По имени Халлбесс, фанфик, гет, общий, романс

Нашла у себя еще два старых текста, которые не переносила сюда. Оба с ELFest. Круг там не закрылся и вряд ли когда-нибудь закроется, потому что новых исполнений нет уже очень давно. Так что выкладываю.

Название: По имени Халлбесс
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Галадриэль/Келеборн
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: общий, романс
Размер: мини, 458 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Написано по заявке с ELFest: "3. 16. Келеборн/Галадриэль. Как Галадриэль (до встречи с Келеборном носившая имя Артанис) решила взять имя, которым назвал ее Келеборн".
Примечание: Артанис – квенийское от arta – возвышенная, благородная и nis – женщина. Возможные синдарские соответствия составных частей имени:возвышенная – hall, taur; женщина – di, inu, bess. В тексте использованы два возможных варианта синдаризации имени Артанис: Таурбесс (taur+bess) и Халлбесс (hall+bess), при этом синдарское taur – возвышенный действительно омонимично синдарскому taur – лес.

Все ее родичи сменили имена: родные братья, дядя, его сыновья и дочь... даже надменные сыны Феанора стали, как она слышала, называться теперь на языке этой земли. Новые имена – новая жизнь – короче, звонче, энергичнее. Лишь она все медлила, оставаясь и здесь, в Дориате, по-прежнему Артанис.
Медлила, выбирая. Не зная, на что решиться. Чувствуя, что с именем выбирает и судьбу. Она могла бы назваться Таурбесс. Хорошее имя, созвучное имени леса и словно хранящее в себе его шелест, но... не созвучное ей. Увы. Совсем нет. Или, может быть, Халлбесс? Да, это лучше. Пожалуй. Вот только почему-то никак не могла она назвать своим и это имя.
Она даже стала тревожиться из-за этого. Она, Артанис, которая раньше умела оставаться спокойной и уверенной всегда, которая пережила теперь больше, чем раньше могла представить, она боялась, что ее неспособность найти и принять новое имя – знак того, что ей нет места в Эндорэ. А если так, что ждет ее? Смерть? Нелепо и странно страшиться смерти сейчас, если даже в Хэлкараксэ она не думала об этом. Но все же Артанис было страшно, и ничто не могло этому помочь: ни красота и покой Дориата, ни благосклонное внимание короля Тингола, ни ласковая мудрость королевы Мелиан – ничто.
Только рядом с Келеборном, младшим родичем короля, которого все в Дориате уважали и любили за спокойную рассудительность и великодушный нрав, Артанис могла на время забыть тревоги, отогреть душу так же, как отогревают, сидя у огня, иззябшее тело.
Она ощущала, что с каждым днем привязывается к Келеборну все больше – никогда и ни в ком за всю свою жизнь она не нуждалась так, как в нем теперь. И он готов был быть рядом. Он любил ее, с первой встречи, с первой минуты, с первого взгляда. Любил глубоко и сильно, как только и умел он любить. Как умел любить только он один. И в душе Артанис пробудилось ответное чувство.
При посторонних, в залах Менегрота, Артанис старалась не выдать себя и держаться спокойно. Но в роще к северу от дворца, под сенью буков, она ничего не таила, а потому каждый раз еще до того как она видела Келеборна лицо ее озарялось дивным светом от одного лишь предчувствия близкой радости.
И вот однажды, в особенно ясный день июля, Келеборн увидел Артанис, спешащую к нему по тропе, и показалось ему, что вся она окутана мягким золотистым светом, словно дивные ее волосы, венком уложенные вокруг головы, вдруг засияли сами собой.
И. хмелея от восхищения и любви, он воскликнул:
– Галадриэль! Моя Галадриэль!
А Артанис, услышав это, рассмеялась от радости и облегчения. Вот оно! Ее имя. Найдено! Найдено! Найдено!
– Галадриэль, – сказала она, пробуя его на слух и на вкус, и тут же посторила еще раз и еще: – Галадриэль! Галадриэль.
Потом она подбежала к Келеборну, вложила свою руку в его и уже с легким сердцем сказала:
– Да. Твоя, твоя навсегда. До конца Мира.

@темы: Галадриэль, мои фанфики, Сильмариллион, Келеборн

---

Королевский питомник, фанфик, джен, драма, общий

Обзорам

[L]vinyawende[/L] два последних своих фика с БПВ: <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202176827.htm">Легенда о Тени</a>, джен, новые персонажи, один потомок Финвэ, PG (6+); <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202176933.htm">Королевский питомник</a>, джен, сыновья Финвэ, волшебные животные, PG (6+)

(на этот пост и предыдущий)

Написать о волшебных животных мне хотелось с тех пор, как я увидела в "Сильмариллионе" ту самую цитату, с которой начинается фик))) Потом я еще увидела в словаре слово "единорог"... И каждый раз, когда я натыкалась взглядом на цитату или это слово, думала, что надо бы написать. Но идеи как-то не было подходящей. А потом вдруг откуда ни возьмись явились сыновья Финвэ, и сюжет сложился, наконец.

Название: Королевский питомник
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Финвэ, Феанаро, Нолофинвэ, Арафинвэ, Иримэ, Эарвен, НМП-нолдо, специфические аманские животные, упомянуты Турукано, Анайрэ.
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма, общий
Размер: мини, 2692 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: О волшебных животных Валинора и сыновьях Финвэ.
Примечание: 1. Слова, взятые автором фика из словаря квенья: eretildo – единорог, nyeni – коза. 2. Слова, сконструированные автором фика: telperinto от telperin – серебряный, to – шерсть; aiwelaure от aiwe – птица, laure – золото. 3. Единороги в тексте в общем остаются единорогами, хотя некоторые мифологические свойства не сохранились, например, единорогов не приманивают девами; nyeni telperinto и aiwelaure представляют собой собирательные образы; прототипы aiwelaure – феникс и жар-птица, хотя она не сгорает и не возрождается, в отличие от феникса, и не светится собственным светом, в отличие от жар-птицы; прототипами nyeni telperinto можно считать Амалфею, козу, вскормившую своим молоком Зевса, а также барана с золотой шкурой из мифа о Золотом руне, но сходство с обоими тут минимально. 4. Авторское имхо: эльдар не выращивали скотину на убой. Сельскохозяйственных животных держали для молока и шерсти (птицу, соответственно, ради перьев и яиц), но мясо и шкуры добывали только на охоте. 5. "Сильмариллион" Дж.Р.Р. Толкина существует на самом деле, остальные книги, выдержки из которых приведены в начале фика, полностью вымышлены.

"Ибо все живые создания, что есть или были в Арде, кроме только лиходейских тварей Мелькора, жили тогда в Амане; и было там много прочих существ, невиданных в Средиземье, – и которых теперь уж не будет в нем, ибо мир изменился".
"Сильмариллион", глава 5, перевод Н. Эстель

"Любое из животных, что бродят свободно на просторах Амана, может быть приручено. Однако процесс приручения всегда требует огромного терпения, почти всегда значительного времени и очень часто многих специальных знаний и навыков, поэтому с первых лет жизни в Амане эльдар, кроме одомашнивания вольных зверей, уделяли внимание также получению потомства от уже прирученных и быстро достигли заметных успехов на этом поприще.
В настоящее время очень многие домашние животные являются именно потомками прирученных, а не собственно прирученными. Это справедливо почти для всех коров и овец, а так же для большей части лошадей, собак и кошек. Детеныши, которые с рождения привыкают к присутствию эльдар, сравнительно легко находят общий язык со всеми. При этом связь между таким животным и тем эльда, которого оно признает как своего хозяина и друга, бывает столь же крепка, как при личном приручении".
из предисловия к книге "О разведении животных", коллектив авторов

"Из всех животных Амана самыми трудными в приручении оказались специфические виды, обитающие в Лориене и его окрестностях. Много терпения и большая удача нужны уже для того, чтобы увидеть их без помощи валар, не говоря о более близком общении.
Тем не менее, они так прекрасны, удивительны и полезны, что мысль об их приручении с самого начала будоражила воображение многих эльдар.
Сам Финвэ Нолдоран объявил обширный участок леса к северо-западу от Тириона свободным от охоты и других применений, чтобы можно было попытаться там создать новый дом для нескольких видов лориенских животных. Некоторые из попыток увенчались успехом, и место это стало впоследствии называться Королевским питомником, или просто Питомником".
из предисловия к книге "История Королевского питомника" автор Линталиндо Синквион

Eretildo

— Приветствую тебя, мой король! И тебя, принц Феанаро, — сказал Линталиндо с изящным поклоном.
Глаза мальчика светились горячим нетерпением, и Линталиндо, заметив это, просиял. Радостно знать, что кто-то жаждет видеть плоды твоей работы столь же сильно, как сам ты жаждешь их показать. Пусть даже этому кому-то еще нет и трех лет Древ. Нет, особенно поэтому.
— Идемте же скорее! — в один голос произнесли Линталиндо и Феанаро, а король Финвэ улыбнулся, и печаль в его взгляде на мгновение стала почти незаметна.
Не тратя времени даром, Линталиндо повел своих гостей в глубь Питомника по тропам, едва приметным самому зоркому взгляду, но хорошо знакомым ему самому и его помощникам, по большей части, таким же ученикам валы Оромэ, как сам Линталиндо.
— Сколько цветов. Похоже на Лориен, — тихо сказал Феанаро.
— Да, — ответил Линталиндо, хотел добавить: "Очень красиво", но, посмотрев на мальчика, передумал, сказал другое: — Это для единорогов. Они едят только цветы, а пьют росу.
— Ясно, — кивнул Феанаро. — Мы должны вести себя очень тихо, да?
— Шуметь, конечно, не стоит, — сказал Линталиндо. — Но и красться нам нет нужды. То-то и радость, что единороги, которые живут здесь, не стремятся скрыться от эльдар. А жеребенок, который родился недавно, сам тянется ко всем. Увидишь, как он обрадуется тебе!
Маленький единорог, в самом деле, обрадовался юному эльда. А юный эльда был восхищен маленьким единорогом. Прекрасно было все: и белая шерсть, которая, казалось, сияет молочно-белым светом, и маленький, но явно острый прямой серебряный рог, и глаза — ярко-синие, невероятно умные. И роста единорог как раз такого, чтобы им с Феанаро удобно было смотреть друг на друга.
— Как его зовут? — спросил Феанаро, не отводя взгляда.
— Мы называем его просто Эретилдо, потому что он первый единорог, который родился здесь, — ответил Линталиндо.
"Давай я лучше буду называть тебя Тиндо, только между нами, хорошо?" — подумал Феанаро, обращаясь к единорогу.
Единорог в ответ весело фыркнул.
Взрослые эльдар ничего не заметили. И уж конечно, они не знали, что с этого дня принц Феанаро и Эретинлдо станут большими друзьями, а по сути, молодой единорог изберет себе хозяина по душе и начнет отдаляться от других эльдар, пока Феанаро, к тому времени уже юноша, не останется единственным, кого он еще подпускает к себе. А после, когда Феанаро, увлекшись другими делами, станет посещать Питомник все реже и реже, Эрелиндо уйдет оттуда и, в конце концов, объявится в Лориене, где заживет среди своих вольных сородичей, избегая показываться на глаза Воплощенным.
Если бы Линталиндо мог предвидеть, что так случиться, он, быть может, попытался бы предотвратить это, и уж наверное, был бы очень огорчен. Но он не мог, а потому был безмятежно радостен, много и оживленно рассказывал о единорогах.
— Присутствие единорога дарит душе мир и спокойствие, — среди прочего сказал он. — Это можно почувствовать.
Феанаро замер, будто прислушиваясь к чему-то. Наконец, произнес:
— Не знаю про мир и спокойствие, но мне очень редко бывает так хорошо.
Линталиндо улыбнулся. Глаза Финвэ странно блеснули, и он быстро отвернулся, чтобы справиться с собой.
— А еще говорят, тот, кто попьет воды из озера, в котором купался единорог, исполнится мудрости.
— И тут есть такое озеро? — спросил Феанаро.
— Есть, — ответил Линталиндо.
— И ты пил из него? — спросил Феанаро.
— Да, пил, — признался Линталиндо.
— Тогда как ты можешь знать, что все, что ты сделал, здесь и вообще, это правда ты, а не просто вода из озера? — спросил Феанаро, глядя на взрослого эльда испытующе и даже как будто разочарованно.
Линталиндо, не ожидавший такой реакции, растерялся.
— Я стал работать над этим питомником и сам приручил первых здешних животных, задолго до того как попил из озера, — начал Линталиндо, почувствовал, что оправдывается и, к тому же, говорит все не то, и замолчал.
К счастью, тут ему на помощь пришел король Финвэ, уже вполне овладевший собой.
— Мудрость — это не то же самое, что мастерство или знание, мой дорогой, — ласково улыбаясь сыну, сказал он.
— А в чем разница? — тут же спросил Феанаро.
— Знания и мастерство дают понимание, как сделать что-то или достичь какой-то цели. А мудрость подсказывает, как поступить правильно.
Феанаро задумался на мгновение.
— Все равно никогда не буду пить из этого озера, — сказал он.
— Хорошо, не хочешь — не будешь, — ответил Финвэ.
— И ты не пей! — добавил Феанаро. — Ты и так самый мудрый, это все знают. Не пей, ладно?
— И я не стану, — пообещал Финвэ.

Nyeni telperinto

Заливистый смех Иримэ Нолофинвэ услышал, еще не успев войти в гостиную. А когда вошел, увидел, что сестра хохочет, забравшись с ногами на подоконник, а вокруг скачет, игриво пытаясь достать ее, маленькая козочка с блестящей серебряной шерстью, еще совсем козленок.
— Я и не знала, что козы — это так весело, — сказала Иримэ, заметив брата. — Даже веселее, чем белки. Помнишь, у меня была в детстве?
— Как же, помню, — улыбнулся Нолофинвэ.
Он наклонился, легко поймал козочку на руки и сел с ней на кушетку. Она сперва хотела спрыгнуть, но потом передумала, вместо этого растянулась у него на коленях, как делают собаки.
— Заскакивала в окно, садилась мне на плечо, а я угощала ее миндалем с сахаром и гладила, — продолжала тем временем Иримэ. — Потом она принималась скакать по комнате, перебирать вещи на столе и, напоследок покачавшись на люстре, убегала в сад до следующего раза.
— Когда тебя не было рядом, белка приставала к другим домашним и была очень настойчива, — сказал Нолофинвэ. — Как-то я зашел, а отец как раз отправлялся на поиски засахаренного миндаля. С твоей белкой на голове. Увидев меня, он сказал: "Ох, кажется, я не обращал на нее внимания слишком долго".
Иримэ рассмеялась.
— Надо же, мне он такого не рассказывал!
— С моей козой было проще, — сказал Нолофинвэ и тут же задумчиво добавил: — Хотя, может, она и пыталась забодать кого из членов Совета, просто я об этом ничего не знаю.
— Ой, у тебя же была коза, да, — припомнила Иримэ. — Среброшерстная, как эта?
— Только большая, — ответил Нолофинвэ. — В смысле, когда мы с ней познакомились, она была достаточно большой, чтобы я мог при желании прокатиться на ней верхом. И я катался, по крайней мере, несколько раз. А еще я пробовал грызть ее рога, — признался он в порыве ностальгии. — Только, тсс, не рассказывай никому.
Иримэ прыснула.
— Ладно, не расскажу, — согласилась она. — Это будет наш секрет. Все думают, что это молоко среброшерстной козы укрепляет тело и дарит твердость духа, а на деле рога надо погрызть.
— Лалвендэ! — воскликнул Нолофинвэ.
Иримэ опять рассмеялась.
— Так было бы даже понятнее, — заметила она, отсмеявшись. — Что с того, что коза твоя, что она сама пришла за тобой из Питомника, когда родители водили туда маленького тебя, ведь молоко ее все равно пил не ты один? А недюжинной силой из всех только ты отличаешься.
— Никогда не думал об этом, — сказал Нолофинвэ. — Но с такими животными, каких разводят в Питомнике, много непонятного. Вроде бы, они привыкают ко всем эльдар без разбора, тянутся к ним, и их свойства работают для всех, но потом они находят себе одного хозяина, если находят, конечно, и что-то неуловимо меняется. Так, во всяком случае, говорит Линталиндо. А вообще я любил Алтэ не за ее молоко. Она была хорошим другом. Теперь вот история повторилась, и у Турукано тоже будет своя коза. Интересно, как он ее назовет...
— Посоветуй ему погрызть рога, не забудь! — сказала Иримэ и подмигнула брату.
— Лалья, перестань! — снова воскликнул Нолофинвэ.
Вот ведь давно уже взрослая девушка, а ведет себя, как дитя.
— Все-все, больше не буду говорить об этом! — примирительно сказала она.
— А кстати, где Турукано? — спросил Нолофинвэ.
— Наигрался и уснул, — ответила Иримэ. — Анайрэ решила отдохнуть вместе с ним. А мы с козой остались, у нас сил больше, — улыбнулась Иримэ. — Хотя, по-моему, она тоже уже засыпает.
Козочка, в самом деле, дремала на коленях у Нолофинвэ, пока он рассеянно перебирал ее серебряную шерстку.
— Думаю, им с Турукано будет не скучно вместе, — сказал Нолофинвэ. — Да и молоко, в самом деле, полезно. Хотя некоторые и говорят, что ни настоящей дружбы, ни настоящей пользы не может быть, если эльда сам не поймал и не приручил своего питомца.
— Некоторые? — чуть приподняла брови Иримэ. — Уж не наш ли дорогой Феанаро успел высказаться? Он и в козах разбирается?
— Он во всем разбирается, — ответил Нолофинвэ. — Или думает, что разбирается.
— Ерунда это все, — вздохнула Иримэ.
— Я так и сказал, — кивнул Нолофинвэ. — Ну, то есть, не совсем так, — он криво усмехнулся. — Еще я мог бы напомнить, что у него самого в детстве был друг из Питомника.
— Почему же не напомнил? — спросила Иримэ.
— Это мне рассказывал отец, а не Феанаро, так что вроде бы и знать мне такого не полагается. К тому же, он тогда наверняка возразил бы, что, по крайней мере, это была не коза.
Козочка подняла голову и посмотрела на Нолофинвэ, словно спрашивая: "А разве плохо быть козой?". Нолофинвэ чмокнул ее в морду, что должно было означать: "Нет, конечно, не плохо. Спи". Козочка поняла его правильно и тут же опять задремала.
— Значит, теперь вы в ссоре из-за козы? — спросила Иримэ.
— Что ты. Мы никогда не ссоримся, мы расходимся во мнениях, — поправил ее Нолофинвэ. — Но надеюсь, слух об этом разговоре не дойдет до отца. Он может расстроиться, что двое взрослых разумных эльдар способны сильно разойтись во мнениях по поводу козы.
— Двое взрослых разумных эльдар, если это ты и Феанаро, способны разойтись во мнениях по любому поводу, — усмехнулась Иримэ. — Можно уже привыкнуть.

Aiwelaure

Яблоки и пшеница. С этого начинался каждый новый день Арафинвэ, короля нолдор. Он мелко резал яблоки и смешивал их с зерном, а потом засыпал все это в кормушку; наполнял поилку свежей родниковой водой и несколько мгновений ждал: может быть, Липтэ сама заинтересуется угощением? Когда этого, как обычно, не происходило, зачерпывал горсть из кормушки, протягивал на раскрытой ладони. Уговаривал:
— Давай же, хорошая моя, поешь. Ты всегда любила эту еду.
Златоптица печально глядела на него и словно раздумывала, стоит ли в очередной раз прислушаться к его словам, потом неохотно начинала клевать.
Пшеница и яблоки действительно были той пищей, которую она любила. Вернее сказать, они были тем, что всегда ели все златоптицы. Вот только обычно в кормушку засыпали одно зерно, а яблоки Липтэ брала прямо с веток, благо, в саду дворца были посажены деревья разных видов, и плоды их никогда не переводились.
Но теперь у Липтэ не стало сил, чтобы самой заботиться о пропитании. Даже пищу с ладони она брала с трудом и, быстро устав, прятала голову под крыло.
После этого Арафинвэ легонько гладил ее по золотистому оперению, подбирал выпавшие перышки, если они находились — а находились они слишком часто, — и шел заниматься делами. Дел у него всегда было больше, чем мог вместить в себя день. Но вечером, прежде чем в изнеможении шагнуть на Дорогу Грез, он обязательно снова навещал Липтэ.
Эта птица, как и почти все, чем оказалась теперь наполнена жизнь Арафинвэ, раньше принадлежала его отцу, королю Финвэ. Потом, когда Финвэ покинул Тирион, о ней заботился Нолофинвэ. Он тоже иногда кормил ее с руки, но в ту пору это была ласка, а не необходимость.
Арафинвэ не раз, навещая брата, видел, как тот гладил Липтэ и говорил:
— Я знаю, тебе тоже его не хватает.
Липтэ в ответ издавала звонкие трели и иногда даже роняла слезы на руки Нолофинвэ.
Песни златоптиц проясняли разум во времена усталости и сомнений, а их слезы помогали поддерживать бодрость духа в дни несчастий. За что их иногда еще называли птицами Ниенны, хотя жили они в основном в Лориене.
А Липтэ жила в саду дворца короля нолдор. Уже долгое время она не пела и даже не плакала. Арафинвэ был тем, кто старался поддержать бодрость ее духа в несчастии, а не наоборот. Он и петь для нее пробовал, но не помогло.
Не выходило даже понять, отчего тоскует птица. Почувствовала ли она смерть Финвэ, к которому была привязана много лет? Или, может быть, ей не хватает Нолофинвэ, к которому она привязалась в последнее время? А возможно, Липтэ просто жизнь не мила без света Древ, к которому она привыкла? Даже многие эльдар болели без света, что уж говорить о птицах.
Только в одном Арафинвэ был уверен точно — срок жизни Липтэ еще не прошел. Златоптицы были одним из самых долгоживущих видов Амана. Они могли прожить больше пяти сотен лет Древ. По словам валар, конечно, ведь ни один эльда еще не жил достаточно долго, чтобы убедиться. Но Арафинвэ вполне доверял мнению валар и точно помнил, когда вылупилась из яйца эта златоптица.
В конце концов, это был день и его появления на свет тоже, и именно на праздник его имянаречения Линталиндо, глава Питомника, принес тогда еще совсем небольшую птичку во дворец. А уж она сама пожелала остаться, и в детстве Арафинвэ часто слышал от отца:
— Это твоя птичка, сынок. Твоя. Вы с ней родились в один день и даже похожи.
Арафинвэ все хотел спросить, чем же они так похожи, но так и не собрался. А на счет того, кто ее хозяин, у Липтэ было свое мнение. К Арафинвэ она относилась точно так же, как ко всем другим домашним и гостям короля, явно выделяя лишь самого Финвэ.
Только вот теперь Липтэ с Арафинвэ остались вдвоем, и его не покидало стойкое ощущение, которое он даже про себя не хотел называть предчувствием, что если птица погибнет, то и все другие его усилия пойдут прахом. Но он мало что мог сделать, чтобы она выжила: кормить ее, говорить с ней... вот, пожалуй, и все.
— Я приду завтра, — говорил он, уходя.
Липтэ подставляла голову под прощальную ласку, но не издавала ни единого звука.
А Арафинвэ шел по пустым в этот час и теперь всегда освещенным только звездным светом коридорам дворца, приходил в свою спальню, ложился рядом с женой, обнимал ее, вдыхал запах ее волос, и ему уже становилось лучше. Ее присутствие — само по себе почти невозможное чудо, дар судьбы. Разве может он хоть в чем-нибудь потерпеть неудачу, если она рядом?
Однажды, словно в ответ на его мысли, Эарвен шепнула сквозь сон:
— Я знаю, все получится. Однажды все будет хорошо.
Она тут же крепко уснула, так что он не успел расспросить ее, почему ей на ум пришли эти слова, а после Эарвен не помнила этого и сама.
Но именно в ту ночь Арафинвэ приснился Тирион... не тот темный, тихий, печальный и почти пустой город, каким он был теперь... другой... сияющий в свете плывущей по небу золотой ладьи... живой, звенящий голосами эльдар и шумом открытых мастерских... красивый, сильный город... и над этим городом летела песнь Липтэ... и сама Липтэ, тоже красивая и сильная, с перьями, горящими на свету, словно золотой огонь, сидела на ветке старой яблони, той самой, что ближе всех к окну кабинета...
Этот сон принес душе Арафинвэ неожиданное успокоение, и следующим утром, снова давая Липтэ пшеницу и яблоки, он сказал ей:
— А знаешь, у нас еще будут дни радости, и тогда ты споешь мне.
И Липтэ вдруг уронила на его ладонь слезинку, и из ее горла, будто бы преодолев преграду, вырвалась трель, очень тихая, но очень чистая. Первая за долгое-долгое время. Тогда Арафинвэ, король нолдор, рассмеялся, тоже в первый раз за долгое время.
До появления Новых Светил оставалось еще почти полгода Древ.

@темы: Феанор, Финголфин, Финвэ, мои фанфики, Финарфин, Иримэ, новые персонажи, Битва Пяти Воинств-3, Сильмариллион, нолдор

---

Легенда о Тени, фанфик, джен, драма, приключения

И последняя порция текстов с БПВ! Полгода не прошло, как говорится.

"Легенда о Тени", на самом деле, самый первый из всех текстов, написанных мной для этой игры. К нему у меня довольно противоречивое отношение.
С одной стороны, мне очень давно хотелось написать о Тирионе в Первую Эпоху, о том, что жизнь там продолжалась, как именно она продолжалась. И вроде бы это мне удалось.
Но с другой, легенда мрачноватая, конечно... А главное, я думала, что никто из рода Финвэ не возрождался до конца Войны Гнева. Так что теперь я даже не знаю, АУ это или не АУ.

Еще тут я, конечно, должна сказать огромное спасибо  f-lempi и  Б.Сокрова, потому что без их советов этот сюжет был бы намного беднее и бледнее. Спасибо!!!

Название: Легенда о Тени
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: нолдор - новые персонажи,

кое-кто еще

Аракано Нолофинвион.
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: приключение, драма
Размер: мини, 3194 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Первая Эпоха, суровые легенды и таинственная реальность Тириона Эльфийского.

— Ты же знаешь фонтан Рога, да? — вдруг спросил Лаирон.
— Конечно, — ответил Арелиндо.
Фонтан Рога трудно было бы не знать. Он огромный и очень красивый, а в очертаниях каменного рога, из которого летели ввысь струи воды, по воле мастера, причудливо слились воедино знаменитый Валарама Оромэ и один из не менее знаменитых Улумури Ульмо. Арелиндо всегда было любопытно, как же скульптору пришло в голову такое сочетание, но спросить оказалось не у кого — сам мастер и все, кто помогал ему в работе над фонтаном, ушли в Эндорэ еще задолго до появления на свет Арелиндо.
А фонтан, говоря по правде, больше, чем своей красотой, был известен тем, что любоваться им некому. Он располагался в самой пустынной части Тириона. В городе было очень много мест, где жило гораздо меньше эльдар, чем могло бы. Но там не жил совсем никто.
Все говорили "так вышло", все говорили "случайность", но почему-то не любили туда ходить, а если ходили, то всегда становились печальны, и печаль эта долго еще не исчезала после. Арелиндо там тоже делалось грустно и тревожно, хотя вообще-то у него был веселый нрав.
— И вокруг еще много-много пустых домов, — продолжал Лаирон.
— Да, знаю, — ответил Арелиндо.
— Мне Исилтиндо про это место такое рассказал, — Лаирон загадочно понизил голос, со значением выделив слово "такое".
— Какое? — сразу же нетерпеливо откликнулся Арелиндо. Он любил во всем поскорее добираться до сути. А уж про "это место" давно предполагал, что есть там большая тайна.
— А вот какое, — Лаирон, увидев, что Арелиндо и так интересно, заговорил обычным голосом, но все равно тихо, так что Арелиндо пришлось придвинуться к нему поближе, чтобы слышать. — Давным-давно, когда квэнди еще только пробудились и жили у Куивиэнен, Черный Всадник создал Тень. И долгие годы она служила ему для разных злодейств, а потом еще целые века обитала в Сирых Землях сама по себе. Но когда Древа погасли, а Солнце и Луна еще не появились, Тень под покровом темноты пробралась в Аман, в Тирион. И до сих пор скрывается она здесь среди заброшенных зданий и улиц, на которых давно уже не слышны шаги и голоса эльдар. Ее можно почувствовать: она навевает уныние и тоску на всех, кто хотя бы мыслью потянется к тем местам. А еще ее можно увидеть, если смотреть очень внимательно. Только нужно быть осторожным, потому что, если Тень, повстречав путника, заглянет ему в лицо, то лишит его воли и утащит в свое логово. И тогда уж не видеть ему ни родичей, ни света. Вовек.
История была мрачная, холодная. В такую нелегко поверить ясным теплым днем. Но Арелиндо поверил. Слишком уж хорошо она объясняла многие странности. И день сразу показался не таким теплым, когда по спине прошел холодок страха.
Побежать бы сейчас домой, и чтобы мама крепко-крепко его обняла. Или отец. Бежать-то не далеко, всего пару сотен шагов. Но не оставлять же Лаирона стоять здесь одного. А родителей Арелиндо и так скоро увидит, когда обедать пойдет.
Вслух Арелиндо сказал только:
— А, вот оно что.
И кивнул.
Отец говорил, с трудные моменты самое важное — сохранять спокойствие. Или хотя бы стараться сохранять. Арелиндо и постарался. Но все равно подумал, что надо будет обязательно, обязательно рассказать маме с папой про Тень. Как можно быстрее.

***

— Ну почему вы мне не верите! — возмутился Арелиндо.
Не забывая, впрочем, откусить еще кусочек фруктового пирога и запить большим глотком смородинового отвара.
— Очень вкусно, пап! — сказал он. Но сразу же вернулся к прежней теме: — Говорю же, Тень есть! Такая, как в легендах о Черном Всаднике. Ты ведь сама пела мне, мама! — и, прежде чем Малинлоссэ успела что-нибудь ответить, продолжал: — Она прячется там, где вокруг площади с фонтаном Рога так много пустых домов, что можно идти очень долго и не встретить ни одного эльда.
Малинлоссэ подложила на тарелку сыну еще кусок пирога и сказала:
— Никакой Тени там нет. В этих домах раньше жили такие же нолдор, как и мы.
— Но теперь-то не живут! А она появилась, когда уже никого не было, — не сдался Арелиндо.
— Не живут, — согласилась Малинлоссэ. — Они ушли на восток, за Море еще до Солнца и Луны. Я и об этом тебе рассказывала. И с тех пор там пусто. Пусто и все.
— Я помню, что ты рассказывала, — ответил Арелиндо. — Но Тень есть. Иначе почему все становятся такими печальными, стоит только упомянуть об этом месте, и никто почти не ходит туда. И вообще, мне сказал Лаирон, а ему — Исилтиндо, а уж он-то знает, он уже совсем взрослый.
Малинлоссэ и Виндэмирэ переглянулись. Лаирон — ровесник их сына и его самый большой друг, им обоим по двадцать шесть лет Солнца, Исилтиндо — двоюродный брат Лаирона, ему, "совсем взрослому", немногим больше, чем тридцать пять. Никто пока не считал возможным рассказать детям всю правду об Исходе нолдор, а потому и вокруг, и в историях о прошлом для них оставалось много непонятного. И они старались это непонятное объяснить своими фантазиями. Вот теперь в Валинор перенеслась Тень прямиком из песен о Черном Всаднике, которые уже к приходу эльфов в земли валар были старыми. Хорошо еще, не сам Моргот. Впрочем, дети уже понимали: окажись он здесь, было бы очень плохо и сразу заметно. Что осталось от Древ, они видели.
Все же, наверное, пора рассказывать правду, пока мальчишки не выдумали историю похлеще. Но как собраться с духом, чтобы поведать ребенку о том, что им, когда-то повернувшим из Арамана вместе с государем Арафинвэ, самим до сих пор страшно вспомнить?
"Расскажем?"
"Надо".
"Но ведь не сегодня?"
"Нет, не сегодня".
Мысленный разговор длиной в два вздоха. Уже немного легче.
Виндэмирэ повернулся к сыну.
— Нет Теней в Амане, мой дорогой, — сказал он. — А Лаирон и Исилтиндо могут искренне верить в то, что говорят, но при этом ошибаться. Такое случается. Нельзя принимать на веру все, что слышишь, даже от самых близких друзей.
Арелиндо хотел возразить: "Я и сам чувствую!", но засомневался. Сейчас, дома, рядом с мамой и папой, он не был так уж уверен в своих ощущениях.
К тому же, Арелиндо видел, что взгляд отца сделался задумчивым и печальным. Такое бывало, когда отец вспоминал прошлое, то самое, до Солнца и Луны. Поэтому Арелиндо не стал даже спрашивать, как узнать, ошибается кто-то или нет и не ошибаешься ли ты сам. Он просто отставил пустую посуду, сказал:
— Спасибо! Я гулять.
И, чмокнув матушку в щеку, выбежал на улицу.
"Ты уверен? Что нет Теней в Амане?"
Малинлоссэ глядела вслед сыну, но обращалась мысленно к мужу.
"Конечно. Такое валар не пропустили бы. Да и мы бы не пропустили".
Виндэмирэ ответил тоже по осанвэ. В доме они были уже одни, но говорить о таком вслух почему-то не хотелось обоим.
"Наверное, ты прав".
Малинлоссэ протяжно, тяжело вздохнула. Виндэмирэ не было нужды гадать, о чем она сейчас вспомнила, он и сам думал о том же: Моргот, гибель Древ. Один раз зло уже прокралось в их дом и творило свои дела у них на глазах, и никто ничего не мог сделать. Но нельзя позволить себе вечно терзаться страхом, трепетать от явной безобидной выдумки.
"Наверное? Никто никогда не пропадал. Если б пропал, это сразу заметили бы. В Тирионе давно уже не столько народу, чтобы на чье-то исчезновение можно было не обратить внимания".
"Да, конечно, — Малинлоссэ виновато улыбнулась. — Мне просто тревожно что-то".
"Ничего не бойся".
Виндэмирэ успокоительно обнял жену за плечи.
Арелиндо тем временем уже подходил к дому Лаирона. Об опасениях родителей он не догадывался, зато понял, как все-таки выяснить, что правда, а что нет: надо просто пойти и убедиться. Опыт подтверждает истину и опровергает ложные представления. Так говорил отец, когда рассказывал о своей работе в мастерской.
А еще отец говорил, что, когда принимаешь решение, появляются и силы, чтобы его исполнить. И он был прав: силы у Арелиндо появились, а страх совсем пропал. Он просто пойдет и сам все проверит, прямо сейчас. Только еще Лаирона с собой возьмет. Ведь друзьям и убеждаться надо вместе.

***

Они дошли до самого фонтана, долго блуждали по улицам, но Тени не обнаружили. Да и столько света было вокруг, что не выдержит никакая Тень. Камни мостовой, хрустальные лестницы, стены и крыши домов — все искрилось в лучах солнца.
— Так мы ничего не найдем, — устало вздохнул Арелиндо. — Надо ночью приходить.
Сказал и тут же пожалел о своих словах. Он при ярком-то свете чувствовал себя здесь не особо уютно, а уж возвращаться ночью ему тем более не хотелось. Но Лаирон уже загорелся идеей.
— Точно, давай сегодня, после того как промчится по небу Луна. Встретимся на углу площади, которая перед королевским дворцом, и пойдем сюда.
Арелиндо решил, что не станет отказываться от задуманного, и твердо сказал:
— Давай.
В конце концов, ночью бывают звезды, а вовсе никакая не тьма, про которую взрослые говорят, что она наступила, когда Древа погасли. Они издалека заметят Тень, посмотрят на нее одним глазком и быстро убегут. Зато точно будут знать, что не ошибаются.
Стоя среди покинутых жильцами домов, Арелиндо опять верил, что Тень существует. А раз так, ее возможно отыскать. На том друзья и договорились.
Едва успела ладья Тилиона исчезнуть из виду, оба были уже на условленном месте. Идти, в самом деле, оказалось светло и не страшно от звезд. Арелиндо с Лаироном снова добрались до фонтана и опять, как днем, принялись бродить по окрестным улицам.
Но и теперь ничего, похожего на Тень видно не было. Так до самого рассвета можно прослоняться без толку. Арелиндо остановился и огляделся, стараясь придумать, как бы им поскорее увидеть уже эту Тень да и пойти домой. Придумывалось не очень-то. Поэтому Арелиндо очень обрадовался, когда Лаирон, размышлявший, видимо, о том же, сказал:
— А может, попробуем ее почувствовать?
Стоя рядом, но не касаясь друг друга, мальчишки закрыли глаза и стали прислушиваться к окружающему пространству, пытаясь различить в нем ноты тоски и уныния, которые дожны сопутствовать Тени. Но то ли они плохо старались, то ли это место было слишком тоскливым само по себе, но почувствовать что-то определенное у них не выходило.
Арелиндо только показалось, что ветер стал прохладнее. А потом показалось, что он как будто падает, хотя падать он не собирался. Когда вдобавок ко всему зачесался нос, Арелиндо не выдержал и открыл глаза, и именно в этот момент Лаирон шепнул:
— Туда!
И указал на не слишком выделяющийся на фоне остальных двухэтажный дом.
Арелиндо не стал спрашивать, в самом ли деле друг что-то уловил или ему просто тоже надоело стоять с закрытыми глазами. Вдвоем они направились прямиком к дому и для начала обошли его кругом, заглядывая в окна, а потом все же решились войти.
Дверь скрипела, полы, оказавшиеся деревянными, тоже. Из теней, правда, были только их собственные да те, что отбрасывала в звездном свете старая мебель. Арелиндо и Лаирон осмотрели весь первый этаж, потом второй и опять вернулись на первый.
— Нет здесь никого, — сказал Лаирон почти с сожалением.
И вот тогда Арелиндо почувствовал, как кто-то налетел на него сзади и схватил за ногу. Он коротко, но громко вскрикнул, Лаирон, хотя на него никто не напрыгивал, закричал тоже. Им вторило недовольное мяуканье.
Кошка. Всего лишь кошка с разбегу поймала лапами штанину, даже когтей не выпустила. Арелиндо перевел дух, животных он любил. Позвал:
— Кис-кис.
Но кошка и не думала завязывать с ним дружеское знакомство. Наоборот, отскочила подальше, быстро взбежала по лестнице на второй этаж и, сидя наверху, сердито сверкала глазами.
— Пойдем отсюда, — предложил Лаирон.
Арелиндо охотно согласился.
Выйдя на улицу, они вздохнули было с облегчением, но сразу заметили, какой поднялся ветер. В считанные мгновения небо заволокло облаками, и начался самый настоящий ливень.
Арелиндо запоздало вспомнил, как родители еще с утра говорили, что ночью, наверное, будет сильный дождь. Надо бы возвращаться, да только куда идти, если льет как из ведра и ветер швыряет воду прямо в лицо, а на небе теперь ни звездочки. Ничего не разглядеть.
Стало холодно. А потом еще холоднее от мысли, что в такую темень к ним любая Тень запросто подкрадется.
— Надо переждать где-нибудь под крышей, — сказал Арелиндо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, как у отца. Но получилось все равно слишком звонко, неуверенно.
— Да, — ответил Лаирон, таким же голосом. — Вон я вижу над крыльцом хороший, крепкий козырек. Пойдем туда, только внутрь не будем заходить.
— Хорошо, — сказал Арелиндо. Лезть в чужую заброшенную мастерскую у него тоже не было желания.
Мальчишки уселись на верхней ступеньке крыльца, спиной к двери, и стали слушать, как по козырьку стучат капли дождя. Дома такой звук бывал обычно приятным и успокаивающим, но сейчас никакого спокойствия не приносил. Наоборот, хотелось, чтобы дождь скорее кончился и они могли пойти дальше. А лучше... лучше вернуться домой.
На разговоры совсем не тянуло, так что сидели молча. Арелиндо старался думать о том, что говорили ему родители — не бывает Теней в Амане. Но куда живее и ярче вспоминались другие слова: "... где не слышны шаги эльдар... скрывается Тень.... а если повстречает неосторожного путника и заглянет ему в лицо... лишит воли и утащит в свое логово... не видеть ему ни родичей, ни света. Вовек".
Сверкнула молния, и загрохотал гром. Но даже в этом шуме было отчетливо слышно, как заскрипела, открываясь, дверь. Прямо за спиной.
"Не дать ей заглянуть в лицо!" — успел подумать Арелиндо.
И они с Лаироном, не сговариваясь, схватили друг друга за руки и дружно побежали. А потом так же дружно растянулись на мостовой.
Арелиндо почувствовал, как чьи-то пальцы сжали его плечо.
"Ну, вот и все".
Он был умным мальчиком и понимал, что на силу ему не приходится рассчитывать. Глаза сами собой зажмурились, словно это могло помочь.
— Так, ребята, а что это вы здесь делаете? — произнес голос, незнакомый, но, без сомнения, эльфийский.
От неожиданности Арелиндо перестал жмуриться и в слегка размытом из-за дождя синем свете феаноровой лампы увидел лицо эльда. Серые глаза светились странным сиянием, не таким, как у родителей Арелиндо, которые видели свет Древ, но и не таким, как у самого Арелиндо, родившегося при Новых Светилах. Странным, в общем.
— Ты ведь не Тень, сотворенная Врагом? — спросил Лаирон.
Арелиндо, услышав этот вопрос, не удержался и хмыкнул. Как будто Тень стала бы правдиво отвечать. Да к тому же, незнакомец в лица им уже заглянул, а волю они не потеряли.
Эльда в ответ побледнел и слегка отпрянул. Так что Арелиндо успел подумать: "Может, все-таки Тень?". Но эльда, внимательнее поглядев на мальчишек, вдруг улыбнулся и покачал головой, но ответил серьезно, даже торжественно.
— Нет, я не Тень, да поразит меня молния, если слова мои не правдивы.
Молния его, конечно, не поразила. Чему Арелиндо был, по правде говоря, рад.
Незнакомец, между тем, продолжал:
— Давайте-ка вставайте и бегом ко мне в мастерскую, я вас чаем горячим напою, а то промокли до нитки да и замерзли, я вижу.
Арелиндо и Лаирон поднялись на ноги и стали убеждать его, что совсем не замерзли (говорить, что они не промокли, было бы попросту глупо), но не преуспели.
— Замерзли, замерзли, — сказал незнакомец. — Уж я-то кое-что знаю о холоде.
В его голосе зазвенели печальные нотки, но тут же пропали:
— Хватит разговоров, идем, — решительно заключил он.
Незнакомец и сам успел уже изрядно вымокнуть, черные пряди волос липли к лицу, одежда из светлого полотна без украшений потемнела от воды. Мальчишкам стало неловко заставлять его дальше стоять с ними на улице, и они все же направились к мастерской.

