А чем ты думаешь заняться, когда настанут холода?
Обзорам
Ну вот, приехали. Уже не просто глубоко личный фанон, а личный фансервис. В смысле, автор додает сам себе любимых героев в более чем странном изводе. Если вдруг кому еще понравится, я буду очень удивлена... но и рада, конечно, тоже)))
Этот фик, по сути, заключение ненаписанного макси о дружбе Индис и Мириэль в Первую Эпоху. Началом этого же ненаписанного макси можно считать текст "Работа рук"
О болезни Индис после смерти Финвэ до Солнца и Луны можно почитать в "Конце света", этот текст не из ненаписанного макси, но некоторые элементы фанона у меня повторяются в разных АУшных и неАУшных историях.
О внучке Индис, которая упомянается здесь в тексте, можно почитать в "Настоящей сказке". Внучка тоже существует в разных ветках фанона.
Название: Свет ее духа
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Индис, Фириэль (Мириэль Сериндэ), Ингвэ, Намо Мандос, Манвэ, Варда, Арафинвэ, Финдис, упоминаются Финвэ, Ниенна
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст, вероятно, АУ (но известным фактам канона не противоречит)
Размер: мини, 4023 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Первая Эпоха, которая стоила Индис многих душевных сил, кончается. И, казалось бы, самое время радоваться. Но и силы Индис тоже на исходе.
Предупреждение: смерть главного персонажа в начале фика. Возрождение главного персонажа в конце фика.
Примечание: йени - отрезки времени по 144 обычных солнечных года каждый.
читать дальшеОна продержалась на целую эпоху дольше, чем могла бы. Правда, эпоха была короткой, а подходящего момента, чтобы умереть, не существует вовсе. В самом начале, до Солнца и Луны, Индис не могла позволить себе уйти в Мандос, потому что Финдис и Арафинвэ без того уже перенесли слишком много потерь. Они — особенно Финдис — не вынесли бы еще этой.
Потом Индис вроде бы выздоровела, и бороться за жизнь больше не приходилось. Казалось даже, не придется уже никогда. Но с каждым ударом судьбы, с каждой утратой, которые Индис чувствовала слишком ясно, даже через границу Разделяющих Морей, уходили силы, и связь духа и тела снова начала слабнуть. Индис впервые ощутила это вскоре после свадьбы дочери. Держалась до рождения внучки, потом пока та не вырастет, нельзя же пропускать такое время... Да и слишком многие продолжали нуждаться в ней, она не имела права просто так их бросить. Держалась до прихода Эарендиля. А затем до Похода в Эндорэ, нельзя омрачать это событие хоть чем-то, что может быть воспринято как дурной знак... дождаться времени, когда Моргот будет побежден, тоже хотелось. После хотелось дождаться возвращения флота в Аман. Встретить Арафинвэ на берегу, не прибавлять горечи в его победу. Ну, а потом уж все... вечером того же дня умереть. Ведь больше ей просто не вынести.
Так думала Индис. Но оказалось, ей не вынести даже этого. Жизнь, которая в последние годы была ее личной, незаметной для других, пыткой, теперь становилась пыткой заметной, хотя никто не смел заговаривать об этом с Индис. И не только заметной, но и нестерпимой. Бороться было уже невозможно, оставалось только сдаться с достоинством.
Уйти в Чертоги Ожидания.
А после она вернется здоровой и сильной. Так говорил ей сам Мандос.
— Ни Ирмо, ни Эсте не в силах исцелить то, что мучит тебя, но я могу. Ты не вне помощи, Индис, — сказал он.
И Индис ему верила.
Но ничто в Арде Искаженной не дается даром, за исцеление она заплатит временем. Временем, когда жизнь будет течь, но только не для нее. А за свое промедление она заплатит дважды, не только уже перенесенными страданиями, но и снова временем. Чем дольше она не идет навстречу неизбежному, тем дольше затянется ее Ожидание.
— Однажды ты вернешься, — сказал Мандос.
Однажды. Через сотню лет? Через несколько сотен? Или через несколько тысяч? И это когда жаль дня, часа, пока ее не будет рядом с теми, кто ей дорог. И больше того, кому может понадобиться ее поддержка.
