А чем ты думаешь заняться, когда настанут холода?
АПД. Текст завершен!!! Добавлена пятнадцатая глава
Новые главы фика перестали влезать в один пост, так что завожу второй. Глава двенадцатая.
Главы с 1 по 11 здесь
Название: Заклятие безмерного ужаса
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Маэглин, Моргот, слуги Моргота, Тургон, Идриль, Туор, Эарендиль, упоминается Финголфин
Рейтинг: R (16+)
Жанр: драма, агнст, даркфик
Размер: миди, 14230 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: История Маэглина, от вылазки из долины Тумладен, во время которой его захватили орки, до падения Гондолина.
Примечание: по одной из версий, Моргот, прежде чем отпустить Маэглина, навел на него заклятие безмерного ужаса, отсюда название фика, но что это было за заклятие и было ли оно вообще, вопрос сложный.
Предупреждение: Насилие, пытки второстепенных персонажей
Глава двенадцатаяМаэглин пролежал так до рассвета. Рыдания его сменились всхлипами, вой — стонами, по мере того как его покидали остатки сил. Но он не замечал и этого. Не осознавал, что творится с ним и вокруг него. Существовали только боль, ужас и одиночество... и Маэглин — беззащитный и беспомощный перед ними.
Лишь когда в комнату заглянули первые лучи Анора, разум его прояснился. Так что Маэглин очень отчетливо понял, что еще одной такой ночи не перенесет. Ни за что на свете.
Значит, надо все-таки рассказать обо всем Тургону. А дальше будь, что будет.
От этого решения Маэглину сразу стало лучше. Спокойнее. Даже дышать сделалось вольнее.
Маэглин поднялся с пола и присел на постель. Только на несколько минут. А потом он встанет, приведет себя в порядок и отправится к Тургону. Незачем дольше откладывать... С этой мыслью Маэглин закрыл глаза.
А когда открыл их снова, солнце было уже почти в зените. Обычно в такое время Маэглин не просыпался, а давно уже работал... Впрочем, когда работал, он вовсе не думал о времени.
Зато сейчас не мог думать о работе. Для радости, которую она раньше ему доставляла, в его измученной душе просто не оставалось места. И ни для чего иного. После ужасной ночи душевные его силы истощились намного больше, чем физические. Маэглину хотелось только одного — снова заснуть. И спать, пока может.
Но он все же заставил себя подняться. А потом и привел себя в порядок, точно как собирался. Расчесывая волосы, удивился, что они остаются черными, как смоль. А он-то не сразу решился взглянуть в зеркало, ожидая, что сегодняшняя ночь оставила на нем какой-то видимый след.
А впрочем, какая разница? Остался след, не осталось следа... он скоро все расскажет Тургону, и скрывать будет уже нечего, притворяться, что все как прежде, незачем.
И тогда... кто знает, что тогда.
Но несомненно, что и после этого дня настанет ночь, и если она окажется такой же... Нет. Это было бы невыносимо. Надо рассказать все Тургону. Надо. Сейчас, пока еще день. Тогда ночью Маэглин не останется один на один со всем этим. Больше не останется.
Подгоняя себя такими мыслями, Маэглин вышел из дому.
Каждый шаг давался с огромным трудом. Как... как в Ангбанде, когда его вели к трону Моргота. Только сейчас не было веревок, за которые Маэглина тащили бы. Не было врагов, не спускавших с него глаз... И Тургон не был Морготом. И даже сравнивать их чудовищно...
От всего этого идти Маэглину было вовсе не легче. Наоборот. Ведь никто не может его заставить. Никто даже не поймет, что Маэглин делает не то, что следовало бы, если он сейчас пойдет не к Тургону, а куда угодно еще... Никто не спросит, почему он до сих пор не...
Никто не вынудит его рассказать, если он сам не решится.
А он... Он уже решился.
Или нет?
Решился.
Потому что ночь настанет снова... Трудно поверить это в такой яркий золотисто-огненный полдень. Но ночь настанет снова. Ночь всегда настает после дня.
"Ночь настанет снова..."
Кто это говорил? Когда? Или не ночь... а что?
Кто и когда это сказал?
Мысли путались, сознание ускользало.
Маэглин шел к Тургону. По крайней мере, к королевскому дворцу.
Медленно, чуть только не останавливаясь.
И с каждым шагом взгляд Моргота обжигал его все сильнее. А на рассвете это почти не чувствовалось, и потом, когда Маэглин проснулся... Но теперь ненавистное ощущение вернулось с лихвой.
Выйдя на Главную площадь — прямо перед дворцом Тургона — Маэглин тяжело привалился к стене. Он отдохнет тут — немного — и пойдет дальше. Теперь уже недалеко... Совсем не далеко. И не долго... Он пойдет... пойдет...
Думая об этом, Маэглин скользил рассеянным взглядом по площади. И вдруг увидел. Увидел...
Идриль была удивительной девушкой. Не похожей ни на какую другую. Где бы она не появилась, весь свет — солнечный, лунный, звездный или просто огонь свечей и очага — любой свет, казалось, устремлялся к ней, а потом откатывался от нее усиленный многократно. Словно она не одна из эльдалиэ, а некий волшебный камень.
Так считал не только Маэглин. Энердиль и другие камнеделы Гондолина тоже подмечали такое свойство принцессы. Это даже вдохновило их на какие-то грандиозные замыслы, которые, правда, насколько знал Маэглин, ничем особенным не увенчались.
Но Маэглину дела не было до их неудач. Его волновала только Идриль... Ее свет. На нее он мог бы смотреть бесконечно. Он хотел смотреть на нее бесконечно! Хотел, чтобы ее лучи грели и ласкали его... его одного! Всегда. Всегда Маэглин хотел этого. С тех пор как впервые ее увидел.
А теперь, когда нутро его так заледенело, когда темнота так истерзала его, Маэглин еще больше жаждал Идриль. Нуждался в ней неодолимо. А потому глаз не мог от нее отвести. В полдень на белокаменной площади как она сияла... как сияла!
Так, что со стороны казалось, будто две фигуры рядом с ней сияют тоже. Но этого, конечно, не могло быть... Туор... Эарендиль... Они всего лишь люди. Что люди даже знают о свете? Они не могут и не должны сиять.
Они не должны быть рядом с Идриль.
Она, очевидно, думала иначе. Ее правая рука крепко сжимала левую руку Эарендиля. А правую руку Эарендиля сжимала левая рука Туора. И все втроем они шли куда-то. По крайней мере, шли Идриль и Туор, а Эарендиль то и дело подгибал ноги и повисал в воздухе, чуть раскачиваясь и от этого смеясь. Ни Идриль, ни Туора это нисколько не беспокоило, они не велели ему прекратить, даже наоборот, раскачивали сильнее... но не настолько сильно, чтобы его руки могли выскользнуть из их. И он смеялся громче... Так что эльдар на площади оборачивались к нему и улыбались.
Маэглину не хотелось улыбаться. Не хотелось видеть их так. Вместе. Но заставить себя отвернуться он не мог. А потому смотрел. Смотрел и смотрел. Как раскачивался и смеялся Эарендиль, как негромко переговаривались о чем-то над головой мальчика Идриль и Туор. При этом Идриль чуть наклонялась к человеку. Словно хотела придвинуться к нему еще ближе, чем сейчас. И придвинулась бы, если бы не Эарендиль... только ради ребенка она готова была терпеть это неудобство, такое явное для всех, кто на нее смотрел.
Маэглин не хотел этого видеть. Не хотел. Не хотел. Не хотел! Он мог бы закрыть глаза. Но тогда он не перестал бы видеть и Идриль.
А он хотел видеть Идриль. Ему нужно, необходимо было видеть Идриль!
Она ничего не знала об этом. Еще чуть-чуть, и Идриль должна была скрыться из виду, уйдя с площади в компании своих столь неподходящих спутников.
Если б можно было остановить ее! Вернуть одним взглядом! Маэглин бы непременно так и сделал. Но это было не в его власти. И даже если Идриль почувствовала взгляд Маэглина, она ничем не показала этого.
Просто ушла своей дорогой.
А Маэглин остался.
Он еще долго стоял на том же месте у стены. А когда, наконец, смог отлепиться от нее, зашагал прочь от дворца. К своему дому.
Дорога обратно оказалась куда быстрее и проще, чем дорога туда. А двери за собой Маэглин затворил и вовсе с облегчением.
Снова вышел из дому он только под вечер. Опять долго бродил по улицам. Потом пошел на площадь Малого рынка. К Салганту.