***

— Это варенье правда пробыло тут четыреста лет? — недоверчиво переспросил Арелиндо, отправляя в рот еще ложку. Он был большой сладкоежка, а варенье оказалось очень вкусным.
— Четыреста пятьдесят с лишним, — ответил незнакомец, который был теперь уже не незнакомец, а Аргон.
Аракано сам не знал, почему представился именно так, но ему было приятно одну ночь в компании этих детей называться именем, которое, хоть оно и было его, ему не случилось носить в Эндорэ.
— Его варил мой отец, — продолжал Аргон. — А банки для него делал самый старший мой брат: что ни положи в них, оно всегда будет свежее, как только что приготовленное. Теперь вот и отец мой, и брат живут в Сирых Землях, а варенье это все еще здесь. И я здесь, — тут Аргон вздохнул, но не печально, а словно наслаждаясь возможностью вздохнуть.
— Значит, ты прошел через чертоги Мандоса... — сказал Лаирон таким тоном, словно собирался что-то спросить, но передумал или не придумал, что именно.
— Да, — ответил Аргон. — Рассказывать, как я умер, не просите, — предупредил он. — Вам и так уже хватит на сегодня впечатлений.
Они не спорили, и не только потому, что впечатлений, и в самом деле, хватало. Оба знали, что у них есть родичи, ушедшие в Сирые Земли, судя по рассказам, таких было даже больше, чем тех, кто остался здесь. Получается, их родичи тоже могут пройти через Чертоги Мандоса и вернуться... вот так же сидеть за столом, пить чай, говорить... но только если сначала умрут. Очень страшно, должно быть, умереть. Потому, наверное, и взрослые бывают так печальны, потому обходят это место стороной.
— А вы, значит, искали тут Тень из легенды, — вывел их из раздумий Аргон. — А нашли меня.
Мальчишки потупились, вспоминать, как они удирали от Аргона, теперь, в освещенной светом лампы и очага мастерской, было очень неловко.
— Занятно, — улыбнулся Аргон и произнес задумчиво: — Фуинэ… Фуинэйалумо... Занятно.
Тень прошлого? Какая еще тень прошлого? И что тут занятного? Мальчишки удивились, но только плечами пожали. Они привыкли к тому, что взрослых иногда не поймешь. А обо всем спрашивать — устанешь. Поэтому спрашивать надо про важное или про интересное. Или про то, что само просится на язык.
— А что же ты делаешь здесь, в мастерской, почему домой не идешь? — спросил Арелиндо. Он не был вполне уверен, к какому из трех видов относится его вопрос.
— Дождь пережидаю, — ответил Аргон. — Я не видел мою маму четыреста с лишним лет. Не дело являться к ней посреди ночи, промокшим, словно добирался до Валинора вплавь.
— Понятно, — только и сказал Арелиндо.
Он не представлял, как это — целых четыреста лет не видеть маму, и не хотел представлять.
— Дождь почти кончился, — заметил Лаирон, посмотрев в окно.
— Хорошо, — сказал Аргон. — Значит, скоро пойдем. Провожу вас до площади перед дворцом, мне это по дороге. А уж оттуда не заблудитесь.
Мальчишки согласно закивали.
И тут раздался громкий стук в дверь.
— Тень! — хором решили Арелиндо и Лаирон.
— Она не стала бы стучать, — не то шутя, не то всерьез ответил Аргон и двинулся к двери.
— Кочергу возьми, — посоветовал новому знакомому Арелиндо, но тот его не услышал или не пожелал воспользоваться советом.
Тогда Арелиндо сам взял кочергу и крепко сжал ее двумя руками, толком не зная зачем. Просто очень обидно вдруг показалось после всех волнений все же попасться Тени.
Аргон распахнул дверь. На крыльце стоял эльда, в котором Арелиндо не сразу признал своего отца. Таким мальчик его никогда не видел: глаза сверкают на бледном лице, за спиной лук и колчан со стрелами, на поясе длинный меч. Лук был знакомый: отец с ним ходил на охоту, а вот меча Арелиндо раньше видеть не случалось — меч Виндэмирэ брал с собой только в укрепленный лагерь у входа в Калакирью, когда наступал его черед нести там службу.
Несколько мгновений Аргон и Виндэмирэ глядели друг на друга, наконец, Виндэмирэ выговорил:
— Мой...
— Твой сын здесь, — сказал ему Аргон и посторонился, пропуская Виндэмирэ внутрь мастерской. — А я Аргон, приветствую тебя.
С этими словами Аргон как будто подмигнул Виндэмирэ, хотя Арелиндо не был уверен, что ему не померещилось.
Виндэмирэ коротко улыбнулся, но тут же снова стал серьезным и строго посмотрел на сына.
— Что ж ты делаешь! — сказал он. — Напугал маму непонятно какими рассказами и исчез тайком. Погляди, как мне пришлось нарядиться, чтобы тебя искать! Еще и друга с собой потащил, оказывается.
— Он не потащил! — запротестовал Лаирон. — Я сам пошел.
Арелиндо подумал, что это он зря сделал, отец ведь может еще больше рассердиться и станет ругать и его тоже. Но Виндэмирэ вдруг усмехнулся.
— Сам? Ну, хорошо, если сам. А теперь и по домам пора, пожалуй.

***

Так Арелиндо и Лаирон убедились, что нет Теней в Амане, и попробовали варенье, приготовленное государем Нолофинвэ еще до гибели Древ. А Аракано Нолофинвион нашел себе еще одно имя — Фуинэайлумо. Под этим именем он сражался в Войне Гнева и обрел славу, которая вечно будет жива в памяти эльдар, покуда стоит Мир. Но о том сложена иная легенда.

@темы: Аракано, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион, нолдор

---

И последняя порция текстов с БПВ! Полгода не прошло, как говорится.

"Легенда о Тени", на самом деле, самый первый из всех текстов, написанных мной для этой игры. К нему у меня довольно противоречивое отношение.
С одной стороны, мне очень давно хотелось написать о Тирионе в Первую Эпоху, о том, что жизнь там продолжалась, как именно она продолжалась. И вроде бы это мне удалось.
Но с другой, легенда мрачноватая, конечно... А главное, я думала, что никто из рода Финвэ не возрождался до конца Войны Гнева. Так что теперь я даже не знаю, АУ это или не АУ.

Еще тут я, конечно, должна сказать огромное спасибо [J] f-lempi[/J] и  Б.Сокрова, потому что без их советов этот сюжет был бы намного беднее и бледнее. Спасибо!!!

Название: Легенда о Тени
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: нолдор - новые персонажи,

кое-кто еще

Аракано Нолофинвион.
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: приключение, драма
Размер: мини, 3194 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Первая Эпоха, суровые легенды и таинственная реальность Тириона Эльфийского.

— Ты же знаешь фонтан Рога, да? — вдруг спросил Лаирон.
— Конечно, — ответил Арелиндо.
Фонтан Рога трудно было бы не знать. Он огромный и очень красивый, а в очертаниях каменного рога, из которого летели ввысь струи воды, по воле мастера, причудливо слились воедино знаменитый Валарама Оромэ и один из не менее знаменитых Улумури Ульмо. Арелиндо всегда было любопытно, как же скульптору пришло в голову такое сочетание, но спросить оказалось не у кого — сам мастер и все, кто помогал ему в работе над фонтаном, ушли в Эндорэ еще задолго до появления на свет Арелиндо.
А фонтан, говоря по правде, больше, чем своей красотой, был известен тем, что любоваться им некому. Он располагался в самой пустынной части Тириона. В городе было очень много мест, где жило гораздо меньше эльдар, чем могло бы. Но там не жил совсем никто.
Все говорили "так вышло", все говорили "случайность", но почему-то не любили туда ходить, а если ходили, то всегда становились печальны, и печаль эта долго еще не исчезала после. Арелиндо там тоже делалось грустно и тревожно, хотя вообще-то у него был веселый нрав.
— И вокруг еще много-много пустых домов, — продолжал Лаирон.
— Да, знаю, — ответил Арелиндо.
— Мне Исилтиндо про это место такое рассказал, — Лаирон загадочно понизил голос, со значением выделив слово "такое".
— Какое? — сразу же нетерпеливо откликнулся Арелиндо. Он любил во всем поскорее добираться до сути. А уж про "это место" давно предполагал, что есть там большая тайна.
— А вот какое, — Лаирон, увидев, что Арелиндо и так интересно, заговорил обычным голосом, но все равно тихо, так что Арелиндо пришлось придвинуться к нему поближе, чтобы слышать. — Давным-давно, когда квэнди еще только пробудились и жили у Куивиэнен, Черный Всадник создал Тень. И долгие годы она служила ему для разных злодейств, а потом еще целые века обитала в Сирых Землях сама по себе. Но когда Древа погасли, а Солнце и Луна еще не появились, Тень под покровом темноты пробралась в Аман, в Тирион. И до сих пор скрывается она здесь среди заброшенных зданий и улиц, на которых давно уже не слышны шаги и голоса эльдар. Ее можно почувствовать: она навевает уныние и тоску на всех, кто хотя бы мыслью потянется к тем местам. А еще ее можно увидеть, если смотреть очень внимательно. Только нужно быть осторожным, потому что, если Тень, повстречав путника, заглянет ему в лицо, то лишит его воли и утащит в свое логово. И тогда уж не видеть ему ни родичей, ни света. Вовек.
История была мрачная, холодная. В такую нелегко поверить ясным теплым днем. Но Арелиндо поверил. Слишком уж хорошо она объясняла многие странности. И день сразу показался не таким теплым, когда по спине прошел холодок страха.
Побежать бы сейчас домой, и чтобы мама крепко-крепко его обняла. Или отец. Бежать-то не далеко, всего пару сотен шагов. Но не оставлять же Лаирона стоять здесь одного. А родителей Арелиндо и так скоро увидит, когда обедать пойдет.
Вслух Арелиндо сказал только:
— А, вот оно что.
И кивнул.
Отец говорил, с трудные моменты самое важное — сохранять спокойствие. Или хотя бы стараться сохранять. Арелиндо и постарался. Но все равно подумал, что надо будет обязательно, обязательно рассказать маме с папой про Тень. Как можно быстрее.

***

— Ну почему вы мне не верите! — возмутился Арелиндо.
Не забывая, впрочем, откусить еще кусочек фруктового пирога и запить большим глотком смородинового отвара.
— Очень вкусно, пап! — сказал он. Но сразу же вернулся к прежней теме: — Говорю же, Тень есть! Такая, как в легендах о Черном Всаднике. Ты ведь сама пела мне, мама! — и, прежде чем Малинлоссэ успела что-нибудь ответить, продолжал: — Она прячется там, где вокруг площади с фонтаном Рога так много пустых домов, что можно идти очень долго и не встретить ни одного эльда.
Малинлоссэ подложила на тарелку сыну еще кусок пирога и сказала:
— Никакой Тени там нет. В этих домах раньше жили такие же нолдор, как и мы.
— Но теперь-то не живут! А она появилась, когда уже никого не было, — не сдался Арелиндо.
— Не живут, — согласилась Малинлоссэ. — Они ушли на восток, за Море еще до Солнца и Луны. Я и об этом тебе рассказывала. И с тех пор там пусто. Пусто и все.
— Я помню, что ты рассказывала, — ответил Арелиндо. — Но Тень есть. Иначе почему все становятся такими печальными, стоит только упомянуть об этом месте, и никто почти не ходит туда. И вообще, мне сказал Лаирон, а ему — Исилтиндо, а уж он-то знает, он уже совсем взрослый.
Малинлоссэ и Виндэмирэ переглянулись. Лаирон — ровесник их сына и его самый большой друг, им обоим по двадцать шесть лет Солнца, Исилтиндо — двоюродный брат Лаирона, ему, "совсем взрослому", немногим больше, чем тридцать пять. Никто пока не считал возможным рассказать детям всю правду об Исходе нолдор, а потому и вокруг, и в историях о прошлом для них оставалось много непонятного. И они старались это непонятное объяснить своими фантазиями. Вот теперь в Валинор перенеслась Тень прямиком из песен о Черном Всаднике, которые уже к приходу эльфов в земли валар были старыми. Хорошо еще, не сам Моргот. Впрочем, дети уже понимали: окажись он здесь, было бы очень плохо и сразу заметно. Что осталось от Древ, они видели.
Все же, наверное, пора рассказывать правду, пока мальчишки не выдумали историю похлеще. Но как собраться с духом, чтобы поведать ребенку о том, что им, когда-то повернувшим из Арамана вместе с государем Арафинвэ, самим до сих пор страшно вспомнить?
"Расскажем?"
"Надо".
"Но ведь не сегодня?"
"Нет, не сегодня".
Мысленный разговор длиной в два вздоха. Уже немного легче.
Виндэмирэ повернулся к сыну.
— Нет Теней в Амане, мой дорогой, — сказал он. — А Лаирон и Исилтиндо могут искренне верить в то, что говорят, но при этом ошибаться. Такое случается. Нельзя принимать на веру все, что слышишь, даже от самых близких друзей.
Арелиндо хотел возразить: "Я и сам чувствую!", но засомневался. Сейчас, дома, рядом с мамой и папой, он не был так уж уверен в своих ощущениях.
К тому же, Арелиндо видел, что взгляд отца сделался задумчивым и печальным. Такое бывало, когда отец вспоминал прошлое, то самое, до Солнца и Луны. Поэтому Арелиндо не стал даже спрашивать, как узнать, ошибается кто-то или нет и не ошибаешься ли ты сам. Он просто отставил пустую посуду, сказал:
— Спасибо! Я гулять.
И, чмокнув матушку в щеку, выбежал на улицу.
"Ты уверен? Что нет Теней в Амане?"
Малинлоссэ глядела вслед сыну, но обращалась мысленно к мужу.
"Конечно. Такое валар не пропустили бы. Да и мы бы не пропустили".
Виндэмирэ ответил тоже по осанвэ. В доме они были уже одни, но говорить о таком вслух почему-то не хотелось обоим.
"Наверное, ты прав".
Малинлоссэ протяжно, тяжело вздохнула. Виндэмирэ не было нужды гадать, о чем она сейчас вспомнила, он и сам думал о том же: Моргот, гибель Древ. Один раз зло уже прокралось в их дом и творило свои дела у них на глазах, и никто ничего не мог сделать. Но нельзя позволить себе вечно терзаться страхом, трепетать от явной безобидной выдумки.
"Наверное? Никто никогда не пропадал. Если б пропал, это сразу заметили бы. В Тирионе давно уже не столько народу, чтобы на чье-то исчезновение можно было не обратить внимания".
"Да, конечно, — Малинлоссэ виновато улыбнулась. — Мне просто тревожно что-то".
"Ничего не бойся".
Виндэмирэ успокоительно обнял жену за плечи.
Арелиндо тем временем уже подходил к дому Лаирона. Об опасениях родителей он не догадывался, зато понял, как все-таки выяснить, что правда, а что нет: надо просто пойти и убедиться. Опыт подтверждает истину и опровергает ложные представления. Так говорил отец, когда рассказывал о своей работе в мастерской.
А еще отец говорил, что, когда принимаешь решение, появляются и силы, чтобы его исполнить. И он был прав: силы у Арелиндо появились, а страх совсем пропал. Он просто пойдет и сам все проверит, прямо сейчас. Только еще Лаирона с собой возьмет. Ведь друзьям и убеждаться надо вместе.

***

Они дошли до самого фонтана, долго блуждали по улицам, но Тени не обнаружили. Да и столько света было вокруг, что не выдержит никакая Тень. Камни мостовой, хрустальные лестницы, стены и крыши домов — все искрилось в лучах солнца.
— Так мы ничего не найдем, — устало вздохнул Арелиндо. — Надо ночью приходить.
Сказал и тут же пожалел о своих словах. Он при ярком-то свете чувствовал себя здесь не особо уютно, а уж возвращаться ночью ему тем более не хотелось. Но Лаирон уже загорелся идеей.
— Точно, давай сегодня, после того как промчится по небу Луна. Встретимся на углу площади, которая перед королевским дворцом, и пойдем сюда.
Арелиндо решил, что не станет отказываться от задуманного, и твердо сказал:
— Давай.
В конце концов, ночью бывают звезды, а вовсе никакая не тьма, про которую взрослые говорят, что она наступила, когда Древа погасли. Они издалека заметят Тень, посмотрят на нее одним глазком и быстро убегут. Зато точно будут знать, что не ошибаются.
Стоя среди покинутых жильцами домов, Арелиндо опять верил, что Тень существует. А раз так, ее возможно отыскать. На том друзья и договорились.
Едва успела ладья Тилиона исчезнуть из виду, оба были уже на условленном месте. Идти, в самом деле, оказалось светло и не страшно от звезд. Арелиндо с Лаироном снова добрались до фонтана и опять, как днем, принялись бродить по окрестным улицам.
Но и теперь ничего, похожего на Тень видно не было. Так до самого рассвета можно прослоняться без толку. Арелиндо остановился и огляделся, стараясь придумать, как бы им поскорее увидеть уже эту Тень да и пойти домой. Придумывалось не очень-то. Поэтому Арелиндо очень обрадовался, когда Лаирон, размышлявший, видимо, о том же, сказал:
— А может, попробуем ее почувствовать?
Стоя рядом, но не касаясь друг друга, мальчишки закрыли глаза и стали прислушиваться к окружающему пространству, пытаясь различить в нем ноты тоски и уныния, которые дожны сопутствовать Тени. Но то ли они плохо старались, то ли это место было слишком тоскливым само по себе, но почувствовать что-то определенное у них не выходило.
Арелиндо только показалось, что ветер стал прохладнее. А потом показалось, что он как будто падает, хотя падать он не собирался. Когда вдобавок ко всему зачесался нос, Арелиндо не выдержал и открыл глаза, и именно в этот момент Лаирон шепнул:
— Туда!
И указал на не слишком выделяющийся на фоне остальных двухэтажный дом.
Арелиндо не стал спрашивать, в самом ли деле друг что-то уловил или ему просто тоже надоело стоять с закрытыми глазами. Вдвоем они направились прямиком к дому и для начала обошли его кругом, заглядывая в окна, а потом все же решились войти.
Дверь скрипела, полы, оказавшиеся деревянными, тоже. Из теней, правда, были только их собственные да те, что отбрасывала в звездном свете старая мебель. Арелиндо и Лаирон осмотрели весь первый этаж, потом второй и опять вернулись на первый.
— Нет здесь никого, — сказал Лаирон почти с сожалением.
И вот тогда Арелиндо почувствовал, как кто-то налетел на него сзади и схватил за ногу. Он коротко, но громко вскрикнул, Лаирон, хотя на него никто не напрыгивал, закричал тоже. Им вторило недовольное мяуканье.
Кошка. Всего лишь кошка с разбегу поймала лапами штанину, даже когтей не выпустила. Арелиндо перевел дух, животных он любил. Позвал:
— Кис-кис.
Но кошка и не думала завязывать с ним дружеское знакомство. Наоборот, отскочила подальше, быстро взбежала по лестнице на второй этаж и, сидя наверху, сердито сверкала глазами.
— Пойдем отсюда, — предложил Лаирон.
Арелиндо охотно согласился.
Выйдя на улицу, они вздохнули было с облегчением, но сразу заметили, какой поднялся ветер. В считанные мгновения небо заволокло облаками, и начался самый настоящий ливень.
Арелиндо запоздало вспомнил, как родители еще с утра говорили, что ночью, наверное, будет сильный дождь. Надо бы возвращаться, да только куда идти, если льет как из ведра и ветер швыряет воду прямо в лицо, а на небе теперь ни звездочки. Ничего не разглядеть.
Стало холодно. А потом еще холоднее от мысли, что в такую темень к ним любая Тень запросто подкрадется.
— Надо переждать где-нибудь под крышей, — сказал Арелиндо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, как у отца. Но получилось все равно слишком звонко, неуверенно.
— Да, — ответил Лаирон, таким же голосом. — Вон я вижу над крыльцом хороший, крепкий козырек. Пойдем туда, только внутрь не будем заходить.
— Хорошо, — сказал Арелиндо. Лезть в чужую заброшенную мастерскую у него тоже не было желания.
Мальчишки уселись на верхней ступеньке крыльца, спиной к двери, и стали слушать, как по козырьку стучат капли дождя. Дома такой звук бывал обычно приятным и успокаивающим, но сейчас никакого спокойствия не приносил. Наоборот, хотелось, чтобы дождь скорее кончился и они могли пойти дальше. А лучше... лучше вернуться домой.
На разговоры совсем не тянуло, так что сидели молча. Арелиндо старался думать о том, что говорили ему родители — не бывает Теней в Амане. Но куда живее и ярче вспоминались другие слова: "... где не слышны шаги эльдар... скрывается Тень.... а если повстречает неосторожного путника и заглянет ему в лицо... лишит воли и утащит в свое логово... не видеть ему ни родичей, ни света. Вовек".
Сверкнула молния, и загрохотал гром. Но даже в этом шуме было отчетливо слышно, как заскрипела, открываясь, дверь. Прямо за спиной.
"Не дать ей заглянуть в лицо!" — успел подумать Арелиндо.
И они с Лаироном, не сговариваясь, схватили друг друга за руки и дружно побежали. А потом так же дружно растянулись на мостовой.
Арелиндо почувствовал, как чьи-то пальцы сжали его плечо.
"Ну, вот и все".
Он был умным мальчиком и понимал, что на силу ему не приходится рассчитывать. Глаза сами собой зажмурились, словно это могло помочь.
— Так, ребята, а что это вы здесь делаете? — произнес голос, незнакомый, но, без сомнения, эльфийский.
От неожиданности Арелиндо перестал жмуриться и в слегка размытом из-за дождя синем свете феаноровой лампы увидел лицо эльда. Серые глаза светились странным сиянием, не таким, как у родителей Арелиндо, которые видели свет Древ, но и не таким, как у самого Арелиндо, родившегося при Новых Светилах. Странным, в общем.
— Ты ведь не Тень, сотворенная Врагом? — спросил Лаирон.
Арелиндо, услышав этот вопрос, не удержался и хмыкнул. Как будто Тень стала бы правдиво отвечать. Да к тому же, незнакомец в лица им уже заглянул, а волю они не потеряли.
Эльда в ответ побледнел и слегка отпрянул. Так что Арелиндо успел подумать: "Может, все-таки Тень?". Но эльда, внимательнее поглядев на мальчишек, вдруг улыбнулся и покачал головой, но ответил серьезно, даже торжественно.
— Нет, я не Тень, да поразит меня молния, если слова мои не правдивы.
Молния его, конечно, не поразила. Чему Арелиндо был, по правде говоря, рад.
Незнакомец, между тем, продолжал:
— Давайте-ка вставайте и бегом ко мне в мастерскую, я вас чаем горячим напою, а то промокли до нитки да и замерзли, я вижу.
Арелиндо и Лаирон поднялись на ноги и стали убеждать его, что совсем не замерзли (говорить, что они не промокли, было бы попросту глупо), но не преуспели.
— Замерзли, замерзли, — сказал незнакомец. — Уж я-то кое-что знаю о холоде.
В его голосе зазвенели печальные нотки, но тут же пропали:
— Хватит разговоров, идем, — решительно заключил он.
Незнакомец и сам успел уже изрядно вымокнуть, черные пряди волос липли к лицу, одежда из светлого полотна без украшений потемнела от воды. Мальчишкам стало неловко заставлять его дальше стоять с ними на улице, и они все же направились к мастерской.

***

— Это варенье правда пробыло тут четыреста лет? — недоверчиво переспросил Арелиндо, отправляя в рот еще ложку. Он был большой сладкоежка, а варенье оказалось очень вкусным.
— Четыреста пятьдесят с лишним, — ответил незнакомец, который был теперь уже не незнакомец, а Аргон.
Аракано сам не знал, почему представился именно так, но ему было приятно одну ночь в компании этих детей называться именем, которое, хоть оно и было его, ему не случилось носить в Эндорэ.
— Его варил мой отец, — продолжал Аргон. — А банки для него делал самый старший мой брат: что ни положи в них, оно всегда будет свежее, как только что приготовленное. Теперь вот и отец мой, и брат живут в Сирых Землях, а варенье это все еще здесь. И я здесь, — тут Аргон вздохнул, но не печально, а словно наслаждаясь возможностью вздохнуть.
— Значит, ты прошел через чертоги Мандоса... — сказал Лаирон таким тоном, словно собирался что-то спросить, но передумал или не придумал, что именно.
— Да, — ответил Аргон. — Рассказывать, как я умер, не просите, — предупредил он. — Вам и так уже хватит на сегодня впечатлений.
Они не спорили, и не только потому, что впечатлений, и в самом деле, хватало. Оба знали, что у них есть родичи, ушедшие в Сирые Земли, судя по рассказам, таких было даже больше, чем тех, кто остался здесь. Получается, их родичи тоже могут пройти через Чертоги Мандоса и вернуться... вот так же сидеть за столом, пить чай, говорить... но только если сначала умрут. Очень страшно, должно быть, умереть. Потому, наверное, и взрослые бывают так печальны, потому обходят это место стороной.
— А вы, значит, искали тут Тень из легенды, — вывел их из раздумий Аргон. — А нашли меня.
Мальчишки потупились, вспоминать, как они удирали от Аргона, теперь, в освещенной светом лампы и очага мастерской, было очень неловко.
— Занятно, — улыбнулся Аргон и произнес задумчиво: — Фуинэ… Фуинэйалумо... Занятно.
Тень прошлого? Какая еще тень прошлого? И что тут занятного? Мальчишки удивились, но только плечами пожали. Они привыкли к тому, что взрослых иногда не поймешь. А обо всем спрашивать — устанешь. Поэтому спрашивать надо про важное или про интересное. Или про то, что само просится на язык.
— А что же ты делаешь здесь, в мастерской, почему домой не идешь? — спросил Арелиндо. Он не был вполне уверен, к какому из трех видов относится его вопрос.
— Дождь пережидаю, — ответил Аргон. — Я не видел мою маму четыреста с лишним лет. Не дело являться к ней посреди ночи, промокшим, словно добирался до Валинора вплавь.
— Понятно, — только и сказал Арелиндо.
Он не представлял, как это — целых четыреста лет не видеть маму, и не хотел представлять.
— Дождь почти кончился, — заметил Лаирон, посмотрев в окно.
— Хорошо, — сказал Аргон. — Значит, скоро пойдем. Провожу вас до площади перед дворцом, мне это по дороге. А уж оттуда не заблудитесь.
Мальчишки согласно закивали.
И тут раздался громкий стук в дверь.
— Тень! — хором решили Арелиндо и Лаирон.
— Она не стала бы стучать, — не то шутя, не то всерьез ответил Аргон и двинулся к двери.
— Кочергу возьми, — посоветовал новому знакомому Арелиндо, но тот его не услышал или не пожелал воспользоваться советом.
Тогда Арелиндо сам взял кочергу и крепко сжал ее двумя руками, толком не зная зачем. Просто очень обидно вдруг показалось после всех волнений все же попасться Тени.
Аргон распахнул дверь. На крыльце стоял эльда, в котором Арелиндо не сразу признал своего отца. Таким мальчик его никогда не видел: глаза сверкают на бледном лице, за спиной лук и колчан со стрелами, на поясе длинный меч. Лук был знакомый: отец с ним ходил на охоту, а вот меча Арелиндо раньше видеть не случалось — меч Виндэмирэ брал с собой только в укрепленный лагерь у входа в Калакирью, когда наступал его черед нести там службу.
Несколько мгновений Аргон и Виндэмирэ глядели друг на друга, наконец, Виндэмирэ выговорил:
— Мой...
— Твой сын здесь, — сказал ему Аргон и посторонился, пропуская Виндэмирэ внутрь мастерской. — А я Аргон, приветствую тебя.
С этими словами Аргон как будто подмигнул Виндэмирэ, хотя Арелиндо не был уверен, что ему не померещилось.
Виндэмирэ коротко улыбнулся, но тут же снова стал серьезным и строго посмотрел на сына.
— Что ж ты делаешь! — сказал он. — Напугал маму непонятно какими рассказами и исчез тайком. Погляди, как мне пришлось нарядиться, чтобы тебя искать! Еще и друга с собой потащил, оказывается.
— Он не потащил! — запротестовал Лаирон. — Я сам пошел.
Арелиндо подумал, что это он зря сделал, отец ведь может еще больше рассердиться и станет ругать и его тоже. Но Виндэмирэ вдруг усмехнулся.
— Сам? Ну, хорошо, если сам. А теперь и по домам пора, пожалуй.

***

Так Арелиндо и Лаирон убедились, что нет Теней в Амане, и попробовали варенье, приготовленное государем Нолофинвэ еще до гибели Древ. А Аракано Нолофинвион нашел себе еще одно имя — Фуинэайлумо. Под этим именем он сражался в Войне Гнева и обрел славу, которая вечно будет жива в памяти эльдар, покуда стоит Мир. Но о том сложена иная легенда.

---

Эпоха ожидания, фанфик, джен, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] выкладывает еще два фика с БПВ: <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202143346.htm">О городе и городах</a> Турукано, Финдарато, Валинор, Вторая Эпоха, джен, G (0+); <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202143411.htm">Эпоха ожидания</a>, Манвэ, другие валар, Эонвэ, Эарендиль, джен, PG (6+)

(на этот пост и предыдущий)

Текст о том, как валар вообще и конкретно Манвэ ждали Эарендиля, я хотела написать давно. И вот написала, хотя изначально, фик должен был быть не только об этом, а охватывать более широкий круг тем. Но теперь я, пожалуй, даже рада, что написала на эту тему отдельно.

Пока писала, осознала, что соскучилась по валар как персонажам, давно про них ничего не было, так что даже что-то вроде ностальгии появилось

Название: Эпоха ожидания
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Манвэ, Намо, Ниенна, Ирмо, Эстэ, Варда, Тулкас, Эонвэ, Эарендиль, упоминается Ульмо.
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 614 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Первая Эпоха до появления Эарендиля в Валиноре. С точки зрения Манвэ.
Примечание: Одна фраза в тексте представляет собой прямую цитату из Сильмариллиона.

– Надо ждать, – говорил Намо. Говорил спокойно, бесстрастно.
Он умел делать то, что надо, без жалоб и сомнений, в этом была его сила и его обязанность в Арде Искаженной.
– Надо ждать, – вторила словам брата Ниенна, и по щекам ее бежали слезы.
Она старалась облегчить страдания Арды и страдания Манвэ тоже. Но как ни сильна Ниенна, унять боль совсем ей было неподвластно.
Тулкас молчал. Ждать он не умел и не любил, но теперь, щадя Манвэ, не упоминал об этом при нем.
– Тебе нужно отдохнуть, нельзя без конца только терзаться, – в один голос говорили Ирмо и Эстэ.
Ульмо не появлялся. Он единственный из варар мог теперь действовать в Эндорэ, ибо с самой Великой Музыки его уделом было ходить путями недоступными остальным.
"Я с тобой" – говорила Варда, говорила без слов, только сжимая руку супруга.
Манвэ беседовал с Намо и Ниенной, молчал с Тулкасом, приходил в сады Лориена – благо, он мог это сделать, не покидая в то же время своих чертогов на Таниквэтиль. Завидовал Ульмо. Сжимал в ответ руку Варды. И ждал. Он сам знал, что ждать нужно. Но все равно это было мучительно.
Мучительно от злых и горьких дел, которые он видел, от тьмы, которая, распространяясь из логова Мелькора, мешала видеть и скрывала от Манвэ худшие злодеяния, и еще мучительнее, когда кто-нибудь из Эрухини, томящихся в плену у Мелькора, произносил имя Манвэ – любое из тех, что дали ему Первые и Вторые, – ибо тогда Манвэ все же мог заглянуть в самое сердце Ангамандо.
И от того, что он видел там, Манвэ хотелось помчаться, обгоняя свои ветра, разметать в каменную пыль стены твердыни Мелькора, а самого его низвергнуть и заставить заплатить за каждое злодеяние, которое он совершил, за каждую жизнь, которую отнял или искалечил, за каждую слезу, пролитую по его вине.
Но Манвэ знал, что не имеет права так поступить. Ведь если он сделает это, все Эрухини погибнут и сама Арда исчезнет в хаосе более жестоком, чем тот, что был до начала времен. А победа окажется бессмысленна без тех, ради кого ее стоило одержать.
Значит, удел Манвэ – ожидание. Ожидание мига, когда не он сам, но другие смогут одолеть Мелькора. Знака, что этот миг настал. Манвэ уже знал, кем будет тот, кто принесет весть. Знал его имя и род. Но как же трудно, как немыслимо трудно было дождаться его самого!
Еще труднее дождаться, когда же, наконец, он сумеет исполнить свое предназначение.
Как бы Манвэ желал послать попутный ветер в первую же минуту, когда корабль его вышел в море, провести сквозь все опасности, все ловушки, что должны охранять берега Валинора от вторжений с востока. Но нельзя. Стоит только на день, на час, на мгновение приблизить своей волей явление знака, и все может быть погублено невозвратно.
Только смотреть и ждать. Смотреть и ждать.
И Манвэ смотрел и ждал беспрерывно, каждый миг. В бурю и в штиль. Ночью и днем. В одиночестве и среди толпы. И когда эльдар вновь, как уже много раз до этого, собирались на Таниквэтиль для Праздника Урожая, и когда Манвэ вместе с ними возносил хвалу Эру.
Возносил хвалу и видел, как к Тириону приблизился путник, на лице которого можно было прочесть следы долгого и тяжкого пути, а на челе сверкал Камень, что хранил в себе неоскверненный Свет. И изумленные стражи пропустили путника, следя за ним тайно. И он прошел по пустому городу и без сил опустился на алмазную мостовую. А после снова поднялся, собираясь уже в отчаянии повернуть обратно.
Сердце Манвэ болело от сострадания и пело от радости, ибо миг настал. Манвэ поймал взгляд Эонвэ, горящий тем же мучительным ожиданием.
"Совершилось. Пора."
И в то же мгновение Эонвэ преодолел расстояние от Таниквэтиль до Тириона и, ликуя, крикнул:
– Привет тебе, Эарендиль, славнейший из мореходов, долгожданный и пришедший нежданно, из отчаянья принесший надежду!
Закончилась эпоха ожидания. Эпоха бессилия. Начиналась эпоха действий.

@темы: Манвэ, мои фанфики, Эарендиль, Эонвэ, валар, Битва Пяти Воинств-3, Сильмариллион

---

О городе и городах, фанфик, джен, общий

Следующий два БПВшных текста объединины тем, что оба они написаны на мои любимые темы.

В "О городе и городах" - конечно, тема возвращения в Валинор Этой темы для меня никогда не бывает слишком много.

Текст был задуман и написался очень быстро, на одном дыхании. Так что это один из самых легких в плане написания моих фиков за все время.

Меня немного удивило, что меня как автора этого текста не пронзил никто. Интересно, с чем это связано?

Название: О городе и городах
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Турукано, Финдарато, упоминаются Артаресто, Ангарато, Эленвэ, другие эльфы
Рейтинг: G (0+)
Жанр: общий
Размер: мини, 377 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Вторая Эпоха, Турукано недавно вернулся из Чертогов Ожидания. Они с Финдарато пошли прогуляться и посмотреть на интересное.