Правда, толку от нее в последнее время было немного. Она уже не могла петь и играть, ей было тяжело и больно двигаться, говорить. Даже есть или пить. Даже думать.
Так что она решилась. Пора прощаться и уходить. Хотя нет, пора не прощаться, но уходить. С подходящим прощанием для такого случая все обстояло еще хуже, чем с подходящим временем.
Но все-таки кое с кем стоило поговорить напоследок. И Индис отправилась к дому Вайрэ.
Поездка прошла легче, чем она опасалась, но спешиться оказалось непросто. Индис едва не упала, вернее, точно упала бы, если б ее лошадь не заметила неладное и не подставила шею, чтобы можно было ухватиться.
Индис ухватилась и долго простояла так, одновременно радуясь, что может немного отдохнуть и досадуя на себя за слабость.
— Ну, не йену же здесь топтаться, — сказала она, наконец.
Погладила лошадь в благодарность за помощь и отстранилась.
Первые несколько шагов дались с трудом, Индис снова чуть не упала, но на этот раз сама удержала равновесие. Расстояние до дверей, которое когда-то она могла преодолеть в несколько мгновений, не задумываясь об этом, даже не замечая, теперь тянулось мучительно и обидно медленно.
Но Индис все же добралась до чертога Вайрэ, привычно толкнула створки дверей — они привычно открылись. За последние пять с лишним сотен лет это стало обыденностью, правда, прежде она приносила с собой арфу, чтобы музыкой помочь Фириэль справиться... со всем этим. Сегодня арфы при Индис не было — тяжело нести, а играть она все равно не могла бы, да и Фириэль, с тех пор как сперва Война Гнева, а потом и история Сильмариллей завершились, не нуждалась в помощи.
Но приходу Индис она обрадовалась, поднялась навстречу с улыбкой.
— Айя...
Впрочем, почти тут же улыбка померкла. Фириэль поморщилась, как от боли, закусила губу.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Тут же махнула рукой и быстро добавила: — Не трудись отвечать. Я знаю, только...
Она замолчала и отвела взгляд.
— Так очевидно? — спросила Индис.
— Твой дух сжигает плоть и сияет так ярко, что больно смотреть, — ответила Фириэль. — Может, кто и думает, что ты светишься золотом от радости. Но я-то...
Она снова не договорила.
— Значит, объяснять не придется, — сказала Индис, против воли испытывая облегчение.
— Прощаемся? — полу-утвердительно спросила Фириэль.
Индис кивнула. Они помолчали немного, глядя друг на друга.
— Хорошо, что сейчас, — сказала Индис. — Теперь тебе уже не нужна моя музыка.
— Да, — согласилась Фириэль. — Я справляюсь одна. Сегодня закончила еще гобелен.
Она посмотрела на станок. Индис проследила за ее взглядом: и вправду, совсем готовая работа. Воинство Валинора покидает берега Эндорэ.
— А на самом деле они сейчас... — начала Индис.
— В четырех месяцах пути отсюда, — ответила Фириэль, не дожидаясь, пока она договорит.
Индис вздохнула. Четыре месяца. Для нее, как четыре Эпохи, как вечность. Не дождаться.
— Сколько? — спросила Фириэль, вероятно, думая о том же.
Индис пожала плечами, тут же пожалела об этом, но дело было уже сделано.
— Совсем недолго, — сказала она. — От тебя я поеду в дом брата. Хочу побыть с ним напоследок. И чтобы он был рядом, когда...
На этот раз кивнула Фириэль. И опять воцарилось молчание. Было странно нечего сказать друг другу, хотя за целую эпоху совместной работы они привыкли без стеснения обсуждать почти что угодно.
— Потом расскажешь мне, как они смотрятся оттуда, — произнесла, наконец, Фириэль, снова взглянув на гобелен.
— Обязательно, — ответила Индис и даже улыбнулась. Вполне искренне. — Только, боюсь, тебе придется подождать пару тысяч лет.
— О, нет, — решительно возразила Фириэль. — Ты вернешься намного скорее.
— Что-то знаешь? — удивилась Индис.
— Знаю тебя, — ответила Фириэль.