***
Глава тринадцатаяПервая пара дней после возвращения в Гондолин задала образец новой жизни Маэглина в нем: дни, проведенные среди эльдар и полные притворства, ночи, одинокие, полные ужаса и сожалений. Тяжкие раздумья, все об одном и том же, бесчисленное множество раз. Окончательные решения, которые никогда не выполнялись. Мгновенные порывы, не приводившие ни к чему.
Взгляд Моргота, который Маэглин чувствовал на себе постоянно.
Музыка и вино помогали на короткое время притупить это ощущение. И Маэглин проводил вечера в доме Салганта. И не только Салганта. И не только вечера. Даже сам стал устраивать приемы — чего прежде упорно избегал — и дом Маэглина временами становился оживлен и полон гостей, пирующих, поющих, танцующих.
С ними пировал и Маэглин. Слушал музыку и смотрел на танцы.
А по ночам все равно оставался один — даже слуги были приходящими, жил в доме только хозяин. Он сам так устроил. Давно. И теперь придерживался старого правила.
Ведь если бы кто-то еще ночевал в доме, Маэглина могли бы услышать. Он боялся бы этого. Или, может, надеялся бы на это... Маэглин не знал сам. Но, во всяком случае, в доме никто больше не задерживался дольше, чем на несколько часов кряду. И ночные терзания Маэглина оставались его тайной.
Первое время он встречал каждое утро мыслью, что больше не выдержит. Потом притерпелся. А еще позже острота его страданий отчасти спала: иногда ему удавалось заснуть прежде, чем начинало светать. Почти без мучений.
Теперь все в жизни Маэглина сделалось или мучительно, или не мучительно. Радости, которой и раньше было так уж много, он больше не находил ни в чем.
Работа не трогала его души совершенно, и работал Маэглин мало и редко, без былого огня. Бросил бы совсем, если бы не мастера Дома Крота. Зная, как много для него всегда значило мастерство, кузнечное и рудное дело и возможность учиться чему-то и учить, и видя, что Маэглин вдруг отошел ото всего этого, они стали тревожиться за него.
Какое-то время, правда, держали эти чувства при себе, опасаясь навлечь его неудовольствие, но потом все-таки начали приходить к Маэглину. По одиночке, втайне друг от друга, они являлись к своему лорду домой и со стеснением, приличным больше признающейся в любви юной деве, чем умудренным опытом мастерам и воинам, которыми они в самом деле были, пытались разузнать, все ли с ним в порядке и не могут ли они чем-нибудь помочь.
У Маэглина эти визиты вызывали досаду. И бередили его душу, больше, чем он готов был признать. Больше, чем он мог себе позволить. Так что Маэглин цеплялся именно за досаду, разжигал ее, представляя, как переполошились бы эти доброхоты, решись он сказать кому-нибудь из них правду... и лгал, лгал, лгал. Глядя им прямо в глаза.
Каждый такой разговор тяжелым грузом ложился на сердце, и после этого покоя было уже не видать весь день, сколько ни вливай в себя вино.
Вот почему в конце концов Маэглин решил, что проще все же время от времени работать с ними, чем бесконечно отвечать на вопросы. Нельзя сказать, что новая перемена в его поведении совсем всех успокоила, но, по крайней мере, заткнула рты. Нарушать уединение своего необщительного лорда без очень-очень веского повода никто не решался.
Но, конечно, эльдар его Дома были далеко не единственными, кто замечал странности в поведении Маэглина. Ведь ему просто не хватало сил, чтобы вести себя как обычно, только-только чтобы не выдать всю правду напрямую.
Даже Тургон, который часто и надолго с головой уходил в собственные невеселые раздумья неведомо о чем, время от времени пробовал разговорить Маэглина. А в ответ выслушивал очередную порцию заверений, что все прекрасно и беспокоиться не о чем. Кажется, чем дальше, тем меньше он верил в это, и Маэглин ловил на себе его обеспокоенные взгляды. Но ни тени подозрений в них не было, только тревога. Причем силой вырывать сокровенные тайны племянника король явно не считал уместным, а потому вопросы задавал все реже, хотя взгляды его, наоборот, делались чаще и дольше.
Если бы только он мог прозреть правду! Тогда, может, вырвал бы и само сердце... Но правды не знал никто, кроме Маэглина. И Моргота. Но уж Моргот-то точно не выдаст своих секретов, пока не будет слишком поздно. Для Гондолина. Поздно. Пока еще не поздно. Надо. Надо сказать...
Притворяться спокойным с Тургоном для Маэглина было сложнее всего. Всякий раз после их беседы возвращалось смятение первых дней. Всякий раз Маэглину не хватало какой-нибудь малости, чтобы открыть всю правду. Тем более, что в присутствии Тургона Маэглин почти не чувствовал на себе взгляда Моргота.
Иное дело Идриль! Когда она оказывалась поблизости, Маэглин еще сильнее ощущал, как жжет и леденит неотступный вражий взгляд. Слышал, как снова и снова назойливо звучит в ушах все то же:
"Чего ты желаешь больше всего на свете? Скажи, незачем таиться..."
"— Идриль".
Он попросил ее как накраду. Награду за службу от Врага. И пусть такой награды Моргот дать никогда не сможет, потому что Идриль, конечно, никогда не будет принадлежать Врагу, чтобы распоряжаться ею, — глядя на нее в этом невозможно было усомниться — все же Маэглин попросил ее. Маэглин попросил Идриль. У Врага.
Трудно было помнить об этом и не вздрагивать от ее голоса, не корчиться от стыда под ее взглядом.
Маэглин изо всех сил скрывал свое волнение.
Но, естественно, Идриль заметила.
Она не любила Маэглина и никогда не притворялась, что любит. Проводила в его обществе так мало времени, как только могла, и откровенно избегала оставаться с ним наедине. Хотя он ни разу не позволял себе никакой вольности, ни словом, ни жестом... разве только в мыслях, но их она не могла бы прочесть... Идриль сторонилась его.
Тем сильнее удивился Маэглин, когда однажды утром, после очередной — и особенно тяжелой — бессонной ночи обнаружил Идриль у себя на пороге.
Она пришла спросить, все ли с ним в порядке и не может ли она чем-то помочь.
В отличие от мастеров Дома Крота, Идриль не была смущена и не опасалась реакции Маэглина на свои вопросы — или, по крайней мере, ничем не выдавала своих чувств.
Он же испугался так, что чуть силой не вытолкал ее из дому без всяких разговоров. Никогда — никогда! — он и помыслить не мог о том, чтобы сказать правду — такую правду! — Идриль. Конечно, если бы он открыл все хоть кому-нибудь, она неминуемо тоже узнала бы. Но об этом Маэглин обычно просто не думал.
А тут... он едва сумел кое-как овладеть собой и принялся уверять ее, что с ним не происходит ничего, что стоило бы драгоценного внимания его "милой сестры". Она, правда, не поверила и ушла расстроенная. Недовольная собой и раздосадованная его скрытностью.
С тех пор Идриль говорила с Маэглином еще меньше, а глядела еще недоверчивее. И еще сильнее Маэглина мучил стыд перед ней. Но, по крайней мере, она больше не пыталась ничего у него выспрашивать.
И никто больше не пытался.
Однако многие эльдар искали собственных объяснений новым причудам Маэглина, и объяснения эти, потихоньку передаваемые из уст в уста, вызывали жаркие обсуждения, которые, бывало, долетали до слуха Маэглина.
Однажды, в очередной раз устав слоняться без цели по улицам, Маэглин расположился отдохнуть на площади у фонтана и почти сразу уловил чей-то возбужденный шепот:
— Это все от безответной любви. Я еще в Валиноре такое видел не раз. Как не посчастливится кому, так по-всякому куролесить начинают.
— Ой, да брось, вспомни королеву Индис, когда она еще не была королевой, много ли она куролесила?
— Так то она, второй такой, может, и на свете нет. А вот двоюродный брат моей жены, когда его возлюбленная за другого замуж пошла, так он сам на себе стал не похож, а потом от Ирмо в ученики к Феанаро ушел, а еще потом...
— Вот, в ученики к Феанаро! Несчастную любовь-то работой забивают, а не наоборот! Я о том и говорю!
— Да это, сдается мне, у кого как...
— А я говорю, что это никакая не безответная любовь!
— Да ведь кто же не знает, что лорд Маэглин, бедняга, в нашу принцессу давно влюблен, а она и не смотрела на него никогда...
— Вот, никогда! Что ж чудить-то он стал только теперь?
— Так, может, раньше и спасала его работа, а теперь не спасает больше. Нам-то с тобой откуда знать, как оно бывает, с безответной-то любовью...
Тут говоривший жалостливо вздохнул. Его собеседник надолго замолчал, видимо, задумавшись, потом отозвался:
— И то правда. А только сдается мне, что в другом совсем дело.