Даже оставленный в середине строительства пещерный град поражал красотой и грандиозностью замысла.
— Так вот значит, каким был твой Нарготронд, — сказал Турукано, останавливаясь посреди самой большой и самой обработанной пещеры. – Впечатляет. Жаль, я не видел.
— Не совсем таким, — покачал головой Финдарато. — Конечно, похоже. Но не то же самое, потому строительство и забросили: поняли — всего повторить не выйдет, а что и выйдет, то будет не в радость.
— Ты поэтому отказался? — спросил Турукано. — Предвидел, как все получится?
— Меня больше не привлекает строительство городов, — ответил Финдарато. — Но если б и привлекало, я построил бы другой город, совершенно новый и не похожий ни на что. В общем, да, и поэтому тоже.
— А Ресто был с тобой совершенно согласен, но не смог отказать, когда к нему пришли с просьбой возглавить строительство, — догадался Турукано.
— Ты ведь его знаешь, — сказал Финдарато с улыбкой.
— Знаю, а еще говорят, Чертоги меняют эльдар, — Турукано тоже улыбнулся.
— Кое-что всегда остается неизменным, — ответил Финдарато. — Мы с тобой и сами тому живое доказательство.
Друзья разом рассмеялись. Теперь, когда они снова жили и могли, как во времена юности, вместе бродить по Аману, смеяться было легко.
— А Ангарато, — сказал Финдарато, отсмеявшись. — В начале строительства предрек, ну, как он умеет, — тут Финдарато хмыкнул, — что все перегрызутся, когда станут решать делать или не делать мост для исторической достоверности. Ресто это услышал и неделю с ним не разговаривал. Но до моста, как видишь, дело не дошло.
— И по сложившейся традиции, всю ответственность за это повесили на Артаресто, — предположил Турукано.
— Нет, вопреки традиции, ничего на него не повесили, — ответил Финдарато и добавил уже вполне серьезно: — Чертоги все-таки меняют эльдар, да и опыт не проходит зря.
Турукано кивнул, и они помолчали немного, думая каждый о своем.
— Пойдем наружу? — предложил, наконец, Финдарато.
— Давай, — согласился Турукано и двинулся к выходу из лабиринта пещер. — Скажи, ты бываешь на Тол Эрессеа? — спросил он вдруг.
— Частенько, — ответил Финдарато. — Тоже хочешь съездить?
— Пока нет, — покачал головой Турукано. — Но потом, когда я всем здесь страшно надоем, — он подмигнул Финдарато. – Было бы можно. Эленвэ уверяет, мне должно там понравился. И я чувствую, что она права. Кто знает, может, я еще построю там город, не похожий ни на какой другой.
Лицо его сделалось на миг странно отрешенным, словно он уже видел этот город вдали, и Финдарато, заметив это, не стал ничего говорить, чтобы не спугнуть неуловимый образ.

@темы: Тургон, мои фанфики, Битва Пяти Воинств-3, Сильмариллион, Финрод, нолдор

---

Монолог бывалого попаданца, фанфик, джен, юмор, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] переносит к себе два текста с БПВ <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202082402.htm">Волшебный край</a>, Рохан, новые персонажи, глюколовство, гет и джен, PG-13 (12+) и <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202082535.htm">Монолог бывалого попаданца</a>, юмор, джен, PG-13 (12+), попаданец, айнур, эльфы 

(на этот и предыдущий пост)

Для этого текста идея родилась непосредственно на игре, и я боялась за нее браться, чтобы не испортить. Но, кажется, не испортила))) Ура!

Название: Монолог бывалого попаданца
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: НМП-попаданец, упоминаются Ульмо, Йаванна, Мелькор, Феанор, Финголфин.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: юмор, драма
Размер: мини, 827 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Как попасть в Арду и что там нужно делать... Или не делать.
Предупреждение: смерть персонажа.

Меня зовут Джеймс. Джеймс Бонд. Пока вы еще не спросили, нет, не тот самый. И не внук его, хотя дед мой тоже был Джеймс Бонд, меня в честь него и назвали. Но это не важно.
А что важно? Я книги Толкина люблю очень, те, которые об Арде. Многие любят, и что из этого? Нет, погодите. Я не так люблю, как остальные. Вернее, я не просто люблю... не только люблю... Ну... в общем... Я это... придумал способ, как из нашего мира в Арду попадать.
Интересно? Вот. Я говорил, а вы не верили. Рассказать как? Ну, нет. Всю технологию я вам не выдам. Я не дурак, что бы вы там обо мне ни думали. Ничего такого не думаете? Погодите, может, еще начнете. Да, расскажу. Немножко.
В общем, если совсем просто и без подробностей... Надо сесть в ванну, полную воды... Холодной или горячей? Нормальной. В какой люди обычно моются. Только сесть в одежде, конечно, и со всеми вещами, которые берешь с собой. Сесть, закрыть глаза и представить то время и место, где хочешь оказаться. И все. Окажешься, где хотел. Если, конечно, там есть вода. Не обязательно целая ванна, но хотя бы немного. Даже лучше, если немного, тогда сильно не вымокнешь.
Надолго окажешься? На час или пока не помрешь. Ну, в смысле, если помрешь раньше, чем час пройдет. Почему же не может быть? Может. Мой личный рекорд меньше минуты даже! Но это не важно.
Что бывает, когда умираешь там? Да ничего особенного. Просыпаешься в ванной, как обычно. Только вода остывает сильнее, а так ничего. По-настоящему умереть? Нет, конечно, нельзя. А то бы я тут с вами не сидел.
Да-да, расскажу. Уже рассказываю.
Я когда понял, как в Арду можно попасть, сразу решил там, конечно, все к лучшему изменить. Ну а чего им мучиться, любимые персонажи все-таки. Нет, не все любимые, но нелюбимым я особо помогать и не стал бы.
Ну вот. Хотел я одним махом все проблемы решить. А проблемы-то с чего начались... Не знаете? Слишком много у них проблем? С Великой Музыки, конечно. Да, "Айнулиндалэ". Точно! Туда-то я и хотел отправиться. Прямо в Залы Безвременья. И про Мелькора всех предупредить.
Но в Залах Безвременья не было воды. Так что попасть туда я не смог. Обидно было, конечно.
Но я не сдался! И решил перенестись к началу творения Арды. Только там... Да, вы угадали. Воды тоже не было! Я все пробовал и пробовал. А ее все не было и не было... Очень долго не было. И чем только занимался Ульмо этот!
Короче, я пробовал и думал, что вот перенесусь к Ульмо и спрошу его, какого ж... И перенесся. К Ульмо, ага. На Альмарен, воды там было уже полно. Ульмо как увидел меня, сразу на валарине что-то сказал. А я-то валарина не знал, поэтому ничего ему не ответил. И сейчас не знаю, сложный он больно.
Ульмо взял меня за шкирку и понес. Притащил к Йаванне. Наверное, хотел узнать, что за живность такая. Она долго меня рассматривала и все на валарине что-то говорила. Потом они оба ушли зачем-то... может, Оромэ искать... А пока их не было, откуда ни возьмись появился Мелькор. Этот меня особо не рассматривал. Гад! Сразу схватил и вышвырнул за Стену Ночи. Представляете?
Нет, что за Стеной было, не помню. Я сразу в ванне у себя проснулся. Страшновато стало, конечно.
Но я не сдался! Подучил квэнья и решил с эльфами попробовать. Хотел Феанора с Финголфином от ссоры на Совете отговорить. Начал с Феанора. Думал, два изобретателя всегда поймут друг друга. Что, вам кажется, не поймут? Ну, может, вы и правы. Но до разговора дело так и не дошло. Феанор как увидел, что я выпрыгнул из его фляжки с чаем... Хотя, может, и не с чаем… Случайно так получилось... Как увидел... сразу схватил свой меч. Тот самый, которым потом грозил брату. Ну, то есть, это я думаю, что тот самый. Да как побежал за мной. А я от него... Он бежал, еще слова какие-то кричал на квэнья, но этих слов в словаре не было. И сейчас нет... А я что? Я молча бежал. Мне говорить дыхалки не хватало.
Что? А нет, не убил он меня. Так и гонял, пока час мой не кончился. Глупо вышло, конечно.
Но я не сдался! Хотел еще с Финголфином поговорить… А тоже не получилось. Напутал я в тот раз, еще больше, чем с фляжкой, и попал сразу в Хэлкараксэ. Что? Меньше минуты? Нет, не там, это в другой раз было. А там я все-таки продержался минут двадцать. Вода в ванне показалась потом приятной такой, теплой. Хотя и была ледяная. Грустно все это, конечно.
Но я не сдался! В следующий раз отправился к озеру Митрим. Хотел нолдор помирить побыстрее, чтобы они Морготу в первые годы Солнца получше наваляли. Перенесся ... прямо на середину озера... а я плаваю не очень хорошо. Нет, я умею, но... В общем, так и утонул. Не повезло, конечно.
Что? Часто ли мне так не везет? Часто. В общей сложности пятьдесят семь раз такое было. Сколько раз я побывал в Арде? Тоже пятьдесят семь.
Но я не сдамся! Должно же у меня когда-нибудь получиться! Правда?

@темы: Феанор, Ульмо, айнур, люди, мои фанфики, валар, новые персонажи, Битва Пяти Воинств-3, Сильмариллион, Мелькор, нолдор

---

Волшебный край, фанфик, драма

Продолжаю выкладывать фики с БПВ. Как-то в этот раз процесс уж очень растянулся. Ну да ладно, торопиться особо некуда.
Сегодня два фика, которые, я считаю, из всех моих работ на этой игре были максимально безшаблонными. Один о глюколовстве, а другой о попаданстве. Но обо всем по порядку...

Идея о роханской деве, которой грезится некий мир, у меня была давно. Но я не стала ее воплощать... не в последнюю очередь потому, что не хотела словить всплеск негативной реакции в фандоме. Почему-то мне казалось, что он непременно будет... Потом как-то я вообще забыла об этом сюжете. Во время игры вспомнила... и не пожалела. Никакой негативной реакции в итоге не было. Правда, один из читателей зато совсем внезапно сказал, что мой текст не такой уж оригинальный... Но тут я все-таки осталась при своем мнении.

А текст, кажется, получился действительно хорошим. Я рада, что его написала.

Название: Волшебный край
Автор: vinyawende
Категория: джен, гет
Герои: новые персонажи
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 2138 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Хродвин — простая роханская девушка и живет обычной жизнью, где есть родители и братья, подруга детства и золотоволосый молодец, который желает, чтобы она стала его женой... Но в снах, дивных, великолепных снах, все иначе...

Хродвин поставила на крыльцо корзину свежевыстиранного белья и села рядом. Летний вечер был хорош: не слишком жаркий, тихий, золотисто-зеленый в лучах заходящего солнца. В такое время чудо кажется близким — только руку протяни — и особенно хорошо мечтается о самом удивительном и невероятном.
Хотя Хродвин мечталось и всегда хорошо: при какой угодно погоде, в любом месте. Полоскала ли она белье на реке, стряпала в кухне, шила ли, сидя у окна, или ухаживала за лошадьми — стоило только на мгновение остаться один на один со своими мыслями, и мечты тут как тут. Вернее, не мечты даже — воспоминания.
Да, именно так. Хродвин твердо верила: все, что она видит в снах, — на самом деле, память об иной жизни в ином мире. Иногда она про себя называла ту жизнь "моя настоящая". Теперешняя жизнь Хродвин, конечно, тоже была настоящая — до того, что никуда от нее не деться. Да только словно бы не ее. Будто она случайно попала сюда и все здесь чужое. Хоть и знакомое, многое и любимое даже, но все равно чужое. А дом ее остался там, куда она может теперь заглянуть только во сне. И судьба ее там, и родные души... вернее, одна душа. Вот если бы...
— Хродвин, ты что делаешь? — спросила мать, выглядывая из окна.
— Белье вешаю, — ответила Хродвин и улыбнулась матери.
Идгит покачала головой, но не сердито.
— Мечтаешь все, — вздохнула она. — Как правда развесишь белье, приходи, я хлебное питье из погреба достала — холодное. Хорошо! Только уж долго не тяни, а то оно нагреется.
— Ладно, мам, — сказала Хродвин и, подхватив корзину, пошла вглубь сада.
Вот если бы встретить того, кого она видела в своих снах. Да только не появится он в краю всадников: темноволосый, с сияющими серыми глазами, с тонкими, но сильными руками. Никогда его руки не держали ни меча, ни поводьев коня, зато он умеет творить целые истории из движущихся картин. И так приятно идти с ним рука об руку, и когда он обнимает ее и гладит по волосам, и... ох, об этом думать стыдно скромной девушке. Хродвин покраснела, хотя подслушать ее мыслей никто не мог.
Белья немного осталось: рубаха да пара штанов. Все почти повесила, пока задумалась. Сейчас закончит и в дом. Прохладное хлебное питье и правда вкусное, бодрит... А там, во сне, она пила другое... горячее, горьковатое и в то же время сладкое, и с таким приятным, волшебным ароматом... В нем точно было молоко. И еще много чего, но названий для всего остального Хродвин не знала. Где же ей знать, если ничего этого здесь не бывает, только там.
Но Хродвин помнила вкус. Каждый раз просыпаясь, она помнила вкус и запах очень ярко, хотя все остальное, что она ясно видела во сне, наяву ускользало, вспоминалось смутно.

***

Воспоминания об иной жизни значили для Хродвин слишком много, чтобы можно было просто держать их при себе, поэтому она часто рассказывала о них Фритсвит. В конце концов, кому и говорить, если не ей. Они ведь с самого детства дружили. Фритсвит была тихая, рассудительная девушка, дочь лекарей, ни в какую "иную жизнь" она не верила. Но слушала рассказы подруги внимательно, даже с интересом. Иногда приговаривала не то восхищенно, не то обеспокоенно:
— Ну и фантазия у тебя.
— Это не фантазии, а воспоминания, — возражала Хродвин.
Но спора обычно не выходило, ссориться не хотелось обеим. А вот обсуждать мир из снов Хродвин они обсуждали, бывало. Фритсвит старалась найти в этих снах что-то похожее на настоящее. Или в настоящем что-то похожее на эти сны.
— Ты говоришь, что там целые дни проводишь в доме знаний, слушаешь мудрых и читаешь книги, так? — однажды спросила Фритсвит.
— Да, так, — согласилась Хродвин. — Я же рассказывала. — Высокая, до самого неба, башня, и в ней мудрые, много мудрых, и каждый день люди приходят к ним, чтобы слушать, и так сами учатся мудрости. А еще люди ведут между собой ученые споры... и ходят в хранилища книг, такие огромные, что даже не описать... читают эти книги и из них тоже учатся мудрости. И они счастливы, — горячо закончила она.
— Хорошо, хорошо, я верю, что они счастливы, — согласилась Фритсвит. — Я бы и сама, наверное, была счастлива, если бы могла попасть в хранилище мудрости и учиться там. В Гондоре, к примеру, — взгляд ее на мгновение сделался мечтательным. — Только навряд ли я туда попаду, — Фритсвит тряхнула головой. — Да и ты тоже. Хотя, конечно, гондорцы темноволосы и сероглазы, как герой из твоих снов.
— Не нужна мне мудрость гондорцев, — решительно возразила Хродвин. — Она не такая, как там, я знаю. И сами гондорцы мне не нужны. Что мне до их волос и глаз?! Ни один из них не тот, кого я люблю, и не может им быть. Они просто воины, как и мы. А мой любимый особенный, другого такого не сыскать на свете. И тебе не нужно в Гондор, ничего там нет интересного, — добавила Хродвин, обнимая подругу. — Вот если бы ты была там, в мире, который я вижу во сне, это было бы здорово! — она замолчала на мгновение, потом протянула задумчиво: — Знаешь, мне кажется, ты там и была. Да-да, точно! Я тебя видела. Ты тоже ходила к мудрым, как и я.
— Ох, перестань, — отмахнулась Фритсвит.
Но по ее смущенной улыбке было понятно, что сказанное приятно ей, хоть она и не верит.
Иногда в снах Хродвин выяснялось что-то особенно интересное и неожиданное, и ей едва хватало терпения дождаться следующей встречи с Фритсвит, чтобы рассказать об этом. Один раз она даже прибежала к ней до рассвета, разбудила и сказала:
— Я вспомнила имя!
— Чье? — спросила Фритсвит, изо всех сил стараясь не заснуть опять.
— Мое имя!!! — прокричала Хродвин.
— Тише, весь дом переполошишь, — шикнула Фритсвит, у нее самой сон от этого возгласа, наконец, прошел, и она задала вопрос, которого ждала подруга: — И какое это имя?
— Анна, — ответила Хродвин. — Правда, красиво?
— Красиво, — согласилась Фритсвит. — Эльфийское что-то. На Хродвин не очень похоже.
— Какая разница, похоже или не похоже? — удивилась Хродвин. — Оно мое, я чувствую.
Так Хродвин потихоньку делилась с подругой кусочками своего мира, удивительного волшебного края, где она чувствовала себя гораздо больше дома, чем там, где вправду жила. Хродвин так любила этот мир, так радовалась, когда ей удавалось запомнить новое. Одно открытие восхитило ее даже больше, чем собственное имя:
— Знаешь, я умею давать радость, — сказала она Фритсвит.
— Конечно, умеешь, — ответила Фритсвит. — Ты хорошо поешь, танцуешь, на тебя приятно смотреть, и люди радуются.
— Нет, не так. Радость холодная и круглая, разноцветная, — сказала Хродвин. — Я раздаю ее другим, и они счастливы.
Она широко улыбнулась. Это была так здорово — уметь давать радость. Но Фритсвит почему-то ее настроения не разделяла. Она, наоборот, нахмурилась.
— Это уж слишком! — вдруг сердито воскликнула она. — Сначала мудрецы, потом возлюбленный, который умеет плести иллюзии, волшебный напиток, эльфийское имя, а теперь ты и сама сделалась чародейкой! Проснись! Ты не попадешь на Заокраинный Запад, не встретишь эльфа, не попробуешь лимпэ и сама эльфийкой не станешь! Вся твоя другая жизнь — просто слишком много эльфийских легенд! Если не хочешь совсем ума лишиться, пей на ночь отвар мяты! Тогда, наверное, все пройдет.
Хродвин сперва опешила. После Войны Кольца эльфы в Рохане не считались злыми или опасными, и эльфийские легенды были, она их, в самом деле, часто слушала. Но нет... не может быть, чтобы ее сны были навеяны этими легендами. Не может быть. Хродвин стало страшно. А потом вдруг накатила злость. Слова рвались наружу, обгоняя друг друга:
— Вот значит как! Я, выходит, сумасшедшая! Интересно. Вот только имя у меня не эльфийское, я и не называла его так Это все ты. Еще кто из нас наслушался легенд! Нет в том мире никаких эльфов! И тебя там тоже нет! И не было никогда!!!
А потом Хродвин отвернулась и убежала, чтобы Фритсвит не видела ее слез. Еще не хватало.

***

На самом деле, Хродвин не знала точно, кто был в мире из ее снов, а кого не было. Родителей и братьев она там ни разу не встречала и иногда была уверена, что их там нет. Но бывали и другие моменты, минуты особенной нежности к ним здесь, в этом мире, когда и представить было страшно, что их может не быть. Особенно мамы. И отца. И Ранда — ее младшего братишки. Они должны быть, непременно должны!
— Мечтаешь об эльфах?
Хотя, может, без Ранда она бы и обошлась. И он туда же. Эльфы.
— Что за глупости! — возмутилась Хродвин вслух.
— Галан говорит, все девчонки мечтают об эльфах, — ответил Ранд.
— Ему-то откуда знать? — спросила Хродвин, такого объяснения она не ожидала, так что даже перестала сердиться.
Ранд пожал плечами, показывая, что приятелю всяко виднее.
— Я об эльфах не мечтаю, — твердо сказала Хродвин.
— Тогда о ком? — спросил Ранд и тут же усмехнулся: — А, знаю, об Эгберте. Жених и невеста! Жених и невеста!
Вот же несносный мальчишка! Эгберт! Это хуже эльфов. Хродвин даже сама почувствовала, как бледнеет.
Эгберт был одним из всадников личной дружины короля Эомера. Храбрец и красавец. Его родители жили здесь, совсем рядом. Весной он приезжал к ним на побывку и не придумал ничего лучше, чем посвататься к Хродвин… По нему вздыхали тайком все окрестные девицы. Да только она-то не вздыхала!
Хродвин так испугалась, что заболела в тот же вечер и неделю пролежала в жару, хотя до того за всю жизнь не было у нее никакой серьезной хвори. Эгберту уже пора было уезжать, так что ответ ему дал Вайерд, отец Хродвин.
— Моя дочь еще слишком юна, чтобы стать твоей женой, — сказал он. — Если она тебе дорога, возвращайся через год. Может быть, тогда она ответит тебе.
— Слишком юна! — воскликнул Эгберт. — Иные в ее годы уже растят сыновей!
— Но ты хочешь взять в жены Хродвин, а не другую девушку, — ответил Вайерд.
Эгберт молчал.
— Если для тебя разницы нет, не приходи через год, — сурово заключил Вайерд.
У Хродвин, которая слышала весь разговор, слезы навернулись на глаза от нежности и благодарности к отцу. Родной, хороший! Сдержанный и молчаливый человек, Вайерд не часто показывал свои чувства, но в тот миг Хродвин почти до боли остро ощутила, как же он ее любит.
— Я приду! Приду через год! — ответил Эгберт.
Голос у него дрогнул, и Хродвин стало его даже жаль. Но все-таки она была счастлива, что ей не нужно выходить за него замуж, и даже еще больше счастлива, что не нужно объяснять, почему она идти за него не хочет. А год — это еще очень долго, мало ли что может случиться.
Но проходили дни, лето уже перевалило за середину, и ничего не случалось. И Хродвин поневоле начинала беспокоиться. Что будет, если Эгберт вернется следующей весной? Как она станет объясняться с ним? Что скажет родителям?
— Прости, Хродвин, — сказал Ранд, заметив ее бледность. — Я больше не буду, не буду так говорить, только ты не болей снова!
Ну вот, уже чуть не плачет.
— Не бойся, не буду болеть, — пообещала Хродвин, заставляя себя улыбнуться.
Да, болеть точно не надо. Но что же делать? С Эгбертом. И с тем, другим, из ее снов, чье имя она всегда знает в том мире, но никогда не может вспомнить? Что делать? Что?
Хродвин вздохнула. Тряхнула головой.
Непонятно. Но у нее есть еще целый... почти целый год, чтобы решить. И сны. Ее волшебные сны.

***

Лекция закончилась, и Анна стала торопливо убирать вещи в сумку. Настроение было приподнятое: что может быть лучше, чем слушать спецкурс по интересной теме у талантливого преподавателя!
— У меня есть один вопрос...
— И у меня...
— Я за тобой...
Группа не желала расходиться, студенты окружили профессора, явно настроившись расспрашивать его еще четверть часа, не меньше, а то и все полчаса.
Анна сама с удовольствием задержалась бы, но по понедельникам, средам и пятницам она после учебы работала, так что ей уже пора было бежать.
Десяти минут как раз хватает, чтобы промчаться от университета до торгового центра напротив, подняться на третий этаж и точно к началу своей смены уже стоять у прилавка с мороженным: двадцать четыре лотка в два ряда — двадцать четыре вкуса, по два шарика в один вафельный рожок.
— Дыня и банан, пожалуйста...
— Ваниль и орех...
— Шоколад. Да оба. Ой, нет, лучше один шоколадный и один фисташковый.
— Клубника и пломбир... Спасибо!
— А мне лимон и лайм дайте...
К концу смены голова шла кругом, и ноги гудели, но Анне все-таки нравилось ее работа. Та самая, о которой она мечтала в детстве. Теперь у нее были другие мечты, но пока и это неплохо: мороженое и улыбающиеся лица, с учебой совмещать легко. Деньги, хоть небольшие, а не лишние.
Ей и так было неловко, что Александр один платил за их общую съемную квартиру. Правда, он считал, это только справедливо, ведь он старше, уже окончил учебу и работу нашел хорошую. А когда она получит диплом, они поженятся, и все всегда у них будет общее, так что не о чем волноваться.
Но Анна все равно переживала, что ему тяжело.
А он говорил:
— Мне всегда легко, когда ты со мной.
В десять вечера торговый центр закрывался, Анна выходила из него в начале одиннадцатого, и к этому моменту Александр уже ждал ее снаружи с двумя большими стаканами кофе в руках. Карамельный латте, их любимый. Они шли по улице, пили горячий кофе и болтали.
Рассказывали друг другу, как прошел день. Анна говорила о людях, которых видела в торговом центре, забавных, странных или трогательных... Александр о своей работе. Он был оператором. До встречи с ним Анна не знала об этой профессии почти ничего. Теперь — все. Или, по крайней мере, достаточно, чтобы понять, что ее любимый — настоящий волшебник своего дела. Ее настоящий волшебник.

@темы: люди, мои фанфики, новые персонажи, Битва Пяти Воинств-3, Сильмариллион

---

Ласковый приют, фанфик, джен, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] выкладывает фик <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202040582.htm" target=_blank>В зарослях винограда</a> Финвэ/Индис, гет, Пятая Эпоха и приквел к нему <a href="http://vinyawende.diary.ru/p202041086.htm">Ласковый приют</a>Индис, Галадриэль, джен, четвертая Эпоха

(на этот пост и предыдущий)

Приквел к "В зарослях винограда". Здесь тоже есть про Финвэ и Индис, хотя больше про Индис. Но люблю я этот фик не только за это))) Давно хотела как-нибудь обыграть идею сходства Индис и Галадриэль, и вот, наконец, обыграла. И они пообщались. Я была счастлива))))) А то, как сказал один комментатор, в фиках про возвращение Галадриэли в Валинор обычно бывает: "Наконец-то я дома. А что делать дома?" - просто не в бровь, а в глаз.

Еще мне греет душу упоминание об Уруслиндо Махтанионе и его жене. По-хорошему, про них, конечно, надо писать отдельный текст, но я рада, что хоть куда-то смогла пристроить их историю)


Название: Ласковый приют
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Индис, Галадриэль, упоминаются другие персонажи из рода Финвэ и не из рода Финвэ тоже.
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 1868 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Валинор, начало Четвертой Эпохи. Галадриэль недавно вернулась домой из Эндорэ, Индис уже несколько эпох живет в маленьком домике на склоне горы Таникветиль. Однажды Галадриэль решила немного погостить у бабушки...
Примечание: 1. Текст является отчасти приквелом к "В зарослях винограда", но его можно читать и отдельно. 2. Автор знает, что имя Алатариэль, по одной из версий Толкина, — древняя телерианская форма имени Галадриэль, однако в данном тексте это имя фигурирует как квенийский вариант синдарского имени Галадриэль. Такое возможно, поскольку в квенья есть слово alata со значением "сияние".

— Леди Индис! — окликнул ее чей-то звучный голос.
Галадриэль обернулась и посмотрела на незнакомого ваниа.
— О, леди Алатариэль, — эльда, видя свою ошибку, улыбнулся, но не смущенно, а весело, словно это была хорошая шутка.
Пожалуй, вправду забавно. Галадриэль тоже улыбнулась.
— Приятного дня, — тем временем сказал эльда и отправился своей дорогой.
Она запоздало поняла, что не узнала ни его имени, ни для чего нужна была ему госпожа Индис. Впрочем, может быть, он и хотел всего лишь перекинуться парой приветственных фраз. На восточном склоне горы Таниквэтиль все жители хорошо друг друга знали. Только для самой Галадриэль, приехавшей недавно, многое пока оставалось в новинку: и дома, и эльдар... И поразительное сходство, открывшееся вдруг между самой Галадриэлью и Индис, матерью ее отца.
Конечно, и раньше они обе были высоки и златоволосы, но никому не приходило в голову сравнивать их или, тем более, перепутать: слишком по-разному сияли огни их феар. Теперь же все изменилось: когда Галадриэль, успев уже немало времени пробыть и на Тол Эрессеа, в Тирионе, и в Альквалондэ, явилась сюда навестить бабушку, ей вдруг показалось, что на пороге ее встречает еще одна она. Это было странно, поразительно, и Галадриэль неожиданно для себя заплакала. Она не собиралась этого делать, не хотела, но слезы текли и текли, а Индис обнимала ее, приговаривая:
— Ну, вот ты и вернулась домой. Все будет хорошо. Ты вернулась домой.
Еще раньше то же самое и почти теми же словами ей говорили мать и отец, Келебриан, братья и другие родичи, и Галадриэль знала, что они правы, но почувствовать это не могла. Ей все казалось, это только сон, а потом она проснется: снова война в разгаре, и она — Белая Леди Золотого Леса...
А тут вдруг поверилось, может быть, потому что о бабушке Галадриэль там, в Арде, вспоминала нечасто и никогда не представляла себе встречу с ней. Однако была встреча, была Индис, были ее руки, которые в одно и то же время крепко держали и мягко укачивали, будто она, Галадриэль, совсем дитя.
Так Галадриэль и осталась в доме Индис. Пролетали дни, недели, месяцы. Эльдар в округе постепенно привыкали, что она живет здесь. Хотя, видно, пока еще не привыкли. Галадриэль снова улыбнулась.

***

Чем больше проходило времени, тем больше дом Индис становился и домом Галадриэль тоже. Спальня на втором этаже понемногу заполнилась ее вещами и даже приобрела какой-то неуловимый и неповторимый отпечаток именно ее жилища.
— Кто-нибудь жил там до меня? — спросила Галадриэль однажды.
— Твоя тетя Финдис, пока не вышла замуж, потом Нерданель — долго, потом Келебриан — какое-то время, — перечислила Индис.
— О, — удивилась Галадриэль. — Я-то подумала было, что одной мне пришло в голову дерзко нарушить твое уединение.
— Я перечислила только тех, кто действительно задержался там, — ответила Индис. — Понемногу частенько кто-нибудь жил. А уж уединение мое нарушают то и дело, — она улыбнулась. — Однажды проезжал мимо кузнец из Тириона с беременной женой, и у его жены начались роды. Пришлось им попроситься ко мне на ночь, и здесь же она привела в мир разом троих сыновей. Хотя это случилось не в твоей спальне, а в моей.
— Тот кузнец был Уруслиндо — младший из сыновей Махтана, — догадалась Галадриэль.
— Верно, — подтвердила Индис, чуть изумленно подняв брови, но тут же рассмеялась: — Я упустила из виду, что до сих пор только у них с Беллвен рождалась тройня, так что по этой детали их можно сразу узнать.
— Да, — сказала Галадриэль. — Не говоря уже о том, что сами они до сих пор в Тирионе вроде местной легенды: немало брачных союзов заключали нолдор и телери, но только эти двое умудрились пожениться в середине Первой Эпохи.
— Во второй половине, — поправила Индис. — Красивая история, хотя и непросто им было поначалу.
— Могу представить, — ответила Галадриэль и вдруг развеселилась: — Особенно, как они нежданно-негаданно посреди ночи вломились к тебе домой. Теперь понятно, почему ты назвала это жилище "Ласковый приют".
Она засмеялась. Но Индис покачала головой.
— Нет, ласковым приютом этот дом стал для меня. В самом начале, когда я вправду пряталась здесь ото всех. Это было давно и минуло быстро.
Жизнь Индис, в самом деле, нельзя было назвать особенно тихой или одинокой. Ее то и дело навещали знакомые, друзья и родные. Дети и внуки особенно часто. Так что народу хватало... О том, как все было, когда большая часть из них жила за Морем, а то и вовсе пребывала в Чертогах Ожидания, Галадриэль предпочитала не думать: слишком тяжело. А к ней только-только начали по-настоящему возвращаться силы, прежде подточенные тысячами лет усталости и печали.

***

Галадриэль много бродила среди полей и садов Йаванны и с особенно острым, почти забытым уже, удовольствием занималась музыкой. Иногда они с Индис отправлялись на долгие прогулки вдвоем или играли дуэтом. В такие моменты сходство между ними казалось Галадриэль особенно разительным. И как-то раз она сказала об этом вслух:
— Никогда не думала, что мы со временем станем так похожи.
— Сходство существовало всегда, — ответила Индис. — Только его было нелегко разглядеть, ведь, когда ты пришла в этот мир, моя юность была уже позади, и мало кто вспоминал о ней. Тирион знал Индис — жену короля Финвэ, мать его детей, ту, чьи мелодии веселят сердца. Индис — сестру короля Ингвэ, деву, искусную в Песнях Силы и неутомимую в странствиях по Валинору, нолдор знали и помнили намного меньше. А уж о той Индис, что гляделась когда-то в воды озера Куивинэн, у них почти не было воспоминаний. А я сама не стремилась напомнить.
Индис смотрела вдаль, словно могла видеть там себя прежнюю, теперь уже забытую.
— Я всегда была резвой, — продолжала она. — В юности мне казалось, я могу обогнать и ветер... По крайней мере, среди эльдар мало кто был способен сравниться со мной. А еще я была ловкой и наслаждалась этим. Но когда наводящие ужас тени и кровожадные чудовища омрачили радость первых дней квэнди, моя быстрота стала нужна для того, чтобы сохранить жизнь себе или другим, и моя ловкость тоже. Поэтому здесь в Валиноре я никогда не участвовала в состязаниях в беге или ловкости, чтобы лишний раз не вспоминать о темных и горьких временах.
— Ты всегда приходила смотреть, — припомнила Галадриэль.
— Мне было приятно видеть вас, участников, — молодых, сильных, счастливых, не знающих мрачных воспоминаний, — сказала Индис.
— Жаль, ты тогда не рассказывала, что раньше была такой же. И почему перестала, — грустно заметила Галадриэль. — Может быть, я лучше поняла бы тебя. Или даже себя.
— По-моему, ты и так хорошо справилась, — улыбнулась Индис.
Галадриэль не стала ни соглашаться, ни возражать. Было время, когда ей казалось, что она все делает правильно. Было время, когда она считала, что ничего и никогда правильно не делала. Но с годами Галадриэль научилась принимать себя, других и саму жизнь просто — как есть.

***

Правда, обретенная мудрость не всегда помогала избавиться от тоски. Вот и теперь Галадриэль тосковала по мужу и по внукам. Особенно по мужу, поэтому часто рассказывала Индис о Келеборне. Та слушала с неизменным интересом.
— Когда он окажется в Валиноре, непременно приведи его ко мне. Я хочу познакомиться с этим достойным эльда, — сказала она как-то раз.
— Хорошо, — ответила Галадриэль.
Слово получилось неожиданно бесцветным.
— Что такое? — сразу спросила Индис.
— Ничего, — ответила Галадриэль.
— Милая, — ласково сказала Индис и умолкла, явно ожидая, пока Галадриэль что-нибудь скажет.
— Я боюсь, — со вздохом призналась Галадриэль. — Что если Келеборн никогда не решится покинуть Эндорэ? Ведь он не жил прежде в Валиноре, для него это не будет возвращением домой.
— Это будет возвращением к тебе, — ответила Индис. — Не надо зря сомневаться в нем.
— Я не сомневаюсь в Келеборне или в его любви, — твердо сказала Галадриэль. — Только... — она мгновение помолчала. — Что угодно может случиться.
— "Что угодно" не обязательно означает что-то плохое, — напомнила Индис. — Твой муж достигнет Валинора, и тебе перестанет казаться, словно ты живешь только наполовину.
— Пока так я себя и чувствую, — согласилась Галадриэль. — Даже странно. Я так любила свою свободу, так не желала терять ее, что думала, никогда не смогу полюбить еще кого-то. Да и не хотела: стеснять себя ради другого — только мучиться. А потом мы с Келеборном встретились, и мне никогда, никогда не было тяжело рядом с ним. Зато как же тяжело теперь без него! А ведь после стольких тысяч лет рядом мы должны были бы перенести разлуку спокойно.
— Не всегда и тысяч лет хватает, чтобы хоть отчасти пресытиться близостью того, кого любишь, — ответила Индис.
После этих слов Индис надолго замолчала, погрузившись в свои мысли, и Галадриэль, глядя на нее, почувствовала, как заныло в груди. Все знали, что Финвэ никогда не вернется из Чертогов Мандоса. Он сам так решил, поменявшись местами со своей первой женой. Тут уж ничего изменить было нельзя, и надеяться нечего.
Так что тот разговор кончился на печальной ноте. Однако Галадриэль от него стало легче, и уже не так сильно было желание поворожить над водой, попытаться увидеть, что ждет ее в будущем.
Иногда, конечно, все равно хотелось, но она слишком хорошо знала, как неверны и зыбки могут быть образы, чтобы поддаться искушению. Очень уж часто они показывают желанное, но несбыточное. Или, наоборот, до срока вселяют в душу отчаяние, предвещая ужасные бедствия.

***
.
Не заглядывая в будущее, Галадриэль, жила настоящим. Годы летели, как погожие летние дни, незаметно складывались и столетия. Галадриэль продолжала оставаться у Индис, иногда на время уезжая, но всегда возвращаясь домой. Пока однажды не пришла долгожданная весть: на Прямой Путь поднялся корабль, где много синдар, и среди них Келеборн.
Такого смятения Галадриэль давно не испытывала. Келеборн! Он здесь! Скоро будет здесь.
— А точно ли это? Как они узнали? — с тревогой спросила она у Индис.
— Птицы, — ответила Индис. — Да и сам Манвэ наверняка видит этот корабль. Не волнуйся, ошибки быть не может.
— Тогда мне нужно скорее попасть на Эрессеа! Я должна его встретить.
Сборы были очень быстрыми, и в тот же день Галадриэль прощалась с Индис.
— Я приведу его сюда, — сказала она. — Обязательно приведу…
— Но не скоро и ненадолго, — продолжила за нее Индис и кивнула. — Не объясняй, я понимаю. Теперь у вас будет здесь новая жизнь и новый дом, твой и его — это хорошо.
— Но ты остаешься одна, — вздохнула Галадриэль.
— Только до следующей недели, а там Финдекано собирается навестить меня, — улыбнулась Индис.
— Это другое, — возразила Галадриэль. — Бабушка, может, тебе все-таки стоит перебраться в Тирион?
Спрашивая, она уже знала, каким будет ответ. Ведь уговорить Индис уже пытался отец, и дядя Нолофинвэ, и тетушки, и все, кто только мог. Однако она неизменно говорила одно:
— Нет, это было бы слишком трудно.
Вот опять те же слова. Индис ничем не убедить.
Было очень грустно вот оставлять ее так, поэтому уже перед самым отъездом Галадриэль все же не удержалась: наполнила каменную чашу водой и запела над ней. Потом склонилась осторожно, не касаясь воды. Стараясь увидеть будущее: не свое, а Индис.
Сначала вода отражала только лицо самой Галадриэль. Но скоро и без всякой ряби изображение переменилось. Теперь там было лицо эльда: темноволосого с благородными чертами и сияющими серыми глазами. Удивительно четкое, будто этот эльда в самом деле стоял всего в нескольких шагах от Галадриэли, и они развлечения ради смотрели друг на друга через круглое окно. Раньше, в Эндорэ, зеркало никогда не показывало настолько ясных и ярких образов.
Дедушка Финвэ! Заманчивые видения бывают болезненны. Но это просто слишком жестоко. Галадриэль даже поморщилась, как от настоящей физической боли. Хорошо еще, она не позвала Индис заглянуть в зеркало!
Галадриэль выплеснула воду из чаши и еще раз, теперь уже окончательно, простилась с Индис. О своей более чем неудачной попытке заглянуть в ее будущее рассказывать не стала. Ни к чему.
— До свидания! Легкой тебе дороги! И быстрой! — пожелала напоследок Индис.
Она вышла проводить внучку, и Галадриэль, обернувшись перед поворотом, увидела, что Индис машет ей вслед и улыбается. Но при взгляде на ее одинокую фигуру сердце все равно почему-то сжималось.
Вспомнилось вдруг: "словно живешь только наполовину"... Не потому ли Индис так точно тогда угадала ее чувства, что и сама испытывает то же самое? Все эти годы. Все эти эпохи... Если бы только Индис могла, как Галадриэль теперь, снова быть счастлива и не одинока! Но это, увы, невозможно.
Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Галадриэль пустила коня во весь опор.

