special curse of
changefulness with them (designed to cut them off from converse
with Valinor?). The two tongues there changed and grew alike.
Generally in Beleriand a Noldorized (slightly) Sindarin was spoken.
In Doriath less Noldorin if any. [?Ossiriand] to be like Beleriandic.
The difference here from the primary text lies in a denial of any very
significant difference between the language of Beleriand and the
language of the incoming Noldor, with the subsequent history (as it
appears, from the brief and hasty words) being rather one of the
coalescence of the languages than of the abandonment of Noldorin.

The excursus on languages in GA 2, written in a much smaller sсript
than that of the main body of the text, reads as follows.

It was indeed at the landing of Feanor three hundred and
sixty-five long years of the Valar since the Noldor had passed
over the Sea and left the Sindar behind. Now that time was in
length well nigh as three thousand and five hundred years of the
Sun. In such an age the tongues of Men that were far sundered
would indeed change out of knowledge, save such as were
written down in records of song and wisdom. But in Valinor in
the days of the Trees change was little to be perceived, save that
which came of will and design, while in Middle-earth under
the Sleep of Yavanna the change of growth was slow also.
Nonetheless in Beleriand the Sleep before the coming of the Sun
had been stirred (as elsewhere is told) and the language of the
Sindar had in the long years changed much, even in unheeded
growth, as a tree may imperceptibly change its shape: as much,
maybe, as an unwritten tongue of the later days woud change in
five hundred years or more. Whereas the Noldorin tongue,
albeit still far nearer in most ways to the ancient common
speech of the Eldar, had been altered by will (to forms that
seemed to those in Aman more sweet upon the tongue or in the
ear) and by the invention of many new words unknown to the
Sindar. But speech between the two kindreds became easy and
free in this wise. First that after the Rising of the Sun the change
of all things in Arda was sudden and swift, and in the days of
the Wars both the tongue of the Noldor and that of the Sindar
changed greatly: moreover, whether by reason of the like clime,
and soil, and the like fortunes, whether by intercourse and the
mingling of the peoples, the two tongues changed in similar
ways and drew together again. Secondly because in time it came
to pass that most of the Noldor indeed forsook their own
tongue in daily use and took the tongue of Beleriand instead,
though they enriched it with many words of their own. Only in
Gondolin, which was early peopled (by Noldor alone)(8) and cut
off from intercourse with others, did the Noldorin tongue
endure unto the end of the city; whereas in Doriath only was the
Sindarin tongue maintained untouched by the Noldorin and less
changed than the language of those without. Now this change
in the speech of the Noldor came about in this wise. First:
though the Sindar were not numerous they much outnumbered
the hosts of Feanor and Fingolfin, such as survived their
dreadful journey. Secondly: because of the mingling of the
peoples, whereby in all the countries save only in Doriath
though the princes of the Noldor were the kings their followers
were largely Sindarin by race. Thirdly: because after the death
of Feanor the overlordship of the Exiles passed to Fingolfin
(save among the followers of Feanor's sons), and he acknow-
ledged the high-kingship of Thingol, being indeed in awe of that
king, mightiest of the Eldar save Feanor, and of Melian no less.
But Thingol, because of the grievance of the Teleri against the
Noldor, would not speak the Noldorin tongue and forbade his
subjects to do so. Moreover it came to pass that the Noldor,
having of their own will forsaken Aman in rebellion, became
subject to change undesigned in a measure beyond even that of
the Sindar, and their own tongue in daily use swiftly became
unlike the high tongue of Valinor. But the Noldor, being
loremasters, retained that high tongue in lore, and ceased not to
use it for noble purposes and to teach it to their children.
Therefore the form of their speech in daily use came to be held
as debased, and the Noldor would use either the High Tongue
as a learned language, or else in daily business and in all matters
that concerned all the Eldar of Beleriand in general they would
use rather the tongue of that land. It is said that it was after the
Third Battle, Dagor Aglareb, that the Noldor first began far and
wide to take the Sindarin tongue, as they settled and established
their realms in Beleriand.