— Так и скажи уж, в чем оно, по-товоему? А то ходишь все вокруг да около.
— Да если б я знал, то сказал бы. А так чую не то что-то, а и сам не пойму.
— Эх, жалко, ты ж, дружище, всегда был проницательнее меня.
Послышался еще один тяжелый вздох, теперь уже на два голоса.
Маэглин, слушая этот разговор, прямо-таки чувствовал, как кровь его закипает. Какое унижение! Все сердечные тайны, которые он хорошо — как ему казалось — берег от чужих глаз, какие-то болтуны обсуждают средь бела дня, даже не замечая, что предмет их разговора расположился неподалеку.
Вот сейчас Маэглин окликнет их и покажет им такого "бедного лорда Маэглина", что им долго еще в голову не придет ни жалеть его, ни говорить о нем!
Но, еще думая об этом, Маэглин уже знал, что ни слова не скажет. Он и прежде не часто давал волю своему гневу, как и иным чувствам, а теперь вовсе избегал этого. Ведь начав, он мог не суметь вовремя остановиться, и тогда кто знает, что он сам расскажет о себе? Да не шепотом, а во всеуслышание.
Нет! Нельзя так рисковать. Нельзя.
Пусть лучше эти глупцы и дальше тешат себя своим жизненным опытом и проницательностью.
В конце концов, уж Маэглин-то точно знал, что во всем городе проницательности не наберется и на маковое зерно. Иначе его секреты мигом оказались бы раскрыты.
Но всем по-прежнему было невдомек. День за днем. Неделю за неделей. Месяц за месяцем.
***
Глава четырнадцатаяКак ни мало Маэглин, занятый собой и своей злой долей, обращал внимания на то, чем живут остальные жители Гондолина, но, когда Идриль стала, хоть и ненадолго, но часто, исчезать из виду, это он заметил. Хотя другие эльдар, казалось, не видели ничего странного. Или, по крайней мере, не придавали этому значения. Но Маэглин насторожился.
Идриль! Куда она уходит? Зачем? Ведь прежде, на его памяти, у нее не было никаких потаенных дел. Неужели она не бросила своих идей о том, что нужно покинуть город?
Правда, Идриль давно уже и слова об этом не говорила. Ведь Тургон запретил. Запретил даже говорить! А уж делать что-то против воли короля никто в Гондолине и подавно не стал бы. Помыслить об этом было попросту дико.
Для всех, кроме Маэглина.
Ему же сразу пришло на ум именно это. А еще пришло на ум, что, если бы он мог подловить Идриль и рассказать о ее замыслах Тургону, его собственная вина не была бы такой уж большой. Раз сама дочь короля нарушила его установления, что говорить о Маэглине?
Если бы только он мог подловить ее!
Но он не мог.
После хмельных вечеров и ночей, приносивших ему больше усталости, чем отдыха, Маэглину с большим трудом удавалось сосредоточиться на своей цели. Результатов же не было видно вовсе: Идриль появлялась и исчезала, как ей вздумается, а он не всегда даже успевал заметить это вовремя.
Но если и успевал, то проследить за ней все равно не получалось. Ни в одной части города Маэглин не мог ни разыскать ее, ни услышать хоть что-нибудь о ее делах.
Это могло бы означать, что и искать-то вовсе нечего. Но Маэглин чем дальше, тем больше подозревал, что Идриль уходит из Гондолина в долину. И следовало продолжать поиски там... вот только у Маэглина в глазах темнело, стоило ему лишь подумать о том, чтобы выйти из-под защиты высоких белых стен. Ведь долина Тумладен больше не сокрыта. А следовательно, и не безопасна. Огромные летучие мыши на службе Моргота... они могли прилететь когда угодно, могли схватить Маэглина в любой момент.
Маэглин, правда, до сих пор не выдал планов Моргота жителям Гондолина. Но он думал об этом. Часто. Так часто! И если Моргот следил за ним, то мог подслушать эти мысли... Наверное, мог. И тогда...
Нет. Долина Тумладен вовсе не безопасна.
Не безопасна и для Идриль.
Надо предупредить ее!
Нет, надо предупредить Тургона!
Но и этого Маэглин не мог. Ведь Тургон стал бы расспрашивать, почему он даже подумал об этом, и тогда... Кто знает, что тогда. Что мог бы сказать сам Маэглин или о чем мог бы догадаться Тургон, если бы у него был хоть намек, хоть тень намека на правду?
Нет, Маэглин не смел заговаривать об отлучках Идриль с Тургоном.
А ведь долина не безопасна...
А если Идриль когда-нибудь выйдет за пределы долины... Подумать страшно, что могло бы случиться с ней там!
Идриль такая нежная, такая хрупкая...
Что она стала бы делать, если бы ее захватили орки? Немыслимо даже представить ее в их власти, среди их грязных лап и мерзких рож... Если бы ее увели в Ангбанд… Что она стала бы делать? Что ей оставалось бы делать?
Чего Идриль точно не сделала бы, так это не назвала бы Моргота своим Повелителем. И никогда – никогда — не выдала бы ему свой город. Как не сделала бы этого и принцесса Арэдель, мать Маэглина!
Эта мысль ударила Маэглина как неожиданное и резкое прозрение, потому что он давно уже не вспоминал о матери. Слишком давно. И вот теперь она вторглась в его мысли, переворачивая там все. Внося еще большее смятение.
Арэдель. Идриль. Арэдель. Идриль. Арэдель. Они не похожи. И похожи. В них обеих была видна одна и та же внутренняя сила, замечать которую было удивительно, но не замечать - попросту глупо.
Да именно глупо! Они похожи. Так похожи, что их уже не различить. Не разделить... Что сказала бы Идриль, если бы знала, что Маэглин открыл Морготу, где Гондолин? Что сказала бы Арэдель, если бы знала?
Маэглин утратил последние крохи покоя. Потерял счет дням. Снова затворился в спальне и не виделся ни с кем. Не спал.
А когда, наконец, заснул, ему приснился Лориэн. Сад валы Ирмо в Валиноре. Маэглин, конечно, никогда не был там и даже по рассказам матери не составил себе никакого особенного представления об этом месте, потому что отдых и исцеление никогда особенно не пленяли его воображение.
И все-таки ему приснился Лориэн. Сомнений в этом просто не могло быть: так дышали покоем эти серебристо-серые сумерки, так ненавязчиво источали свой тонкий аромат неброские белые цветы, а тени были легки и прохладны и не таили угрозы.
На берегу безмятежно спокойного озера склонялись к самой воде густые и мощные кроны плакучих деревьев: ив, вязов, берез и других, которых Маэглин никогда не видел и для которых не знал названий. И вдруг среди ветвей Маэглин увидел высокую статную фигуру своей матери! Как всегда в белой накидке поверх белого же платья Арэдель приближалась к Маэглину своей легкой и стремительной походкой.
На ее одеждах не было крови. На ее плече не было раны. На лице не осталось и следа той жуткой неестественной бледности — предвестницы смерти, — которая покрывала его в последние часы.
Она была такой живой и настоящей. Такой родной, что Маэглин, на миг забыв обо всем, кинулся к ней с криком:
— Мама!
— Здравствуй, йондо!
Она распахнула объятия ему навстречу. Как делала всегда. Прижала к груди с обычной нежностью. Но через несколько мгновений отстранила от себя и, положив руки ему на плечи и серьезно глядя в глаза, сказала то, чего Маэглин никак не ожидал бы в такую минуту:
— Ты должен рассказать Тургону, своему дяде и королю, что Моргот знает, где Гондолин.
Арэдель сжала плечи Маэглина, не до боли, но ощутимо, как будто хотела, чтобы сила ее слов проникла в него через кожу.
— Сделай это, как можно скорее, — настаивала она. — Время уходит. Его остается все меньше.
— Уже поздно, — вяло возразил Маэглин. — Город не спасти.
— Город не спасти, — повторила Арэдель, словно эхо. — Но эльдар спасти еще возможно.
— Тургон на это не пойдет, — возразил Маэглин.
— Пойдет, — уверенно сказала Арэдель. — Если будет знать, что на тайну больше уповать не приходится, то пойдет. Расскажи ему все, сейчас же расскажи.
— Я... — начал Маэглин.
Но Арэдель вдруг оттолкнула его, и Маэглин проснулся, судорожно хватая ртом воздух.
Он вскочил с постели и, еще не придя в себя после видения, принялся одеваться, даже не думая о том, было ли оно голосом его собственного орэ или попыткой владык из-за моря достучаться до него... это не имело значения.
Рассказать Тургону всю правду! Как можно скорее! Сейчас же рассказать!