@темы: Галадриэль, Индис, мои фанфики, Битва Пяти Воинств-3, Финвэ/Индис, Сильмариллион

---

В зарослях винограда, фанфик, гет, драма

С начала января собиралась выкладывать тексты с Битвы Пяти Воинств, и никак не могла, потому что другие текты меня все время отвлекали))). Теперь это ненадолго (я думаю))) ) прекратилось, и я начинаю. Хотя, конечно, многие эти тексты уже видели. Проматывайте если что.

Обычно БПВшные фанфики я выкладываю в таком порядке, как они появлялись на игре. Но в этот раз решила отступить от традиции и первыми выложить тексты с Финвэ и Индис, потому что я очень люблю эту пару, но пишу о них мало, так получается... и я очень довольна, что на этой Битве смогла написать и о них тоже.

Фик "В зарослях винограда" был довольно внезапным для меня самой, но тем не менее, он мне нравится. Я не утверждаю, что так все и было, но могло бы быть, поэтому не ставлю АУ.

Название: В зарослях винограда
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Финвэ/Индис, упоминается Фириэль (Мириэль)
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, романс
Размер: мини, 986 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Валинор. Пятая Эпоха. Неожиданный финал всем известной истории.

Четвертая Эпоха в Валиноре была как вино — легкое сладкое вино, которое кружит голову и веселит сердце, но не толкает на мрачные безумства — время долгожданных воссоединений и исцеления последних ран, полученных в давние дни. К середине Четвертой Эпохи в Форменоссе начал расти виноград. Одному Эру, должно быть, ведомо, откуда он там взялся, ибо никто не сажал его в этом покинутом эльфами месте, ничьи руки не ухаживали за ним.
Однако виноград все рос, и, к моменту когда Четвертая Эпоха кончилась и началась Пятая, всю крепость уже заполонили непролазные заросли. Поэтому Индис, если ей приходила охота наведаться туда, брала с собой небольшой топорик, чтобы прорубать себе дорогу.
Надо сказать, случалось это редко: раз или два в сто лет или даже в двести. Индис шла в Форменоссе, только когда тоска по мужу становилась совсем нестерпимой. Шла, надеясь, на месте, где окончилась его жизнь, почувствовать себя чуть ближе к нему. Это никогда не помогало, но Индис была упорна и не переставала пробовать.
Вот и теперь был один из таких дней. Индис добралась до входа в дом Феанаро и уселась прямо на землю, устало отложив в сторону топорик. С каждым разом путь давался ей все тяжелее. Быть может, лоза становилась гуще, а может, десять с лишним тысяч лет одиночества утомили ее тело так же, как душу.
Здесь свидетелями ее слабости были только древние стены и еще более древние звезды, так что Индис могла признать, что сил у нее теперь куда меньше, чем прежде. Возможно, даже меньше, чем когда погиб Финвэ.
С того времени Индис всегда приходилось крепко держаться за жизнь, чтобы не потерять ее. Не оставить, как оставляют позабытую в рассеянности вещь. В разные времена это давалось то тяжелее, то проще. Сейчас было тяжело, и Индис уже не была уверена, станет ли когда-нибудь иначе.
Все чаще в голову закрадывалась мысль, что теперь, когда ее дети, внуки и правнуки — все, кто мог и желал покинуть Чертоги Ожидания, давно и прочно вернулись к жизни, она никому не нанесет непоправимого удара, если уйдет. Ее близкие поддержат друг друга и справятся без нее. А она сможет, наконец, отдохнуть. И, возможно, даже увидеть Финвэ...
... Увидеть Финвэ... Вот он идет... как всегда статный и красивый, лицо его радостно, как в юности, глаза сияют...
Наверное, Индис думала о нем слишком много. Или ее рассудок тоже ослаб от времени, потому что Финвэ, с трудом протиснувшись по той самой узкой тропинке, которую она сделала, когда шла сюда, опустился подле нее на колени и ласково коснулся ее щеки, стирая слезинку.
— Здравствуй, Индис!
Его голос, взгляд, прикосновение — настоящие. Их нельзя спутать ни с чем. Свет в его глазах — свет Рожденного Заново. Одежды простые, без украшений и знаков отличия, какие швеи народа ваниар по традиции готовят для всех возрожденных.
Этого не могло быть. И это было. Было на самом деле. Индис хорошо умела отличать явь от снов. К тому же, возвращение Финвэ никогда ей не снилось. Ни разу за все эти тысячи лет. Она надеялась, всегда надеялась, что еще встретится с ним, но представить не могла.
Индис ни о чем не спросила, не сказала ни слова, только потянулась к Финвэ и обняла его, спрятав лицо у него на груди, вдыхая родной, любимый запах. Финвэ, словно только этого и ждал, крепко обнял ее в ответ.
И объятия те же, что раньше, почти отчаянно крепкие, словно она может исчезнуть. Нет, даже крепче, чем раньше. Индис не хотелось шевелиться или говорить, лишь сидеть, замерев, и наслаждаться теплом присутствия Финвэ. Некоторое время она так и делала. Но потом ей пришло в голову, что, может быть, у них мало времени, а она тратит его впустую. Отстраниться было выше ее сил, но задать вопрос Индис все же смогла себя заставить:
— Ты надолго вернулся?
— Совсем, — ответил Финвэ.
В его голосе прозвучала едва различимая, но заметная нотка сомнения. Индис знала, что это значит, и ста тысяч лет не хватило бы, чтобы забыть. Она подняла голову и, заглядывая Финвэ в лицо, сказала решительно:
— Расскажи мне все как есть.
— Хорошо, — согласился Финвэ с тихим вздохом. — Когда история нолдор в Эндорэ была окончена и стало ясно, что Фириэль и теперь не собирается покидать Чертоги Вайрэ и возвращаться к эльдар, валар, посоветовавшись с Эру, решили, что я могу вернуться к жизни. И к тебе, если ты захочешь принять меня, — при этих словах Финвэ еще сильнее стиснул Индис в объятиях и продолжал: — Это не будет нарушением Статута, пока Фириэль не пожелает жить опять среди своего народа. Сейчас она спокойна и счастлива, живя среди майяр Вайрэ и занимаясь любимым делом. И сердце мое радуется за нее. Но если она захочет уйти оттуда, я снова...
— Нет, — прервала его Индис.
— Пойми, я не могу не сделать этого для нее, — ласково-увещевательным тоном начал Финвэ.
— Если Фириэль захочет жить среди эльфов, не ты, а я уступлю ей свое место, — твердо сказала Индис. — Я устала выносить разлуку, и жизни мне будет не жаль. А родным, надеюсь, это не причинит слишком большой боли.
Финвэ мог бы сказать, что это обязательно причинит большую боль и их родным, и ему, и ей самой. Но они оба хорошо знали, что эти слова были бы бессмысленны. Ведь больно будет в любом случае, кто бы из них ни ушел и кто бы ни остался. Однако пока об этом можно не думать. Пока можно просто радоваться встрече.
— Как ты нашел меня здесь? — спросила Индис, сочтя, что все необходимое уже сказано и пора оставить печальную тему.
— Намо дал мне совет, — ответил Финвэ. — Знаешь, я издали увидел тебя. Ты так же прекрасна, как в ту нашу первую настоящую встречу, когда я, наконец, тебя разглядел.
— Звездный свет милосерден ко мне, — грустно улыбнулась Индис. — Когда взойдет солнце, ты заметишь, что в глазах моих усталость, а в волосах седина.
— Я стану целовать твои глаза, и они засияют, как у девы в день, когда она готовится принести брачный обет, волос за волосом переберу я твои локоны, и седина растает, как тает на солнце снег, — горячо откликнулся Финвэ. — Верь мне, так все и будет!
— Я верю, — ответила Индис. — Верю.
Впервые за долгое, очень долгое время она была абсолютно счастлива. И в чудо верилось легко, как никогда.

@темы: Индис, Финвэ, мои фанфики, Битва Пяти Воинств-3, Финвэ/Индис, Сильмариллион

---

Быстрые танцы, фанфик, гет, романс

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p201990370.htm" target=_blank>написала</a> фанфик "Быстрые танцы", Финвэ/Мириэль, гет, романс

Внезапно написался совсем небольшой текст, в продолжение к фику Песня о нем, гет, Финвэ/Мириэль.

Название: Быстрые танцы
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Финвэ/Мириэль, новые персонажи
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: общий, романс
Размер: мини, 435 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: О Мириэли, Финвэ и танцах. И кое о чем еще.

Первые танцы на праздниках обыкновенно были неспешными, чтобы танцоры успели разогреться и войти во вкус. Мириэль это немного огорчало — насколько вообще что-нибудь могло огорчить ее, тем более, на празднике, — она любила все быстрое: речь, работу, движения... особенно танцы.
Точность, изящество и красота — это замечательно, но все же без скорости они еще не совершенство, и удовольствие от них не полно. Мириэль всегда с нетерпением ждала, когда настанет черед быстрых танцев: музыканты заиграют на пределе сил, от первых же тактов музыки слегка закружится голова, а потом вихрь шагов, поворотов и прыжков захватит всех. И Мириэль покажется, что она летит вместе с мелодией, и только руки танцора, составляющего ей пару, — последняя ниточка, которая связывает ее с землей... Мелодия кончится, партнер, слегка задыхающийся, но счастливый, предложит ей отдохнуть под деревьями, а она, смеясь, поблагодарит его и умчится танцевать дальше.
Так бывало обычно. До того самого момента, когда Мириэль впервые танцевала с Финвэ. Открывая танцы, король нолдор повел в круг самую искусную вышивальщицу, как и обещал прежде. Сердце Мириэль билось отчаянно, и полета хотелось особенно сильно. Отчего музыка становилась как будто еще медленнее и только мешала.
Финвэ, заглянув Мириэль в глаза, сделал музыкантам какой-то знак, и мелодия зазвучала быстрее. Еще и еще быстрее. Мириэль рассмеялась от счастья, Финвэ рассмеялся вместе с ней, все вокруг перестало существовать, остался только танец и они двое.
Когда музыка смолкла, Финвэ посмотрел на нее с веселым восхищением и спросил:
— Еще тур?
— Прямо сейчас? Да! — ответила Мириэль.
Если бы она не была уже влюблена в него раньше, то в этот миг непременно влюбилась бы.
Музыканты заиграли новую мелодию, еще стремительнее предыдущей, хотя это было почти невероятно. Мириэль опять танцевала с Финвэ. Она не знала, нашлись ли тогда охотники составить им компанию, потому что помнила только Финвэ. Его глаза и улыбку, его уверенные и гибкие движения... А потом...
Все закружилось скорее, чем в самом быстром из танцев. По крайней мере, так показалось Мириэль. Годы Древ промелькнули, как часы. И вот сегодня они с Финвэ соединились навеки. В присутствии всего народа нолдор и многочисленных гостей, их союз был благословлен именем Илуватара, золотые кольца, которые Финвэ сделал для них обоих, ярко блестели в лучах света. Красивый и торжественный обряд завершился. Настало время праздника.
— Я предупредил музыкантов, сегодня только быстрые танцы, — шепнул Финвэ, наклонясь к жене.
Его теплое дыхание щекотало ей ухо приятно и смешно. Мириэль улыбнулась и повернулась к мужу. Их лица были очень близко друг к другу. Так близко...
— Я люблю тебя!
Слова, как общий вдох. Поцелуй, как удар сердца, одного на двоих.
Финвэ взял Мириэль за руку, вдвоем они пошли по дорожке, и ей вдруг почудилось, что они уже танцуют самый быстрый и восхитительный танец на свете.

@темы: Финвэ, мои фанфики, Финвэ/Мириэль, Сильмариллион, Мириэль

---

11 историй о Нолофинвэ, цикл фанфиков, часть четвертая (продолжение), джен

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p201924590.htm">выкладывает</a> девятый фик из цикла "11 историй о Нолофинвэ", PG-13 (12+), джен, драма

Хэлкараксэ и Араман. Девятая история. Самая длинная и самая мрачная. Присутствуют смерти персонажей.

Часть четвертая 1496-1500 год Предначальной Эпохи

Название: Тропа во тьме
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Нолофинвэ, Финдекано, Турукано, Эленвэ, Итарильдэ, Аракано, Арэльдэ, Фаниэль, Иримэ, Финдарато, Артаресто, Ангарато, Айканаро, Артанис, новые персонажи, упоминаются Феанаро, Анайрэ.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст
Размер: миди, 9440 слов
Саммари: Араман, 1497-1500 годы Древ. Нолдор достигли северной оконечности Арамана. Часть из них двигалась на кораблях по воде, часть пешком по суше. Но теперь сухопутного пути больше нет. Что ждет впереди?
Примечание: 1. 1 лига = 4828 метров, 1 ярд = 91,4 см, 1 фут = 30,48 см. 2. Торос - нагромождение льда, образовавшееся в результате бокового давления ледяных полей друг на друга, а также на берега и мелководные участки дна и происходящего при этом обламывания их краев; разводье - пространство чистой воды между льдами, полынья. 3. Митьятулвэ - близкий друг Нолофинвэ (не канонный персонаж), о нем немного было в третьей части цикла в фике "Тревожный блеск". 4. Автор исходит из того, что физические возможности эльфов больше, чем возможности людей. Так что не пытайтесь повторить это дома. И особенно не дома.

Чем дальше на север, тем холоднее и пустыннее Араман и труднее дорога. Даже без лишнего груза те нолдор, которые шли пешком, сильно страдали от тягот пути, и ко времени, когда они добрались до самой северной точки суши и увидели впереди ледяные глыбы Хэлкараксэ, сердца их уже были переполнены горечью.
Они запятнали себя кровью родичей, тень гнева валар лежит на них, путь домой им отныне закрыт. И ради чего? Чтобы изнемогать здесь от холода, все еще не имея возможности двинуться дальше? Зачем они вообще ввязались в это! Зачем пошли за Феанаро! Если бы не он, всех этих ужасов не случилось бы!
Ропот становился все громче и ожесточеннее. И он, конечно, совсем не помогал отыскать способ переправы, который устроил бы всех. Переговоры совершенно застопорились, упершись в тот неоспоримый факт, что нолдор было гораздо больше, чем могло за один раз поместиться на уцелевших кораблях. Кому-то следовало остаться и ждать. Но сделаться этим самым "кем-то" никто не хотел.
Все слишком боялись оказаться преданными. Ведь нолдор уже хорошо знали, что такое предательство: им доводилось и видеть его, и испытывать, и даже совершать. Если можно войти в дом, хозяин которого доверяет тебе, хозяина убить, а сокровище, принадлежащее ему похитить, то и слово, данное родичам, можно нарушить. Забыть на том берегу.
Об этом не говорили открыто, но мысли витали в воздухе. И напряжение росло. Пока однажды при сильном северо-западном ветре, корабли не вышли тайком в открытое море. Нельзя сказать, что это событие прошло уж совсем не замеченным — нолдор на суше видели, что творится, но помешать не могли. Только смотреть.
Они и смотрели. Тихо, даже без криков и проклятий. У каждого словно что-то оборвалось внутри. Вот оно! Случилось именно то, чего все боялись! И в то же время ожидали, потому как чего же еще было ожидать. Случилось. А они еще живы, еще вдыхают воздух, все такой же холодный. И даже могут видеть звезды, правда, лишь благодаря тому, что ветер разогнал немного липкий туман.
Кто-то робко предположил:
— А может, они и в самом деле возвратятся за нами?
Эту мысль подхватил весь лагерь. Надежда и безысходность здесь смешивались примерно в равных долях, потому что, с одной стороны, верить хотелось, а с другой, деваться было некуда.
Лично к Нолофинвэ с этим вопросом обращались буквально все, как будто он мог придать законную силу тому ответу, который они желали услышать.
— Ты думаешь, они вернутся?
Отец. Дядя. Мой друг. Мой лорд. Мой государь. Ты думаешь, они вернутся?
Он честно отвечал, что сейчас остается только ждать и надеяться.
И нолдор надеялись и ждали. А еще обживали земли Арамана, потому что невозможно было предположить, сколько еще времени им придется здесь провести. Зато с самого начала стало ясно: если они не придумают способа добывать больше тепла, чем теперь, и пополнять запасы пищи, этот жестокий край скоро отправит их прямиком в Чертоги Мандоса.
У них, правда, еще оставался коймас, который, по счастью, им не пришло в голову загрузить на корабли, в отличие от почти всех прочих припасов и скота. Но теперь запас дорожного хлеба уже никому не казался слишком большим, и было решено беречь его до последней возможности.
За дело взялись охотники и собиратели. Вернее, теперь все сделались охотниками или собирателями, потому что, чтобы прокормиться и не замерзнуть, требовалось напряжение всех сил, и все время, что не проводили на Дороге Грез, эльдар посвящали поиску еды и топлива для костров.
Били северных птиц, которые гнездились на скалах у моря, расставляли силки на зайцев и леммингов, выслеживали диких оленей, снежных баранов, местных длинношерстных быков, и даже иногда белых медведей. Ради меха охотились на лисиц, песцов и волков. Есть их мясо тоже пробовали, но это оказалось все-таки невозможно.
Некоторые с горечью говорили:
— Погодите, дойдем и до такого.
— Не дойдем, скорее околеем от холода, — с не меньшей горечью возражали другие.
Холод продолжал оставаться самой большой и неразрешимой из их проблем, потому что древесины низкорослых чахлых деревьев и мха, который тоже бросали в огонь, еще с горем пополам хватало для приготовления пищи, но не для обогрева. Мерзли все и постоянно, одежда из мехов и шкур помогала, но не слишком. Нужно было что-то еще.
Решение нашел Финдекано. Это ему пришло в голову использовать Песни Силы, чтобы получить тепло. Случилось все, как после рассказывал сам Финдекано, почти случайно. Он давно не занимался музыкой, но маленькую походную арфу до сих пор нес в своем дорожном мешке, и вот однажды, возвратившись в очередной раз с охоты, он решил проверить, сохранил ли еще умение слагать Песни Силы.
— Я был почти уверен, что не смогу, — признался он Нолофинвэ. — И у меня, в самом деле, сперва ничего не вышло. Я пел о бодрости и только еще больше устал. Пел о радости и не мог удержаться от слез. Но потом я запел о тепле — и согрелся. Сначала мне стало даже больно, как будто мои кости скручиваются изнутри, потом как будто в мои руки, ноги и лицо вонзились тысячи игл, но после этого пришло настоящее тепло. Мне сделалось так хорошо, как давно уже не было и захотелось ступить на Дорогу Грез.
Но вместо этого Финдекано плеснул себе водой в лицо: вода была ледяная, однако теперь, когда он согрелся, освежала, а не добавляла мучений. И почувствовавший прилив сил Финдекано сложил еще одну песню, на этот раз надеясь сделать так, чтобы весь шатер наполнился теплом и сохранил его хотя бы на время. Это вполне удалось. Так что в шатре стало даже жарковато.
Финдекано вышел наружу и бросился разыскивать Нолофинвэ. По дороге он увидел Эленвэ с Итарильдэ и еще несколькими юными эльдар — они только что отнесли к шатрам поваров собранный мох и теперь шли искать еще, но Финдекано сказал им пойти в его шатер и проследить, сколько времени там сохранится тепло. Они удивились, но послушались.
А Финдекано отправился дальше и, найдя отца, поделился с ним сделанным открытием. Нолофинвэ, которого тягостные раздумья о холоде уже давно не покидали, рассмеялся от радости и облегчения. Они с Финдекано обнялись и какое-то время стояли так, счастливые, как дети.
Чуть погодя, конечно, радость их поутихла. Песни Силы были делом не таким уж простым, а главное, мало распространенным у нолдор. Даже в их семье настоящих мастеров было всего двое — Финдекано и Финдарато. Хотя остальные тоже кое-что умели — некоторые даже много, как сам Нолофинвэ, Иримэ, Турукано, Артересто и Артанис — им и странно было бы не уметь, ведь в них текла кровь не только Финвэ, но и Индис. А ваниар отличались мастерством в Песнях Силы, не меньше, чем нолдор в работе с металлом, и слава Индис Ясной была велика среди ее народа.
Но в числе прочих нолдор немного можно было отыскать тех, кто питал бы к этому искусству заметную естественную склонность и еще меньше тех, кто в самом деле развил ее, хоть отчасти. Окажется ли этого достаточно, чтобы сейчас победить холод? Во всяком случае, они должны были попытаться.
Эленвэ сказала, что тепло ушло из шатра Финдекано примерно через пять часов. За это время там успели хоть немного погреться все дети, которых она, Эленвэ, сумела разыскать и привести, а так же и некоторые взрослые эльдар.
— Потом снова стало холодно, и я спела еще одну песню, чтобы шатер нагрелся, — заключила она свой рассказ.
— Спела песню?! — изумленно воскликнул Финдекано. — Но ведь я даже не рассказал тебе...
— Ты оставил там арфу, и я догадалась, — объяснила Эленвэ. — И почему только мне это раньше не пришло в голову! — добавила она с заметным огорчением. — Совсем я стала... — Эленвэ помедлила, подыскивая слово, а потом вдруг улыбнулась: — нолдэ.
— Сестра! — сказал Финдекано и, тоже улыбаясь, заключил ее в объятия.
Как только он ее отпустил, Эленвэ продолжила говорить с оживлением, которое не было обычно для нее в последнее время:
— Так что теперь в твоем шатре, Финдекано, все время полно эльдар, которые там греются. Если захочешь отдохнуть, приходи к нам с Турукано.
— Или ко мне, — добавил Нолофинвэ, который присутствовал при этом разговоре.
— Хорошо, — кивнул Финдекано.
Но не было похоже, чтобы он чувствовал потребность в отдыхе. Наоборот, Финдекано казался свежим, полным сил, чего тоже уже очень долго не было.
Нолофинвэ, глядя на сына и невестку, подумал, что даже если из затеи с Песнями Силы получится мало толку для всего народа, она уже принесла огромную пользу.
Все же Нолофинвэ стремился выжать из этой идеи как можно больше. Сначала он собрал всю семью: сестер, детей и племянников, Эленвэ и даже Итарильдэ, и вместе они под руководством Финдекано зачаровали несколько больших шатров, чтобы в них могли по очереди греться самые ослабленные эльдар, о которых давно уже беспокоились целители.
Потом разослали весть по всему лагерю, разыскивая нолдор, сведущих в Песнях Силы или хотя бы имеющих о них некоторое представление. Из откликнувшихся сформировали небольшие группы, которые, объезжая лагерь, зачаровывали шатры: не все подряд, но один из двадцати-тридцати.
К несчастью, быстро выяснилось, что этот метод не годится, чтобы использовать его постоянно: действие песен кончалось, и, в то время как мастера уходили туда, где их ждали все новые и новые холодные шатры, за их спинами те шатры, которые они уже зачаровали, выстывали, снова становясь холодными. Работа никогда не убывала, а вот силы мастеров таяли, отчего их песни тоже становились слабее, и действие их проходило скорее. А чем скорее оно проходило, тем скорее требовалось его повторить. Но на это не было сил. И выхода из этого замкнутого круга не было.
Конечно, многие нолдор, которые раньше и думать не думали о Песнях Силы, теперь желали научиться. Но самое искреннее желание не заменит целиком ни способностей, ни, особенно, времени, которое требуется, чтобы эти способности развить. Необходимо было придумать простые приемы, которыми все или хотя бы многие в силах были бы овладеть. Изобретению таких приемов Финдекано, Финдарато и другие знающие эльдар посвящали каждую свободную минуту, часто жертвуя временем своего отдыха, который и без того был у них очень краток.
Но, в конце концов, их старания увенчались успехом: они добились, чтобы большинство нолдор были в силах сами поддерживать тепло в своем шатре, и требовалось для этого где-то от двух до семи Песен в день. Те же, кто оказался совсем неспособен к Песням, получали помощь от родственников, друзей или соседей. Так что больше никому не приходилось ни замерзать, ни выбиваться из сил, пытаясь обогреть весь лагерь.
Трудно было переоценить, что это значило. Теперь, когда холод не держал их постоянно в своих жестоких тисках, к нолдор стала понемногу возвращаться уже забытая живость в движениях, работе, мысли. И появившаяся энергия была тут же направлена на то, чтобы, сколько возможно, облегчить условия жизни, которые выпали им на долю.
Теперь на животных не только охотились, но и пытались приручить. Оленье молоко оказалось хоть и непривычным на вкус, но очень питательным. Его пили, смешивая с травяным отваром, делали из него сыр, творог и масло. Некоторые пытались, и даже довольно успешно, объезжать оленей и использовать их как верховых животных, вместо утраченных лошадей.
Собиратели, которые больше не были одержимы исключительно необходимостью разыскивать топливо, смогли, наконец, хорошенько исследовать местную растительность, и, как ни была она скудна, обнаружить некоторые съедобные ягоды и полезные травы. Их стали употреблять в пищу и сушить про запас.
Несколько кожевников во главе с Аракано придумали такой способ обработки кожи, что, надев в два слоя одежду, сделанную из нее, можно было по много часов к ряду лежать на голой земле и не страдать от холода, даже не прибегая к Песням Силы.
Своеобразному усовершенствованию подверглись и сами Песни. Нолдор, которым гораздо привычнее было работать с чарами, накладывая их на материальный объект, попытались с помощью песен зачаровать предметы, чтобы они могли сохранять тепло и в то же время распространять его вокруг себя. Начали эксперименты с изделий из металла и самоцветных камней, которые многие несли с собой как память о прошлом. Но на этот раз такие материалы не подошли. После многочисленных опытов выяснилось, что хорошо принимает, долго удерживает и в то же время охотно отдает тепло, полученное таким способом, простая горная порода.
Причем, чем больше размер камня, тем лучше, и иногда получалось добиться, чтобы эффекта всего одной Песни Силы хватало на целый день или даже дольше. Так что во многих шатрах теперь можно было обнаружить куски скал, занимавшие едва ли не все свободное место.
Турукано, насмотревшись на эти новые предметы обихода, с иронией и даже некоторым раздражением заметил:
— Удачно, что нам не приходится переносить лагерь каждый день, а то необходимость перетаскивать столько камней могла бы стать проблемой.
Нолофинвэ понимал его чувства, но тем не менее возразил:
— Нельзя винить наш народ в желании сделать свое положение легче, оно и так уже трудно больше, чем достаточно.
Нолдор и вправду было все еще очень тяжело в этих землях, однако, когда тень совсем уж близкой гибели отступила, они постепенно обрели некоторое подобие покоя, которое изо всех сил старались сохранить.
Пока однажды его не спалило дотла дальнее зарево огромного пожара.
По правде говоря, зарево было настолько дальним, что они могли бы и не узнать о нем ничего, если бы к этому времени некоторые эльдар не завели привычку выходить иногда на лед, чтобы ловить рыбу и охотиться на тюленей и моржей.
В очередной группе охотников и оказалось несколько особенно остроглазых, которые заметили багровые отсветы в небе и закричали:
— Пожар! Пожар!
Их спутники поначалу решили, что несчастных посетило жуткое видение или даже морок Врага, но, когда на призывы осанвэ сбежалось больше нолдор, больше стало и тех, кто видел пламя. Сам Нолофинвэ его тоже видел.
Далеко, на другом берегу, пылал огонь, ужасный, разрушительный, жадно пожирающий все на своем пути. И каждый, кто смотрел на него, в сердце своем знал — это горят корабли. Горит их надежда тоже переправиться в Эндорэ. Надежда на родичей. Они и не представляли, как сильно надеялись и какой опорой для них была надежда, пока ее не отняли.
Боль и отчаяние были так сильны, что никто даже не делал попыток снова обмануться чем-нибудь, найти облегчение в мысли, что, может быть, это все-таки не корабли. Или это не нолдор их сожгли... Кораблей больше нет, верные Феанаро уничтожили их, когда добрались до берега. Кончено.
Теперь были и проклятия, и крики, и слезы, и горестные вопли... Сам Нолофинвэ где-то в кровь разбил руки о камни, но не помнил, как сделал это, а спрашивать у других было неловко. К тому же он все-таки отчасти надеялся, что этого никто не мог видеть или хотя бы не обратил внимания.
Когда же все немного овладели собой, а вернее, почувствовали себя совершенно опустошенными, оказалось, что теперь нужно решать, что делать дальше. Об этом Нолофинвэ и заговорил со своим народом:
— Нолдор! Есть два пути, между которыми нам нужно сейчас сделать выбор! Мы можем или повернуть назад и попытаться возвратиться в Валинор, уповая на милость валар, или пойти вперед по льдам Хэлкараксэ и так достичь, наконец, восточного берега. Думайте же, какой дорогой вы хотите идти. И я поведу вас по ней!
Народ принялся обсуждать предложенный выбор, и никому, к счастью, на этот раз не пришло в голову узнать, что предпочел бы сам Нолофинвэ. Он не знал, какой ответ мог бы дать им.
Говоря по чести, Нолофинвэ вообще не был уверен, что возвращение все еще возможно для них. Быть может, валар уже оградили свои владения, и повернуть у нолдор теперь просто не получится, или им придется остаться у границ обжитых земель и вечно умолять о позволении войти, даже не зная толком, слышит их кто-то или нет.
Да если бы и впустили... Разве изменилось хоть что-нибудь с тех пор, как они отказались возвращаться? Нет. Только к стыду, которым они покрыли себя прежде, можно было добавить еще и то, что не пожелавшие вернуться, когда их звали, теперь приплелись бы незваными и еще более потрепанными, чем раньше. И вело бы их не раскаяние, а лишь невозможность скрыться.
При одной мысли об этом на глаза наворачивались слезы унижения. И Нолофинвэ ничего не в силах был с собой поделать. То же, насколько он мог судить по долетавшим до его ушей разговорам, чувствовал и его народ. Говорили, что, чем так, лучше уж остаться здесь.
Но в действительности навечно поселиться в Арамане было невозможно. Нолдор не смогут без конца выносить тяжесть местного климата, не смогут довольствоваться только теми крохами необходимого, которые так скупо отдает им этот край. И сделать так, чтобы он отдавал больше, они тоже не смогут. Нет никакого способа. За неполный год Древ, что они провели здесь, добыча охотников уже начала скудеть. Скотоводство забирало невероятно много сил, но приносило не очень много пользы. А земледелие было и вовсе исключено.
Обычные для себя искусства и ремесла нолдор забросили, потому что здесь не было подходящих условий, чтобы заниматься ими, да не было бы и проку от них. О красоте же и радости речи давно уже не шло. Даже о мести Врагу начали забывать! Если так пойдет и дальше, нолдор, в конце концов, перестанут помнить, кто они и что они, растеряют знания и навыки и превратятся в кучку дикарей, не имеющих иных стремлений, кроме как подольше цепляться за жизнь, и все же медленно умирающих.
И они покорно согласятся на это? Быть выброшенными, навсегда позабытыми здесь? Нет. Уж лучше... что угодно! Уж лучше Хэлкараксэ!
— Да, лучше Хэлкараксэ!
Эти слова то шепотом, то вслух раздавались повсюду. Когда нолдор только пришли в Араман, такое утверждение показалось бы им чистым безумием, но теперь они жили вблизи Вздыбленного Льда уже некоторое время, привыкли к нему и не так страшились. Отряды смельчаков иногда выходили на лед и возвращались невредимыми, хотя и замерзшими.
Нолдор уверяли друг друга и сами себя, что к холоду теперь уже притерпелись, так что он не будет им так тяжек, как мог бы быть раньше, а сохраненных запасов коймаса при разумном расходовании достанет, чтобы перейти Лед и достигнуть восточных земель. Они преодолеют этот путь и призовут Моринготто к ответу за все! И вероломные родичи еще пожалеют, что так бездумно отвергли и предали их. Да! Так и будет! И никто не сможет обвинить их в слабости или трусости, или в том, что испытания пути слишком легко отвратили их от исполнения своих намерений.
Хэлкараксэ. Нолофинвэ с самого начала догадывался, на что падет выбор его народа. Отчасти потому, что только эта дорога совершенно точно хоть куда-то вела. Отчасти... просто знал. Чувствовал, что ему все же предстоит увидеть, что там — за самыми дальними из заметных с берега торосов и еще дальше.
Наверное, если бы он предчувствовал хоть чуточку больше, то постарался бы во что бы то ни стало отговорить нолдор от этой затеи. А если бы чуточку больше знали они, ему не пришлось бы тратить силы, чтобы их отговаривать. Но грядущее таилось в тумане более плотном, чем тот, который висел над Араманом.
Так что Нолофинвэ произнес всего одну речь, в которой напомнил всем, что дорога часто оказывается тяжелее, чем думалось в начале, а дорога Хэлкараксэ, возможно, более тяжела, чем любая из существующих в мире. Много мужества и сил потребуется, чтобы пройти ее.
Нолофинвэ всего лишь хотел быть предельно честен. Но сердца нолдор от его речи зажглись, как вспыхивает от самой маленькой искры сухая трава. Да! У них есть сила, мужество, стойкость! И они докажут это! Они пойдут вперед! Все пойдут! Никто не останется здесь!
Непоколебимая решимость светилась в каждом взгляде, который был устремлен на Нолофинвэ. И тот же жар, Нолофинвэ чувствовал это, пылал в его собственном сердце. Решение принято. Нолдор пойдут через Хэлкараксэ, и он поведет их, как обещал.

***

Они не бросились в Хэлкараксэ немедленно. Прежде следовало подготовиться, причем как можно тщательнее. И нолдор взялись за работу: делили и увязывали в тюки провизию и другую поклажу. Решали, что взять с собой, а что оставить, чтобы не иметь слишком тяжкого бремени в пути. Ведь весь груз предстояло нести на себе, взвалив на спину и закрепив кожаными ремнями.
Провести через Вздыбленный Лед прирученных оленей было явно невозможно, так что их просто отпустили, надеясь, что они скоро сумеют снова привыкнуть жить одни, без эльдар.
Нолофинвэ, пока шли сборы, обдумывал, каким порядком следует выдвигаться нолдор. Как сделать так, чтобы никто не отстал и не потерялся? Не угодил в беду незаметно для остальных? Он напрягал память, припоминая в деталях истории о Великом Переходе, которые так любил когда-то, но не мог найти в них ответов на насущные вопросы. Впрочем, едва ли не половина рассказов о Великом Переходе и повествовала, как кто-то заблудился или пошел не туда, куда шли все. Слишком часто эти истории оканчивались словами "предания молчат о нем".
Предания Нолофинвэ сейчас вовсе не волновали, но он не питал никаких иллюзий об участи тех, кто собьется с дороги в Хэлкараксэ. Оставалось понять, как все-таки не допустить такого.
В конце концов, Нолофинвэ пришел к выводу, что народ следует разделить на три больших отряда, которые, в свою очередь, делились бы на отряды поменьше. Связь между кано отрядов, больших и малых, держать, где возможно, по осанвэ, где невозможно — через вестников, и, конечно, через систему сигналов охотничьих рогов.
Нолофинвэ решил, что предводителем первого большого отряда станет он сам, второй поведет Финдекано, а третий Финдарато. А уж внутри своего отряда каждый из них станет принимать все другие необходимые решения.
Но Финдекано наотрез отказался вести какой бы то ни было отряд.
— Не к удаче это, отец, — сказал он.
— Что за глупости! — воскликнул Аракано.
Турукано бросил на младшего брата укоризненный взгляд, но сам тоже явно готовился возразить старшему.
Финдекано не обратил внимания ни на одного из них. Глядя только на Нолофинвэ, он добавил:
— К тому же, тебе понадобится помощь. Я хочу быть рядом.
Нолофинвэ не стал спорить, потому что не желал принуждать Финдекано к чему бы то ни было и, к тому же, знал, что помощь ему и впрямь понадобится. Ведь он, в отличие от других кано, все равно не мог позволить себе сосредоточиться только на нуждах своего отряда, а должен был думать о положении всего народа.
— Хорошо, — сказал Нолофинвэ. — Тогда второй отряд придется возглавить тебе, Турукано.
Турукано несколько раз перевел взгляд с Нолофинвэ на Финдекано и обратно, словно все еще прикидывал, есть ли у него шансы изменить их решение. Наконец, со вздохом сказал:
— Да, конечно.
— Я пойду в его отряде, — тут же сказал Аракано. — Ему тоже не помешает помощь. И я поведу один из меньших отрядов. Если ты, — тут он посмотрел уже на брата. — Не будешь против.
— Я тоже пойду с Турукано, — добавила Арэльдэ.
Нолофинвэ ожидал этого. Он даже был рад — Аракано и Арэльдэ станут для брата хорошим подспорьем. Но все-таки ужасно не хотелось расставаться с ними всеми в такое время. Нолофинвэ желал бы, чтобы они были у него на глазах и он в любую минуту мог убедиться, что у них все в порядке.
Сейчас семьи старались держаться вместе. Однако для потомков Финвэ это было бы непозволительной роскошью: они должны быть вождями своего народа, а значит, должны разделиться.
— Хорошо, — снова повторил Нолофинвэ, хотя это далось ему непросто.
Финдарато согласился возглавить третий отряд без малейших возражений.
— Разумеется, — только и сказал он.
С ним рядом, конечно, собирались быть его братья и Артанис. За них у Нолофинвэ тоже болело сердце, но и тут изменить было ничего нельзя. Они все разойдутся исполнять свои обязанности, и в утешение им останутся только редкие короткие встречи во время привалов да осанвэ.
Нолофинвэ подавил тяжелый вздох и заставил себя вернуться к планированию похода.
Порядок движения был определен такой, чтобы отряды не сбивались в толпу и не мешали друг другу, но при этом не растягивались слишком сильно и не теряли друг друга из виду.
— Едва ли мы сможем все время придерживаться такого строя, — признал Нолофинвэ. — Но стараться мы должны.
На этом их очередной семейный совет, который заодно был и советом предводителей похода, завершился. А подготовка к самому походу еще не близилась к завершению. Впереди ждало много забот.