Индис совсем не разделяла ее уверенности, но пожимать плечами на всякий случай не стала, боль после прошлого раза еще не вполне утихла.
Фириэль приблизилась к Индис, но в паре шагов остановилась.
Спросила:
— Можно? Или не стоит?
— Хуже от этого мне не станет, — ответила Индис.
Фириэль обняла ее.
— До скорой встречи, Индис, — сказала она особым тоном, в котором слышалось: "И даже не думай со мной спорить".
— До скорой встречи, Фириэль, — покорно откликнулась Индис.
Спорить и не хотелось. Хотелось поверить.
***
Тот разговор с Фириэль оказался последним, что Индис по-настоящему четко запомнила. По пути к Таниквэтиль ей стало совсем плохо: она то и дело проваливалась в забытье, прямо сидя на лошади, и приходила в себя ненадолго, только почувствовав, что в очередной раз начинает падать. А еще она очень хотела пить, но сил, чтобы дотянуться до фляги с водой, не было, поэтому Индис просто отмечала про себя, что пересохшее горло горит все больше и больше, и снова закрывала глаза.
Ингвэ вышел встречать ее к подножью горы. Помог, наконец, напиться и слегка освежить влагой лицо. Хотел на руках нести ее в дом, но Индис покачала головой:
— Ни к чему.
Остаток пути она проделала все так же верхом, только лошадь теперь двигалась медленнее, а рядом шагал Ингвэ и напевал негромко укрепляющую мелодию. Индис знала, что песня должна пробуждать бодрость тела и духа. Но у нее уже не осталось бодрости, которую можно было бы пробудить. А присутствие брата и звук его голоса приносили такое облегчение, что больших усилий стоило не позволить себе немедленно заснуть, не беспокоясь больше ни о чем.
Но было еще рано. И Индис продолжала упрямо держаться на спине лошади. Потом Ингвэ помог ей спешиться, и она, опираясь на его руку, прошла по дорожке к дому короля миньяр. И даже одолела лестницу, благо, ступени не были крутыми.
Но оказавшись внутри, Индис сразу же покачнулась, Ингвэ подхватил ее и все-таки понес на руках. В те самые покои, где она жила до замужества и потом — когда муж умер — пока не был построен ее собственный дом. Индис, скорее, догадалась об этом, чем узнала комнату.
Ее уложили в постель. Кроме Ингвэ, рядом был кто-то еще. Должно быть, невестка или одна из племянниц. Но Индис уже не могла понять, кто это. Она изо всех сил сжала руку брата и закрыла глаза. В последний раз.
После этого боли уже не было. Но воспоминания не становились яснее. Индис не помнила дороги к Чертогам Мандоса, не помнила, как прошла сквозь врата, что увидела внутри. Не помнила самого Мандоса и разговора с ним. Вернее, помнила, но не так, чтобы об этом можно было рассказать или даже с уверенностью воскресить это в собственных мыслях.
Все было как туман. Как звуки музыки, донесшиеся издалека. И таким же было начало ее пребывания в Чертогах Ожидания. Покой. И ничего, что могло бы его нарушить. Только легкая серебристая дымка вокруг. Тишина и неподвижность. Одиночество. Иногда к Индис приходила Ниенна. Раз или два являлся сам Намо Мандос. Трудно было сказать, говорили они или нет, а если да, то о чем. Но от этих встреч становилось легче.
Покой. Размышления. Покой и размышления. Размышления и покой.
Вокруг ничего не менялось, пока однажды Индис вдруг не почувствовала в себе силу пойти куда-то. В тот же миг все словно залил свет Лаурелин, дымка рассеялась. Появились залы и переходы с твердыми, как камень, стенами, сплошь увешанными гобеленами памяти.
Самые древние из них изображали сотворение Арды, и, даже зная по преданиям, что на них должно быть, Индис было трудно постичь все.
"Невозможно вместить в себя такое знание" — подумала она.
И догадалась, что большую часть того, что видит, забудет, когда настанет время возродиться.
Но все-таки Индис не перестала рассматривать гобелены, рассудив, что, наверное, не напрасно оказалась здесь, в начале всех начал.
Так что она шла и смотрела. Гобелен за гобеленом. Век за веком. Событие за событием. То, о чем прежде доводилось лишь слышать, оживало перед глазами.