Маэглин собирался сначала торопливо, потом медленно, с болезненной тщательностью... и тогда он уже знал, что не пойдет к Тургону и ни о чем не расскажет.
Он даже не вышел из дому. Ни ночью. Ни утром. Ни днем. Ни вечером. Ни на следующий день.
Когда Маэглин наконец выбрался наружу и отправился во дворец в поисках новостей, Идриль тоже была там. Как ни в чем не бывало беседовала с Тургоном и лордами его Совета. Но Маэглин чувствовал, что она что-то скрывает. Только не в силах был угадать, что именно.
А отлучки Идриль вскоре прекратились так же внезапно, как и начались. Постичь суть ее секрета, Маэглин, сколько ни старался, не смог.
***
Глава пятнадцатаяМесяцы шли за месяцами, и сезоны исправно сменяли друг друга. Когда Маэглин угодил в плен к оркам, в долине Тумладен царила осень. Позже она уступила место увяданию. Затем обычной чередой начались и прошли зима, пробуждение и весна. Теперь яркое шумное лето уже заявляло свои права на долину и ее обитателей, с каждым днем набирая и набирая силу. В Гондолине, где жизнь тоже шла своим порядком, споро и весело готовились к празднику Врат Лета, который должен был наступить через несколько недель.
Уже больше половины годового круга отделяло Маэглина от ужасной встречи с орками и ото всего, еще более ужасного, что последовало за ней. И чем дольше Маэглин оглядывался на свое недавнее прошлое, тем более нереальным оно казалась. Невозможным. Немыслимым. Нелепым. Несуразным.
Совершенно дикая выдумка!!!
Ведь не мог же Маэглин, с детских лет путешествовавший с отцом по вовсе не безопасному Белерианду, так легко попасться оркам? Ну конечно, не мог!
А если бы даже и попался, неужели стал бы он говорить им, что знает, где Гондолин? На редкость глупая фантазия!
И разве позволил бы Маэглин безропотно довести себя до Ангбанда, до самого логова Моргота? Ни за что!
А если бы он и оказался там, то неужто выдал бы Врагу свой город? Никогда!
И если даже Враг все же вырвал бы у него драгоценную тайну, неужели после такого его отпустили бы? Да чего ради!
Для помощи при штурме? Бессмысленно!
Моргот держит в повиновении несметные полчища своих тварей и вызнал у Маэглина все секреты обороны Гондолина, какая помощь могла бы ему понадобиться? Никакой! Абсолютно никакой!
Да если бы Моргот узнал, где Гондолин, он сразу послал бы к городу свои орды! Захватил бы его, осквернил и стер с лица Арды. Без промедлений!
Однако Гондолин продолжал стоять во всей своей красе, силе и славе. С ним до сих пор не случилось никакой беды. И ничто не предвещало несчастий впереди.
Стало быть, всего этого просто не было! Конечно же, не было. Ничего не было. И не могло быть.
Маэглин вовсе не выходил за пределы долины Тумладен. Не попадал в плен к оркам. Не был в Ангбанде. Не видел Моргота. Не говорил с Морготом. Не отвечал на его вопросы. Не открывал ему тайны Гондолина. Не называл его своим Повелителем. Никогда! Никогда! Никогда!!!
Да. Именно так. И никак иначе.
А все остальное ему просто почудилось. Только и всего.
Маэглин твердил это себе так часто, что уже почти и сам верил. Вернее, почти все время верил. Редко теперь – но все еще по ночам — чудовищная правда поражала его. Тем более яростными были эти прозрения! Они сотрясали феа Маэглина как самая чудовищная из бурь!
Он сказал Морготу, где Гондолин! Моргот знает, где город! Моргот нападет! Уже скоро! За эти месяцы он, конечно, собрал свою армию. Враг нападет! Вот-вот нападет!!! Город не спасти!.. Город надо спасти! Надо спасти... А Маэглин... Маэглин...
Маэглин метался, не помня себя, не сознавая, что делает, и после — поутру — обнаруживал на своих руках следы собственных зубов или ссадины на лице, по-видимому, от того, что он бился головой о стены, хотя и не мог такого припомнить. К счастью, его весьма скромных познаний в целительском деле хватало, чтобы быстро избавиться от всех отметин. Такое непросто было бы объяснить! Если вообще возможно…
Эти приступы пугали Маэглина неимоверно! Но еще сильнее он испугался, когда как-то раз на рассвете очнулся на полу, у самой двери, ведущей из дома наружу, на улицу. Должно быть, ночью выбрался из спальни и полз. Куда? К Тургону, наверное... Все пути всегда вели к Тургону! Только не приводили.
Маэглин содрогался от ужаса и отвращения, представляя, что было бы, если бы он действительно показался в таком виде на улицах Гондолина. Не говоря уже о дворце короля. Но так далеко, ему, скорее всего, и не дали бы добраться. Схватили бы и поручили заботам целителей.
А Тургон все равно бы так ничего и не узнал.
Впрочем, узнавать ведь нечего. Ничего же не было. Совсем ничего. Никогда.
Теперь, возвращаясь в свою спальню по вечерам, Маэглин всякий раз задвигал дверь парой тяжелых сундуков, рассудив, что во время своего лихорадочного беспамятства с такой преградой он не справится. А значит, не уйдет никуда. И не расскажет никому о том, чего на самом деле не было.
Вот только, как нарочно, после этого случая ночные метания Маэглина вдруг совсем прекратились. Он без пользы тягал с места на место сундуки, а кроме этого, зажил вполне спокойно.
Но долго это не продлилось.
Потому что Маэглина вдруг начал всерьез мучить один вопрос…
Так был он все-таки в Ангбанде или нет?
На самом деле?
Был или нет?
Говорил с Морготом или нет?
Выдал Гондолин или нет?
Грозит теперь городу неотвратимая опасность или нет?
Маэглин больше не знал.
На самом деле не знал.
Если бы только он мог спросить у кого-нибудь...
Но никто не мог знать!
Ведь он же никому не рассказал...
Или ему просто нечего было рассказывать?
Он не знал. Не знал. Не знал!
Ничего не знал.
И не у кого было спросить.
Кроме Моргота.
Моргот, наверное, знал.
Или и Моргот не знал?
Если Маэглин никогда не был в Ангбанде, то, наверное, Моргот не знал?
Или все-таки Моргот знал?
Моргот знал...
Что знал?
Моргот знал, где Гондолин... или не знал?
Маэглин больше не мог выносить этой бешеной круговерти вопросов без ответов. От нее темнело в глазах, шумело в ушах, хотелось кричать... Маэглин чувствовал, что вот-вот не выдержит. Ни то что дня. Даже и часа так не переживет. Сейчас, сейчас он...
Маэглин не знал, что именно он сейчас сделает... Маэглин ничего не знал.
Кроме того, что он поднялся на стену Гондолина... зачем?
Чтобы узнать, был он в Ангбанде или нет...
Нет, не то.
Зачем?
Ах да, чтобы встречать рассвет и петь гимны во славу Солнца с другими жителями города. Конечно.
Ведь теперь праздник — Врата Лета. Конечно.
Но все-таки выдал он Морготу Гондолин или нет?
Нет. Нет, не надо об этом думать. Надо петь.
Скоро рассвет.
Уже занимается утренняя заря.
Или нет?
Нет, это не заря. Она бывает на востоке... или на западе. Но это вечером. А сейчас...
Сейчас... заря... нет, зарево… Оно на севере.
Точно, на севере!
Значит, Моргот знает, где Гондолин!
Значит, Маэглин был в Ангбанде и сказал Морготу, где Гондолин!
Да, да! Так и было!
Теперь он знает! Знает!
Маэглин с трудом удержался, чтобы не рассмеяться от облегчения. Он знает! Знает!
Так огонь, который несли в Гондолин орды Моргота, чтобы сжечь город, стал для Маэглина благословенным светом истины.
Конец
Новые главы фика перестали влезать в один пост, так что завожу второй. Глава двенадцатая.
Главы с 1 по 11 здесь
Название: Заклятие безмерного ужаса
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Маэглин, Моргот, слуги Моргота, Тургон, Идриль, Туор, Эарендиль, упоминается Финголфин
Рейтинг: R (16+)
Жанр: драма, агнст, даркфик
Размер: миди, 14230 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: История Маэглина, от вылазки из долины Тумладен, во время которой его захватили орки, до падения Гондолина.
Примечание: по одной из версий, Моргот, прежде чем отпустить Маэглина, навел на него заклятие безмерного ужаса, отсюда название фика, но что это было за заклятие и было ли оно вообще, вопрос сложный.