***

Но вот настал момент, когда все возможное было, наконец, сделано, и нолдор ступили на лед Хэлкараксэ. С первых шагов холод пробрал до костей. Эльдар пошли, упрямо стискивая зубы и уповая только на то, что через некоторое время мороз перестанет так остро чувствоваться. Но скоро им стало некогда задумываться об этом.
Едва они успели отойти от берега на несколько десятков ярдов, как твердый лед внезапно кончился, сменившись широкой полосой воды, покрытой кашицей из снега и мелких обломков льда. Эльда без лишнего груза, обладая определенной сноровкой, мог бы просто пройти по этому месту. Но они были тяжело нагружены и еще не привычны к движению по льду...
Безмолвие Хэлкараксэ наполнилось криками тех, кто угодил в ледяную воду, и тех, кто пытался им помочь. Для нолдор опасные пути и даже падения не были в новинку, так что они знали, что нужно делать, если кто-то свалился в расщелину или если в нее свалился ты сам. Вот только вода... и лед... и холод... Одежда и вещи от влаги еще больше тяжелели и тянули вниз, на дно, окоченевшие от холода тела слушались плохо... лед у края трещины был тонким и ломким — никак не ухватиться, чтобы выбраться.
Нолофинэ увидел, как ближайший к нему эльда, которому он собирался бросить веревку, погрузился с головой... с отчаянным усилием вынырнул обратно... веревки ему сейчас было не поймать... Рискуя тоже упасть в воду, Нолофинвэ свесился с края льдины и схватил эльда за ворот меховой куртки. Схватил, потащил с силой... только бы мех не начал расползаться под пальцами...усилие... еще усилие... Еще!!! Из горла вырвался короткий крик. Вот так... Вдвоем они осторожно отползли от края трещины.
У того эльда, что побывал в воде, в считанные мгновения все покрылось коркой льда: одежда, волосы, лицо — все! Его била крупная дрожь, так что жутко было видеть... и тут Нолофинвэ вдруг понял, что это Митьятулвэ. А ведь до того смотрел и не узнавал.
— Спасибо, друг, — произнес Митьятулвэ совершенно синими непослушными от холода губами.
Нолофинвэ лихорадочно прикидывал, что следует сделать дальше.
Митьятулвэ тем временем сказал:
— Да ты не думай, мне не холодно.
Это звучало так дико, что сразу заставило Нолофинвэ соображать быстрее. Вызволенных из полыньи в первую очередь нужно было согреть и обсушить. Нолофинвэ велел поставить шатер, и, как только это было сделано, сам наполнил его теплом с помощью Песни Силы.
В каждом малом отряде, на которые делился большой отряд, обязательно были те, кто владеет Песнями Силы и целители. В одном из отрядов сильнейшими в Песнях были как раз Финдекано и сам Нолофинвэ. Оба они, при необходимости могли быть и целителями, но пока хватало других целителей, более сведущих, искусных и опытных, так что Нолофинвэ оставил спасенных эльдар на их попечение и вышел.
Снаружи уже налаживали переправу: натягивали над трещиной веревки, чтобы можно было по ним перейти и перенести груз. Все спешили, боясь, что трещина разойдется сильнее и преодолеть ее будет вовсе невозможно.
Они еще многого не понимали о Холкараксэ, иначе, быть может, повернули бы к берегу, пока такая возможность была. Но об этом никто даже не помышлял. Как только веревочные мосты были наведены, началась переправа. Она продвигалась с отменной быстротой — никому не хотелось задерживаться возле трещины — но все же затянулась надолго, потому что переправиться должны были слишком многие.
Правда, даже те, кто переправились первыми, не ушли особенно далеко вперед. Хэлкараксэ не напрасно получил свое название: ровного пространства почти не было, на каждом шагу приходилось преодолевать торосы: в лучшем случае, протискиваться между ними, петляя как зайцы, но чаще перебираться через них — подниматься, спускаться... Горы — дело для многих привычное, даже родное. Но ледяные горы — не то. Если еще придется прорубать дорогу... Тоже не ново, но раньше инструментов у них было в избытке, теперь — очень мало, а мечи для такой цели вряд ли сгодятся, да и с самого начала договорились оружие сохранять в неприкосновенности — оно еще понадобится в Эндорэ.
— Дальше будет легче, мы отойдем от берега и дорога станет ровнее, там лед не сталкивается с сушей.
Это Нолофинвэ сказал все тот же Митьятулвэ, но уже на другом краю трещины, когда они в очередной раз искали проход в торосах. Нолофинвэ ничего не ответил. Он и сам думал, что, быть может, дальше лед окажется более гладким. Но до сих пор всякий раз, когда они надеялись на облегчение, становилось только хуже, поэтому он не хотел загадывать.
Переправа завершилась благополучно — об этом Нолофинвэ по осанвэ сообщил Финдарато — и нолдор продолжали идти, пока хватало сил, потом Нолофинвэ протрубил остановку. Места, пригодного для стоянки было немного, удалось развернуть только чуть больше четверти шатров. Но все были рады уже и этому, избавлялись от поклажи, забирались внутрь и принимались отогреваться.
Нолофинвэ с Финдекано и другими знатоками Песен поделили между собой шатры своего отряда и обошли их все, помогая, где требовалось, а потом и сами остались греться там, где для них нашлось место. Вернее, так сделали все, кроме Нолофинвэ. Он, хотя тепло и отдых манили и его, отошел от шатров и принялся искать торос повыше, а найдя, поднялся на его вершину.
Теперь, с высоты, Нолофинвэ мог видеть весь лагерь: темное пятно среди льда, кое-где можно различить синий свет негаснущих ламп, но нигде ни одного теплого огонька костра. Топлива в Арамане было слишком мало, чтобы сделать серьезный запас, а груза у них было, наоборот, слишком много, чтобы еще увеличивать его, так что больше никаких костров до самого восточного берега. Тепло только от Песен Силы, пища — коймас, вода — когда растают специально занесенные в шатры осколки льда.
Они знали, что так будет. Готовы были терпеть эти лишения, равно как холод и превратности пути по льду. Вот только быть готовым терпеть и в самом деле вытерпеть — не одно и то же... С того места, где стоял Нолофинвэ, было видно, что дорога точно не улучшится, по крайней мере, еще долго... и он очень бы хотел, чтобы высоченная гряда торосов, которая маячила в некотором отдалении, вблизи оказалась не так высока, как кажется отсюда... Наверное, завтра они это узнают, а может, и нет... За первый переход, если смотреть по прямой, прошли лишь около половины лиги, хотя на самом деле из-за торосов отшагали расстояние в несколько раз большее. Надо будет попробовать высылать вперед разведчиков, чтобы сперва они отыскивали путь, а потом уже все могли идти по нему. Быть может, так выйдет быстрее.
Поглощенный такими мыслями Нолоинвэ продолжал стоять на вершине тороса лицом к холодному ветру и не чувствовал этого. Он, как и многие другие нолдор, обморозил лицо и руки еще в начале жизни в Арамане, и с тех пор не слишком сильный холод приносил ему особенно жестокие страдания, зато на сильном холоде эти части тела быстро теряли чувствительность и вообще не ощущались. Пока не войдешь в тепло, тогда боли были такими, каких раньше он и представить себе не мог. Но погреться все же надо было и поесть тоже, и восстановить силы.
Нолофинвэ спустился с тороса, кивнул эльдар, которые, сменяя друг друга, дежурили снаружи на случай появления белых медведей или другой опасности. Потом подошел к шатру, где раньше остался Финдекано, и пролез внутрь. Там было тесно — народу набилось столько, что они могли лишь сидеть, но не лежать, — зато тепло, и, когда первая мука отступила, Нолофинвэ порадовался этому.
Финдекано, рядом с которым он сидел, протянул ему порцию коймаса. Нолофинвэ съел дорожный хлебец, не торопясь, но быстро, потом запил его талой водой и сразу почувствовал себя лучше.
Все равно нужно было провести хоть сколько-нибудь времени на Дороге Грез, иначе силы снова иссякнут слишком скоро, так что Нолофинвэ замер на месте, не шевелясь, и заставляя себя ни о чем не думать, чтобы сон пришел поскорее.
Это подействовало. Реальность отдалилась и почти исчезла... Как вдруг на колени Нолофинвэ что-то упало. Он резко проснулся, но не дернулся и не вскочил. К счастью. Телалассэ — девочка двух лет Древ от роду, которая до этого спала, склонившись на колени своим отцу и матери, во сне передвинулась так, что теперь ее голова оказалась на коленях у Нолофинвэ. При этом она даже не думала просыпаться, ее родители тоже спали.
Нолофинвэ не стал ничего делать, и некоторое время просто смотрел на спящего ребенка. Телалассэ была одним из последних детей, рожденных среди нолдор — ее мать должна была разрешиться от бремени вскоре после Праздника Урожая в 1495 году. Так оно и случилось. Древ уже не было, вся жизнь Валинора перевернулась, но девочка родилась живой, здоровой и сильной. За время подготовки к походу Телалассэ успела немного подрасти, так что ее родители, страстно желавшие отправиться в Эндорэ, решились идти.
Нолофинвэ вдруг показалось, что Телалассэ чем-то похожа на Итирильдэ. Захотелось погладить ее по голове, но Нолофинвэ не стал, чтобы случайно не разбудить. Как же он скучал по внучке! Всего один день пути, а ему уже отчаянно ее не хватало, и, глядя на другого ребенка, он невольно сразу вспомнил о ней. Конечно, Итарильдэ намного старше этой малышки, еще чуть-чуть и станет совсем взрослой, но для него-то она все еще маленькая — чудо, отрада его сердца.
Телалассэ поморщилась и застонала во сне, словно видела что-то неприятное. Нолофинвэ все-таки дотронулся легонько рукой до ее лба. Он был в перчатках из тюленей кожи, а на девочке была меховая шапка, но прикосновение помогло: детское личико разгладилось. Хотя даже и спокойное оно было слишком бледным, слишком печальным. Детские лица никогда не должны быть такими, и прежде такого представить было нельзя. Но теперь все стало иначе. Немного радости было у Телалассэ в темном Тирионе, еще меньше в Арамане с его холодом и туманами. И не радость ждет ее в ледяной пустыне Хэлкараксэ. Но где-то ведь должна быть радость, отпущенная этому ребенку? И другим детям, что сейчас так же спят в шатрах неподалеку? Разве Илуватар сотворил бы их феар для одних только мучений? Нет, они еще будут счастливы. Не сейчас и не здесь, но когда-то и где-то, там, где кончается Лед.
С этой мыслью Нолофинвэ, наконец, погрузился в грезы.

***

В следующий переход снова были торосы. Торосы, торосы, торосы без конца. Правда, широких трещин зато не попадалось, и никто не окунулся в ледяную воду. До гряды торосов, которую Нолофинвэ видел накануне, нолдор добрались. На поверку она оказалась не грядой, а целым поясом из нескольких гряд, расположенных друг за другом. Высота пиков была больше, чем все, что они преодолели до сих пор.
Казалось бы, сто футов не вызов для тех, кто шутя взбирался на высочайшие пики Пелори, но... снова холод и лед. И тысячи эльдар с грузом настолько тяжелым, насколько они вообще могут вынести... Им не под силу преодолеть подъем и спуск. Да и времени на это понадобилось бы слишком много.
Нолофинвэ протрубил сигнал настраивать лагерь, и отрядил две группы разведчиков — на север и на юг — на поиски хоть какого-то прохода. Разведчики ушли налегке, взяв с собой только по одной порции коймаса и веревки.
— Я буду ожидать, что вы вернетесь не позже, чем через один день Древ. Знайте об этом и не забудьте вовремя повернуть обратно, даже если ничего не найдете.
Так напутствовал их Нолофинвэ и остался ждать. Самому пойти в разведку было бы легче — тогда он не должен был бы искать ответы на вопросы: что делать, если разведчики не найдут прохода? И как быть, если сами разведчики не возвратятся? Нолофинвэ строил предположения, придумывал и отметал планы. Тут же придумывал другие. Их тоже отметал.
— Лучше б я сам пошел на разведку!
Это Финдекано, его мысли, видимо, двигались в том же направлении, а вернее, по тому же кругу, что у Нолофинвэ.
Проходили часы: половина отпущенного срока, две трети. Остался час, полчаса. Должно быть скоро разведчики вернутся. А может, они уже мертвы? Погибли, не успев даже единой мыслью подать последнюю весть о себе?
Группа, уходившая на юг, явилась почти точно вовремя. Из шести эльдар двое провалились в полынью. Обоих удалось вытащить, но сами идти они не могли, так что их спутникам пришлось нести их почти всю дорогу обратно.
— Мы ничего не нашли. Прости, государь.
Нолофинвэ отпустил их к целителям.
Теперь вся надежда была на вторую группу. Но проходили часы, а другие разведчики не показывались. Нужно было отправить кого-то на их поиски. А если ушедшие искать не вернутся? Отправить еще кого-нибудь и еще?
Нолофинвэ отогнал бесполезные горькие мысли. Группа для поиска собралась быстро и тихо, стараясь не привлекать внимания. Снова веревки, коймас. Запас сухой одежды, целительские снадобья. На этот раз Финдекано тоже ушел.
— Мы найдем их, отец, и я сразу же свяжусь с тобой по осанвэ, — пообещал он напоследок.
Потянулось ожидание, еще более тягостное.
"Мы встретили их! Возвращаемся. Пути на три часа".
Встретили, а не нашли. Значит, живы. Хорошо. Еще три часа. Может случиться что угодно.
— Государь, мы отыскали проход! Чуть больше дня дороги отсюда...
Молодцы. Нолофинвэ не стал выговаривать им за нарушение его указаний. Дав разведчикам и несостоявшимся, к счастью, спасателям отдохнуть, он велел трогаться с места.
Чуть больше дня пути для нескольких эльдар без груза. Сколько это для них всех? Три дня? Пять? Вышло почти десять. Десять дней, десять переходов, когда нолдор тратили силы и припасы, страдали от холода и опасностей дороги, но ни на шаг не приближались к восточным землям.
Об Эндорэ и мысли не шли в голову. Все ждали того мига, когда, наконец, в поле зрения появится вожделенное ущелье в ледяных горах. Они так желали добраться до него, словно в этом и состояла вся цель их похода.
Им очень повезло тогда: пока они шли, торосы не сдвинулись и не закрыли проход, который был им так нужен. Потом нолдор узнали, как легко это могло бы случиться: одна резкая подвижка льда, и все вокруг меняется до неузнаваемости. Сколько раз внезапно сомкнувшиеся глыбы разделали их, и приходилось пробивать дорогу с двух сторон, иногда только для того, чтобы она почти сразу же снова исчезла... Потом они многое узнали. Но в начале пути даже не могли как следует оценить свое везение.
Наоборот, когда пояс торосов остался позади, на них накатило опустошение, потому что за ним был всего лишь лед, не только не лучше, а хуже прежнего. Даже то, что теперь они снова могли двигаться на восток, приносило мало утешения.
Еще тяжелее стало, когда они заметили, что лед под ними больше не был неподвижен, как раньше. Он перемещался. Не только в моменты разломов, но постоянно. Дрейфовал по воле ветра и течений.
— Отец, при сильном встречном дрейфе мы теряем расстояние едва ли большее, чем успеваем в это же время преодолеть! — однажды сказал Финдекано почти в отчаянии.
— Я вижу, Финьо, вижу, — ответил Нолофинвэ. — Но нельзя без конца останавливаться и ждать попутного дрейфа. Он слишком редко бывает. Нам надо идти.
То же самое он говорил и остальным, готовясь услышать ропот, упреки и проклятия. Но их не было. Хотя очень многие — почти все — понимали, что происходит.
Нолдор шли, не жалуясь. Преодолевали трещины и торосы, проваливались в воду и выбирались. Оплакивали погибших. И двигались дальше — ничего другого не оставалось.

***

Первое время Вздыбленный Лед то и дело открывал перед ними свои новые опасности. Первая метель — ничего нельзя было разглядеть на расстоянии трех шагов, и отряды действительно едва не потеряли друг друга, как с самого начала боялся Нолофинвэ... Счастье, что Артанис вовремя заметила неладное.
Правда, арафинвионы потом хором шутили по осанвэ:
— Не страшно, дядя, встретились бы в Эндорэ.
Но Нолофинвэ сомневался, что сами они в это верят.
Больше двигаться во время метелей не пытались. Ставили шатры. Их заносило быстро, и это даже помогало сохранять тепло. Сложнее всего было откапываться и идти дальше, когда метель заканчивалась.
После первой метели настал черед первого разводья — трещина была такая большая, что походила на целую реку во льдах. Только по краям ее покрывал колотый лед, а в середине была широкая полоса воды, чистой, черной и холодной. Для переправы не нашлось никакой возможности, так что пришлось становиться лагерем и несколько дней ждать, пока вода снова замерзнет достаточно, чтобы лед мог выдержать эльдар.
— Знаешь, что хуже всего в этих остановках, отец? — спросил Финдекано на третий день вынужденного стояния.
— Мысли глупые лезут в голову, — ответил Нолофинвэ.
— Поделишься? — тут же предложил Финдекано.
— Например, я думаю, что можно было бы переплыть эту воду и закрепить мост на той стороне, вместо того, чтобы без дела стоять здесь, — сказал Нолофинвэ.
— Никому не под силу такое, — возразил Финдекано.
— Мне под силу, — ответил Нолофинвэ.
— Нет, ты не можешь так поступить! — воскликнул Финдекано. — Ты замерзнешь раньше, чем кто-нибудь успеет перейти и помочь тебе. И что добудешь ценой собственной жизни? Несколько десятков футов пути по льду до следующей полыньи!!!
— Тише, не горячись, — попросил его Нолофинвэ. — Я все понимаю, и именно поэтому мы стоим здесь, и будем стоять столько, сколько потребуется. А с тобой что?
— До тебя мне далеко, не волнуйся, — уклончиво ответил Финдекано.
— Вот и хорошо, — сказал Нолофинвэ. — Помни, мы не можем позволить себе делать глупости. Мы еще должны дойти до Эндорэ.
— Да, мы должны дойти до Эндорэ, — повторил Финдекано.
В Эндорэ верилось все слабее. О нем и о тех, кто ждет, а вернее, не ждет, на том берегу, почти не вспоминали. Их будто не было. Не было ничего, кроме льдов и узкой тропы во тьме, которая вела от одной стоянки до другой, если повезет. Еще были звезды, но на них старались не смотреть, потому что по ним можно было определить, как мало они в очередной раз прошли. И был коймас: лепешку, которая в Амане считалась однодневной, здесь скоро привыкли делить на четыре части, чтобы растянуть подольше.
Только это и ужас Хэлкараксэ. Страшнее всего становилось, когда начинали вдруг расти новые торосы. Лед приходил в движение. Льдины, сталкивались и наезжали друг на друга. Глыбы громоздились одна на другую и быстро двигались, ломая новый и новый лед, сметая все и всех на своем пути. Казалось, будто злые ледяные великаны преследуют незваных пришельцев, желая отомстить им за вторжение в свое царство.
Спасение тут могло быть только одно — бегство. Бежать, бежать не выбирая дороги, не думая о других опасностях, потому что тот, кто промедлит хотя бы мгновение, будет безжалостно раздавлен. Это вселяло ужас в сердца храбрейших эльдар.
Иногда Финдекано во сне исступленно бормотал:
— Быстрее, быстрее, быстрее...
И Нолофинвэ знал, что ему снятся надвигающиеся торосы, лица и крики тех, кто не сумел убежать от них. Нолофинвэ они тоже снились. Как снились утонувшие и замерзшие, и те, кто не проснулся после очередной стоянки.
Таких непроснувшихся со временем становилось все больше и больше. Нельзя было даже понять, что убило их: холод, усталость, истощение или отчаяние. Их души отлетали к Мандосу во сне, и эта смерть считалась спокойной и легкой по сравнению с другими, которые теперь уже стали знакомы всем слишком хорошо.
Но Нолофинвэ смерть во время грез пугала едва ли не больше прочих. Ведь в остальных случаях еще была возможность побороться напоследок и, может быть, даже победить и выжить. А тут выбора как будто вовсе не оставалось.
Именно так и погибла Фаниэль. Уснула навсегда. Она не стремилась умереть, хотя после ее давних слов в Арамане Нолофинвэ поначалу опасался этого. Но нет, она шла и держалась лучше многих, помогала другим. И все-таки умерла. Фаниэль! Его маленькая сестренка, любившая яркие краски, тепло и свет, осталась лежать в этой холодной пустыне. А он даже не попрощался с ней, потому что весть о ее смерти достигла его, когда они уже отошли далеко от той злополучной стоянки.
Хотелось вернуться назад, найти Фаниэль, обнять и сидеть так долго-долго, может , даже всегда. Но у Нолофинвэ не было права так поступить. Его народ все еще нуждался в нем, и он шел и вел других за собой. Вперед и вперед. Вперед.

***

— Просыпайтесь! — раздался чей-то голос.
Нолофинвэ вернулся от грез к реальности раньше, чем этот самый голос успел договорить, и сразу увидел, что прямо посреди шатра во льду расползается новая трещина. Пока маленькая, но разрастись она могла быстро. Нолофинвэ поднялся на ноги. То же самое делали все эльдар вокруг. Снаружи доносился шум и голоса из других шатров.
Паники не было. Нолдор не то чтобы перестали бояться Льдов, но успели привыкнуть к страху и мало замечали его. Споро свернули шатры и снова двинулись дальше.
На этот раз все кончилось благополучно. Не погиб ни один эльда. И не утонул ни один шатер, что тоже было важно, потому что шатры, которые часто не находилось возможности разворачивать, давно бросили позади, и теперь их оставалось в обрез. А только в них была возможность хоть иногда согреться.
Песни Силы все еще работали. Хотя назвать это песнями было так же тяжело, как и сказать, что звуки, которые замерзшие, непослушные, покрытые красными, синими и черными следами обморожений пальцы извлекают из струн, в самом деле, музыка. Но Песни работали и давали не только тепло. С их помощью лечили раненых, с тех пор как все снадобья вышли.
Благодаря Песням нолдор еще держались. И благодаря коймасу. Хотя запас истощался, и приходилось, ради экономии, делить одну лепешку уже на шесть частей. Этого едва хватало, чтобы идти. Силы таяли, а Хэлкараксэ не менялось. Можно было подумать, что конца ему просто нет.
Но Нолофинвэ знал, другой берег существует, ведь эльдар во время Великого Перехода видели замерзший пролив оттуда. Вот только, суждено ли им дойти до другого берега?
Нолофинвэ старался верить так твердо, как мог. Но это было трудно. Трудно, когда он видел, как эльдар его народа гибнут. А те, кто жив, ежеминутно рискуют умереть. Трудно, когда на привалах он занимался ранеными и обессиленными, пока сам не падал от усталости...
Однажды Нолофинвэ оглянулся вокруг и понял, что не осталось ни одного ребенка. Тогда отчаяние и придавило его всей своей тяжестью. Они умерли! Они все умерли, а он не заметил. Нолофинвэ сел прямо на лед и принялся медленно раскачиваться взад-вперед.
В таком состоянии его и нашла Иримэ. Она ни о чем не спросила, просто заставила его подняться, а потом прижала к себе. Через некоторое время Нолофинвэ оправился от потрясения достаточно, чтобы думать, и прошептал:
— Они ведь не умерли. Они выросли, да?
— Дети? — спросила Иримэ.
Нолофинвэ только молча кивнул.
— Да, — ответила Иримэ. — По крайней мере, некоторые из них.
Это было не просто облегчение — чистое счастье. Только очень ненадолго, пока он не понял, сколько времени должно было пройти, чтобы дети стали внешне неотличимы от взрослых. Годы. Годы Древ в дороге. И они все еще посреди Хэлкараксэ.
Задумываться об этом слишком глубоко было нельзя, чтобы не потерять рассудок. Да у Нолофинвэ и не оказалось такой возможности, потому что именно в это время, через еще два или три перехода, он вдруг почувствовал, что где-то позади случилось что-то страшное. Непоправимо страшное для кого-то. Для него. Он потянулся осанвэ к Турукано и не услышал ответа. К Аракано — и снова ничего не услышал. В ужасе он позвал Арэльдэ, почти ожидая, что ответом снова будет тишина. Но Арэльдэ откликнулась, и от нее он узнал вести. Чудовищные вести.
Эленвэ погибла, Итарильдэ едва удалось спасти, Турукано при смерти. Аракано приходит в себя... медленно.
"Отец! Ты нужен нам здесь... отец..."
Арэльдэ не плакала. Она должна была быть сильной и была. Но Нолофинвэ казалось, он слышит ее плач, отчаянный и неудержимый, словно она опять маленькая и ей больно. Конечно, ей больно. И Аракано. И Турукано... И Итарильдэ. Эленвэ...
С первого дня, когда она вошла в их семью, это было так, словно у него появилась еще одна дочь. Яркая, ласковая и веселая, как отблеск Лаурелин. Теперь ее свет скрылся под водой. И Турукано... Много раз Нолофинвэ видел, как вслед за одним супругом скоро отправлялся в Чертоги Мандоса и другой, не потому что отказывался от жизни добровольно, но потому, что больше не имел сил цепляться за жизнь. А Турукано и сам ранен... Но у него есть Итарильдэ. Он будет держаться ради нее. Будет... если сможет.
Нолофинвэ подал сигнал к общей остановке, и вместе с Финдекано пошел назад, ко второму отряду. Еще в пути он по осанвэ узнал, как все случилось. Итарильдэ с Эленвэ упали в воду одновременно, но для Итарильдэ падение оказалось очень неудачным: она с силой ударилась головой о край льдины, так что лед сразу окрасился кровью, а она потеряла сознание. Эленвэ успела подхватить дочь и держала, пока не подоспела помощь, но потом... силы ее кончились, и когда Итарильдэ уже вытащили из воды, сама Эленвэ погрузилась с головой. Турукано тут же прыгнул за ней, но не смог ее найти. Он нырял снова и снова. Хотя было уже ясно, что Эленвэ не спасти.
Эльдар кричали это Турукано, умоляли его остановиться, но едва ли он слышал их. Он нырял, пока не выбился из сил, и, наконец, совершенно скрылся под водой. Аракано подоспел как раз к этому моменту и сумел вытащить брата. Потом, уже снова на льду, Аракано на время потерял сознание, но теперь вполне очнулся. Жизнь Итарильдэ тоже была вне опасности. Только состояние Турукано нисколько не изменилось.
Проклятые торосы! Они как будто нарочно вырастали прямо на пути, чтобы не пустить Нолофинвэ к Турукано. А может, дело было в том, что он, занятый своими мыслями, не старался искать удобной дороги, шел напрямую... К тому моменту, когда перед ним, наконец, замаячили шатры второго отряда, Нолофинвэ чувствовал себя совсем разбитым.
Но отдыхать было некогда. Он быстро прошел в шатер, где лежал в беспамятстве его средний сын. Рядом с Турукано сидела заплаканная Итарильдэ, голова у нее была перевязана.
Нолофинвэ знал, что она не уйдет, он и сам не ушел бы на ее месте, но все равно сказал:
— Тебе нужно лечь.
— Нет, — ответила она. — Со мной все уже хорошо.
И расплакалась, уткнувшись лицом в грудь Нолофинвэ.
Он обнял внучку молча, зная, что любые слова утешения бессильны.
Финдекано, Аракано и Арэльдэ стояли тут же. Никто ничего не говорил. Когда плач Итарильдэ сменился судорожными всхлипами, молчание нарушила Арэльдэ:
— Целители сделали, что могли. Но никто не знает, достаточно ли это, чтобы удержать его.
Нолофинвэ кивнул. Глядя на совершенно белое отрешенное лицо Турукано, можно было подумать, что он уже умер. Только слабое дыхание говорило, что этого еще не случилось. Кто может удержать его на грани смерти? Итарильдэ — совсем дитя, и она только что потеряла мать. Такая ноша слишком тяжела для нее.
И это не ее ноша, а его, Нолофинвэ, он понесет ее и не позволит Турукано умереть. Ему хватит сил, должно хватить.
— Я заберу его с собой, — сказал он вслух.
— Я тоже пойду с вами, — сказала Итарильдэ. — Я могу идти сама.
— Да, — ответил Нолофинвэ, ничего иного он ответить просто не мог, и посмотрел на Финдекано.
Тот понял все без слов.
— Я останусь здесь и поведу отряд вместо Турукано, — вздохнул он. — Видно, этого не избежать.
— Все будет хорошо, — непонятно кому из них сказал Аракано.
Он выглядел слишком бледным и изможденным даже на фоне других бледных и изможденных. Но, заметив обеспокоенный взгляд отца, улыбнулся:
— За меня не тревожься, я не по зубам этому льду. Правда. У меня даже руки всегда горячие. Ты ведь знаешь.
Единственное, что знал в тот момент Нолофинвэ, — как мучительно он не хочет терять ни одного из них. Но не в его власти уберечь их всех. Сейчас он должен позаботиться о Турукано, и надеяться, что остальные сами смогут позаботиться о себе и друг о друге.
Нолофинвэ перебрал вещи, которые Турукано нес с собой, взял оттуда оружие, арфу и коймас — все, что ни в коем случае нельзя было бросать. Ведь это и есть сама жизнь, здесь, во Льдах. И где-то еще, если когда-нибудь они попадут куда-то еще. Прочие вещи он оставил. Их возьмут и разделят между собой другие эльдар, если смогут. Если же нет, они останутся во Льдах, как уже не раз оставались и другие.
— Я сохраню его доспех, — сказал Финдекано. — И инструменты тоже. Они еще понадобятся.
— Понадобятся, — согласился Нолофинвэ. — Но Турукано сможет прожить и без них.
— Нет, я понесу, — ответил Финдекано.
Нолофинвэ не стал его отговаривать. Если у Финдекано не будет сил нести груз, он сам это увидит. Но хорошо, что он не стремится избавиться от вещей. Значит, еще надеется дойти. Турукано тоже надеялся, но теперь... Теперь Нолофинвэ будет надеяться за него. Правда, часть собственной поклажи ему все-таки придется выбросить... это ничего.
Нолофинвэ попрощался с сыновьями и дочерью, стараясь не думать о том, что, может, с кем-то из них видится в последний раз. Потом завернул Турукано в его же просушенный плащ и понес его к своему отряду на руках, как дитя, теперь стараясь идти как можно осторожнее.
Их вид никого не удивлял: раненых и ослабленных, которые не могли идти сами, именно так и носили. Но немного нашлось бы тех, кто способен нести Турукано: он был слишком высокий и широкоплечий. А Нолофинвэ мог, хотя и сам ослаб за время похода.
— Теперь ясно, для чего Эру вложил в меня столько сил, мой мальчик, — шепнул он сыну, не надеясь, что тот услышит.
Но Турукано услышал, застонал, а потом вдруг сказал:
— Отец, я не хочу, не хочу...
Нолофинвэ не спросил, чего он не хочет. Умирать? Или жить? Есть ответы, которых лучше не слышать. Особенно Итарильдэ, которая в это время шла рядом. Для себя Нолофинвэ решил, что будет бороться за жизнь сына до тех пор, пока сможет.

***

Сырая рыба была на вкус такой же, как на ощупь: холодной и мокрой. Ее старались резать как можно мельче и быстро глотать, запивая водой. Как горькое лекарство. Коймаса осталось совсем мало. Слишком мало. Каждый мог съесть не больше одной восьмой части лепешки за переход. Так что во время стоянок приходилось еще ловить рыбу и охотиться. В основном, ловить рыбу. Это было проще, да и съесть сырой легче оказалось рыбу, чем мясо.
Силы были на исходе, надежда почти исчезла. И вот тогда-то многим помогла ненависть. Ненависть к Моринготто и ненависть к родичам, покинувшим их и обрекшим на долгие страдания. Эти два чувства были почти одинаково сильны, и когда-то Нолофинвэ ужаснулся бы такому, но теперь он не имел ничего против, если ненависть давала кому-то силы сделать еще один шаг, пережить еще один переход, встать на ноги после очередной стоянки. Не переступить черту смерти.
Турукано, когда смог идти сам, сказал ему:
— Знаешь, отец, я очень люблю Итарильдэ и тебя, и всех, но это не помогло бы мне остаться. Твои усилия пропали бы даром, если бы я не был так зол. У меня не было сил, чтобы двигаться, даже чтобы самому откусить от лепешки коймаса или попить воды, ты кормил меня и поил, и пел надо мной, потом шел к другим больным и то же самое делал для них. А я лежал и думал, что если сдамся, если перестану жить и уйду в Чертоги Мандоса, если все, в конце концов, сдадутся и уйдут, получится, что всего этого, всего, что мы пережили и видели, как будто и не было, и нас как будто не было. И мы уже ничего не сможем сделать. Так удобно. Для кого-то. Но я не желаю быть удобным мертвецом. Не желаю. Я хочу быть неудобным. А значит, я должен быть живым. Мы все должны быть живыми и неудобными. Обязательно.
Это была необычно длинная речь для Хэлкараксэ — здесь все привыкли говорить мало и коротко — и уж точно самая длинная речь Турукано с тех пор, как не стало Эленвэ.
Кругом звучали речи короче и яснее. Проклятия и клятвы мщения, от которых закипала кровь. Но холод Хэлкараксэ одолел и этот жар. От перехода к переходу последняя вспышка энергии гасла в измученных эльдар. На смену гневу приходило молчание.
Нолофинвэ уже не мог не думать о том, что будет, когда оставшиеся крохи сил покинут его народ. Неужели они действительно прошли весь этот путь, чтобы умереть среди льдов? Он говорил себе, что в любой момент Хэлкараксэ может закончиться, но ничего похожего не было видно.
А когда на пути выросли огромные торосы, каких нолдор еще не видели за весь путь, они как будто придавили всех своей тяжестью, своей высотой и непреодолимостью.
Проход в них искали, но прохода не было ни на севере, ни на юге. Нигде.
Постепенно у подножья этой ледяной гряды собрались все три отряда. Собрались и встали, потому что сил пробивать дорогу не осталось ни у кого.
Предводители отрядов сошлись на совет, чего давно уже не бывало, потому что во время стоянок у них обычно не находилось возможности разыскать друг друга. Нолофинвэ поразился переменам, произошедшим с племянниками. Конечно, ужасно выглядели все, но детей Арафинвэ он не видел дольше, и это бросалось в глаза сильнее.
Даже Финдарато, который, судя по его осанвэ, бодро держался до самого конца, был вымотан до последнего предела. Именно он сказал:
— Эти торосы мы сможем перейти, только если они сами перед нами расступятся.
Какое-то время все молчали. Потом Аракано вскинулся:
— Нет, так нельзя! Отец, ты же понимаешь?! Нельзя сдаваться сейчас, надо заставить всех действовать!
— И что я могу сказать всем, чтобы заставить? — спросил Нолофинвэ. — Что там, за этой грядой, их ждет еще больше Льдов? Они не могут вынести больше, и...
— Нет! Там не будет больше льда! – возразил Аракано. — Я чувствую, за этой грядой — берег! Или сразу, или...
— Или нет, — мрачно закончил за него Ангарато.
— Или скоро, — упрямо договорил Аракано.
Глаза его странно горели. Он вскочил, схватил свой заплечный мешок и с ним выбежал из шатра.
— Я знаю, что там берег! И я собираюсь его увидеть!
Это Аракано крикнул уже снаружи. Слова разнеслись по стоянке, привлекая внимание, а сам Аракано был в этот момент похож на взвившийся до небес всполох серебряного пламени. Что-то подобное Нолофинвэ увидел в нем, когда он только родился.
Сердце Нолофинвэ болезненно сжалось, а Аракано уже бросился к гряде торосов, вынул альпеншток и принялся крушить лед.
В этом единоборстве эльда и ледяной громады было что-то грандиозное, на что невозможно взирать без участья. К Аракано присоединились сперва родичи, потом другие эльдар.
Инструменты застучали в такт, и проход, казавшийся недостижимым, невероятным, проход был пробит!
За ним оказался лед. Лед, как всегда. И торосы. Аракано взобрался на один из них и просиял.
— Да! — крикнул он. — Да! Берег! Недалеко! В одном переходе отсюда!
После всего это было слишком хорошо, чтобы поверить. Эльдар хотели убедиться сами. Забыв об усталости и боли, они карабкались на торосы.
Кричали друг другу:
— Да-да! Земля! Земля!
Плакали и смеялись.
Так начался их последний переход в Хэлкараксэ. Длинный переход. Но никому не хотелось еще раз останавливаться на льду, когда до суши было рукой подать. Уже в конце этого перехода Аракано, который теперь шел впереди, рядом с Нолофинвэ, вдруг упал.
Нолофинвэ успел подхватить его, аккуратно опустился на лед и положил голову Аракано себе на колени. Потом стал приводить его в чувство. Это удалось не сразу. Но когда Аракано открыл глаза, он посмотрел на отца ясно и осмысленно. И сказал очень тихо:
— Ну, вот. Я хотел увидеть этот берег и увидел. Жаль, что только издалека.
— Еще увидишь и вблизи, осталось совсем немного, — ответил Нолофинвэ, обнимая его. — Если не можешь идти, я понесу тебя.
— Меня не нужно нести, меня уже скоро не будет здесь, — сказал Аракано. — Я слышу зов Мандоса, и мне пора последовать за ним. Кажется, я сделал все, что мог.
— Аракано!
— Прости, отец. Я люблю тебя. И нашим всем передай, их я тоже... люблю... И... не... горюйте... обо мне... Мы... достигли... Эндорэ... Наконец... Надо... радоваться...
Голос его стих, глаза закрылись.
Нолофинвэ почувствовал, как грудь словно обожгло изнутри.
— Аракано!!! - крикнул он.
И в тот же миг увидел, как упал и разбился кувшин с водой во дворе его дома в Тирионе, и женский голос, который Нолофинвэ никогда не мог бы забыть или спутать с другим, тоже крикнул:"Аракано!!!".
Прожигая все преграды, которые были между Валинором и Эндорэ, боль утраты на миг соединила их с Анайрэ. А потом... Нолофинвэ словно очнулся. Сидя на льду, с телом Аракано на руках. Вокруг него уже собралась вся семья и другие эльдар тоже. У всех на глазах блестели слезы.
А далеко на западе начинала всходить Луна.

Продолжение следует...

@темы: Галадриэль, Фингон, Тургон, Феанор, Финголфин, Идриль, Арэдель, Аракано, мои фанфики, Эленвэ, Иримэ, новые персонажи, 11 историй о Нолофинвэ, Фаниэль, Сильмариллион, Финрод, нолдор

---

Бедная маленькая птичка, фанфик, джен, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p201887416.htm" target=_blank>написала</a> фанфик про падение Гаваней Сириона, джен драма, PG-13 (12+)

Падение Гаваней Сириона, фокальный персонаж - Эльвинг.

Этот фик я хотела написать где-то год, если не больше, и все никак не получалось, а недавно вдруг взяло и получилось. Была мысль еще вчера его выложить, но тема слишком печальная, на подарок к Новому году не тянуло, да и настроение у кого-то испортиться могло.

Сегодня Новый год уже встречен и отмечен, так что можно выкладывать.

Название: Бедная маленькая птичка
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Эльвинг, Элронд, Элрос, новые персонажи, упоминается Эарендиль, феаноринги.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 1276 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Падение Гаваней Сириона. Маленькая птичка готова пожертвовать жизнью и сокровищем, чтобы отвлечь коршунов от своих птенцов, вот только удастся ли?