С каждым шагом Индис приближалась к Пробуждению эльдар. К началу своей собственной жизни.
Вот яркие звезды над безмятежной водой огромного озера. Вот на берегу спят, еще не ведая ничего о мире, первые квэнди. Вот они пробудились и увидели звезды. Первый крик. Первый шаг по земле. Первый глоток воды. Первое прикосновение к другому квэндо, пожатие руки.
Странно было наблюдать все это со стороны. Еще более странно находить на гобеленах саму себя. Та Индис казалась красивее и сильнее, решительнее, чем теперь помнила Индис нынешняя, и в то же время беззащитней. Чувство было почти то же, какое при жизни возникало у нее иногда, когда она смотрела на своих спящих детей.
История квэнди, история эльдар, история миньяр, история ее семьи — ее история медленно разворачивалась перед Индис полнее и ярче, чем она знала прежде.
Почти забытые знакомцы, друзья, с которыми после разделила судьба, посторонние, узам близости с которыми суждено было возникнуть намного позже, и родные — те, с кем бок о бок пройдено все — ставшие еще родней. Вперед и вперед. Год за годом... Как Ингвэ пережил их нынешнюю разлуку... никогда, кроме только времени его посольства в Валинор, не разлучались они надолго, и даже если жили не рядом, осанвэ всегда соединяло их, как невидимый мостик. А сейчас ему пусто без этого, должно быть. Непривычно.
Хотя, быть может, он уже и привык.
Впервые Индис задумалась, сколько времени провела в Чертогах. Но никакого ответа на этот вопрос не было, поэтому она просто двинулась дальше.
На гобеленах, мимо которых Индис проходила теперь, были изображены годы после ухода миньяр из Тириона. Блаженство Валинора. Ученичество у Манвэ. Любовь к Финвэ. Безответная. И такая безнадежная, что даже не горько. Одиночество до конца вечности, с которым она смирилась… В то время Индис представить себе не могла, как все сложится на самом деле.
— Если бы кто и сказал мне, я не поверила бы, — прошептала она, касаясь призрачными пальцами собственного лица, вытканного на очередном гобелене. — Не могла бы представить столько радости и столько горя.
А может, и испугалась бы. Наверняка испугалась бы, если б знала заранее, чем все кончится. Но теперь, глядя на мужа и детей... на невесток и внуков... она ни о чем не жалела. Ни о чем.
Даже когда пошли знакомые гобелены. Те, где рукой Фириэль были вытканы события Первой Эпохи: страдания и боль, ужас и смерть, среди которых лишь краткими вспышками, искрами во тьме, сияли радость и мир. А еще мужество. Мужество присутствовало там все время, и нельзя было не восхититься им, глядя на эти полотна. Великие события и великолепное изображение. Здесь еще великолепнее, еще живее, чем там, в чертогах Вайрэ. Надо будет и вправду сказать об этом Фириэль. Не забыть.
— Не забыть, — произнесла Индис вслух, останавливаясь перед тем самым гобеленом, который видела при жизни последним.
Воинство Валинора покидает берега Эндорэ. Часть кораблей уже вышла в открытое море, часть пока теснится у пристаней, как огромная птичья стая. На берегу все еще прощаются эльдар. Среди них Индис видела и Арафинвэ. Он старался держаться спокойно, и там, в мире живых, у него, конечно же, получалось, как получалось и раньше. Но здесь, на гобелене памяти, Индис без труда видела, чего стоила ему эта война да и вся Первая Эпоха, такая краткая по счету лет и такая нестерпимо долгая для всех, кто ее пережил, даже для айнур, что уж говорить о квэнди.
И сама Индис, вместо того, чтобы облегчить для близких эту ношу, еще увеличила ее тяжесть. Но без толку горевать о том. Ведь ничего нельзя было поделать даже тогда, когда она еще жила. И тем более, невозможно ничего изменить теперь.
— Ничего, — вздохнула Индис. И казалось, сами стены Чертогов вздохнули вместе с ней.