Предупреждение: Насилие, пытки второстепенных персонажей
Глава двенадцатаяМаэглин пролежал так до рассвета. Рыдания его сменились всхлипами, вой — стонами, по мере того как его покидали остатки сил. Но он не замечал и этого. Не осознавал, что творится с ним и вокруг него. Существовали только боль, ужас и одиночество... и Маэглин — беззащитный и беспомощный перед ними.
Лишь когда в комнату заглянули первые лучи Анора, разум его прояснился. Так что Маэглин очень отчетливо понял, что еще одной такой ночи не перенесет. Ни за что на свете.
Значит, надо все-таки рассказать обо всем Тургону. А дальше будь, что будет.
От этого решения Маэглину сразу стало лучше. Спокойнее. Даже дышать сделалось вольнее.
Маэглин поднялся с пола и присел на постель. Только на несколько минут. А потом он встанет, приведет себя в порядок и отправится к Тургону. Незачем дольше откладывать... С этой мыслью Маэглин закрыл глаза.
А когда открыл их снова, солнце было уже почти в зените. Обычно в такое время Маэглин не просыпался, а давно уже работал... Впрочем, когда работал, он вовсе не думал о времени.
Зато сейчас не мог думать о работе. Для радости, которую она раньше ему доставляла, в его измученной душе просто не оставалось места. И ни для чего иного. После ужасной ночи душевные его силы истощились намного больше, чем физические. Маэглину хотелось только одного — снова заснуть. И спать, пока может.
Но он все же заставил себя подняться. А потом и привел себя в порядок, точно как собирался. Расчесывая волосы, удивился, что они остаются черными, как смоль. А он-то не сразу решился взглянуть в зеркало, ожидая, что сегодняшняя ночь оставила на нем какой-то видимый след.
А впрочем, какая разница? Остался след, не осталось следа... он скоро все расскажет Тургону, и скрывать будет уже нечего, притворяться, что все как прежде, незачем.
И тогда... кто знает, что тогда.
Но несомненно, что и после этого дня настанет ночь, и если она окажется такой же... Нет. Это было бы невыносимо. Надо рассказать все Тургону. Надо. Сейчас, пока еще день. Тогда ночью Маэглин не останется один на один со всем этим. Больше не останется.
Подгоняя себя такими мыслями, Маэглин вышел из дому.
Каждый шаг давался с огромным трудом. Как... как в Ангбанде, когда его вели к трону Моргота. Только сейчас не было веревок, за которые Маэглина тащили бы. Не было врагов, не спускавших с него глаз... И Тургон не был Морготом. И даже сравнивать их чудовищно...
От всего этого идти Маэглину было вовсе не легче. Наоборот. Ведь никто не может его заставить. Никто даже не поймет, что Маэглин делает не то, что следовало бы, если он сейчас пойдет не к Тургону, а куда угодно еще... Никто не спросит, почему он до сих пор не...
Никто не вынудит его рассказать, если он сам не решится.
А он... Он уже решился.
Или нет?
Решился.
Потому что ночь настанет снова... Трудно поверить это в такой яркий золотисто-огненный полдень. Но ночь настанет снова. Ночь всегда настает после дня.
"Ночь настанет снова..."
Кто это говорил? Когда? Или не ночь... а что?
Кто и когда это сказал?
Мысли путались, сознание ускользало.
Маэглин шел к Тургону. По крайней мере, к королевскому дворцу.
Медленно, чуть только не останавливаясь.
И с каждым шагом взгляд Моргота обжигал его все сильнее. А на рассвете это почти не чувствовалось, и потом, когда Маэглин проснулся... Но теперь ненавистное ощущение вернулось с лихвой.
Выйдя на Главную площадь — прямо перед дворцом Тургона — Маэглин тяжело привалился к стене. Он отдохнет тут — немного — и пойдет дальше. Теперь уже недалеко... Совсем не далеко. И не долго... Он пойдет... пойдет...
Думая об этом, Маэглин скользил рассеянным взглядом по площади. И вдруг увидел. Увидел...
Идриль была удивительной девушкой. Не похожей ни на какую другую. Где бы она не появилась, весь свет — солнечный, лунный, звездный или просто огонь свечей и очага — любой свет, казалось, устремлялся к ней, а потом откатывался от нее усиленный многократно. Словно она не одна из эльдалиэ, а некий волшебный камень.
Так считал не только Маэглин. Энердиль и другие камнеделы Гондолина тоже подмечали такое свойство принцессы. Это даже вдохновило их на какие-то грандиозные замыслы, которые, правда, насколько знал Маэглин, ничем особенным не увенчались.
Но Маэглину дела не было до их неудач. Его волновала только Идриль... Ее свет. На нее он мог бы смотреть бесконечно. Он хотел смотреть на нее бесконечно! Хотел, чтобы ее лучи грели и ласкали его... его одного! Всегда. Всегда Маэглин хотел этого. С тех пор как впервые ее увидел.
А теперь, когда нутро его так заледенело, когда темнота так истерзала его, Маэглин еще больше жаждал Идриль. Нуждался в ней неодолимо. А потому глаз не мог от нее отвести. В полдень на белокаменной площади как она сияла... как сияла!
Так, что со стороны казалось, будто две фигуры рядом с ней сияют тоже. Но этого, конечно, не могло быть... Туор... Эарендиль... Они всего лишь люди. Что люди даже знают о свете? Они не могут и не должны сиять.
Они не должны быть рядом с Идриль.
Она, очевидно, думала иначе. Ее правая рука крепко сжимала левую руку Эарендиля. А правую руку Эарендиля сжимала левая рука Туора. И все втроем они шли куда-то. По крайней мере, шли Идриль и Туор, а Эарендиль то и дело подгибал ноги и повисал в воздухе, чуть раскачиваясь и от этого смеясь. Ни Идриль, ни Туора это нисколько не беспокоило, они не велели ему прекратить, даже наоборот, раскачивали сильнее... но не настолько сильно, чтобы его руки могли выскользнуть из их. И он смеялся громче... Так что эльдар на площади оборачивались к нему и улыбались.
Маэглину не хотелось улыбаться. Не хотелось видеть их так. Вместе. Но заставить себя отвернуться он не мог. А потому смотрел. Смотрел и смотрел. Как раскачивался и смеялся Эарендиль, как негромко переговаривались о чем-то над головой мальчика Идриль и Туор. При этом Идриль чуть наклонялась к человеку. Словно хотела придвинуться к нему еще ближе, чем сейчас. И придвинулась бы, если бы не Эарендиль... только ради ребенка она готова была терпеть это неудобство, такое явное для всех, кто на нее смотрел.
Маэглин не хотел этого видеть. Не хотел. Не хотел. Не хотел! Он мог бы закрыть глаза. Но тогда он не перестал бы видеть и Идриль.
А он хотел видеть Идриль. Ему нужно, необходимо было видеть Идриль!
Она ничего не знала об этом. Еще чуть-чуть, и Идриль должна была скрыться из виду, уйдя с площади в компании своих столь неподходящих спутников.
Если б можно было остановить ее! Вернуть одним взглядом! Маэглин бы непременно так и сделал. Но это было не в его власти. И даже если Идриль почувствовала взгляд Маэглина, она ничем не показала этого.
Просто ушла своей дорогой.
А Маэглин остался.
Он еще долго стоял на том же месте у стены. А когда, наконец, смог отлепиться от нее, зашагал прочь от дворца. К своему дому.
Дорога обратно оказалась куда быстрее и проще, чем дорога туда. А двери за собой Маэглин затворил и вовсе с облегчением.
Снова вышел из дому он только под вечер. Опять долго бродил по улицам. Потом пошел на площадь Малого рынка. К Салганту.
***
Глава тринадцатаяПервая пара дней после возвращения в Гондолин задала образец новой жизни Маэглина в нем: дни, проведенные среди эльдар и полные притворства, ночи, одинокие, полные ужаса и сожалений. Тяжкие раздумья, все об одном и том же, бесчисленное множество раз. Окончательные решения, которые никогда не выполнялись. Мгновенные порывы, не приводившие ни к чему.
Взгляд Моргота, который Маэглин чувствовал на себе постоянно.
Музыка и вино помогали на короткое время притупить это ощущение. И Маэглин проводил вечера в доме Салганта. И не только Салганта. И не только вечера. Даже сам стал устраивать приемы — чего прежде упорно избегал — и дом Маэглина временами становился оживлен и полон гостей, пирующих, поющих, танцующих.
С ними пировал и Маэглин. Слушал музыку и смотрел на танцы.
А по ночам все равно оставался один — даже слуги были приходящими, жил в доме только хозяин. Он сам так устроил. Давно. И теперь придерживался старого правила.