— Орки! Орки!
Крики дозорных быстро разнеслись по поселению, и все, способные держать оружие, стали готовиться к обороне. Набеги морготовых тварей бывали нечасто — ходили слухи, причиной тому Сильмарилль, который хранит леди Эльвинг, будто бы это он отпугивает вражьи орды, — но, когда такое все же случалось, жители каждый раз сражались, как в последний. Да и в самом деле, любая стычка могла стать последней для Гаваней Сириона.
Они ведь были всего лишь маленьким клочком обжитой земли, обнесенным не такой уж высокой стеной. Держались милостью Ульмо да собственным безрассудством, а иначе давно бросили бы все и бежали на Балар. Все знали, что день, когда им придется это сделать, настанет. Но старались, как могли, отдалить его, потому что, пока были эрухини, которые живут на этом берегу, Белерианд не принадлежал Морготу. Не целиком, по крайней мере. Еще не целиком.
Последний вызов — единственное, что они, эльфы и люди, когда-то гордые и сильные, могли сейчас сделать. И будут делать, пока смогут. А потом... для большинства из них не настанет никакого потом. Но некоторые сумеют переправиться на Балар. Это даст им еще немного времени. Даст еще немного времени Эарендилю, их лорду, чтобы исполнить свой замысел. Или чтобы вернуться домой и погибнуть рядом с последними из верных ему воинов.
Эльвинг вытащила из кладовки лук и колчан со стрелами. Она пользовалась ими нечасто, но управляться умела хорошо, и если уж предстоит бой, она будет на стенах, со своим народом. А мальчики отправятся в убежище с няней. Эльвинг, может быть... Нет, обязательно еще увидит их, когда все кончится благополучно.
— Мама, мы тоже хотим пойти. Хотим драться. Мы же учились стрелять!
Это Элрос, ему не терпится вырасти, стать мужчиной, воином.
Прежде чем Эльвинг успела ответить, за нее сказал Элронд:
— Нет, мы не сможем. Мы еще не умеем биться по-настоящему и будем только мешать, из-за нас даже может погибнуть кто-нибудь.
На Элроса было больно смотреть. Эльвинг пожалела, что не вмешалась первой, даже сейчас, в спешке, она сумела бы сказать это помягче, не так беспощадно честно.
— Госпожа Эльвинг! Госпожа Эльвинг! Госпожа!!! — в голосе Меледира, весьма хладнокровного и отважного эльда, слышалась паника.
— Я слышу тебя, Меледир, — со всем возможным спокойствием ответила Эльвинг. — Что еще случилось?
— Госпожа, это не орки, — теперь Меледир говорил очень тихо.
— Не орки, а кто? — спросила Эльвинг.
А сердце уже, предчувствуя ответ, сжалось от холодного ужаса.
— Феанориони, — выдохнул Меледир.
Колчан, который Эльвинг держала в руках, упал, стрелы со стуком разлетелись по полу.
Хотелось закричать: "Нет! Не может быть! Только не снова!". Но она не могла себе этого позволить. Ни криков, ни слез. Эльвинг больше не маленькая девочка, которой простительно сжаться в комок на руках у няни и изо всех сил желать, чтобы весь этот ужас сейчас же кончился, и она была дома с мамой, папой и братиками. Она должна быть сильной. Не ради себя.
— Не волнуйтесь, госпожа, — совладав, наконец, с голосом, твердо сказал Меледир. — Мы не позволим им причинить вам зло. Вы можете положиться на нас. На всех нас.
Последние слова он выделил, словно они имели особое значение. Но Эльвинг, наверное, целое мгновение смотрела на него, не понимая. Потом она все же догадалась... Меледир был нолдо, из Гондолина, и он пытался сказать ей, что и на нолдор она может сейчас рассчитывать так же, как на синдар. Но ей бы даже в голову не пришло сомневаться. Всех жителей Гаваней она знала с детства и никогда не делила их на своих и чужих. Впрочем, беседовать об этом не было времени.
— Спасибо, — просто ответила Эльвинг.
— Будут ли особые распоряжения, госпожа? — спросил Меледир.
— Да, — ответила Эльвинг. — Мне нужно несколько воинов, — она не прибавила "отважных и надежных", потому что все они были отважны и надежны, — которые могли бы отвезти моих сыновей на Балар.
— Хорошо, — сказал Меледир, и, поклонившись ей напоследок, вышел.
Эльвинг не стала подбирать стрелы. Наоборот, бросила на пол и лук тоже. Теперь все это ей не понадобится. Она опустилась на колени перед своими сыновьями и притянула их обоих к себе.
— Я люблю вас. Я люблю вас больше всего на свете. Помните это, всегда помните, — сказала она.
— Мы запомним... — это Элронд.
— … и тоже тебя любим... – это Элрос.
Они часто, когда не спорили друг с другом, говорили вот так, частями.
И вдруг хором, словно предчувствуя что-то, закричали со слезами на глазах:
— Мама!
— Тише, тише, — сказала Эльвинг, все еще обнимая их. — Не плачьте и ничего не бойтесь. Сейчас вы отправитесь на Балар в гости к лорду Кирдану и Гил-Галаду. И все будет хорошо... Только помните, что я люблю вас. Очень, очень, очень люблю.
Она по очереди поцеловала их обоих и с усилием встала.
— Позаботься о них, — сказала, уже обращаясь к Эвранин, няне мальчиков, которая когда-то была и ее няней. — Пока не вернется Эарендиль или пока...
— Пока могу, я буду о них заботиться, — пообещала Эвранин.
— Хорошо, тогда пора, — сказала Эльвинг. — Я слышу, Меледир уже привел воинов.
—А... а Камень? — прошептала Эвранин.
Эльвинг знала, что сейчас они обе думают об одном. Когда-то Нимлот так же прощалась со своими детьми, отсылая их из уже пылающего Менегрота. Тогда она и Сильмарилль отослала вместе с ними. Но сегодня история не повторится. Сегодня она закончится.
— О Камне я сама позабочусь, — ответила Эльвинг. — Идите.
Как только Эвранин с детьми вышли из дому, Эльвинг достала ожерелье с Сильмариллем и застегнула его у себя на шее. Руки, на удивление, почти не дрожали, так что с застежкой она справилась с первого раза. Поверх камня намотала в несколько слоев плотный шарф, чтобы свет не выдал себя и ее до времени.
Еще настанет момент стать заметной. Очень заметной. А пока Эльвинг тоже вышла на улицу и направилась нарочно не в ту сторону, куда должны были теперь продвигаться близнецы с провожатыми.
Бой все еще шел у входа в Гавани, так что пока их путь должен быть безопасным. Но Эльвинг знала, что это не продлится долго. Как бы ни были искусны и отважны преданные ей воины, им не выстоять против отчаяния и ярости феанориони, против их безумия.
Воины отступят. И вот тогда придет ее черед. Она обнаружит себя и камень. Встанет открыто одинокая и беззащитная и отвлечет феанориони от своих сыновей, как птица отвлекает коршуна от своих птенцов. А после будь что будет. Наверное, они убьют ее и заберут Камень. Что ж. Пусть. Если такова судьба.
Когда она умрет, никто не сможет сказать, что Эльвинг была слишком трусливой или слабой, что она легко отдала драгоценность, оплаченную кровью, страданиями и гибелью всех ее родных и заключающую в себе, быть может, единственный залог хрупкого благополучия ее народа, а еще... Прости, Эарендиль, ты должен будешь справиться сам. Ты согласился бы рискнуть, правда? Не в твоем обычае отказываться.
Эльвинг добралась до места, которое заранее себе наметила. Скалы у самого моря. С такой высоты она могла видеть все, и ее будет видно отовсюду. Гавани Сириона почти уже пали, хотя их защитники и продолжали еще отчаянное сопротивление. Пора.
Эльвинг размотала шарф и отбросила его прочь. Дотронулась до Камня. "Свети. Теперь свети ярче! Свети, как никогда!". Чистый изначальный Свет вспыхнул ослепительно. Бой остановился, и стало вдруг очень тихо.
Но было уже поздно. За мгновение до этого на другом конце поселения, где в зарослях у берега был спрятан маленький легкий корабль, воины-феаноринги настигли двух маленьких мальчиков и их верную няню.
Невероятным, чудовищным образом зрение Эльвинг стало вдруг необычайно острым, и она ясно увидела, как упал мертвым Меледир, последний из защитников, и окровавленные клинки потянулись к Эвранин и детям.
Вот так. Жестокий коршун не обратил внимания на глупую птицу и ее хитрости. Он схватил птенцов. А что попало в лапы коршуну, того уж он не отпустит. Никогда. Ни за что.
— Нет! Пожалуйста! Не надо!
Чьи это голоса? Элронда и Элроса? Или Элурина и Элуреда? А может быть, кричала сама Эльвинг? Нет, сама она не кричала, это точно. У нее не было сил ни крикнуть, ни двинуться с места. Да и времени уже не было. Не было ничего.
Только одно оставалось теперь бедной маленькой птичке: лететь... Лететь. Лететь!

@темы: Эльвинг, Элрос, синдар, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион, Элронд, нолдор

---

Битва Пяти Воинств-3

Закончилась третья Битва Пяти Воинств на Дайри! Троекратное ура! Салют и дюжину шампанского!
И конфет!

Я была - как многие догадались и сами - в Воинстве без шаблонов. Я там по проволоке ходила выступала под псевдонимом Седьмая Буква, что, конечно, означает букву эта (Η η ) из греческого алфавита... О, проклятые рудники сказывается привычка разрывать шаблоны))) На самом деле, псевдоним был придуман спонтанно и подразумевает, скорее, ту букву, о которой вы сразу подумали. Мне показалось, самое то, для игры. И я не ошиблась))) Вообще удачно получилось, по-моему. Если надумаю менять ник, может, стану Седьмой Буквой насовсем.

Но хватит обо мне! Лучше о моей любимой команде! Команда: f-lempi, Б.Сокрова, С. Кралов, Gildoriel, Норлин Илонвэ - вы замечательные!
Спасибо вам за чудесную атмосферу внутри команды, за ваши классные тексты, за то что и мои тексты, благодаря вашей помощи, стали гораздо более классными, чем могли бы быть - за все!

f-lempi, нашему капитану, отдельное спасибо за, как всегда, отличное капитанство! И за отличную идею собрать такую команду! Наша тема стала отличной зарядкой для ума! Писать без шаблонов оказалось сложнее, чем я думала))) Но было здорово, и я написала много вещей, которые очень давно хотела написать!

Норлин Илонвэ, кроме прочего, мое искреннее восхищение за прекрасное оформление всего! И совсем чудесный пост деанона!

Люди, играть с вами было невероятно здорово. Поэтому я не скажу:"Большеникогда!", хотя трех БПВ, пожалуй, и хватит... Но с вами во что угодно с удовольствием!

Я могу долго еще болтать, но совсем скоро Новый год... так что дальше совсем коротко)

Другим командам я очень благодарна за то, что эта игра вообще состоялась и за все интересные работы, которые были!

Читателям огромное спасибо за внимание к нашим работам! Конечно, и лично к моим, но и вообще. Во время игры я переживаю обычно за всю команду! Спасибо за отзывы! За голоса! За все!

И, надеюсь, потом кто-то из них мне скажет, чем я выдала себя на третьем этапе. Все так дружно пронзили...

Норлин Илонвэ спасибо за организацию этой игры! Такая уйма работы... снимаю шляпу

Вот, кажется, и все, что я хотела сказать про игру... Хотя нет, еще я приняла участие в работе Открытого жюри, правда, только по первым четырем этапам, дальше не хватило пороху... Мне удалось сделать это без ущерба для моих нервов, надеюсь, и чужих тоже.

Вот теперь все.

Всех с наступающим НОВЫМ ГОДОМ!

Праздничные печеньки из деанона нашей команды:

@темы: Битва Пяти Воинств-3

---

Флэшмоб про новогоднее настроение

Еще один флэшмоб от  Б.Сокрова!

Нужно написать пять вещей, которые создают новогоднее настроение.

1. Октябрь.
Сейчас такого уже нет, и вряд ли снова начнется. Но долго, практически всю мою сознательную жизнь до 21 года, как только начинался октябрь, еще даже листья не успевали облететь, а у меня в голове уже что-то щелкало "Скоро Новый год!" и настроение само собой повышалось. Это было здорово! Но потом, к сожалению, какая-то опция в моем мозгу выключилась, и теперь новогоднее настроение появляется только перед самым Новым годом, а создают его довольно обычные вещи.
2. Когда город начинают украшать к Новому году.
Идешь по улице, а в витринах светятся новогодние огни и блестит мишура, над проезжей частью недалеко от дома растянута гирлянда из снежинок, а потом и елку наряжают на улице. И вообще везде елки, куда ни придешь, там стоит елка. Хочешь не хочешь, а понимаешь, что все, скоро Новый год)))
3. Новогодняя атрибутика, которая продается в магазинах.
Елочные игрушки, особенно стеклянные шары и дождик, гирлянды, бенгальские огни, фигурки с символами наступающего года по восточному календарю... покупать что-то не обязательно, достаточно видеть.
4. Наряженная елка дома. И мандарины. Можно елку без мандаринов, но мандарины без елки, конечно, не покатят)))
5. Свежевыпавший снег. Чистый, белый, мягкий. Но на самом деле, можно и без снега. Новый год, он и в Африке Новый год)))

Кому передаю... всем желающим! Берите, люди добрые!

@темы: флэшмоб

---

Флэшмоб про ассоциации

Я выпросила у  Б.Сокрова флэшмоб)

Задание выглядит так: "Отмечаетесь в комментариях, я называю вам 5 слов-ассоциаций, связанных с вами. В своем дневнике вы объясняете эти ассоциации."

Слова от  Б.Сокрова:

рукопожатие
Единственное, что приходит в голову... я люблю вот эти смайлы: и часто использую их в переписке.
весна
Ну... мы познакомились весной... то есть, на самом деле, познакомились мы зимой, но много общаться стали как раз весной, где-то к концу первой БПВ, если не ошибаюсь.
Еще у меня дневник зеленый, на фоне ветка, на аватарках цветы... может, это сыграло роль.
тихо
Зеленый цвет успокаивает... и общаемся мы тоже так спокойно... тихо.
захватывает дух
Хм... я надеюсь, это как-то связано хотя бы с некоторыми моими текстами)))
сказки
Тут опять, наверное тексты мои виноваты. А еще, возможно, Пропп и его труды)))

Слова от  naurtinniell:

Орхидея
Вообще я люблю цветы, и на аватарках у меня обычно тоже они, но никакой специфической связи между собой и именно орхидеей я не могу припомнить.
нежность
Наверное, из-за моих фиков.
неприступность
Наверное, из-за моих фиков-2
перо
Перо как письменная принадлежность или просто птичье перо?
Если как письменная, то, наверное, из-за моих фиков-3
А если просто птичье... птицы, ветер, Манвэ, опять фанфики... как-то так.
Хотя вообще я и не относительно фандома люблю ветер, птиц и перья.
ледник
Вот тут было бы "наверное, из-за фиков-4", если бы не одно но: тот фик, в котором есть ледник, я еще не дописала, так что и читать его никто не мог.
Поэтому остается предположить, что это что-то в моем характере... правда, не знаю что именно. Вроде бы, я не холодный человек.

---

Битва Пяти Воинств-3

Обзорам

[L]vinyawende[/L] последний раз <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200961868.htm">рекламирует</a> третью Битву Пяти Воинств

(новый код от 26 декабря!)

АПД от 26 декабря

Игра близится к завершению!

Выложены все работы! Идет голосования за два этапа! Седьмой этап - Свободная тема. Работы здесь:1, 2, 3, 4, голосование здесь(до 28 декабря 23:59 ). И Тема Декабря - Три ситуации: попаданцы, выпаданцы, постканон, работы тут: 1, 2, 3, 4, голосование вот тут (до 30 декабря 22:59 ).

Работа Открытого жири все еще продолжается здесь (до 29.12.2014 г).

Ранее

АПД от 16 декабря

Визуальный этап!!!
Работы можно смотреть здесь: 1,2,3,4. Голосовать здесь!

Открытое жюри здесь.

АПД от 8 декабря

ну вот, на той неделе я забыла про рекламу, так что голосование за четвертый этап ("Туда и обратно") и Тему Ноября (детектив, триллер, хоррор) уже закрылось. Но читать тексты и оставлять комментарии все еще можно, авторы наверняка будут рады. Четвертый этап: 1, 2, 3, 4, 5. Тема Ноября: 1, 2, 3, 4, 5.

Сейчас выложены работы пятого этапа - Тема "Галадриэль": 1, 2, 3, 4, 5. Голосовать здесь.

Работа Открытого жюри продолжается здесь. Можно выкладывать обзоры не только нынешнего этапа, но и любого с начала игры.


АПД от 24 ноября

Я всегда, конечно, знала, что рекламщик из меня не ахти... Но все-таки даже интересно, удастся ли мне до конца Битвы заманить хоть одного читателя, который и без моих усилий туда не ходил бы? Люди, ау! Эгегегей!!!

Выложили тексты третьего этапа, тема "Оставленный город". Там реально есть, что почитать! Вообще этап, на мой взгляд, самый лучший с начала игры! Читать здесь: 1, 2, 3, 4, 5, голосовать тут.

Принимать участие в работе Открытого жюри все еще вот тут!

АПД от 17 ноября

Состоялась выкладка второго этапа! Тема - Конец эпохи. Читать можно здесь: 1, 2, 3, 4, 5, голосовать здесь (до 23:59 23 ноября).

Поучаствовать в работе Открытого жюри по-прежнему можно вот тут.

Я снова там есть, в смысле, как автор одного из выложенных на этап текстов)))

В жизни ничего не рекламировала, но сегодня попробую

На Дайри началась третья Битва Пяти Воинств! Конкурс командный, внутрифандомный, по Толкину.
Команды выложили тексты первого этапа! Читать и комментировать можно здесь: 1, 2, 3, 4, а голосовать здесь

Еще можно поучаствовать в работе Открытого жюри вот тут.

Я там тоже есть, но пока не скажу, в какой команде)))))

запись создана: 10.11.2014 в 22:06

@темы: Битва Пяти Воинств-3

---

Несчастный случай, фанфик, джен, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L]переносит к себе исполнения с Дж.Р.Р.Толкин: фан-феста: <a href="http://vinyawende.diary.ru/p201746569.htm">«Песня о нем»</a> гет, Финвэ/Мириэль, PG-13, не мрачное; <a href="http://vinyawende.diary.ru/p201746691.htm">Несчастный случай</a>. джен, Феанор, Финголфин и другие, PG-13, Феанор ранил брата

(на этот и предыдущий пост)

Заодно решила деанонить и внеконкурсное исполнение с Дж.Р.Р.Толкин: фан-феста, хотя до голосования за внеконкурс еще дальше, чем до Луны. Но мне не хотелось больше ждать.

Так что вот.

Текст написан по моей же заявке, что для меня не редкость, и при этом он мне до сих пор нравится - гораздо более редкое явление. Собственно, поэтому и не терпелось выложить его у себя.

Название: Несчастный случай
Автор: vinyawende
Категория: джен
Герои: Феанаро, Нолофинвэ, Финвэ, Индис, сыновья Феанаро, Финдекано, Турукано, Аракано, Арэльдэ, Анайрэ, Нерданель, Махтан, Ирмо, Эсте, Мелькор; упоминаются дочери Финвэ, Эарвен, Арафинвэ, Эленвэ, другие персонажи.
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 8462 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 14.20 Феанор|Финголфин|остальные нолдор. На Совете Феанор не пригрозил брату мечом, а ранил или убил его. Как это было и/или как дальше развивались события. NH".


Было похоже на огромный и чудовищный письменный прибор: блестящее стальное перо под странным углом воткнуто в подставку, почему-то из мягкого воска, и все, все вокруг залито красными чернилами.
Нет, совсем не так. Это не чернила, а кровь растекалась по ступеням дворцовой лестницы. Это Нолофинвэ лежал там, в луже собственной крови, с мечом в груди. Тем самым мечом, который еще недавно держала рука Феанаро.
Тогда, всего несколько мгновений и целую вечность назад, Нолофинвэ стоял здесь высокий и надменный, с таким лицом, словно ни меч у его груди, ни слова, ни тот, кто их произносит, не стоят внимания. Он попытался пройти мимо Феанаро прочь от дворца, и Феанаро взмахнул клинком, чтобы помешать ему.
Лезвие должно было снова остановиться у груди Нолофинвэ. Должно было, но, Нолофинвэ, наверное, все же не был так спокоен, как желал показать. Он вдруг неловко дернулся, и сам надвинулся грудью на острие.
Феанаро инстинктивно хотел отвести меч, но его рука дрогнула, и движение тоже вышло неверным, так что он только подтолкнул клинок навстречу Нолофинвэ. И вот лезвие уже вошло в живую плоть. От неожиданной боли Нолофинвэ пошатнулся и наклонился вперед, позволяя мечу еще глубже вонзиться в грудь. Потом он из последних сил подался назад, но это уже не могло помочь.
В тот же самый момент Феанаро с силой потянул за рукоять, пытаясь вытащить меч из груди Нолофинвэ, но клинок подался только немного, и из раны, которая уже и так кровоточила, еще сильнее потекла кровь. Феанаро в ужасе разжал руку, а Нолофинвэ завалился на спину, и теперь лежал без движения. Глаза его были закрыты.
Феанаро уже видел такие же закрытые глаза, так же запрокинутую голову, такую же бледную кожу. Он узнавал смерть в лицо. Хотя раньше это лицо и не было залито кровью, как сейчас. Феанаро хотел пошевелиться, сам не зная, для того ли, чтобы подойти к телу Нолофинвэ или чтобы броситься прочь, но не мог. Хотел крикнуть и тоже не мог.
Вокруг было много эльдар, целая толпа, но он не слышал ни звука, хотя они должны были кричать, звать на помощь или вопить от ужаса и отвращения.
Сколько времени он так стоял? Много или мало? Казалось, очень много. Но на самом деле, наверное, мало, это Феанаро понял, когда увидел, как из дворца на улицу выбегает отец. Финвэ явно бежал изо всех сил, но, вроде бы еще одна вечность прошла, прежде чем он оказался рядом с Нолофинвэ и упал подле него на колени, не обращая внимания ни на боль от удара о ступени, ни на то, что его мантия пачкается кровью.
–Дышит! Он дышит! – громко крикнул Финвэ.
И это был первый звук, достигший слуха Феанаро.
А потом Финвэ закричал еще громче и отчаяннее:
– Целителей сюда!!! Целителей! Зовите всех, кого сможете найти!
Кто-то сразу куда-то побежал, должно быть, в самом деле, за целителями.
А Феанаро подумал: "Зачем же всех? Надо звать самых лучших, а остальные будут только мешать".
Но ни вслух, ни по осанвэ он ничего не сказал, потому что говорить все еще не мог. Как и двигаться.
И тут вдруг прямо перед Феанаро появилось чье-то искаженное от ярости лицо, и кто-то будто тисками сжал его плечи и принялся с невероятной силой трясти, словно желал, чтобы отвалилась голова. Может быть, и вправду, желал. Феанаро понял, что это один из сыновей Нолофинвэ, но никак не мог узнать который. Вроде бы самый младший, а может, и не он.
На лестнице появились еще несколько эльдар – сыновья Феанаро. Они явно собирались броситься на выручку отцу, но сделать ничего не успели, потому что кто-то уже отцепил чужие руки от плеч Феанаро и встал между ним и обезумевшим от горя нолофинвионом.
У Феанаро кружилась голова, он с трудом осознавал, что эльда, пришедший ему на помощь, – его тесть и учитель Махтан. Махтан. Точно Махтан. Рыжеволосый. Крепкий и спокойный, словно скала. Он что-то говорил молодому эльда, к которому стоял лицом. Феанаро не мог уловить смысл слов. Потом нолофинвион ушел. Должно быть, к телу... нет, не к телу, раз он еще дышит... к своему отцу.
А Махтан увидел внуков и сделал им знак, чтобы подошли. Они спустились на несколько ступеней и сразу же образовали рядом с Махтаном и Феанаро небольшую толпу.
– Уведите отца отсюда и поскорее. Найдите укромное место, подальше от чужих глаз.
– Домой? – предложил один из Амбаруссат.
– Нет, – сразу ответил Махтан. – Не нужно вам сейчас идти по улицам. Ступайте, – он на мгновение задумался. – В дворцовый сад, там никого нет и, думаю, долго еще не будет.
– И что, мы там останемся сидеть до скончания времен? – резко спросил Карнистир. – Вряд ли получится.
– Нет, – опять сказал Мантан. – Пока все немного не успокоится. Не станет, будем надеяться, лучше, – Мантан недвусмысленно покосился в ту сторону, где все еще лежал Нолофинвэ. – Или хуже. И пока ваш отец не придет в себя.
Феанариони как по команде уставились на отца, и, наконец, заметили, что с ним явно не все в порядке. На самом деле, он еле держался на ногах, и Майтимо с Куруфинвэ, которые стояли к нему ближе других, сразу же подхватили его под руки.
Феанаро не протестовал, потому что у него не было на это сил.
Так они, следуя совету Махтана, и прошли в сад при дворце: двое почти несли отца, а остальные окружили их тесным кольцом и бросали мрачные предостерегающие взгляды на каждого встречного, которому могла бы прийти в голову дурацкая идея сказать что-нибудь. Впрочем, встречные и так не стремились заговаривать в их присутствии.

***

Отцы не должны плакать перед своими сыновьями, даже взрослыми. Особенно взрослыми, особенно если раньше они никогда этого не делали.
Майтимо и Куруфинвэ выбрали скамью в глубине сада, осторожно посадили на нее отца и сняли с него высокий шлем. И после этого целые часы Феанаро сидел, не шелохнувшись, даже не переводя взгляда, пока из глаз его не полились слезы. С того момента Феанаро плакал, то молча, давясь и сдерживаясь, то с рыком и стоном, точно раненый зверь. А сыновья стояли подле него и не представляли, что предпринять.
Если бы здесь была их мать, она придумала бы что-нибудь. Но Нерданель несколько дней назад ушла в горы. Как она сказала, работать над новой скульптурой. Ушла, чтобы лишний раз не ссориться с отцом, так поняли они все. Теперь, если даже она что-то почувствовала, ей нужно было время, чтобы добраться сюда. И время шло, а они не знали, что делать, а слезы Феанаро все текли. До тех пор, пока не вытекли все, и больше у него не осталось слез.
Тогда он некоторое время лежал на скамье, обессилев, а потом сел и огляделся уже осмысленным взглядом. Феанаро увидел, что сидит в саду дворца, и все вокруг заливает серебряный свет Тельпериона, увидел, что сыновья его рядом с ним, и почувствовал стыд, что они видели его таким, потом вспомнил, что было прежде, и почувствовал ужас от того, что случилось. А еще он чувствовал жажду.
Но решить, что делать со всем этим, Феанаро не успел, потому что в отдалении послышались чьи-то шаги. Женские шаги. Феанариони подобрались, наполовину надеясь увидеть Нерданель, наполовину готовясь дать отпор любому другому посетителю.
Нет, поступь была точно не Нерданель.
Наконец, в поле зрения появилась фигура, которую можно было узнать. К ним шла Индис. И они все заступили ей дорогу. Ясно было, что эта женщина пришла обвинять их отца, и нельзя было позволить ей нападать на него, пока он в таком состоянии.
Она посмотрела на них спокойно и ровно сказала:
– Пропустите меня.
– Уходи, – ответил Тьелкормо.
– Мне нужно говорить с вашим отцом, и я буду говорить с ним, – сказала Индис на удивление твердым голосом.
– Нет, – возразил Куруфинвэ.
– О, я вполне способен выслушать все, что леди так горячо желает сказать мне, – тем временем произнес Феанаро.
Он хотел вложить в эту фразу уверенность, которой, говоря по правде, не чувствовал. Но из этого мало что вышло, потому что голос его был сейчас неестественно хриплым.
Сыновья оглянулись на него с явным сомнением, но не посмели перечить. Они пропустили Индис и стали настороженно наблюдать за ней, словно она могла причинить Феанаро вред. И она, конечно, могла, хоть у нее и не было с собой никакого оружия.
Феанаро поднялся ей навстречу – обычная вежливость, но почему-то сейчас это выглядело почти дико. Хотя Индис и кивнула в ответ, должно быть, просто по привычке.
Она остановилась в паре шагов от него, пристально взглянула ему в лицо и произнесла:
– Нолофинвэ...
"Что?" – хотел поторопить ее Феанаро, и в то же время ему было страшно это сделать, страшно услышать, что она собиралась сказать.
Индис сделала глубокий вдох и продолжала:
– Целители и леди Эстэ позаботились о его теле, так что теперь, говорят, смерть от раны ему не угрожает. Но он не открывает глаза. Вала Лориен сказал, что его дух поврежден этой раной не меньше, чем тело, и что ты можешь помочь.
"Чем?" – собирался спросить Феанаро, но не успел, потому что Индис вдруг шагнула к нему, схватила его за руку – не за кисть, а за запястье – и сказала:
– Соглашайся, ты должен согласиться! Слышишь, должен!
Его руку она при этом сжимала так, словно собиралась в случае отказа по крайней мере часть ее оставить себе. Но Феанаро не думал отказываться.
– Хорошо, – сказал он.
Индис посмотрела на него так, словно не ожидала настолько простого и скорого ответа. Но она быстро овладела собой и даже чуть улыбнулась, одними уголками губ.
– Спасибо, – сказала она. – Тогда идем.
– Куда? – спросили разом несколько голосов.
– В дом, – сказала Индис, кивком указывая на королевский дворец. – Не думаете же вы, что его второй день Древ оставляют лежать на лестнице?
"Второй день Древ, – отметил про себя Феанаро. – Значит, вот сколько времени прошло".
Индис никто не ответил, и она первой зашагала ко дворцу, за ней пошел Феанаро, за ним – его сыновья.
Через несколько шагов Феанаро остановился и, повернувшись к сыновьям, сказал им:
– Ступайте домой, теперь уже можно, я думаю.
Тут уж они не могли не запротестовать и заговорили все разом, но Феанаро поднял руку, призывая их успокоиться, и продолжал:
– Идите, вы устали, и делать здесь вам сейчас нечего. А обо мне не волнуйтесь, в доме отца со мной ничего не случится.
– Вот и Нолофинвэ вчера так думал, – сказал Тьелкормо.
– Тьелко! – хором шикнули на него старшие братья.
Но было, разумеется, уже поздно, да Тьелкормо и сам понял, что этого говорить не следовало, увидев, как от лица Феанаро мгновенно отлила кровь.
– Раз я нужен, чтобы разбудить Нолофинвэ, никто не станет пытаться меня убить, пока я этого не сделаю. А потом найдутся вещи и поважнее.
По лицам феанариони можно было без труда прочесть, что едва ли не первый раз в жизни отец совсем их не убедил.
– Да уходите же! – уже с заметным нетерпением сказал Феанаро. – Мне ничего не грозит, и если я все еще ваш отец и мое слово для вас что-то значит – уходите!
Они склонили перед ним головы, и он, кивнув им на прощание, снова устремился следом за Индис, которая успела уже уйти далеко вперед.
За спиной он услышал голос Макалаурэ:
– Такое чувство, словно он нарочно хочет рискнуть!
– Тише, он тебя слышит! – это был уже голос Куруфинвэ.
Феанаро только покачал головой, сил и времени задуматься над словами Макалаурэ у него не было. Вход во дворец – не главный, около которого все произошло, а один из боковых, к которому, очевидно, направлялась Индис – был уже близко, а Феанаро очень хотел пить.
У самой двери располагался небольшой фонтан, и Феанаро остановился около него, чтобы напиться и умыть лицо. Индис тоже остановилась и молча наблюдала за ним. Феанаро ожидал, что она скажет что-нибудь резкое – он на ее месте, наверное, сказал бы. А она, дождавшись, когда он закончит, спросила:
– Ты ведь играешь на арфе?
– Да, конечно, – в полном недоумении ответил Феанаро.
– Хорошо, – сказала Индис, и, без дальнейших разговоров, вошла во дворец.

***

На первом этаже дворца было три комнаты, в которые выходило по несколько дверей: большая гостиная и две малые. В одну из малых гостиных Индис и привела Феанаро. Мебель, обычно занимавшая это помещение, была отодвинута к стенам, а на освободившемся месте стояло широкое ложе, где и находился теперь Нолофинвэ.
Крови уже нигде не было видно, но бледность, закрытые глаза, и голова, повернутая странно, все еще яснее ясного говорили, что он куда ближе к смерти, чем к жизни.
С трудом отведя взгляд от слишком белого лица, Феанаро оглядел комнату. Финвэ сидел прямо на полу справа от постели, и, наклонясь к самому уху Нолофинвэ, шептал что-то, чего нельзя было расслышать. Когда Феанаро вошел в комнату, Финвэ не обернулся к нему, и впервые Феанаро был рад невниманию отца. Он не знал, как мог бы сейчас выдержать хоть один взгляд.
Напротив Финвэ, тоже на полу, сидела Анайрэ, она была почти так же бледна, как ее муж, и казалась погруженной в грезы, но даже в этом состоянии все еще сжимала руку Нолофинвэ в своих. Чуть поодаль от постели сидели на одной скамье еще четыре темноволосые эллет, они посмотрели на Феанаро с одинаковой яростью. И ему не к месту пришло в голову, что сейчас сестры и племянница больше всего напоминают злющих черных кошек.
Никого другого в комнате не было. И это казалось странным. Почему, кроме Финвэ, здесь только женщины? Но, подумав мгновение, Феанаро припомнил: еще когда он шел по коридору, было слышно, как здесь хлопнула, закрываясь, другая дверь. А потом были удаляющиеся шаги многих ног. Неужто в самом деле боятся убить его раньше времени? И даже Арафинвэ? Мысль была дикой до смешного.
И Феанаро, пожалуй, рассмеялся бы, если б в этот момент не увидел прямо перед собой Ирмо и Эстэ. Как он мог раньше их не заметить? Впрочем, этот вопрос быстро отошел на второй план. От четы валар непривычно веяло силой и гневом, и Феанаро потребовалось все его мужество, чтобы не отступить на несколько шагов. Он всегда говорил, что валар не смогут его напугать, но, приходилось признать, что утверждать это было легче, пока они не пытались.
Хотя вроде бы у них и сейчас не было такой цели. Эстэ быстро отвернулась и переместилась к изголовью постели. А Ирмо, посмотрев на Феанаро, казалось, увидел что-то, от чего взгляд его смягчился.
– Хорошо, что ты согласился прийти, Феанаро, – сказал он.
– Было бы еще лучше, если бы я знал, для чего понадобился, – заметил Феанаро.
– Конечно, – согласился Ирмо и без всякого перехода сказал: – Дух Нолофинвэ глубоко ранен тем, что его родной брат едва не убил его. Он никогда по-настоящему не верил, что такое может случиться.
– Я не родной брат ему, а единокровный.
Феанаро сам не знал, для чего сказал это. Слова просто вырвались на волю раньше, чем он успел их остановить.
Ирмо умолк на несколько мгновений, а после ответил:
– К сожалению, он не видел никакой разницы.
Феанаро внимательно вгляделся в лицо валы, отыскивая признаки того, что фраза эта была сказана только затем, чтобы причинить ему боль. Но не нашел ничего, лицо Ирмо оставалось по-прежнему спокойным. Хотелось ответить, что ему, Феанаро, дела нет до глупых заблуждений Нолофинвэ, но воздух почему-то стал проходить через горло с большим трудом, и сил говорить снова не было.
– Теперь, – продолжал Ирмо. – Дух Нолофинвэ остается заперт в его теле, слишком поврежденный, чтобы снова жить, но все еще не готовый уйти в Чертоги Мандоса, чтобы мой брат мог позаботиться о нем.
– И что же? – спросил Феанаро.
Он все меньше понимал, чего от него ждут.
– Возможно, со временем Нолофинвэ сможет преодолеть тот ужас, который испытал, и вернуться к жизни, или, пытаясь сделать это, он все же истощит свои силы до конца и умрет. Если ему не помочь.
– Так помогите! – воскликнул Феанаро.
– Никто не может достичь его, – ответил Ирмо. – Ни целители, ни родные, ни я. Никто. Но, возможно, тебе это удастся.
– Почему? – удивился Феанаро. – Я не целитель, и тем более, не Владыка Душ.
Он не мог удержаться от этой колкости. Казалось, сила валар оказывалась бесполезна всякий раз, когда была действительно нужна. Особенно это касалось владыки Лориена и его жены.
– Ты уже взял на себя больше власти над жизнью Нолофинвэ, чем когда-либо должен был иметь, – ответил Ирмо.
– Никакой власти над его жизнью я вовсе не хотел, – возразил Феанаро.
– Тогда зачем же ты приставил меч к его груди? – спросил Ирмо.
– Чтобы напугать, только и всего, – ответил Феанаро.
– Считай, что тебе это удалось. Такого ужаса еще не испытывал никто из эрухини: никто не бывал приведен к порогу смерти таким же эльда, как и он сам, тем более, родичем. Это новое зло в Арде, и однажды мы будем еще говорить об этом. Но сначала нужно сделать все, что возможно, чтобы уменьшить последствия этого зла.
– Так что я могу сделать? Я даже не знаю, как можно достичь его духа.
– С помощью музыки и тех особых песен, которые вы, эльдар, называете Песнями Силы.
– Тогда я ничего не могу сделать, – ответил Феанаро. – Я пою чары, когда работаю в кузнице или мастерской, но это работа с материей, я никогда не занимался музыкой духа. Возможно, будет лучше поручить это его родичам из числа ваниар.
– Ваниарские целители уже были здесь, но ничего не смогли поделать. Я уже сказал, ни один из тех, кто пробовал, ничего не смог.
– Они не смогли, и теперь должен попробовать я, – произнес Феанаро. – Да ты, верно, смеешься надо мной, лукавый Лориен! Желаешь унизить меня?
Прежде чем Ирмо что-то ответил, раздался другой голос, женский, ядовито-насмешливый:
– Не волнуйся так, Феанаро! Это очень просто. Даже мартышка могла бы делать это, если научить ее играть на арфе и вопить в такт!
– Иримэ, я прошу тебя! – воскликнула Индис.
И Феанаро едва не вздрогнул, потому что успел уже о ней забыть.
– Это его слова, мама, не мои, – ответила Иримэ без тени веселья.
– Не время сейчас вспоминать об этом, – сказала Индис, а потом, обращаясь к Феанаро, добавила: – Это, в самом деле, не слишком сложно. Тем более, тебе не нужно знать все, нескольких основных приемов будет довольно. Там дело не в мастерстве. Мастерства у меня больше, чем достаточно.
Последнюю фразу она произнесла совсем тихо и горько, скорее, для себя, чем для кого-то другого. А потом снова заговорила нормальным голосом:
– Я покажу, что нужно делать.
– Хорошо, – согласился Феанаро.
– Тогда идем, – сказала Индис.
Странное повторение слегка царапнуло разум Феанаро, а Индис, похоже, вовсе не обратила на это внимания, уже направляясь к одной из дверей. По пути она легонько коснулась плеча Анайрэ, а потом остановилась ненадолго и положила ладонь на лоб Нолофинвэ. Но ни Анайрэ, ни Нолофинвэ не шелохнулись, и Индис со вздохом пошла дальше.
За ней уже почти привычно пошел и Феанаро.