Дальше она не пошла. Там выткана ее смерть и скорбь, которую это принесло дорогим для нее эльдар. Возвращение войска в Валинор, и новые нерадостные вести для ее сына. Индис не хотела, не могла этого видеть. Она повернула назад. Первая Эпоха перед ней попятилась, как отхлынувшая от берега волна. И вот уже снова сияют Древа.
Лицо Финвэ, задумчивое и печальное в угасающем свете Лаурелин. Последнее его изображение до гибели Древ. До его гибели.
Перед этим гобеленом Индис замерла надолго.
Из забытья ее вывел голос Мандоса:
— Ты могла бы увидеть его.
Индис почтительно склонила голову перед владыкой Чертогов, но отвечать ничего не стала.
Она плохо помнила их предыдущие беседы, но точно знала, что об этом они уже говорили, и она уже сказала все, что могла сказать.
— Он ищет тебя, — продолжал Мандос. — Не может найти, потому что ты не желаешь этого. И даже не знает, что ты здесь, потому что давно не смотрел на гобелены. Но что-то тревожит его.
Индис почувствовала, как привычно дрогнуло сердце. Но решения своего она менять не собиралась.
А вала Мандос, в свою очередь, не собирался уходить.
— Я помню, — сказал он. — Ты с самого начала говорила, что не станешь видеться ни с кем из своих потомков, потому что боишься, как бы встреча не задержала их здесь дольше необходимого. Но с мужем ты можешь встретиться, ничего не опасаясь. Он не ждет возрождения, — напомнил Мандос.
Словно Индис могла бы когда-нибудь об этом забыть.
— А если мы увидимся, ожидать возрождения перестану и я, — ответила, наконец, она. — Одно мгновение вместе, один взгляд, одно слово, и я рада буду до конца Мира никуда не уходить. А меня ждут снаружи. Ждут наши дети. И не только они. А я бы все променяла на вечность рядом с ним, но этого променять не вправе.
— Лучше ли, если вечность ты проведешь, глядя на этот гобелен? — спросил Мандос.
— Нет, не лучше, — ответила Индис. — Но от гобелена я найду силы отвернуться. Уже скоро.
— Хорошо, если так, — сказал Мандос. — Когда ты пройдешь дальше — дальше, чем уже проходила — ты увидишь дверь.
Индис видела здесь уже немало комнат и переходов, но двери ей не попадались ни разу.
— Дверь — это возрождение! — не удержавшись, воскликнула она.
— Да, — ответил Мандос. — Не торопись слишком, но и не забывай о нем.
Индис снова почтительно поклонилась и, почувствовав, что Мандос сейчас исчезнет, быстро спросила:
— Владыка, откуда этот свет? Золотой свет сопровождает меня все время, пока я брожу по твоим залам. Он мое воспоминание или твое творение?
Лицо Мандоса оставалось серьезным, но губы вдруг дрогнули, словно он собирался улыбнуться, но раздумал или удержался в последний момент.
— Это твой свет Индис, — сказал Мандос. — Свет твоего духа. Не жар, что сжигал твое тело во время болезни, не крохотный огонек, который едва теплился здесь поначалу. А спокойный и ровный свет, каким он и должен быть.
С этими словами Мандос все же исчез. Не давая Индис шанса спросить о чем-нибудь еще, да она и не нашлась бы сейчас с подходящим вопросом.
***
Вглядываясь в лицо Финвэ, Индис простояла еще долго. Она даже успела подумать, что, оказалась, должно быть, слишком самонадеянной, и, пожалуй, в самом деле проведет здесь вечность. Но, в конце концов, она снова сделала шаг вперед, потом еще один. И следующий. И следующий за ним.
Еще раз прошла перед ней вся Первая Эпоха — глубокая, но все же заживающая рана. Потом Индис увидела и собственную смерть. И слезы близких, которые так хотела бы, но не могла осушить сквозь время... Начало новой Эпохи, за которым последовала целая череда событий, по большей части радостных. И несколько возрождений, на которые Индис когда-то могла только втайне надеяться. А теперь вот пропустила. Совсем, навсегда пропустила. Уже никак этого не наверстать.