Ведь если бы кто-то еще ночевал в доме, Маэглина могли бы услышать. Он боялся бы этого. Или, может, надеялся бы на это... Маэглин не знал сам. Но, во всяком случае, в доме никто больше не задерживался дольше, чем на несколько часов кряду. И ночные терзания Маэглина оставались его тайной.
Первое время он встречал каждое утро мыслью, что больше не выдержит. Потом притерпелся. А еще позже острота его страданий отчасти спала: иногда ему удавалось заснуть прежде, чем начинало светать. Почти без мучений.
Теперь все в жизни Маэглина сделалось или мучительно, или не мучительно. Радости, которой и раньше было так уж много, он больше не находил ни в чем.
Работа не трогала его души совершенно, и работал Маэглин мало и редко, без былого огня. Бросил бы совсем, если бы не мастера Дома Крота. Зная, как много для него всегда значило мастерство, кузнечное и рудное дело и возможность учиться чему-то и учить, и видя, что Маэглин вдруг отошел ото всего этого, они стали тревожиться за него.
Какое-то время, правда, держали эти чувства при себе, опасаясь навлечь его неудовольствие, но потом все-таки начали приходить к Маэглину. По одиночке, втайне друг от друга, они являлись к своему лорду домой и со стеснением, приличным больше признающейся в любви юной деве, чем умудренным опытом мастерам и воинам, которыми они в самом деле были, пытались разузнать, все ли с ним в порядке и не могут ли они чем-нибудь помочь.
У Маэглина эти визиты вызывали досаду. И бередили его душу, больше, чем он готов был признать. Больше, чем он мог себе позволить. Так что Маэглин цеплялся именно за досаду, разжигал ее, представляя, как переполошились бы эти доброхоты, решись он сказать кому-нибудь из них правду... и лгал, лгал, лгал. Глядя им прямо в глаза.
Каждый такой разговор тяжелым грузом ложился на сердце, и после этого покоя было уже не видать весь день, сколько ни вливай в себя вино.
Вот почему в конце концов Маэглин решил, что проще все же время от времени работать с ними, чем бесконечно отвечать на вопросы. Нельзя сказать, что новая перемена в его поведении совсем всех успокоила, но, по крайней мере, заткнула рты. Нарушать уединение своего необщительного лорда без очень-очень веского повода никто не решался.
Но, конечно, эльдар его Дома были далеко не единственными, кто замечал странности в поведении Маэглина. Ведь ему просто не хватало сил, чтобы вести себя как обычно, только-только чтобы не выдать всю правду напрямую.
Даже Тургон, который часто и надолго с головой уходил в собственные невеселые раздумья неведомо о чем, время от времени пробовал разговорить Маэглина. А в ответ выслушивал очередную порцию заверений, что все прекрасно и беспокоиться не о чем. Кажется, чем дальше, тем меньше он верил в это, и Маэглин ловил на себе его обеспокоенные взгляды. Но ни тени подозрений в них не было, только тревога. Причем силой вырывать сокровенные тайны племянника король явно не считал уместным, а потому вопросы задавал все реже, хотя взгляды его, наоборот, делались чаще и дольше.
Если бы только он мог прозреть правду! Тогда, может, вырвал бы и само сердце... Но правды не знал никто, кроме Маэглина. И Моргота. Но уж Моргот-то точно не выдаст своих секретов, пока не будет слишком поздно. Для Гондолина. Поздно. Пока еще не поздно. Надо. Надо сказать...
Притворяться спокойным с Тургоном для Маэглина было сложнее всего. Всякий раз после их беседы возвращалось смятение первых дней. Всякий раз Маэглину не хватало какой-нибудь малости, чтобы открыть всю правду. Тем более, что в присутствии Тургона Маэглин почти не чувствовал на себе взгляда Моргота.
Иное дело Идриль! Когда она оказывалась поблизости, Маэглин еще сильнее ощущал, как жжет и леденит неотступный вражий взгляд. Слышал, как снова и снова назойливо звучит в ушах все то же:
"Чего ты желаешь больше всего на свете? Скажи, незачем таиться..."
"— Идриль".
Он попросил ее как накраду. Награду за службу от Врага. И пусть такой награды Моргот дать никогда не сможет, потому что Идриль, конечно, никогда не будет принадлежать Врагу, чтобы распоряжаться ею, — глядя на нее в этом невозможно было усомниться — все же Маэглин попросил ее. Маэглин попросил Идриль. У Врага.
Трудно было помнить об этом и не вздрагивать от ее голоса, не корчиться от стыда под ее взглядом.
Маэглин изо всех сил скрывал свое волнение.
Но, естественно, Идриль заметила.
Она не любила Маэглина и никогда не притворялась, что любит. Проводила в его обществе так мало времени, как только могла, и откровенно избегала оставаться с ним наедине. Хотя он ни разу не позволял себе никакой вольности, ни словом, ни жестом... разве только в мыслях, но их она не могла бы прочесть... Идриль сторонилась его.
Тем сильнее удивился Маэглин, когда однажды утром, после очередной — и особенно тяжелой — бессонной ночи обнаружил Идриль у себя на пороге.
Она пришла спросить, все ли с ним в порядке и не может ли она чем-то помочь.
В отличие от мастеров Дома Крота, Идриль не была смущена и не опасалась реакции Маэглина на свои вопросы — или, по крайней мере, ничем не выдавала своих чувств.
Он же испугался так, что чуть силой не вытолкал ее из дому без всяких разговоров. Никогда — никогда! — он и помыслить не мог о том, чтобы сказать правду — такую правду! — Идриль. Конечно, если бы он открыл все хоть кому-нибудь, она неминуемо тоже узнала бы. Но об этом Маэглин обычно просто не думал.
А тут... он едва сумел кое-как овладеть собой и принялся уверять ее, что с ним не происходит ничего, что стоило бы драгоценного внимания его "милой сестры". Она, правда, не поверила и ушла расстроенная. Недовольная собой и раздосадованная его скрытностью.
С тех пор Идриль говорила с Маэглином еще меньше, а глядела еще недоверчивее. И еще сильнее Маэглина мучил стыд перед ней. Но, по крайней мере, она больше не пыталась ничего у него выспрашивать.
И никто больше не пытался.
Однако многие эльдар искали собственных объяснений новым причудам Маэглина, и объяснения эти, потихоньку передаваемые из уст в уста, вызывали жаркие обсуждения, которые, бывало, долетали до слуха Маэглина.
Однажды, в очередной раз устав слоняться без цели по улицам, Маэглин расположился отдохнуть на площади у фонтана и почти сразу уловил чей-то возбужденный шепот:
— Это все от безответной любви. Я еще в Валиноре такое видел не раз. Как не посчастливится кому, так по-всякому куролесить начинают.
— Ой, да брось, вспомни королеву Индис, когда она еще не была королевой, много ли она куролесила?
— Так то она, второй такой, может, и на свете нет. А вот двоюродный брат моей жены, когда его возлюбленная за другого замуж пошла, так он сам на себе стал не похож, а потом от Ирмо в ученики к Феанаро ушел, а еще потом...
— Вот, в ученики к Феанаро! Несчастную любовь-то работой забивают, а не наоборот! Я о том и говорю!
— Да это, сдается мне, у кого как...
— А я говорю, что это никакая не безответная любовь!
— Да ведь кто же не знает, что лорд Маэглин, бедняга, в нашу принцессу давно влюблен, а она и не смотрела на него никогда...
— Вот, никогда! Что ж чудить-то он стал только теперь?
— Так, может, раньше и спасала его работа, а теперь не спасает больше. Нам-то с тобой откуда знать, как оно бывает, с безответной-то любовью...
Тут говоривший жалостливо вздохнул. Его собеседник надолго замолчал, видимо, задумавшись, потом отозвался:
— И то правда. А только сдается мне, что в другом совсем дело.
— Так и скажи уж, в чем оно, по-товоему? А то ходишь все вокруг да около.
— Да если б я знал, то сказал бы. А так чую не то что-то, а и сам не пойму.
— Эх, жалко, ты ж, дружище, всегда был проницательнее меня.
Послышался еще один тяжелый вздох, теперь уже на два голоса.
Маэглин, слушая этот разговор, прямо-таки чувствовал, как кровь его закипает. Какое унижение! Все сердечные тайны, которые он хорошо — как ему казалось — берег от чужих глаз, какие-то болтуны обсуждают средь бела дня, даже не замечая, что предмет их разговора расположился неподалеку.
Вот сейчас Маэглин окликнет их и покажет им такого "бедного лорда Маэглина", что им долго еще в голову не придет ни жалеть его, ни говорить о нем!