***

На этот раз Индис привела его в музыкальную комнату. Здесь были вроде бы все возможные музыкальные инструменты всех возможных видов, форм и размеров. Индис протянула ему маленькую походную арфу.
– Попробуй эту, – сказала она.
Он наиграл начало одной из самых простых и известных мелодий для танца.
– Теперь эту.
Индис протянула ему еще одну арфу, чуть иначе вырезанную и, кажется, немного больше размером.
Феанаро повторил ту же мелодию и на новой арфе.
– Чувствуешь какую-нибудь разницу? – спросила Индис.
– Нет, – честно ответил он.
– Тогда выбери ту, которую удобней держать.
Феанаро и тут не видел заметной разницы, но, поколебавшись, все же взял первый инструмент.
Дальше Индис рассказывала об азах составления Песен Силы и о роли в этом деле разных образов. Об образах универсальных, которые дают силу любому эльда, и индивидуальных, которые, может быть, не так сильны сами по себе, но раскрываются, когда их использует мастер, для которого они имеют особенное значение.
Феанаро слушал, сначала усилием воли подавляя убеждение, что во всем этом нет никакого смысла и он только напрасно тратит время, но понемногу увлекся.
Каждая Песнь Силы – это мысль. Желание, надежда, просьба, утверждение или призыв, иногда повеление или даже вызов. Из образов можно собрать или сплести почти что угодно. Песнь устремится ввысь, станет созвучна дыханию Мира, и, преодолевая все преграды, достигает цели.
Но важно не сделать ошибки, когда выбираешь образ, одно неверное слово, и песнь исчезнет, словно ее никогда не было. Только и останется, что начинать все сначала. Если, конечно, сумеешь, потому что оборванная песнь забирает у певца куда больше сил, чем допетая до конца.
Потом Индис спела пробуждение. Ветер и свет, и щебет птиц, и голоса, и смех, и снова ветер и свет. Пробуждение. Феанаро почувствовал себя посвежевшим, словно и впрямь недавно сошел с Дороги Грез. И он повторил эту песнь, как обыкновенно ученик повторяет за мастером, и он пел ветер и свет, щебет птиц и голоса, и смех, и ветер, и свет. Получалось легко, в конце концов, стихи и песни бегут в жилах каждого эльда, так же как кровь.
Но ничего не произошло.
– Ты должен петь свою песню, а не мою, – сказала ему Индис. – Даже те образы, что работают для всех, не работают для всех одинаково.
– Но эти образы работали для меня, когда ты пела, – возразил Феанаро.
– Когда я пела, я наполняла их силой. Когда ты поешь, ты должен наполнить их силой, и именно поэтому нужно выбирать образы, которые ближе всего тебе.
И Феанаро пел пробуждение. Свежесть и ясность мысли, прохладу воды ручья, и новый день, который, как камень без огранки, хранит свою тайну, и от одного только его вида сердце бьется сильней: скорее, скорее узнать, что там скрыто. Скорее, скорее. Пробуждение. Вот оно. Вот. Несколько мгновений Феанаро сидел, оглушенный энергией собственной песни и в то же время утомленный.
Индис протянула ему чашу с водой, которую он взял и тут же осушил одним глотком. Стало немного легче.
– Певец не должен так сильно уставать, и тем более, не должен так сильно влиять на самого себя, – заметила Индис. – Но для первого раза... – она замолчала на мгновение. – Думаю, не ошибусь, если скажу, что у тебя более чем впечатляющие способности. Однако, – она усмехнулась. – Этим я вряд ли могу тебя удивить, поэтому лучше расскажу, что делать дальше.
И она стала рассказывать, как из малых фрагментов сложить целую песнь. Некоторые фрагменты Индис пела, пел и Феанаро, чаще у него получалось, иногда нет. В конце концов, он смог по всем правилам сложить песню-призыв к пробуждению, в которой слишком долгий сон был подобен смерти, а жизнь была слишком прекрасна, чтобы позволить страху или боли стоять на пути к ней.
Феанаро спел все это и ему даже ни разу не пришлось начинать сначала, чтобы заменить неудачно подобранный образ другим. А в конце он не чувствовал себя так, словно вот-вот упадет от усталости, это было хорошо и даже немного странно.
Индис, дослушав песнь, кивнула.
– Думаю, пора возвращаться.
От этих слов по всему телу почему-то разлился холод. За те часы, что провел здесь, в музыкальной комнате, Феанаро умудрился почти забыть, для чего все это было ему нужно. И теперь, вспомнив, почувствовал, что не в силах сделать и шага, чтобы вернутся туда, где лежал сейчас Нолофинвэ.
Все же Феанаро тоже кивнул, соглашаясь, и сделал шаг к выходу из комнаты, потом еще один. К ногам словно были привязаны тяжелые камни. Подумалось, что так он еще долго никуда не дойдет. Но тут дверь вдруг открылась и на пороге появилась Эстэ с кубком в руках. Она протянула кубок Феанаро и сказала:
– Пей.
Феанаро, в общем, готов был выпить это в любом случае, считая, что хуже ему вряд ли станет, но все же он не был бы сам собой, если бы не спросил:
– Что это?
– Напиток придаст сил и успокоит раздраженное горло, – ответила Эстэ. – Если ты будешь еще долго петь в таком состоянии, как сейчас, тебе самому понадобится помощь целителей.
Феанаро попробовал содержимое кубка. Питье было не слишком горячим, но и не холодным, не горьким, хотя и не сладким, и пахло травами. Он сделал еще несколько глотков, потом еще и еще. Потом вернул опустевший кубок валиэ.
– Благодарю.
И Феанаро действительно был ей благодарен. Он не понимал, что горло его, в самом деле, раздражено, и что он утомлен, пока ощущение того и другого не исчезло. И, должно быть, расстроенные нервы тоже отчасти успокоились, потому что теперь ему было куда проще проделать остаток пути.

***

Но самое сложное было, конечно, еще впереди. Феанаро остро почувствовал это, стоя с арфой опять посреди малой гостиной под взглядами, одновременно враждебными и обнадеженными. Глядя на отца и Анайрэ, которые, казалось, не двинулись с места за все то время, что его не было, и на Нолофинвэ, который уж точно не шевелился, Феанаро понял, что не в состоянии выдавить из себя ни звука.
– Я так не могу, – сказал он. – Выйдете все отсюда.
В ответ послышались было протестующие возгласы, но почти сразу смолкли. Феанаро скорее догадался, чем заметил, что Индис передала что-то по осанвэ остальным женщинам. Сестры поднялись, и одна за другой вышли из комнаты. Каждой из них, казалось, до ужаса хотелось напоследок сказать что-то Феанаро, но все они сдержались.
Арэльдэ подошла к своей матери и, обняв ее за плечи, сказала:
– Идем, мама, надо ненадолго уйти!
Эти слова заставили Анайрэ встрепенуться.
– Нет! Я никуда не пойду! – решительно проговорила она.
К ней подошли Ирмо и Эстэ и стали тихо убеждать ее.
В конце концов, Анайрэ неохотно согласилась, и они с Арэльдэ ушли куда-то в сопровождении двух валар.
Теперь, кроме Нолофинвэ и Феанаро, в комнате оставались только Финвэ и Индис. Было не похоже, чтобы Финвэ слышал хоть что-то из происходившего вокруг, так что, скорее, он давно уже не говорил ничего, а тоже спал, склонив голову на подушку рядом с Нолофинвэ.
Индис посмотрела на Феанаро вопросительно. Феанаро в ответ покачал головой. Нет, он не сможет петь, если отец останется. Индис тронула Финвэ за плечо, он поднял голову, Феанаро поспешно отошел на несколько шагов, чтобы не попасть в его поле зрения.
Несколько мгновений Финвэ и Индис смотрели друг на друга. Должно быть, она снова говорила по осанвэ. Потом она помогла ему подняться, словно он не мог сделать этого сам. Едва выпрямившись, Финвэ пошатнулся. И Феанаро понял: он действительно не может сам, силы покинули его.
Индис, одной рукой поддерживая Финвэ за талию, другой помогла ему опереться на свое плечо, и так они пошли к выходу. Уже в дверях Индис на мгновение оглянулась, а после дверь за ними захлопнулась.
Феанаро подвинул скамью поближе к постели и сел на нее, положив арфу себе на колени. Руки дрожали, перед глазами все еще стоял измученный, обессиленный отец. От ужаса сердце словно заледенело. Он не мог сейчас ни играть, ни петь, но должен был. Должен, если не хотел, чтобы все стало еще хуже.
Пытаясь собраться с силами, Феанаро касался руками полированного дерева, из которого был сделан инструмент, гладил струны. Но это не помогало. Арфа ничего для него не значила. Не только эта, но и ни одна другая. Иные инструменты давали ему уверенность, будоражили воображение, горячили кровь, но они сейчас были бесполезны. И он продолжал теребить арфу, надеясь почувствовать хоть что-то. Пока не послышались шаги.
Кто-то тихо, осторожно вошел в одну из смежных комнат и, явно не желая, чтобы его услышали, приблизился к двери в малую гостиную, но не открыл ее. Феанаро замер, ожидая, что произойдет дальше. Однако ничего не происходило. Тишина была такой полной, что начала, казалось, звенеть. Потом снова послышались шаги. На этот раз легкие, но без всякой намеренной осторожности.
И сразу же раздался голос Индис:
– Финьо, что ты делаешь?
Никакого ответа не последовало.
– Финьо? – повторила Индис.
– Тише, бабушка, не говори ничего, – шепотом ответил голос, который, без сомнений, принадлежал Финдекано, старшему из сыновей Нолофинвэ.
– Финьо? – в третий раз произнесла Индис, теперь тоже говоря очень тихо, но все еще не переходя на осанвэ, хотя этого, очевидно, хотел ее собеседник.
– Что? – раздраженно прошептал Финдекано.
– Я спросила, что ты здесь делаешь, – напомнила Индис.
– Пытаюсь узнать, что там происходит, – ответил Финдекано.
– И как, узнал? – спросила Индис.
– Ничего. Там только тишина, понимаешь? – Финдекано заговорил громче, видимо, забыв о своем решении соблюдать тайну. – Он ничего не делает. Он и не собирается ничего делать!
– Подожди, не торопись с выводами, – мягко сказала Индис.
– Да сколько времени прошло! – возмутился Финдекано.
– Вода на огне и то не успела бы закипеть, вот сколько времени прошло, – ответила Индис. – А мы должны запастись терпением.
– Но почему? – Финдекано, должно быть, все же вспомнил, где он, и снова заговорил тише. – Почему так? Я занимаюсь Песнями Силы почти всю мою жизнь, ты – гораздо дольше, я умею, кажется, так много, а ты... ты учила меня. Но ни я, ни ты, никто другой ничего не может сделать. А Феанаро может!
Его голос звучал все глуше и глуше и, наконец, совсем прервался.
– Мой дорогой, – с нежностью начала Индис. – Да, это очень, очень несправедливо. Я знаю. Но я не желаю сейчас говорить о справедливости, я хочу только чтобы мой сын снова был жив, здоров и счастлив. И не когда-нибудь, спустя годы или даже сотни или тысячи лет, когда он возвратится к нам из Чертогов Ожидания, а как можно скорее, сегодня же, немедленно. И если никто не может ему в этом помочь, а Феанаро, возможно, может, то я буду надеяться, что Феанаро это и в самом деле удастся. Я буду надеяться на это так сильно, как не надеялась еще ни на что и никогда в своей жизни! И когда это наконец случится, я буду счастлива и благодарна. Благодарна Эру, судьбе и, – тут Индис остановилась, чтобы перевести дух, а потом с силой выговорила: – И Феанаро. Ему я тоже буду благодарна. И уж не помяну о справедливости, можешь мне поверить.
Индис замолчала, но Финдекано не воспользовался этим, чтобы сказать что-нибудь, и через некоторое время снова раздался ее голос:
– А ты, Финьо? Что важнее для тебя, торжество справедливости или жизнь отца?
– Конечно, я отца выбираю, – едва слышно ответил Финдекано.
– И я выбираю отца, – довольно громко произнес еще один мужской голос.
– Тише, Турукано! – шепотом прикрикнул на него Финдекано. – Тебя, наверное, и за дверью слышно.
– А вас будто бы нет, – недоверчиво хмыкнул Турукано. – Хотя это и неважно, – добавил он, все же понизив голос. – Я уже сказал, что тоже выбираю отца, но, бабушка, ты хоть представляешь, что творилось бы сейчас здесь, если бы это он ранил Феанаро мечом, а не наоборот?
– Нет, – неожиданно резко ответила Индис. – Не представляю. Мой сын никогда бы так не поступил.
– Да, разумеется, – смутился Турукано. – Я и не это хотел сказать.
– Как там Аракано? – спросила Индис, меняя тему.
– Могло быть и лучше, – отозвался Турукано.
– Кто с ним сейчас? – опять спросила она.
– Эленвэ и мама, – Турукано вздохнул. – Мы пытались уговорить ее просто отдохнуть, но она отказалась наотрез. Хорошо хоть тетя Эарвен убедила ее немного поесть.
– Может, уйдем отсюда? – предложил Финдекано.
– Разумная мысль, – ответила Индис.
После этого все трое сразу же ушли, и дальше их разговора Феанаро не слышал. Впрочем, и уже сказанного ему хватило с избытком. Феанаро почувствовал, как в груди поднимается раздражение, глухое и горячее. Хотелось взять и швырнуть что-нибудь изо всех сил. Например, бесполезную арфу. Но жар в крови отогнал прочь холод, страх и слабость, с которыми Феанаро не мог совладать до сих пор. И арфа уже не была такой уж бесполезной.

***

Сначала он спел ту самую песню, которую сложил в музыкальной комнате, но она не принесла никакого видимого или иначе ощутимого эффекта. Феанаро, в глубине души, не сильно на это и рассчитывал. Он запел снова, облекая эту же мысль в другие образы. Потом еще раз и еще. Снова ничего не изменилось. Тогда Феанаро надумал сменить мысль, и спел "Пробудись, забудь о страхе близкой смерти, тебе больше ничего не грозит", потом решил вообще убрать упоминание смерти из песни.
Потом Феанаро перестал пристально вглядываться в лицо Нолофинвэ, ища признаки, что его пение уже подействовало. Еще десяток песен спустя он перестал пытаться разделить приходящие ему в голову идеи на те, которые подходят, и другие, которые нет. И теперь пел все подряд. Надеясь, что что-нибудь сработает, и только убеждаясь, что его песни действительно выходят Песнями Силы, а не просто бесполезными словами под музыку. Это он, к счастью, способен был понять.
Феанаро спел, среди прочего "Пробудись, тебя здесь ждут многие эльдар, которые любят тебя, и много дел, которые ты еще не переделал", "Пробудись, мне жаль, что так вышло!", "Пробудись, уж теперь-то ясно, кого наш отец любит больше, проснись, а то он тоже умрет", "Пробудись, не так часто я тебя о чем-то прошу" и даже "Ну давай, просыпайся уже!".
Эта последняя песня была очень короткой, и сочинил ее Феанаро в тот момент, когда снова услышал приближающиеся шаги. На этот раз одна из дверей открылась, и в комнату вошла Индис с подносом, на котором стояла пара тарелок, кувшин и чаша, и лежали столовые приборы. От подноса пахло едой, и Феанаро сразу замутило от голода.
Индис поставила поднос на подоконник и сказала:
– Поешь, тебе нужны силы.
Феанаро подумал, что она могла бы за этим не приходить сама, а прислать кого-нибудь. Потом подумал, что Индис, должно быть, хотела под благовидным предлогом убедиться, что он здесь занят делом. А может, для эльдар, которые работают во дворце, он теперь стал вроде чудовищ из древних легенд, и они просто боялись заходить сюда.
Пока Феанаро решал, какая из двух причин верней, Индис ушла.
Он подумал, что нужно, наверное, действительно поесть, но не двинулся с места. Подумал, что раз он все равно так и сидит тут, надо еще что-то спеть, но молчал.
Опять открылась дверь и вошла Индис с другим подносом. На нем была только серебряная чаша, и, кажется, поблескивало что-то еще, тоже серебряное, но этого Феанаро не успел разглядеть, потому что, увидев его, Индис сказала намного резче, чем раньше:
– Иди ешь! А я пока позабочусь о Нолофинвэ, ему силы тоже еще понадобятся.
Феанаро поспешно встал, и отошел к окну. Оттуда он обернулся, и увидел, как Индис, поставив поднос на то место, где он только что сидел, усаживает в постели Нолофинвэ, подпирая его подушками. Мелькнула мысль, не предложить ли помощь, но Индис, почувствовав его взгляд, так глянула в ответ, что Феанаро счел за лучшее поскорее отвернуться.
Он глядел в окно, стараясь даже не думать о том, что сейчас происходит у него за спиной, и ел очень маленькими кусочками, не потому что боялся, что пища не приживется, а чтобы не закончить раньше, чем закончит Индис. Но она справилась со своим делом довольно быстро, опять уложила Нолофинвэ и, звякнув напоследок посудой, снова ушла.
Феанаро подумал, что теперь Индис не вернется, по крайней мере, некоторое время. Но она возвратилась почти тут же, неся в руках одеяло. Он ожидал, что она накроет этим одеялом Нолофинвэ, хотя и не было похоже, что Нолофинвэ холодно под тем одеялом, которым он уже был укрыт. Но, может быть, ей виднее. Она же прикасалась к нему, а Феанаро нет.
Однако Индис прошла через всю комнату и, открыв другую дверь, скрылась за ней, а после вернулась без одеяла.
– Там есть кушетка, – сказала она Феанаро. – Отдохни, тебе нужны силы.
И ушла, теперь действительно ушла.
Но отдыхать Феанаро не стал, хотя и чувствовал себя уставшим, после еды даже больше, чем прежде.
Он вернулся к постели Нолофинвэ и спел еще одну песню. Две. Три. Четыре. Потом понял, что считает песни и очень мало думает, о чем поет. Тогда он положил арфу на скамью, и все же отправился отдыхать.
Правда, перед этим Феанаро еще задержался на мгновение рядом с Нолофинвэ, чтобы прикоснуться к нему. Он ожидал, что кожа на ощупь будет холодной, может, даже очень холодной. Но она была почти такой же, как кожа самого Феанаро. Сухой и горячей.
"Я не должен спать долго" – подумал Феанаро, прежде чем буквально рухнуть на ту самую кушетку, где лежало оставленное для него одеяло.
"Недолго" – стало и его первой мыслью по возвращении с Дороги Грез.
Серебряный свет за окном комнаты был не намного бледнее, чем когда он засыпал, и Феанаро от души понадеялся, что прошло действительно немного времени, и он не проспал целый день Древ с лишним. Но нет, пожалуй, тогда нашлись бы желающие его разбудить.
Во всяком случае, сейчас Феанаро чувствовал себя вполне бодрым. А значит, пора было снова приступать к делу. Он еще успел мимоходом удивиться, как быстро эти песни стали для него делом, но в этот момент как раз открыл дверь в комнату, где лежал Нолофинвэ, и мысли разом вылетели из головы, потому что там опять сидела, держа мужа за руку, Анайрэ.
Она скользнула по Феанаро взглядом так быстро, что он не успел прочитать выражение ее глаз, и сказала:
– Я сейчас уйду, не стану тебе мешать.
В ее тоне ему послышалось "хотя от твоих песен все равно никакого толку".
Чувствуя себя странно задетым, он колко произнес вслух:
– Может, и не стоит, все равно от моих песен никакого толку, ведь так?
– Этого я не говорила, – ответила Анайрэ. – В любом случае, я не хочу, чтобы от моего присутствия твои песни стали еще бесполезнее.
С этими словами она поднялась, погладила Нолофинвэ по волосам, потом наклонилась, коснулась губами его губ и вышла.
Феанаро сел на скамью у постели, взял в руки арфу, заиграл и запел. Получалось ничуть не лучше, чем до отдыха, даже наоборот. Казалось, все появившиеся у него силы ушли на сомнения. Он пел о пробуждении, о жизни и обо всем прочем и в то же время думал: "Пустая трата времени. Ничего не выйдет. Бесполезно. Бесполезно". Но петь не прекращал. Феанаро не мог отступить, хотя бы из одного только упрямства, которое уже стало легендарным среди эльдар.
Однако новые образы подбирались все с большим трудом, и Феанаро решил заново спеть те песни, которые показались ему наиболее удачно сложенными раньше. Но удачны они были или нет, а пользы от них и во второй раз вышло не больше, чем в первый. Нолофинвэ по-прежнему лежал на постели бледный и безучастный.
Феанаро почувствовал, что музыка и собственный голос уже вызывают у него отвращение. Подобное с ним и раньше иногда бывало, если работа не шла. Тогда он откладывал ее на время, чтобы заняться чем-нибудь иным. И, бывало, никогда больше к ней не возвращался. Но отложить на время эту работу Феанаро никак не мог, тем более, не было речи о том, чтобы вообще ее бросить. И Феанаро заставлял себя петь дальше. С каждой песней было тяжелее и тяжелее.
Так что, в конце концов, он спел Нолофинвэ "Еще когда я в первый раз тебя увидел, я понял, что из-за тебя меня ждут одни только неприятности. И я не ошибся! И вот теперь еще это! Как же я тебя ненавижу". Было сразу ясно, что получается не Песня Силы, да и кто бы проснулся от такого. Но Феанаро допел ее до конца. А после не остановился на этом.
Дальше он запел что-то вроде "Всего одна небольшая рана, и вот ты лежишь здесь и умираешь, неспособный выдержать больше! Слабак и трус! И почему я вообще должен желать, чтобы ты проснулся! А может, ты притворяешься!" Это была уже и вовсе не песня. Горькие, злые, несправедливые слова обгоняли друг друга, все мысли смешались в затуманенном яростью разуме, и Феанаро сам не мог сказать, что там было в конце и было ли там хоть что-нибудь.
Но ему скоро стало ужасно стыдно. И он порадовался, что никто его не слышал. И уж конечно, его не слышал Нолофинвэ. Радость угасла так же быстро, как появилась. Нолофинвэ его не слышит. И не услышит никогда.
– Что бы я здесь ни пел, – вслух произнес Феанаро.
Он положил арфу себе на колени и устало склонил голову, опираясь лбом на свои ладони. И сидел так долго, очень долго, пока не почувствовал, что на него кто-то смотрит.
На мгновение появилась безумная надежда, что Нолофинвэ все же проснулся. Но одного брошенного искоса взгляда было достаточно, чтобы удостовериться: этого не произошло.
Феанаро медленно выпрямился и сразу же вскочил на ноги, крепко сжимая в руках арфу.
– Ты! – крикнул он. – Что ты здесь делаешь?!
– Я всего лишь пришел навестить тебя, Феанаро! Не нужно так кричать, – сказал Мелькор самым приятным и успокаивающим тоном, какой только можно было представить.
Феанаро поморщился, потому что в голосе Мелькора ему слышалась неприятная приторная сладость.
– Ты знаешь, я не желаю говорить с тобой, – сказал он Мелькору. – И сейчас еще меньше, чем когда-либо.
– А напрасно, совсем напрасно, – вздохнул Мелькор. – Как раз сейчас тебе и стоило бы поговорить со мной, как никогда раньше.
– Уж не потому ли, что ты прокрался в чужой дом тайком, а не вошел в двери, как делает это каждый в Амане? – гневно спросил Феанаро.
– Нет, – покачал головой Мелькор. – Все дело в том, что теперь ты в таком же положении, что и я. Ты сделал то, что желал, а тебя объявляют преступником, как меня когда-то. Ты всего лишь поставил младшего брата на место, а теперь, когда он от слабости своей собирается умереть, тебя обвиняют в убийстве. И унижают ролью сиделки у постели того, кому невозможно помочь, да и стоит ли...
– Прекрати! – снова крикнул Феанаро. – Все это не твое дело!
– О да, не мое, – смиренно согласился Мелькор. – Ведь и Сильмарилли принадлежат не мне, а тебе. Пока что. Но потом, когда валар назначат тебе наказание, какое им заблагорассудится, Камни они заберут себе. Поэтому тебе нужно бежать! Бежать немедленно. Я готов помочь тебе в этом.
При слове "Сильмарилли" разум Феанаро будто вспыхнул огнем. Его Камни! Как он мог забыть о них! Оставить без присмотра! Их могли украсть! Может быть, даже уже украли!
Миг паники был ужасен, но кончился странно быстро. Словно теперь у Феанаро не осталось сил, чтобы пережить его так же бурно, как два или три для назад.
Сильмарилли. Сердце болезненно заныло. Как же он любил их! Больше, чем все свои творения. Но он не мог прямо сейчас бежать в свою сокровищницу и проверять на месте ли они. А если не на месте...
– Не надейся, что во владениях валар какая-нибудь сокровищница спасет Сильмарили! – с жаром сказал Мелькор, словно отчасти угадав мысли Феанаро.
И вдруг сквозь благородный и прекрасный образ Мелькора проступила хищная алчная гримаса, на которую нельзя было посмотреть без омерзения. Феанаро, увидев это, грозно велел Мелькору:
– Убирайся прочь от меня, ты, тюремная крыса Мандоса!
И бросил ему в лицо арфу, которую все еще держал. Инструмент угодил Мелькору точно в переносицу, но тут же, жалобно зазвенев, разлетелся на куски, которые рассыпались по полу.
Теперь совершенно безоружный Феанаро стоял лицом к лицу с разъяренным Мелькором. Неизвестно, чем все могло бы кончиться, если бы в этот момент не раздался голос Ирмо:
– Что здесь происходит?
Мелькор наградил младшего из Феантури злобным взглядом и исчез.
Феанаро понимал, что остался единственным, кто может ответить на вопрос Ирмо, но отвечать ему совсем не хотелось. Он отошел к окну, гадая, много ли успел услышать вала до того, как громко объявил о своем присутствии.
– Значит, валар желают украсть твои Сильмарилли, – сказал, между тем, Ирмо. – Мы все гадали, откуда могла взяться столь странная идея. Давно он твердит тебе это?
– Сегодня первый раз, – честно ответил Феанаро.
– Вот как, интересно, – задумчиво протянул Ирмо. – Интересно, о чем еще он ни разу не говорил с тобой. И не только с тобой.
На это Феанаро ничего не сказал.
А Ирмо уже продолжал своим обычным, более оживленным тоном:
– Ладно, это и все остальное, мы выясним позже, когда Нолофинвэ поправится достаточно, чтобы тоже принять участие в Совете.
– Звучит так, будто его выздоровление – дело решенное, – усмехнулся Феанаро.
– Если и нет, то разувериться никогда не бывает поздно, – ответил Ирмо.
И ушел, словно приходил нарочно, чтобы сказать именно это.
Феанаро так и остался стоять у окна, арфы у него теперь не было, желания еще кому-то что-то объяснять тоже, поэтому он стоял и смотрел на золотой свет. Но недолго, потому что явилась Индис с еще одной арфой, положила ее на скамью, потом наклонилась к Нолофинвэ и нежно потрепала его по щеке. После этого она собрала с пола куски дерева и струны и унесла куда-то. Все без единого слова. Может быть, Ирмо рассказал ей, что здесь случилось, а может, охоты спрашивать у нее было еще меньше, чем у Феанаро охоты отвечать.

***

Феанаро попробовал новую арфу. Это была не вторая арфа из тех, что он видел раньше, а какая-то другая, незнакомая. По виду она сильно напоминала ту, что разбилась. Во всяком случае, ничего особенного он, как обычно, не почувствовал. Но играть и петь стал осторожнее, намного вдумчивее, чем в прошлый раз.
Снова появилась усталость, и от этого сомнения притупились. Феанаро даже обрел что-то вроде надежды. Вдруг он сейчас, в самом деле, споет что-то такое, что, наконец, разбудит Нолофинвэ. Вот сейчас. Нет, не сейчас. В следующий раз. Еще через один. Уж теперь точно. Нет, опять не то. Вот, самая последняя попытка, больше он петь все равно не сможет, если только Эстэ не принесет ему еще своего питья, но она, похоже, забыла сюда дорогу.
"Пробудись, пробудись, наконец, я очень этого хочу. Я не должен был так с тобой поступать. Никто и ни с кем не должен так поступать. И этого больше не случится, никогда и ни с кем. Но если и случится, ведь будущего мне знать не дано, все равно ты должен жить. Обязательно должен жить. Так пробудись же скорее. Я сделал бы это за тебя, если бы мог. Но я не могу. А у тебя хватит сил. Я точно знаю это. Но я не знаю, что еще могу спеть..."
– Больше ничего и не нужно, спасибо.
Сперва Феанаро даже не понял, что это за слова и кто их произнес. Тем более голос был очень тихим и звучал странно, словно эльда, который им обладал, отвык говорить. Но потом Феанаро посмотрел в лицо Нолофинвэ, и увидел, что тот тоже на него смотрит.
– А, вот и ты, – только и смог сказать Феанаро.
Нолофинвэ ничего не ответил.
Феанаро сидел, глядя прямо перед собой, и в голове у него не было ни одной мысли, словно он спел их все. Но вот и появилась мысль.
– Чем же эта песня приглянулась тебе больше других? – спросил он.
– Она отогнала холод, боль и страх, так что я вспомнил, кто я и куда хочу идти, и зачем, а потом она осветила дорогу, я прошел по этой дороге и оказался здесь, – ответил Нолофинвэ. – Другие песни я тоже слышал...
– Что все? – ужаснулся Феанаро.
Но Нолофинвэ не заметил или не понял его вопроса и продолжал:
– Слышал, и они помогали мне, по крайней мере, они были чем-то, кроме воспоминаний об ужасе и боли, но я ни разу не смог ухватиться за них достаточно крепко, чтобы проснуться. Они только слегка касались меня, а потом таяли. Пока не появилась эта, последняя песня. Благодарю тебя за нее! И за то, что ты не переставал пытаться.
– Не стоит благодарности, – ответил Феанаро. – Пойду, сообщу кому-нибудь, что ты проснулся, твои родные будут вне себя от радости.
– Нет, подожди, – попросил Нолофинвэ.
– Ты что, не хочешь их видеть? – удивился Феанаро.
– Хочу, конечно! – воскликнул Нолофинвэ. – Но тогда нам с тобой уже не поговорить спокойно. А я должен сказать тебе что-то важное. Я с самого начала это запомнил и все время держал в уме, а теперь...
– Ладно, потом, – махнул рукой Феанаро.
– Нет, теперь, – упрямо ответил Нолофинвэ. – Подожди. Было что-то... что-то... родичи... вне себя от радости, – забормотал он.
Феанаро испугался, что у него помрачился рассудок. В Амане такого еще не случалось, но, говорят, бывало в Эндорэ, в темные времена, когда Оромэ еще не нашел квэнди.
Однако Нолофинвэ уже сказал вполне ясно:
– Вот оно! Отец. Помнишь, еще вначале ты спел, что отец любит меня больше, чем тебя?
Феанаро кивнул, признать это было легче, пока Нолофинвэ спал и не мог проснуться. Да и то Феанаро решился сложить эту песню только потому, что был уверен: уж она-то точно разбудит Нолофинвэ. Правда, уверенность эта не оправдалась.
– Так вот, – сказал Нолофинвэ со вздохом. – Ты можешь мне, конечно, не верить, и, наверное, не поверишь, но в том состоянии, в каком я только что был, многие вещи видятся и чувствуются иначе. И теперь я точно могу сказать, что ни тебе, ни мне не нужно сомневаться в отце. И не нужно требовать от него доказательств его любви, иначе нам долго, очень долго придется ждать его из Мандоса.
После этих слов повисло продолжительное молчание, а потом Феанаро сказал:
– Всегда терпеть не мог принимать на веру чужое знание.
– Я так и думал, – снова вздохнул Нолофинвэ.
Феанаро поднялся, чтобы, наконец, выйти из комнаты, но Нолофинвэ опять его остановил.
– А здесь произошло за это время что-нибудь, о чем я должен знать? – спросил он.
– Кажется, нет, – ответил Феанаро, пожимая плечами. – Хотя вот Лориен сказал, что валар собираются во всем этом разобраться, как только ты окрепнешь и сможешь принять участие в обсуждении. Мне даже любопытно, – Феанаро усмехнулся. – Как это все пройдет. Хотя Мелькора они-таки упустили, готов биться об заклад.
– Причем здесь Мелькор? – удивился Нолофинвэ.
Феанаро снова пожал плечами.
– И как, по-твоему, мне лучше крепнуть побыстрее или помедленнее? – спросил Нолофинвэ.
Феанаро мгновение смотрел на него непонимающе, а потом расхохотался.
– Невероятно! – воскликнул он сквозь нервный смех. – Ты предлагаешь мне обмануть валар, чтобы отсрочить Совет, где меня будут судить за то, что я едва тебя не убил. Кажется, ты и точно не совсем здоров, – заключил он.
– Это был несчастный случай, – сказал Нолофинвэ, в свою очередь, пожимая плечами, хотя этот жест ему не очень удался, сказывалось и то, что он все еще лежал в постели и предыдущие дни без движения. – Ты не хотел на самом деле убивать меня.
– Но меч был мой, и держала его моя рука, – сказал Феанаро. – Никто об этом не забудет.
Прежде чем Нолофинвэ успел что-то еще ответить, вдалеке стукнула, открываясь, дверь, потом послышались торопливые шаги и, наконец, уже гораздо ближе громкий возглас:
– Индис! Хорошо, что я тебя нашла! Умоляю, скажи мне, что с моим мужем?
Феанаро с удивлением и радостью узнал взволнованный голос Нерданель.
– Ничего, по-моему, – ответила Индис.
– Как это? Индис, ты меня пугаешь! Где он?!
– Третья дверь направо, но...
Договорить Индис не успела, потому что Нерданель, похоже, бросилась бежать и уже через мгновение ворвалась в малую гостиную. Ворвалась и остановилась, без сил прислонясь к дверному косяку.
Посмотрела на Феанаро, на Нолофинвэ, опять на Феанаро.
– Вы оба живы. Прекрасно! – воскликнула она.
Прозвучало это усталым шепотом.
Феанаро с беспокойством шагнул навстречу жене.
– Мне тоже нравится, – сказал он. – Но что случилось?
– Что случилось? – переспросила Нерданель, тоже делая шаг навстречу и обнимая его. – Ты хоть представляешь, какие слухи ходят по городу?! Говорят, что ты убил Нолофинвэ! Что ты бежал с Мелькором! Что Нолофинвэ жив-здоров, а тебя заперли в подвале дворца! Что тебя самого кто-то убил! Что по приказу валар тебя бросили в Мандос!
– Все сразу? – усмехнулся Феанаро. – Не может быть!
– Вот и я сказала, не может такого быть, – продолжала Нерданель. – А мне... мне сказали, что я слишком доверяю валар. И вообще ничего не понимаю в жизни! И я пошла сюда, чтобы самой все выяснить. Потому что уже слышны и разговоры о том, чтобы силой ворваться во дворец.
– Что же наши сыновья не остановят это? – спросил Феанаро, хотя и догадывался, каким будет ответ.
– Наши сыновья, скорее, готовы сами это возглавить, – вздохнула Нерданель.
– Наверное, лучше разобраться во всем как можно скорее, пока твои, Феанаро, родные и друзья не стали убивать моих родных и друзей, пытаясь узнать, кто из нас двоих все еще жив, а кто уже нет.
Это сказал, конечно, Нолофинвэ, и они оба повернулись на голос. Нолофинвэ сидел в постели, обнимая плачущую Индис. А они и не заметили, как она вошла! Впрочем, сама Индис тоже не обращала на них внимания, казалось, она торопилась теперь выплакать, наконец, все слезы, которым не давала пролиться в предыдущие дни.
– Да, лучше поскорее, – кивнул Феанаро, уже слыша голоса многочисленных приближающихся родичей, торопившихся увидеть проснувшегося Нолофинвэ. Вело их осанвэ или чутье, Феанаро не знал, но не сомневался, что они скоро будут здесь.
"Пойдем пока в сад, – мысленно обратился он к Нерданель. – Тут недалеко боковой вход".
"Пойдем" – тоже мысленно отозвалась она.

***

Они не стали ни уходить далеко от дворца, ни разыскивать скамью, просто устроились на траве под тенистыми деревьями. Феанаро обнял Нерданель за плечи, а она склонила голову ему на грудь. Давно они так не сидели, очень давно. И какое-то время нарушать уютную тишину словом или мыслью просто не хотелось.
Но потом Феанаро все же спросил:
– Ты будешь меня ждать?
– Когда? – спросила Нерданель.
– Не когда, а откуда, – поправил ее Феанаро.
– Хорошо, откуда? – спросила она.
– Из Мандоса, конечно, – ответил он.
– Феанаро! – воскликнула Нерданель наполовину возмущенно, наполовину испуганно.
– Ладно, не из Мандоса, – уступил он. – Но мало ли, что решат валар. У них странные представления о справедливости. Такие странные, что не стоит и пытаться их понять.
Нерданель вздохнула.
– Они не станут против воли разлучать мужа и жену, и если тебе нужно будет куда-то отправиться, я отправлюсь туда с тобой.
– Ты уверена? – спросил Феанаро.
– Конечно, – ответила Нерданель.
– А ведь совсем недавно ты сказала, что я тебе больше не нужен.
Нерданель снова вздохнула.
– Не думала же ты, что я смогу совсем об этом забыть? – спросил Феанаро.
– Не думала, – ответила Нерданель. – Ведь я и не говорила ничего подобного.
– Теперь выходит, я лжец? – возмутился Феанаро.
– Я сказала, что больше не знаю, нужна ли я тебе, – терпеливо объяснила Нерданель.
– Разве это не одно и то же? – отозвался Феанаро.
– Слышали бы тебя сейчас твои ламбенголмор, разбежались бы в ужасе, – ответила Нерданель.
– Ну и пусть бегут, – сказал Феанаро.
Они еще немного помолчали вместе, и Феанаро спросил опять:
– Но теперь ты снова знаешь, что нужна мне?
– Теперь знаю, – ответила Нерданель.
– Хорошо, – улыбнулся он и крепче прижал ее к себе.
По садовой дорожке к ним уже приближался глашатай валар.

@темы: Фингон, Тургон, Феанор, Индис, Махтан, Финголфин, Арэдель, Нерданель, Ирмо, Финвэ, мои фанфики, Анайрэ, валар, Эстэ, сыновья Феанора, Сильмариллион, Мелькор, нолдор

---

Песня о нем, фанфик, гет, драма, романс

На Дж.Р.Р.Толкин: фан-фесте завершился Пятнадцатый Круг. Я в нем поучаствовала всего одним исполнением. Зато оно набрало много баллов в голосовании. Что приятно, и особенно приятно в свете того, что я решила с фестом завязать. Завершение на высокой ноте - это хорошо)))

Теперь собственно о тексте. Первый у меня фик с пейрингом Финвэ/Мириэль. Обычно я Финвэ с Индис пишу. Но к Мириэль тоже очень хорошо отношусь на самом деле, так что и про нее писать было интересно и приятно.

У меня не было устоявшегося личного фанона о том, где и когда родилась Мириэль, единственное, я всегда была уверена, что она не из Пробужденных... но теперь, кажется, у меня в фаноне все-таки закрепится версия рождения в Амане.

Название: Песня о нем
Автор: vinyawende
Категория: гет
Герои: Финвэ/Мириэль, новые персонажи
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, романс
Размер: мини, 1247 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: фик написан на Дж.Р.Р.Толкин: фан-фест по заявке: "К 15.27 Что-нибудь о любви Финвэ и Мириэль. До свадьбы, до беременности, без мрачной атмосферы и всяких нехороших предчувствий".