И свадьбу пропустила, красивую, радостную, широкую, какой давно не было и долго еще не будет... Свадьбу, где ее ждали, вспоминали о ней... Рождение ребенка, по жилам которого течет и ее кровь тоже... Никогда ей не держать его на руках... а ему не играть, сидя у нее на коленях, не перебирать детскими пальчиками длинные золотые локоны, которые всегда приводили в особый восторг тех ее маленьких потомков, которые сами видом пошли в нолдорскую породу... Что ж... не судьба...
Но как бы она хотела сейчас, прямо сейчас, снова быть там, среди живых, подумала Индис, стоя перед последним, самым новым из гобеленов.
Подумала, и почти врезалась в закрытую дверь. Тут же отскочила на несколько шагов.
Дверь манила и пугала одновременно. Больше манила. И все же боязно было дотронуться до нее. Индис просто стояла и смотрела. Долго. И наконец... снова появился вала Мандос. На этот раз у нее за спиной.
— Я никого не тороплю с решением, — сказал он. — Но ты давно все решила. Так что же теперь медлишь? Тебе пора идти, если, конечно, ты не передумала.
Индис посмотрела на него и ответила честно:
— Не передумала, но, как дитя, трепещу перед неизвестностью, и, как дитя, почти готова сказать, что хочу пить, чтобы выиграть еще немного времени. — Тут она рассмеялась. — Но для того чтобы пить, нужно сначала обрести тело. Я знаю.
— Не обязательно, — серьезно ответил Мандос.
И у него в руках появилась чаша. По виду совсем настоящая чаша с настоящей водой.
— Так будешь пить? — по-прежнему серьезно спросил он.
Индис покачала головой и улыбнулась чуть виновато:
— Нет, уже расхотелось.
А потом решительно приблизилась к двери, распахнула ее и переступила порог.
— Я уже думал, открывать придется мне, — произнес Мандос и, качая головой, шагнул следом.
Они оказались в зале с высоким потолком и огромными окнами. Зал был отделан белым и синим мрамором, за окнами в бархатно-черном небе сияли серебристые звезды. Индис ошеломленно замерла на несколько мгновений. А потом узнала окрестности. Странно было бы ей, ученице Манвэ, не узнать.
— Ильмарин, — прошептала она.
И тут же снова едва не рассмеялась над собой. Она ведь знала, слышала раньше, как происходит возрождение: сначала Мандос отпускает феа из своих Чертогов, потом ее благословляют Манвэ и Варда, и уж только после этого феа обретает новое тело и возвращается к жизни. Знала, но не думала об этом.
Волнение накатило с новой силой.
— Осталось совсем немного, — сказал Мандос, и голос его, обычно бесстрастный, звучал явно ободряюще.
Сделалось немного легче, и в это же мгновение, словно только того и ждали, появились Манвэ и Варда.
Прекрасны и величественны они были всегда, однако никогда раньше не доводилось Индис смотреть на них вот так: глазами одной только души, без тела. От такой красоты хотелось плакать. И Индис, наверное, заплакала бы, но Манвэ и Варда улыбнулись ей — эта улыбка, согрела и наполнила радостью все ее существо, от чего привычный уже золотой свет сделался не то чтобы ярче, а как будто гуще.
И все потонуло в этом теплом блаженном сиянии.
Дальше было легко и ничуть не страшно. Только по-прежнему слишком странно, чтобы передать это языком Воплощенных, а на валарине Индис не говорила. Да и сомневалась, что тут ей помог бы валарин. Впрочем, времени на раздумья об этом у нее не было. После долгого и не возмущаемого ничем Ожидания, возрождение показалось очень стремительным. Словно ее подхватил и закрутил ласковый, но могучий вихрь.
Да, подхватил, закрутил и, наконец, оставил на пороге Чертогов Мандоса уже воплощенной и даже одетой в простое белое платье, какие мастерицы из народа ее брата шили специально для Рожденных Заново. Врата за спиной Индис закрылись неслышно. Она быстро оглянулась на них: створки выглядели так, словно их вообще никто никогда не открывал. На мгновение Индис задалась вопросом, смогла бы она сейчас открыть их с этой стороны так же легко, как только что открыла с той. Но не стала пробовать. Теперь ей больше нечего там делать.