Но, еще думая об этом, Маэглин уже знал, что ни слова не скажет. Он и прежде не часто давал волю своему гневу, как и иным чувствам, а теперь вовсе избегал этого. Ведь начав, он мог не суметь вовремя остановиться, и тогда кто знает, что он сам расскажет о себе? Да не шепотом, а во всеуслышание.
Нет! Нельзя так рисковать. Нельзя.
Пусть лучше эти глупцы и дальше тешат себя своим жизненным опытом и проницательностью.
В конце концов, уж Маэглин-то точно знал, что во всем городе проницательности не наберется и на маковое зерно. Иначе его секреты мигом оказались бы раскрыты.
Но всем по-прежнему было невдомек. День за днем. Неделю за неделей. Месяц за месяцем.
***
Глава четырнадцатаяКак ни мало Маэглин, занятый собой и своей злой долей, обращал внимания на то, чем живут остальные жители Гондолина, но, когда Идриль стала, хоть и ненадолго, но часто, исчезать из виду, это он заметил. Хотя другие эльдар, казалось, не видели ничего странного. Или, по крайней мере, не придавали этому значения. Но Маэглин насторожился.
Идриль! Куда она уходит? Зачем? Ведь прежде, на его памяти, у нее не было никаких потаенных дел. Неужели она не бросила своих идей о том, что нужно покинуть город?
Правда, Идриль давно уже и слова об этом не говорила. Ведь Тургон запретил. Запретил даже говорить! А уж делать что-то против воли короля никто в Гондолине и подавно не стал бы. Помыслить об этом было попросту дико.
Для всех, кроме Маэглина.
Ему же сразу пришло на ум именно это. А еще пришло на ум, что, если бы он мог подловить Идриль и рассказать о ее замыслах Тургону, его собственная вина не была бы такой уж большой. Раз сама дочь короля нарушила его установления, что говорить о Маэглине?
Если бы только он мог подловить ее!
Но он не мог.
После хмельных вечеров и ночей, приносивших ему больше усталости, чем отдыха, Маэглину с большим трудом удавалось сосредоточиться на своей цели. Результатов же не было видно вовсе: Идриль появлялась и исчезала, как ей вздумается, а он не всегда даже успевал заметить это вовремя.
Но если и успевал, то проследить за ней все равно не получалось. Ни в одной части города Маэглин не мог ни разыскать ее, ни услышать хоть что-нибудь о ее делах.
Это могло бы означать, что и искать-то вовсе нечего. Но Маэглин чем дальше, тем больше подозревал, что Идриль уходит из Гондолина в долину. И следовало продолжать поиски там... вот только у Маэглина в глазах темнело, стоило ему лишь подумать о том, чтобы выйти из-под защиты высоких белых стен. Ведь долина Тумладен больше не сокрыта. А следовательно, и не безопасна. Огромные летучие мыши на службе Моргота... они могли прилететь когда угодно, могли схватить Маэглина в любой момент.
Маэглин, правда, до сих пор не выдал планов Моргота жителям Гондолина. Но он думал об этом. Часто. Так часто! И если Моргот следил за ним, то мог подслушать эти мысли... Наверное, мог. И тогда...
Нет. Долина Тумладен вовсе не безопасна.
Не безопасна и для Идриль.
Надо предупредить ее!
Нет, надо предупредить Тургона!
Но и этого Маэглин не мог. Ведь Тургон стал бы расспрашивать, почему он даже подумал об этом, и тогда... Кто знает, что тогда. Что мог бы сказать сам Маэглин или о чем мог бы догадаться Тургон, если бы у него был хоть намек, хоть тень намека на правду?
Нет, Маэглин не смел заговаривать об отлучках Идриль с Тургоном.
А ведь долина не безопасна...
А если Идриль когда-нибудь выйдет за пределы долины... Подумать страшно, что могло бы случиться с ней там!
Идриль такая нежная, такая хрупкая...
Что она стала бы делать, если бы ее захватили орки? Немыслимо даже представить ее в их власти, среди их грязных лап и мерзких рож... Если бы ее увели в Ангбанд… Что она стала бы делать? Что ей оставалось бы делать?
Чего Идриль точно не сделала бы, так это не назвала бы Моргота своим Повелителем. И никогда – никогда — не выдала бы ему свой город. Как не сделала бы этого и принцесса Арэдель, мать Маэглина!
Эта мысль ударила Маэглина как неожиданное и резкое прозрение, потому что он давно уже не вспоминал о матери. Слишком давно. И вот теперь она вторглась в его мысли, переворачивая там все. Внося еще большее смятение.
Арэдель. Идриль. Арэдель. Идриль. Арэдель. Они не похожи. И похожи. В них обеих была видна одна и та же внутренняя сила, замечать которую было удивительно, но не замечать - попросту глупо.
Да именно глупо! Они похожи. Так похожи, что их уже не различить. Не разделить... Что сказала бы Идриль, если бы знала, что Маэглин открыл Морготу, где Гондолин? Что сказала бы Арэдель, если бы знала?
Маэглин утратил последние крохи покоя. Потерял счет дням. Снова затворился в спальне и не виделся ни с кем. Не спал.
А когда, наконец, заснул, ему приснился Лориэн. Сад валы Ирмо в Валиноре. Маэглин, конечно, никогда не был там и даже по рассказам матери не составил себе никакого особенного представления об этом месте, потому что отдых и исцеление никогда особенно не пленяли его воображение.
И все-таки ему приснился Лориэн. Сомнений в этом просто не могло быть: так дышали покоем эти серебристо-серые сумерки, так ненавязчиво источали свой тонкий аромат неброские белые цветы, а тени были легки и прохладны и не таили угрозы.
На берегу безмятежно спокойного озера склонялись к самой воде густые и мощные кроны плакучих деревьев: ив, вязов, берез и других, которых Маэглин никогда не видел и для которых не знал названий. И вдруг среди ветвей Маэглин увидел высокую статную фигуру своей матери! Как всегда в белой накидке поверх белого же платья Арэдель приближалась к Маэглину своей легкой и стремительной походкой.
На ее одеждах не было крови. На ее плече не было раны. На лице не осталось и следа той жуткой неестественной бледности — предвестницы смерти, — которая покрывала его в последние часы.
Она была такой живой и настоящей. Такой родной, что Маэглин, на миг забыв обо всем, кинулся к ней с криком:
— Мама!
— Здравствуй, йондо!
Она распахнула объятия ему навстречу. Как делала всегда. Прижала к груди с обычной нежностью. Но через несколько мгновений отстранила от себя и, положив руки ему на плечи и серьезно глядя в глаза, сказала то, чего Маэглин никак не ожидал бы в такую минуту:
— Ты должен рассказать Тургону, своему дяде и королю, что Моргот знает, где Гондолин.
Арэдель сжала плечи Маэглина, не до боли, но ощутимо, как будто хотела, чтобы сила ее слов проникла в него через кожу.
— Сделай это, как можно скорее, — настаивала она. — Время уходит. Его остается все меньше.
— Уже поздно, — вяло возразил Маэглин. — Город не спасти.
— Город не спасти, — повторила Арэдель, словно эхо. — Но эльдар спасти еще возможно.
— Тургон на это не пойдет, — возразил Маэглин.
— Пойдет, — уверенно сказала Арэдель. — Если будет знать, что на тайну больше уповать не приходится, то пойдет. Расскажи ему все, сейчас же расскажи.
— Я... — начал Маэглин.
Но Арэдель вдруг оттолкнула его, и Маэглин проснулся, судорожно хватая ртом воздух.
Он вскочил с постели и, еще не придя в себя после видения, принялся одеваться, даже не думая о том, было ли оно голосом его собственного орэ или попыткой владык из-за моря достучаться до него... это не имело значения.
Рассказать Тургону всю правду! Как можно скорее! Сейчас же рассказать!
Маэглин собирался сначала торопливо, потом медленно, с болезненной тщательностью... и тогда он уже знал, что не пойдет к Тургону и ни о чем не расскажет.
Он даже не вышел из дому. Ни ночью. Ни утром. Ни днем. Ни вечером. Ни на следующий день.
Когда Маэглин наконец выбрался наружу и отправился во дворец в поисках новостей, Идриль тоже была там. Как ни в чем не бывало беседовала с Тургоном и лордами его Совета. Но Маэглин чувствовал, что она что-то скрывает. Только не в силах был угадать, что именно.
А отлучки Идриль вскоре прекратились так же внезапно, как и начались. Постичь суть ее секрета, Маэглин, сколько ни старался, не смог.