Мириэль с детства знала эту песню наизусть, но редко пела ее сама – ей всегда мешали слезы, которые подступали едва ли не с первых слов. Поэтому она гораздо больше любила, когда пел отец и перед ее мысленным взором одно за другим разворачивались события, произошедшие задолго до ее рождения.
И Атаквэ, отец Мириэли, никогда не отказывался спеть для нее. Ведь, хоть песня была печальна в начале и страшна в середине, конец ее был хорошим. И сам Атаквэ сложил песню именно для того, чтобы не забывать, и ему радостно было, что он в силах разделить эту память со своей дорогой дочерью. Дочерью, которой могло бы и не быть, если б история тогда кончилась иначе.
Это случилось очень давно, когда квэнди трех племен еще не знали валар и жили одни в Сирых Землях, что лежат в темноте под звездами. Сначала их жизнь была безмятежной и полной открытий, потому что все было ново для них. Но потом тьма сделалась враждебной и опасной. Среди теней таилось зло. Иногда оно являлось эльфам в обличье чудовищ, иногда в обличье наводящих ужас теней. Часто квэнди пропадали, и после их не могли найти.
Так пропал и Тата, вождь племени татьяр, к которому принадлежал Атаквэ и его жена Асмалэ. Тата был мудрый и отважный, ловкий и сильный и искусный во всякой работе, поэтому его уважали и любили. И когда он исчез, все очень опечалились, но еще больше испугались. Ведь если даже Тата не смог себя защитить, то как смогут остальные?
Тогда вперед выступил Тугвэ и сказал, что нужно им затаиться, постараться не покидать селения. Если же покинуть его надо, то не делать этого в одиночку и быть очень осторожными. И не попадаться теням. А если кто попадется, то уж делать нечего, пытаться вызволить его слишком опасно. Нельзя рисковать жизнями многих ради спасения одного.
Слыша эти речи, татьяр опечалились, потому что ужасно было думать о том, чтобы бросить соплеменника без помощи или же остаться без помощи самому. Тата, если об исчезновении становилось известно вскоре после того, как оно произошло, приказывал собирать поисковые отряды. Ведь была еще надежда успеть освободить жертву, пока порождения Тьмы не утащили ее в свое главное логово. И хотя часто эти отряды не находили ничего или находили только кости, а бывало, страдали и сами, все равно некоторых квэнди удавалось спасти. Но таких спасенных было слишком мало, чтобы оин могли переубедить всех. Да и Таты теперь уже не было. Поэтому татьяр стали жить так, как говорил Тугвэ. А самого Тугвэ. многие стали называть вождем. Хотя другие, и среди них самые благородные и мудрые, не признавали его власти. Считая, что он ошибается.
Мириэль думала, что они были слишком уж благородными, раз считали, что он всего лишь ошибается. Она сама с детства была уверена, что Тугвэ трусливый, жестокий и глупый, и никому не надо было его слушать. И став взрослой, Мириэль не изменила своего мнения.
Но татьяр все-таки слушали Тугвэ. И вот однажды случилось так, что Асмалэ вышла за пределы селения, чтобы собрать целебные травы. С ней пошел и Атаквэ, чтобы охранять ее. Он взял с собой копье и кинжал. Были с ними и другие квэнди, некоторые из которых несли оружие. Но все же больше они надеялись на то, что, завидев опасность, смогут вовремя скрыться. Когда же в самом деле напали темные твари и сразу схватили Асмалэ, другие, пораженные ужасом, бросились врассыпную. Только Атаквэ остался, потому что не мог покинуть свою любимую. Но, хотя он сражался отчаянно, не удалось ему одолеть темных тварей, и они забрали Асмалэ, а его, израненного, бросили умирать.
На этом месте Мириэль всегда начинала плакать, даже если до этого ей удавалось сдержаться. Было очень жалко и маму, и отца, и очень страшно.
Атаквэ, истекая кровью, добрался до селенья, где целители промыли и перевязали его раны, еще они хотели дать ему настой из трав, чтобы он уснул и набрался сил. Но Атаквэ не желал спать и все умолял помочь его жене. Говорил, что чувствует: она жива и страдает, ей одиноко и страшно.
Татьяр жалели его, но отводили глаза, не решаясь пуститься на поиски и говоря, что таково решение вождя.
Тогда встал татья по имени Финвэ, который был равно славен своей мудростью и смелостью и которого в прежние времена очень любил Тата, и сказал:
– Разве не осталось у нас ни доблести, ни милосердия, что мы бросаем родичей наших в беде? Разве так говорил нам наш вождь? Наш настоящий вождь?
Тугвэ услышал его и отвечал:
– Так говорю вам я. А вождь наш сгинул, и это лучше любых слов учит нас, что не все, что он считал правильным, было разумно. И ныне никто не думает, как он.
В гневе Финвэ и Тугвэ стояли друг против друга: оба высокие, темноволосые, сильные и ладные, оба татьяр из Пробужденных... но характеры их и стремления были не схожи, и не могли они примириться.
Финвэ возразил:
– Не один только Тата думал так, найдутся и другие.
– Где же они? – насмешливо спросил Тугвэ. – Я не вижу никого, кроме тебя.
И впрямь никто не торопился поддержать Финвэ. Все молчали и продолжали прятать взгляды, теперь уже и от него.
– Миньяр, которых ведет Ингвэ, всегда отправляются на поиски, – ответил Финвэ. – Даже их женщины берут оружие и идут со всеми. И им удается вернуть многих.
– Миньяр – малочисленное племя, – сказал на это Тугвэ. – И, в конце концов, они все погибнут. А мы еще можем выжить, если будем осторожны и согласимся пойти на разумные жертвы.
– Это не жертва, а подлость! – вскричал Финвэ.
– Раз тебе так нравятся миньяр, иди и живи с ними! – тоже закричал Тугвэ.
Все слушали это молча.
– Пожалуй, так я и сделаю! – отвечал Финвэ.
У Мириэль на этом месте уже привычно защемило сердце. И стало жаль, что тогда ее не было там, и она не могла крикнуть, что согласна с ним, что не хочет, чтобы он уходил. Встать рядом. Коснуться его руки. Поддержать его. Ведь все было так ужасно жестоко и несправедливо.
Пусть даже Мириэль и знала, что эта история кончилась хорошо. Что Финвэ собрал отряд смельчаков, в который вошел и еще не оправившийся от ран Атаквэ, и они освободили Асмалэ. И никто не погиб. А Финвэ потом стал вождем татьяр, и привел их в Блаженный край, где они теперь жили вместе с мирьяр в светлом Тирионе-на-Туне. Где родилась и выросла сама Мириэль. А Тугвэ, когда Оромэ только-только нашел квэнди, от страха убежал куда-то, и с тех пор о нем никто ничего не слышал. Хотя этих несчастных разбежавшихся и искали, а некоторых и нашли.
Все равно сердце замирало от тоски. А потом, когда начиналось повествование о битве с тварями Черного Всадника – от восхищения. В детстве Мириэль эту часть не любила, всегда мечтала, чтобы страшное поскорее кончилось, и были уже те строки, где Атаквэ и Асмалэ снова встретились. Тогда для Мириэли это была песня о ее родителях. А Финвэ был доблестным героем, пришедшим им на помощь, вроде валар, которые пришли на помощь всем квэнди и избавили их от того самого Черного Всадника. В детстве она, конечно, и мечтать не смела взять его за руку.
Но в последнее время все изменилось. Душа Мириэли переполнялась радостью при одном упоминании имени Финвэ, и дороже всех ей сделались те части песни, где речь шла о нем. Она гадала, не замечает ли этого отец и, если замечает, не сердится ли. Но Атаквэ смотрел на дочь, как всегда, ласково.
А она и во сне, и наяву грезила о Финвэ. О его доброте, силе и мудрости. О его глазах и голосе. О стати, которую невозможно не заметить в сколь угодно большой толпе.
Едва не задыхаясь от счастья, Мириэль вспоминала, как недавно он похвалил ее новую вышивку и с улыбкой пообещал, что на следующем празднике первый танец станцует с мастерицей, создавшей такую красоту. Праздник уже завтра. Завтра они будут танцевать.

@темы: Финвэ, мои фанфики, Финвэ/Мириэль, Сильмариллион, Мириэль, нолдор

---

Sara vanwasse, фанфик, джен, гет, драма

Обзорам

[L]vinyawende[/L] <a href="http://vinyawende.diary.ru/p200706609.htm">выкладывает</a>фанфик «Sara vanwasse», о нолдо, который забыл синдарин, джен, гет, драма, PG-13 (12+)

Название: Sara vanwasse
Автор: vinyawende
Категория: джен, гет
Герои: НМП-нолдо, НЖП-синдэ, НМП-синда, упоминаются Тингол, другие эльфы
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма
Размер: мини, 4834 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Великая Осада держится силой и мужеством эльфийских воинов, цена за мир Белерианда - их кровь и их жизни. 155 год Первой Эпохи, масштабное нападение из Ангбанда отбито, но после битвы нолдо по имени Араглин приносят домой при смерти. Его семье остается только надеяться, что он сможет выжить. Но если даже и так, будет ли это означать, что все его злоключения позади?
Примечание: 1. Написано специально для  Б.Сокрова по сюжету: "Во времена после запрета квэнья раненый эльф забыл синдарин, и у него остался только квэнья". 2. Араглин и Арарильо – одно и то же имя на синдарине и квэнья соответственно, означает "благородный блеск". 3. Название фика дано на квэнья, означает "горькая потеря". 4.adar (синдарин) – отец.

– Отец, пожалуйста, сделай хоть ты что-нибудь, – в отчаянии взмолилась Келебритин.
Дни за днями она просиживала у постели раненого супруга без сна и отдыха. Кожа ее сделалась бледной до прозрачности, серые глаза, прежде большие и ясные, сейчас казались огромными и светились каким-то лихорадочным блеском, серебристые волосы, обычно аккуратно убранные, были растрепаны... и непостижимым образом именно теперь ей как никогда подходило ее имя – Келебритин – серебряная искра. Словно сам дух ее можно было без малейшего усилия разглядеть сквозь тело.
Орнвэ предпочел бы видеть дочь более привязанной к плоти, более живой. И уж конечно, более радостной, чем теперь. Однако вернуть ей радость было не в его власти. И Орнвэ только виновато развел руками.
– Что же я сделаю, дочка. Я не целитель.
Вот если бы Рэвиэль была жива. Но его жена погибла еще до Солнца и Луны. Да и, если уж быть честным с самим собой, едва ли она оказалась бы в силах помочь. За последние дни у них перебывало немало целителей.
Келебритин, видимо, думала о том же:
– Много ли толку в целителях. Они поют свои песни и поят Араглина своими снадобьями, но ничего не меняется. Он умирает. И вообще, если они еще надеются ему помочь, то почему не оставили в лазарете крепости, как других?
– Ты сама слышала, – напомнил Орнвэ, стараясь говорить спокойно, чтобы этим, хоть немного, успокоить и дочь. – Продолжать лечить его они могут и здесь, но сейчас, возможно, важнее, чем лечение, для него присутствие родных.
– Слышала, – покорно признала Келебритин. – Но что если его рана просто слишком тяжела, чтобы он поправился? Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-то поправлялся после такого?
Рана Араглина была очень опасна, нет нужды быть целителем, чтобы понять это. Да и целители, приходившие к ним, шептались, что Фаэнвен и Аннамир без того уже сотворили чудо, как мозаику, по кусочкам собрав размозженный череп. Недаром учились у самой Эстэ.
– Я не очень разбираюсь в ранах, – сказал Орнвэ. – Но выносливость пришедших из-за Моря больше, чем обычно бывает у квэнди.
– Немало их полегло уже в этой земле, – тускло заметила Келебритин.
Орнвэ не мог придумать никакого утешительного ответа для нее, и поэтому промолчал.
– И еще, – продолжала все тем же тоном Келебринит. – Я все думаю, вдруг мы, – она помолчала, собираясь с силами, а потом произнесла так, словно каждое слово обжигало ей губы: – недостаточно родные для него. Ведь были у него когда-то другие, кровные родичи, что если стремление быть рядом с ним окажется в нем сильнее?
Одинокая слеза скатилась по щеке Келебритин.
– Не говори так, – решительно возразил Орнвэ. – И не думай даже. Для Араглина никого нет дороже тебя, и если только он сможет вернуться, он вернется к тебе. Уж можешь мне поверить, я много повидал, с тех пор как пробудился у Куинен.
Араглин забеспокоился, словно увидел в своем болезненном сне что-то тревожное. Келебритин принялась, тихонько напевая, гладить его руки.
Орнвэ стоял рядом, чувствуя, как больно сжимается сердце, и досадуя на себя, что ничем не в силах помочь ни дочери, ни тому эльда, который успел уже стать ему так же дорог, как мог бы быть дорог родной сын. Орнвэ было страшно представить, что он может потерять кого-то из них. В его жизни без того было уже достаточно горьких потерь.

***

Когда нолдор выходили из Арамана, у Арарильо была семья – мать, отец, старшие братья. Арарильо был не то чтобы юным – семь десятков лет Древ не слишком большой возраст, но не маленький – и все же родные оставались для него всегда чем-то постоянным, даже вечным, вроде света звезд на небе. Или света Древ... но о Древах в Арамане он старался уже не думать, потому что они-то оказались невечны. Их свет исчез.
Родные Арарильо тоже исчезли один за другим в холоде Хэлкараксэ. Ступая на берег Эндорэ, он был совершенно, мучительно одинок. И ему казалось, что он никогда не научится здесь жить. Не говоря о том, чтобы радоваться жизни. Арарильо спрашивал себя, зачем вообще сюда дошел. И не находил ответа.
А когда он познакомился с местными эльфами, все стало еще тяжелее. Синдар, на первый взгляд, были не так уж схожи с телери, но для того, кто умеет смотреть дальше первого взгляда, родство их было несомненно. Так что Арарильо разрывался на части. С одной стороны, его привлекал этот народ, который, хоть и пережил немало испытаний, не соприкасался с тьмой так близко, как нолдор, а потому был более открытым и ясным и прошедших через Льды нолдор тянуло к ним, как замерзшего тянет к теплу очага. Но с другой стороны, близость синдар будила в душе Арарильо, бывшего в Альквалондэ вместе со всем отрядом принца Финдекано, невыносимые воспоминания, которым было бы лучше остаться по другую сторону моря.
Арарильо долго боролся с собой, переходил с места на место, заводя и обрывая знакомства. Но, когда было начато строительство новой крепости у истока Сириона, Арарильо – который к тому времени уже начал привыкать называться Араглином – как по-местному звучало его имя – пришел туда, чтобы принять участие в работе. На другой же день он увидел Келебритин, деву из здешних синдар, и понял, что больше никуда не уйдет.
Каждую минуту, когда он не был занят работой с камнем, Араглин стремился проводить с Келебритин, и она была этому только рада. Вдвоем они гуляли по окрестностям, говорили обо всем на свете. Келебритин рассказывала о Нельдорете, где родилась и выросла, в то время когда ее родители жили с тех местах с королем Элу Тинголом и другими синдар. О разных уголках Белерианда, где они бродили позже, когда Келебритин стала уже взрослой. О Менегроте, в строительстве которого участвовал Орнвэ, ее отец. О темных тварях, пришедших из-за гор. О войне. О мире. И снова о войне. О том, как Рэвиэль, ее мать, погибла от орочей стрелы, когда заботилась о раненых. И как после, когда Первая битва кончилась, Келебритин с отцом пришла к истоку Сириона, потому что Рэвиэль любила эти земли больше всех других и они, бывало, раньше все вместе подолгу жили здесь. А кроме того, в водах Сириона была сила Ульмо, и многие бродячие синдар в те дни тянулись сюда.
– Так мы и остались, – говорила Келебритин. – Здесь хорошо. Всегда было хорошо, а теперь, когда есть Светила, стало еще лучше. Красиво. И мне совсем даже не надо петь над овощами, чтобы они росли. Но я все равно пою, от этого они растут еще лучше.
Араглин улыбался и думал, что будь сам он деревом или кустом, стал бы цвести и плодоносить от одного взгляда Керебритин. Но ей он, конечно, такого не говорил. Как и она не говорила ему, что, быть может, не только Светила так чудесно скрашивают для нее это место. Быть может, теперь глаза одного пришельца из-за Моря сияют чудеснее Луны и Солнца.
Чтобы понять друг друга, им не нужны были слова.
С Келебритин Араглин заново научился быть счастливым. С ней он мог без боли вспоминать свою прежнюю жизнь в Амане, родных, которых потерял во Льдах. Даже сами Льды были не так ужасны, когда он говорил о них ей. А он говорил. Он говорил ей обо всем, что было. Кроме, конечно, боя в Альквалондэ. Но те воспоминания Араглин запрятал так далеко, что они почти умерли даже для него самого. И в тот день, когда они с Келебритин пошли к Орнвэ, чтобы просить его благословить их союз, Араглин сам уже верил в то, что у него нет никаких тайн ни от любимой, ни от ее отца.
Свое благословение Орнвэ дал Араглину с Келебритин сразу же. К тому времени Араглин и Орнвэ уже были хорошо знакомы и нравились друг другу. Араглин уважал Орнвэ за его опыт и мудрость, и, по правде говоря, привязался к нему за то спокойствие, которое чувствовал рядом с ним, словно у него снова был старший родич, которому можно довериться. Словно у него снова была семья.
И вот Араглин и Келебритин поженились. Не по обычаю его народа, потому что не было у него отца, а у нее матери, чтобы провести церемонию, как говорили традиции нолдор. Нет, они просто принесли брачный обет друг другу, стоя под звездами, и Орнвэ скрепил их союз именем Илуватара и дал им испить воды из одной чаши. Потом все друзья, кого они могли найти и позвать, собрались на маленький праздник, смеялись и пели.
Орнвэ и Араглин вдвоем построили дом из камня, в котором места было достаточно для троих эльдар и еще немного больше. И жизнь потекла почти как раньше, только лучше, потому что теперь и служба в гарнизоне для Араглина, и все дела для Келебритин были освещены присутствием друг друга, а Орнвэ радовался, глядя на них. И, разумеется, тоже служил в гарнизоне крепости.
Кроме службы, у Орнвэ и Араглина было еще одно общее дело, а вернее, увлечение, которого не разделяла Келебритин, – квэнья. Араглин поначалу пытался учить Келебритин своему языку, и она сперва горела желанием научиться, но квэнья давался ей с большим трудом, и Келебритин всякий раз быстро и с видимым облегчением переходила на синдарин. У Орнвэ же этот язык шел легко, может быть, потому что Орнвэ был одним из Пробужденных. И он изучал квэнья с удовольствием. Араглин с не меньшим удовольствием преподавал ему.
А когда Орнвэ смог изъясняться на квэнья достаточно свободно, они, бывало, подолгу беседовали на этом языке. Правда, и во время бесед Орнвэ привычно называл зятя Араглином, а тот, обращаясь к нему, говорил "adar Орнвэ", как обычно. Келебритин во время таких разговоров иногда тоже сидела с ними и говорила, улыбаясь:
– Я слушаю вас, как музыку. Просто слушаю.
В то время Араглин был счастлив, настолько счастлив, что если б не постоянные дозорные разъезды и не стычки с орками, да не тоска по родным, которая накатывала со страшной силой, он мог бы подумать, что блаженство Валинора вернулось к нему.
Тем страшнее оказался тот день. Араглин возвратился домой из очередного сторожевого рейда, и сразу понял, что что-то не так. Келебритин была необычно тиха и печальна. И она не обняла его, как бывало всегда, не поцеловала и ему не дала поцеловать себя.
Едва обменявшись с ним несколькими словами, Келебритин подала еду и смотрела, как он ест. Когда же Араглин закончил с этим, она очень серьезно спросила:
– Скажи, есть ли что-нибудь, чего я о тебе не знаю? Что-то, что ты скрываешь от меня?
Араглин очень изумился такому вопросу, но вполне искренне ответил:
– Нет, конечно, нет.
Келебритин сильно закусила губу, словно хотела сдержать рвущиеся наружу слезы. Или слова. Но потом лицо ее вдруг разгладилось.
– Я люблю тебя, – сказала она, потянулась к нему и погладила по щеке. Араглин поймал ее руку своей и поцеловал ладонь. От этого она почему-то вздрогнула, но руки не отняла.
– Что с тобой, родная? – спросил он.
– Я люблю тебя, – повторила она. – Отец хотел с тобой поговорить. Он в саду.
Была во всем этом какая-то странность. Пугающая странность.
– Что все-таки... – начал он.
– Ступай же к нему, – поторопила Келебретин.
В недоумении и тревоге Араглин оставил жену и вышел в сад. Орнвэ на самом деле ждал там, на руке у него сидела маленькая птичка. Увидев Араглина, она защебетала быстро и громко, но улетать не спешила.
– Здравствуй, Араглин, – сказал Орнвэ. – Ты понимаешь, что она говорит?
Араглин отрицательно покачал головой. Он отлично понимал лошадей и собак, мог понять, хотя и намного меньше, некоторых лесных животных, но птичий щебет всегда был и до сих пор оставался для него только щебетом. И Орнвэ хорошо это знал.
– Она говорит, что прежде чем покинуть берег Амана, нолдор убили мореходов, живших в городе у самого моря, чтобы похитить их корабли. Говорит, в этом участвовали потомки старшего сына Финвэ и их воины, и принц Фингон с дружиной. Ты ведь был в дружине принца Фингона, пока не решил остаться здесь, в крепости. Я помню.
Араглин почувствовал себя так, словно у него землю выбили из-под ног. Таких вестей он не ожидал, не представлял, помыслить даже не мог. Вот о чем хотел говорить Орнвэ. Вот о чем спрашивала Келебритин!
Араглин замер, боясь сделать следующий вдох и не зная, что сейчас можно сказать.
– Только не пытайся убедить меня, что это все черный морок, – предупредил тем временем Орнвэ. – Я еще в силах отличить нормальную птицу с вестями от короля Тингола от исковерканных тварей, что служат Врагу.
Конечно, обычные животные никогда не подчиняются Морготу, поэтому он и его слуги их изгоняют, уничтожают или ловят, чтобы превратить в чудовищ. Араглин и не думал пытаться обмануть Орнвэ подобным образом. В груди что-то тоскливо сжалось от одной мысли, что Орнвэ считает его способным на такое.
– Я мог бы обвинить тебя в том, что ты обманом вошел в доверие ко мне и к моей дочери, – сказал Орнвэ. – Обманом заставил меня связать ее судьбу с твоей. С судьбой преступника, запятнавшего себя кровью эльфов. Кровью наших родичей.
Вернее было бы сказать "Считает способным и не на такое". Араглин почувствовал, что должен, во что бы то ни стало должен возразить сейчас:
– Нет! Я люблю ее, люблю! Я думал, в молчании не будет вреда! Я не хотел вас обманывать! – с силой воскликнул он.
– Я знаю, – ответил Орнвэ. – И поэтому не обвиняю тебя. Но на деле выходит, ты все-таки обманул нас, хоть и без всякого желания. Так же, как бился там, за Морем. Но от этого ведь не легче.
Араглин не нашелся, что возразить.
– Знаешь, – продолжал Орнвэ. – Если бы я был порасторопней или меньше любил бродить по лесам, я тоже мог бы там жить. Келебритин могла бы там жить.
Араглин почувствовал, как по телу пробежала невольная дрожь.
– Я никогда не причинил бы вреда ни тебе, ни ей, – торопливо сказал он.
Однако, по чести, он не мог ручаться за это. Он не мог ручаться ни за что.
– Что же теперь? – спросил Араглин, заставляя себя смотреть Орнвэ в глаза, и тут же добавил: – Именем Илуватара мы с Келебритин соединены до конца Мира, ты не можешь заставить нас разлучиться.
Получилось совсем не уверено, а жалко, словно он умолял о пощаде.
– Верно, не могу, – согласился Орнвэ. – Она ведь любит тебя, и с этим уже ничего не поделаешь.
Да, любит. Араглину вспомнилось, как она недавно повторяла это. Для него говорила или для себя?
– Сейчас Келебритин в смятении, – словно отвечая на незаданный вопрос, сказал Орнвэ. – Да и я, признаюсь, тоже. Я смотрю на твои руки, и мне кажется, я вижу на них кровь, кровь эльдар, а не орков.
Араглин невольно с опаской поглядел на свои руки. Никакой крови не было.
– Но я знаю, что все это мне только кажется, – продолжал Орнвэ. – А на деле, если там и есть кровь, она была и вчера, и годы назад, в тот день, когда я впервые увидел тебя. Но я о ней не знал, не чувствовал. Ничего не изменилось от того, что теперь я знаю. И никогда уже ничего не измениться, ведь прошлое не в нашей власти.
Араглин слушал Орнвэ, пытаясь понять, к чему же тот ведет свою речь, но не понимал.
– Будем жить, как и прежде жили, – подытожил Орнвэ. – Только король Тингол, кроме вести, огласил и свой приговор: отныне нигде в его землях не должна звучать речь на квэнья...
Араглин выслушал о "не говорить и не слушать", "считаться предателями и убийцами нераскаянными"... От облегчения у него кружилась голова. Это не большая потеря. Не большая и не самая горькая в сравнении с тем, что он уже потерял и что еще мог бы потерять.
– И я, и моя дочь будем соблюдать волю короля Тингола, – сказал Орнвэ. – Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
– Да, – ответил Араглин. – Отныне я не произнесу ни слова на квэнья. Обещаю.

***

– Кажется, успокоился, – устало выдохнула Келебритин, глядя на Араглина. – Хотела бы я знать, что ему снится.
– Тебе самой нужно отдохнуть, – сказал Орнвэ. – Ты сейчас такая же бледная, как он. Иди поспи, а я побуду с Араглином.
Келебритин упрямо помотала головой.
– Нет. Вдруг пока я сплю, он... – она остановилась и после паузы сказала: – Проснется.
"Вдруг он умрет" – понял Орнвэ и не стал настаивать.
Подобные разговоры случались у них уже не раз. И Орнвэ всегда уступал. Ведь что если... и правда? Но так не могло продолжаться без конца. Араглин должен был очнуться. Должен был. Но, очевидно, не мог, а целители не могли ему помочь, хотя перепробовали все. Они даже передавали ему свою жизненную силу, но это не принесло результата.
Хотел бы он, Орнвэ, поделиться с Араглином своей силой, своей волей к жизни. Хотел бы. Стоило только подумать об этом, и рука сама потянулась к плечу младшего эльда: прикоснуться, попытаться... Глупо. Он ведь даже не знает, как это толком делается. Да до Араглина и просто дотронуться лишний раз страшно, того гляди сделаешь что-нибудь не так... и все.
Но искушение было слишком сильно. Орнвэ все же решился – положил руку на плечо зятя: мягко, осторожно, готовясь в любой момент отдернуть ее, если потребуется...
И действительно почти тут же отдернул, потому что Араглин, все еще не открывая глаз, довольно внятно произнес:
– Yul.
Келебритин ахнула и потянулась за чашей с водой.
Как на квэнья будет "пить", она знала.
Орнвэ аккуратно приподнял Араглина, чтобы Келебритин могла его напоить, потом снова уложил.
Некоторое время Араглин молчал и не двигался, так что можно было усомниться, не померещилось ли им это все от слишком долгого и отчаянного ожидания. Или... Целители говорили, что если он придет в себя, сможет двигаться, говорить и узнавать родных, то потом полностью поправится. А если нет? Раньше ни Орнвэ, ни Келебритин об этом не задумывались, но теперь...
Араглин открыл глаза.
– Ужасно болит голова, – сказал он. – Что случилось? Келебритин, – он с усилием, но искренне улыбнулся. – Как я скучал по тебе. Ты плачешь... Не плачь.
Он явно узнал Келебритин, и говорил чисто и ясно, насколько Орнвэ вообще мог судить о чистоте и ясности квэнья.
– Какое счастье, что ты проснулся, – тоже улыбнулась Келебритин, хотя по щекам у нее бежали слезы.
Произнесла все это она, конечно, на синдарине. Как будет на квэнья "счастье", Келебритин, может, еще и удалось бы вспомнить, если бы она постаралась, но слова "проснуться" на этом языке она, пожалуй, и не слышала никогда. Да ей и не приходило в голову попробовать сейчас говорить на квэнья. Язык в эту минуту волновал ее меньше всего.
– Как странно ты говоришь, – сказал вдруг Араглин. – Я не понимаю.
Он чуть нахмурился, явно прилагая усилие, чтобы понять, но от этого ему стало больно, и он уже по-настоящему сморщился. И стиснул зубы, стараясь удержать стон. От этого ему стало еще больнее.
Келебритин смотрела на мужа испугано, не зная, что предпринять.
Орнвэ снова положил руку на плечо Араглину.
– Тише, – спокойно сказал он на квэнья. – Все хорошо. Ты был ранен в бою, в голову. Но теперь все хорошо. Ты дома. Битва закончилась. Мы победили. Перебили тех орков, и больше из Ангбанда никто не выходил. И долго еще не выйдет. Тебе нужно набираться сил, чтобы поправиться.
Араглин, услышав знакомую речь, успокоился и слушал внимательно.
– Все равно что-то не так, – сказал он, наконец. – Я чувствую... Но что... Я очень устал.
– Не думай, – ответил Орнвэ. – Просто отдыхай.
У Араглина уже снова закрывались глаза.
– Любимая, – прошептал он.
Келебритин взяла его за руку, это слово от него она могла бы понять на любом языке. Араглин сжал ее руку в своей настолько сильно, как смог, и заснул.
– Что же это, отец? – растеряно спросила Келебритин. – Почему он забыл наш язык?
Он сам был удивлен и встревожен, но решил не пугать дочь еще больше.
– Всякое бывает после ранений, – сказал он.
– После ранения прошло много дней, – напомнила Келебритин.
– Но в себя Араглин пришел в первый раз, – ответил Орнвэ. – Может, когда он в следующий раз проснется, все будет уже хорошо.
– А может, и нет, – вздохнула Келебритин.
– Ранения головы опасны, – сказал Орнвэ. – Особенно если удар пробивает череп. Помню, еще у Куинен, один эльда ударился головой да и забыл свое имя, еще забыл родителей и жену, ушел на другой берег озера и жил там один, никто не мог убедить его вернуться, – Орнвэ вздохнул.
– И что потом? – спросила Келебритин.
– Вспомнил все и пришел обратно, – сказал Орнвэ. – Даже времени не очень много прошло. Тоже из татьяр был, кстати.
– Ты эту историю только что выдумал, – покачала головой Келебритин.
– Что ты, так все и было, – уверил ее Орнвэ. – Они потом всей семьей в Валинор ушли.
Келебритин слабо улыбнулась.
– Пойду в крепость, сообщу новость целителям, – сказал Орнвэ. – Может, посоветуют, что нам делать. Или хоть порадуются.
Келебритин кивнула. Несмотря на беспокойство и усталость, выглядела она гораздо счастливее, чем недавно. Да и Орнвэ чувствовал, что впервые за долгое время с его души поднялся огромный груз. Что бы ни случилось дальше, по крайней мере, Араглин будет жить. Они его не потеряют.

***

Араглин и не предполагал, насколько трудно окажется соблюдать запрет. До того он мог целые дни как не говорить на квэнья, так и не слышать его, и Араглина это не беспокоило, как и остальных. Когда вокруг были синдар, все обычно говорили на синдарине, а когда синдар вокруг не было – чаще всего тоже на синдарине, потому что привыкли к этому языку, даже успели уже полюбить его.
Избавиться от синдарина как от чего-то чуждого не тянуло, и квэнья обычно звучал только в моменты сильных эмоций или глубокой сосредоточенности, или если речь шла о традиционных нолдорских искусствах, для которых в языке местных эльфов не хватало слов. Пока не хватало.
Но после запрета все изменилось. Казалось, квэнья бьется внутри, как пойманная в силки птица. Рвется на волю. А отпускать его нельзя, потому что синдар - соратники, друзья, родичи, с которыми они теперь жили бок о бок и к которым за краткое время уже так привыкли, словно знали их всегда, очень болезненно перенесли вести об Альквалондэ и близко к сердцу приняли волю короля Тингола.
Попытки говорить на квэнья, в которых раньше не было ничего особенного и, уж точно, ничего дурного, теперь они встречали как оскорбление или вызов. До ссор дело, правда, не доходило, потому что синдар очень точно исполняли приказ не говорить и не слушать – при звуках чужой речи уходили прочь или делали вид, что лишились разом и слуха, и голоса. Только взгляд выражал, что они думают о говорящем. Это было не только неудобно, но и неприятно, и даже больно.
Приходилось все время сдерживаться, напоминать себе, что говорить нужно именно на синдарине. От этого рождалась усталость, и некоторые из нолдор с нетерпением ждали возможности оказаться вдали от синдарских ушей и перейти на квэнья, не опасаясь вызвать чье-нибудь осуждение.
– Наконец-то, – говорили они, вздыхая с облегчением.
Но облегчение не бывало долгим, после него появлялась обычно неловкость, как будто они, в самом деле, совершают что-то очень глупое или даже постыдное, и разговоры на квэнья заканчивались. Хотя вопросы мастерства и мгновения сильного волнения у них все еще оставались – в такие моменты стыдно не было.
Все же Араглин старался вообще не позволять себе слабости. Ведь он, в отличие от многих, и дома не мог быть свободен от наложенного запрета. Скорее, наоборот: оскорбить знакомого или незнакомого синда уже плохо, но нарушить обещание данное родным – гораздо хуже.
След пережитого потрясения и так с трудом изглаживался из их жизни. Не скоро Араглин смог обнимать свою жену без мысли о том, что сейчас она возьмет да и ускользнет из его объятий, хотя Келебритин ни разу этого не делала. И еще дольше у них с Орнвэ не было разговоров по душам. Хотя потом они опять появились. Только, конечно, на синдарине.
Тень случившегося в Альквалондэ в первые несколько десятков солнечных лет после запрета всегда была где-то близко, на самой границе сознания, не то чтобы затемняя жизнь, но не давая забыть о себе.
– Может быть, это и правильно, – иногда говорил сам себе Араглин. Обсуждать это с кем-то другим ему не хотелось.
А со временем все как-то успокоились. Иногда запрет нарушался, иногда на эти нарушения обращали внимание, но прошлое, по большей части, оставалось в прошлом, не мешая жить здесь и сейчас. Хотя сделать вид, что прошлого просто не было, как сначала пытались нолдор, и оказалось невозможно.
Араглин почти и не думал о квэнья, тем более, не думал на квэнья. И когда пришли вести, что Ангбанд бросил на прорыв большое войско орков, Араглин простился с Келебритин на синдарине. Сказал:
– Я вернусь очень скоро, ты не успеешь даже соскучиться!
Как же он это сказал? Араглин очень хорошо помнил, как они стояли, обнявшись, под деревом, как он произнес эту фразу, как Келебритин улыбнулась, хотя в глазах ее светилась тревога... Но не помнил слов. Совсем. Каждый раз, когда он пытался вспомнить хоть что-то, что раньше знал на синдарине, начиналась дикая головная боль.
Проклятый орочий топор! Проклятый потерянный шлем! Как это вообще могло случиться!
– Снова боли? – произнес обеспокоенный голос на квэнья.
Незаметно вышедший из дома Орнвэ обеспокоенно посмотрел на зятя.
– Да, – признал Араглин.
Он говорил на синдарине. "Да", "Нет", "Хорошо", "Плохо", "Больно"... еще несколько десятков слов. Никогда Араглину не приходило в голову, что он, нолдо, может так мучиться, осваивая язык. Все давалось с трудом. А мысли о том, что уже когда-то было в его памяти, но теперь потеряно, отравляли и те небольшие успехи, которые у него появлялись.
Араглин знал, что терзаться бесполезно. Память или вернется или нет. А если нет, то когда-нибудь он все же выучит синдарин заново. Но сейчас он не мог не испытывать горечи от того, что случилось с ним.
Он не просто забыл язык, на котором говорил последние годы жизни, он и данное слово нарушил. Не желая того, разумеется. При мысли об этом Араглин морщился сильнее, чем от боли. Слишком многое он делал, не желая, и всегда то, чего делать не следовало бы.
Орнвэ протянул ему маленькую плетеную фляжку. В ней было обезболивающее снадобье, и Араглин сразу же сделал большой глоток.
– Спасибо, – сказал он, по-прежнему на синдарине. – Не говорить тот язык.
Получилось резко. Для вежливости его теперешнего синдарина не хватало. Невозможно было объяснить, что он не хочет, чтобы Орнвэ из-за него говорил на языке, который самому Орнвэ неприятен, и тем более не хочет, чтобы у Орнвэ из-за этого были неприятности, ведь квэнья неприятен многим здесь.
Но Орнвэ и так все понял верно. Опустился на скамью слева от Араглина и ответил на квэнья:
– Не тревожься об этом. Сейчас запрет не имеет значения.
– Едва ли ваш король был бы счастлив узнать, что значение его решений теряется так легко, – невесело усмехнулся Араглин.
– Мы с самого начала были вольны следовать его решению или нет по велению собственной совести, – ответил Орнвэ. – И я, как другие, выбрал следовать, потому что считал это правильным. Но настаивать на соблюдении запрета, когда ты так болен, было бы бессмысленно и жестоко. И я знаю, что если бы мне пришлось говорить об этом с королем Тинголом, он выслушал бы меня и не осудил.
– Ты живешь вдали от своего короля сотни лет, но так уверен в нем, – слегка удивленно заметил Араглин.
– Все мы уверены в нем, как и он уверен в нас, – сказал Орнвэ. – Тысяч лет и то будет мало, чтобы исчезли доверие и уважение, которые росли и крепли от самых давних времен. До сего дня никакая тень не пала на них и, я верю, не падет впредь.
Орнвэ подумал о том дне, когда узнал о братоубийстве, случившемся в Альквалондэ... Весть была настолько неправдоподобно жуткой, что он на время совершенно лишился возможности рассуждать хладнокровно. Мысли путались. Казалось, нужно немедленно что-то предпринять. Но что? Бежать прочь от чужаков, которые притворялись друзьями, а оказались убийцами? Потребовать у них ответа? Или потребовать, чтобы убирались вон? Как жить дальше с теми, кому нельзя доверять? Но и как жить без тех, кого вырвать из своего сердца уже не получится? Ответов на все эти вопросы Орнвэ тогда не знал и сейчас мог лишь сказать, что, если б ему самому довелось решать, он, пожалуй, разрушил бы жизнь своей дочери. И Араглина. И свою.
Но принимать решение ему не пришлось – король Тингол уже сделал это для него. Язык как расплата за все: и за пролитую кровь там, и за обманутое доверие здесь. Много это или мало? Если государь считает, что достаточно, так оно и есть. Можно успокоиться, можно жить, можно сделать следующий вдох. Так Элу Тингол спас здравый смысл Орнвэ и его семью. И уже за одно это, если ни за что другое, Орнвэ вечно будет чтить его.
Но Араглин не поймет, он и тогда не понимал до конца. А пытаться объяснить теперь – только бередить душу. Ведь почему-то именно сейчас ему кажется, будто он виноват в чем-то, хотя каждому ясно, что он ни на что не мог повлиять: раны в бою и их последствия не выбирают. И ни один синда на много миль вокруг не осудил бы его за то, что сейчас он говорит на квэнья. Даже Аноллэн не возражал, когда услышал эту историю. А он-то до сих пор относился к нолдор весьма враждебно – у него, так уж вышло, все родные за Морем, а жены и детей Аноллэн до сих пор не завел, остался одиноким бродягой – ему было больнее, чем многим, и он не скрывал этого. Орнвэ в глубине души готовился противостоять ему. Но Алоллэн не сказал ничего.
Все же с Араглином определенно не стоило сейчас говорить на эту тему. Придется подобрать другое доказательство мудрости Тингола, если Араглин станет возражать.
Однако Араглин возражать не стал. Обезболивающее начало действовать, и ему стало лучше. Не хотелось тратить это время на спор о короле, которого он ни разу не видел. Зачем, если можно посидеть в спокойной тишине, посмотреть на небо. Подумать, что все еще не в Мандосе, хотя мог бы и туда угодить.
Но как же глупо и обидно вышло.
– Обидно, – сказал Араглин вслух, на квэнья, чего уж, в самом деле. – Мне ведь нравилось учить синдарин. Я радовался, когда узнавал новое, а теперь эта радость словно не моя. Ее я все еще помню, но мне она будто не принадлежит. Она навсегда для меня потеряна.
– Будет новая радость, лучше прежней.
Это сказала Келебритин, которая как раз в этот момент тоже вышла из дома. Сказала она это на квэнья, с резким акцентом, но понятно. Она очень старалась, чтобы Араглин ее понимал. Она вообще очень для него старалась.
– Ты – моя самая большая радость, – горячо отозвался Араглин и улыбнулся.
Келебритин улыбнулась в ответ и устроилась рядом с Араглином на скамье, где еще оставалось немного свободного места. Он сразу же обнял ее и прижал к себе, чтобы ей было удобнее сидеть, и потому, что желал ее обнять. В присутствии жены Араглин чувствовал себя счастливым, несмотря ни на что. Они не потеряли друг друга. А все остальное не так уж важно.

@темы: синдар, мои фанфики, новые персонажи, Сильмариллион, нолдор