[*Snowberry*]

This restructuring and partial rewriting of the text does not change
very substantially the ideas expressed in the earlier form of it: my
father did not take up his pencilled note of projected alterations given
on p. 24. The passage concerning Dairon and the Runes is omitted,
but that had been introduced earlier in GA 2 ($31). It is now em-
phasized that the Sindarin of Doriath was to some degree archaic, and
'untouched' by Noldorin: this is not stated in GA 1, though it is said
there that 'in Doriath the Sindarin tongue alone was spoken'. The
acknowledgement by Fingolfin of Thingol's 'high-kingship' is retained
(with the reservation 'save among the followers of Feanor's sons'),
but there now appears the ban on the Noldorin tongue imposed
by Thingol on his subjects when he learned of the Kinslaying at
Alqualonde as one of the reasons for the abandonment of their own
tongue by the Noldor. Noldorin is now said to have changed even
more rapidly in Middle-earth after the Rising of the Sun than Sindarin,
and this is associated with their rebellion in Aman (cf. the words in the
pencilled comments at the end of the GA 1 text, p. 24: 'the Noldor
brought a special curse of changefulness with them'); while the
opinion coming to be held among the Noldor themselves that their
spoken tongue was debased provides a further explanation of its
abandonment.

My father then (probably after no long interval) rejected the whole
of this second text after the words 'and by the invention of many new
words unknown to the Sindar' (p. 24) and replaced it as follows:

But it came to pass ere long that the Exiles took up the tongue
of Beleriand, as the language of daily use, and their ancient
tongue was retained only as a high speech and a language of
lore, especially in the houses of the Noldorin lords and among
the wise. Now this change of speech was made for many
reasons. First, the Noldor were fewer in number than the
Sindar, and, save in Doriath [struck our later: and Gondolin],(9)
the peoples soon became much mingled. Secondly, the Noldor
learned the Sindarin tongue far more readily than the Sindar
could learn the ancient speech; moreover, after the kinslaying
became known, Thingol would hold no parley with any that
spake in the tongue of the slayers at Alqualonde, and he forbade
his folk to do so. Thus it was that the common speech of
Beleriand after the Third Battle, Dagor Aglareb, was the speech
of the Grey-elves, albeit somewhat enriched by words and
devices drawn from Noldorin (save in Doriath where the
language remained purer and less changed by time). [Struck out
later: Only in Gondolin did the tongue of the Noldor remain in
daily use until the end of that city; for it was early peopled by
Turgon with Noldor only, from the North-west of the land, and
was long hidden and cut off from all converse with others.(10)
The following replacement passage was written in the margin:]

but the Noldor preserved ever the High-speech of the West as a
language of lore, and in that language they would still give
names to mighty men or to places of renown. / But all the days
of the Wars of Beleriand, [wellnigh >] more than six hundred
years, were times of great change, not only because of the
labours and troubles of those years, but because in the first
years of the Sun and the second Spring of Arda the growth and
change of all living things was sudden and swift. Far other at the
end of the Wars were [both the Sindarin and Noldorin tongues
later >] the tongues of Beleriand (11) than they were at the landing
of Feanor, and only the High Speech being learned anew from
letters remained unaltered. But these histories were made after
the Last Battle and the end of the Elder Days, and therefore they
were made in the tongue of the remnant of the Elves as it then
was, ere it passed again into the West, and the names of those
that they record and of the places that are remembered have for
the most part that form which they had in the spoken speech at
the last.

Here ends that part which was drawn mainly from the
Grey Annals, and there follows matter drawn in brief from
the Quenta Noldorinwa, and mingled with the traditions
of Doriath.(12)

In this revised version, nothing is said about Sindarin and Noldorin
'drawing together' again, and there is no suggestion that the later
tongue of the Noldor came to be regarded as 'debased'; spoken
Noldorin endured (as the passage was originally written) in the wholly
Noldorin city of Gondolin until its fall. The whole conception
becomes in fact far simpler: the Noldor retained their own tongue as a
High Speech, but Sindarin became their language of daily use (and this
was because of the numerical inferiority of the Noldor and the
mingling of the peoples outside Doriath, the difficulty that the Sindar
found in acquiring the High Speech, and the ban imposed by Thingol).
Sindarin received .'loanwords' from Noldorin, but not in Doriath,
where the language remained somewhat archaic. By later changes to
the text (see notes 8-11) the idea that Noldorin remained in daily use
in Gondolin was abandoned.

It is interesting to read, at the end of this last version, that 'these
histories' were made 'after the Last Battle and the end of the Elder
Days, and therefore they were made in the tongue of the remnant of
the Elves as it then was, ere it passed again into the West.'

[vinyawende]

Snow_berry, ого! Спасибо за цитаты!