***
Глава пятнадцатаяМесяцы шли за месяцами, и сезоны исправно сменяли друг друга. Когда Маэглин угодил в плен к оркам, в долине Тумладен царила осень. Позже она уступила место увяданию. Затем обычной чередой начались и прошли зима, пробуждение и весна. Теперь яркое шумное лето уже заявляло свои права на долину и ее обитателей, с каждым днем набирая и набирая силу. В Гондолине, где жизнь тоже шла своим порядком, споро и весело готовились к празднику Врат Лета, который должен был наступить через несколько недель.
Уже больше половины годового круга отделяло Маэглина от ужасной встречи с орками и ото всего, еще более ужасного, что последовало за ней. И чем дольше Маэглин оглядывался на свое недавнее прошлое, тем более нереальным оно казалась. Невозможным. Немыслимым. Нелепым. Несуразным.
Совершенно дикая выдумка!!!
Ведь не мог же Маэглин, с детских лет путешествовавший с отцом по вовсе не безопасному Белерианду, так легко попасться оркам? Ну конечно, не мог!
А если бы даже и попался, неужели стал бы он говорить им, что знает, где Гондолин? На редкость глупая фантазия!
И разве позволил бы Маэглин безропотно довести себя до Ангбанда, до самого логова Моргота? Ни за что!
А если бы он и оказался там, то неужто выдал бы Врагу свой город? Никогда!
И если даже Враг все же вырвал бы у него драгоценную тайну, неужели после такого его отпустили бы? Да чего ради!
Для помощи при штурме? Бессмысленно!
Моргот держит в повиновении несметные полчища своих тварей и вызнал у Маэглина все секреты обороны Гондолина, какая помощь могла бы ему понадобиться? Никакой! Абсолютно никакой!
Да если бы Моргот узнал, где Гондолин, он сразу послал бы к городу свои орды! Захватил бы его, осквернил и стер с лица Арды. Без промедлений!
Однако Гондолин продолжал стоять во всей своей красе, силе и славе. С ним до сих пор не случилось никакой беды. И ничто не предвещало несчастий впереди.
Стало быть, всего этого просто не было! Конечно же, не было. Ничего не было. И не могло быть.
Маэглин вовсе не выходил за пределы долины Тумладен. Не попадал в плен к оркам. Не был в Ангбанде. Не видел Моргота. Не говорил с Морготом. Не отвечал на его вопросы. Не открывал ему тайны Гондолина. Не называл его своим Повелителем. Никогда! Никогда! Никогда!!!
Да. Именно так. И никак иначе.
А все остальное ему просто почудилось. Только и всего.
Маэглин твердил это себе так часто, что уже почти и сам верил. Вернее, почти все время верил. Редко теперь – но все еще по ночам — чудовищная правда поражала его. Тем более яростными были эти прозрения! Они сотрясали феа Маэглина как самая чудовищная из бурь!
Он сказал Морготу, где Гондолин! Моргот знает, где город! Моргот нападет! Уже скоро! За эти месяцы он, конечно, собрал свою армию. Враг нападет! Вот-вот нападет!!! Город не спасти!.. Город надо спасти! Надо спасти... А Маэглин... Маэглин...
Маэглин метался, не помня себя, не сознавая, что делает, и после — поутру — обнаруживал на своих руках следы собственных зубов или ссадины на лице, по-видимому, от того, что он бился головой о стены, хотя и не мог такого припомнить. К счастью, его весьма скромных познаний в целительском деле хватало, чтобы быстро избавиться от всех отметин. Такое непросто было бы объяснить! Если вообще возможно…
Эти приступы пугали Маэглина неимоверно! Но еще сильнее он испугался, когда как-то раз на рассвете очнулся на полу, у самой двери, ведущей из дома наружу, на улицу. Должно быть, ночью выбрался из спальни и полз. Куда? К Тургону, наверное... Все пути всегда вели к Тургону! Только не приводили.
Маэглин содрогался от ужаса и отвращения, представляя, что было бы, если бы он действительно показался в таком виде на улицах Гондолина. Не говоря уже о дворце короля. Но так далеко, ему, скорее всего, и не дали бы добраться. Схватили бы и поручили заботам целителей.
А Тургон все равно бы так ничего и не узнал.
Впрочем, узнавать ведь нечего. Ничего же не было. Совсем ничего. Никогда.
Теперь, возвращаясь в свою спальню по вечерам, Маэглин всякий раз задвигал дверь парой тяжелых сундуков, рассудив, что во время своего лихорадочного беспамятства с такой преградой он не справится. А значит, не уйдет никуда. И не расскажет никому о том, чего на самом деле не было.
Вот только, как нарочно, после этого случая ночные метания Маэглина вдруг совсем прекратились. Он без пользы тягал с места на место сундуки, а кроме этого, зажил вполне спокойно.
Но долго это не продлилось.
Потому что Маэглина вдруг начал всерьез мучить один вопрос…
Так был он все-таки в Ангбанде или нет?
На самом деле?
Был или нет?
Говорил с Морготом или нет?
Выдал Гондолин или нет?
Грозит теперь городу неотвратимая опасность или нет?
Маэглин больше не знал.
На самом деле не знал.
Если бы только он мог спросить у кого-нибудь...
Но никто не мог знать!
Ведь он же никому не рассказал...
Или ему просто нечего было рассказывать?
Он не знал. Не знал. Не знал!
Ничего не знал.
И не у кого было спросить.
Кроме Моргота.
Моргот, наверное, знал.
Или и Моргот не знал?
Если Маэглин никогда не был в Ангбанде, то, наверное, Моргот не знал?
Или все-таки Моргот знал?
Моргот знал...
Что знал?
Моргот знал, где Гондолин... или не знал?
Маэглин больше не мог выносить этой бешеной круговерти вопросов без ответов. От нее темнело в глазах, шумело в ушах, хотелось кричать... Маэглин чувствовал, что вот-вот не выдержит. Ни то что дня. Даже и часа так не переживет. Сейчас, сейчас он...
Маэглин не знал, что именно он сейчас сделает... Маэглин ничего не знал.
Кроме того, что он поднялся на стену Гондолина... зачем?
Чтобы узнать, был он в Ангбанде или нет...
Нет, не то.
Зачем?
Ах да, чтобы встречать рассвет и петь гимны во славу Солнца с другими жителями города. Конечно.
Ведь теперь праздник — Врата Лета. Конечно.
Но все-таки выдал он Морготу Гондолин или нет?
Нет. Нет, не надо об этом думать. Надо петь.
Скоро рассвет.
Уже занимается утренняя заря.
Или нет?
Нет, это не заря. Она бывает на востоке... или на западе. Но это вечером. А сейчас...
Сейчас... заря... нет, зарево… Оно на севере.
Точно, на севере!
Значит, Моргот знает, где Гондолин!
Значит, Маэглин был в Ангбанде и сказал Морготу, где Гондолин!
Да, да! Так и было!
Теперь он знает! Знает!
Маэглин с трудом удержался, чтобы не рассмеяться от облегчения. Он знает! Знает!
Так огонь, который несли в Гондолин орды Моргота, чтобы сжечь город, стал для Маэглина благословенным светом истины.
Конец
@темы: Тургон, Маэглин, Туор, Идриль, Арэдель, мои фанфики, Эарендиль, Заклятие безмерного ужаса, Сильмариллион, Мелькор, нолдор
-
-
19.02.2019 в 22:03А с именем... там такая фигня, что вот как раз тут не все так страшно, как принято изображать в фаноне. Эол дал Маэглину имя, когда подметил черту, отличающую его от других, это, в принципе, перекликается с традицией нолдор давать сыну имя отца, а потом прибавлять смыслоразличительную приставку. Только Эол не использовал свое имя, а звал сына - Сын... ну, может, не суперпуперрешение, но и не "эй ты, иди сюда".
-
-
19.02.2019 в 22:14Думаю, они всё равно периодически встречаются с родными. Даже если пара с детьми путешествует, у каждого в паре была своя семья до свадьбы и периодически они с ней соприкасаются
и никто при этом не погибает.В путешествиях эти семьи тоже взаимодействовали с окружающим миром, а сидеть в норке безвылазно с такой суперсемейкой... на мой взгляд, его ситуация куда более жуткая, чем у Тома Риддла, например-
-
19.02.2019 в 22:26А встречи с родичами, ну, да, но у эльфов другое представление о времени, можно, например, уехать в гости на двести лет... а детство ребенка - всего пятьдесят лет, так что можно вырасти, не встречаясь с родичами, если они свалили гулять незадолго до твоего рождения.
-
-
19.02.2019 в 22:41))) Да уж, я не сильна в эльфийской психологии... Свалить на двести лет - это сильно. А некоторые и на тысячи лет сваливают, без проблем)))
-
-
19.02.2019 в 22:48-
-
19.02.2019 в 22:50-
-
19.02.2019 в 23:10-
-
30.07.2019 в 20:04