Она была снова жива. Жива. Жива! Эта мысль стучала у нее в груди с каждым ударом сердца. Проникала в легкие с каждым глотком воздуха. Щекотала ноздри с каждым запахом, который улавливал ее нос. Пела в каждом звуке, долетавшем до ее ушей. Блестела во всем многообразии цветов и оттенков, которые замечали ее глаза. Грела ее, как солнечные лучи.
Некоторое время Индис стояла, почти оглушенная обилием ощущений. Потом поймала себя на том, что теребит рукав платья, и рассмеялась, сама не зная, что ее так развеселило.
Отсмеявшись, Индис подняла руки. Посмотрела на них. Они выглядели знакомо. Привычно. И все тело ощущалось привычным. Хотя в глубине души Индис немного опасалась, что ей трудно будет двигаться. Как после болезни. Или во время. Но этого не было и в помине.
Она легко закружилась на месте. Потом ноги будто сами проделали целую дорожку танцевальных шагов. И еще. Еще! Пока не сбилось дыхание. Тогда Индис упала в мягкую высокую траву прямо на обочине дороги и долго, долго смотрела в небо, где по ясной синей глади плыли чуть подсвеченные золотом белые облака.
Наконец, она опять поднялась. Отряхнула одежду. Строго сказала сама себе:
— Ну все, полно дурачиться!
И снова рассмеялась. Еще пуще прежнего.
Но все же Индис пошла вперед. Потом побежала. Совсем как в юности, когда она часто делала это для своего удовольствия. И снова пошла шагом, тихонько напевая ту самую песню, которую когда-то частенько пела, пробуждаясь по утрам.
Хотелось переделать разом тысячу вещей, все перепробовать, перечувствовать заново. Но больше всего хотелось увидеть... За очередным поворотом дороги Индис резко остановилась. Навстречу ей шли двое эльдар, оба высокие и статные, по виду нолдиэ и минья... а на самом деле...
Индис почувствовала, как из глаз покатились слезы, горячие и соленые. Она хотела броситься вперед, но ноги вдруг перестали слушаться. К счастью, ее уже заметили.
— Мама!
Два голоса слились в один.
— Финдис! Арфьо! — закричала в ответ Индис, протягивая к ним руки.
Они подбежали. Стиснули ее в объятиях так, что трудно стало вздохнуть. Но Индис и не думала жаловаться, прижимая их к себе с не меньшим пылом.
Они наперебой говорили что-то. Она отвечала. Но в висках билась одна только мысль: "Наконец-то! Наконец-то!"
— Наконец-то я дома! — вдруг отчетливо произнес Арафинвэ.
— Ты дома уже почти два йени, — напомнила Финдис с таким видом, словно всерьез волновалась за его здравомыслие.
Арафинвэ покачал головой.
— Нет, по-настоящему только теперь. Еще в дороге я загадал, что тогда совсем поверю, что вернулся и все позади, когда увижу маму, в белом платье, с распущенными по плечам золотыми волосами.
Индис стиснула плечо сына. Он очень быстро стал взрослым, самостоятельным, и с тех пор никогда не нуждался в ней так, как другие ее дети. И все же она была ему нужна, а ее не было... не было... В глазах потемнело. Арафинвэ, словно почувствовав состояние матери, погладил ее руку, лежащую у него на плече.
Финдис вдруг рассмеялась странным, нервным и каким-то горьким смехом.
— В белом платье и с золотыми волосами... — прошептала она и еще теснее прижалась к Индис. — Мама... Я таким и представляла твое возрождение. Ты войдешь, как ни в чем не бывало, улыбнешься и спросишь: "Что? Долго меня не было?", а я отвечу: "Да, безумно долго", а ты тряхнешь головой и скажешь: "Ну что ж, надеюсь, все это время кто-то вел подробные записи", и мы будем вместе хохотать, пока хватит воздуха.
Финдис судорожно всхлипнула. Индис глубоко вздохнула и с трудом выговорила:
— Что? Долго меня не было?
Финдис быстро взглянула на нее снизу вверх и ответила:
— Да, безумно долго.
— Ну что ж, надеюсь, все это время кто-то вел подробные записи.
Тут всех троих и вправду настиг приступ странного веселья. А когда он кончился, Арафинвэ сказал:
— Идем, мама. Остальные расположились лагерем, тут неподалеку. И ждут не дождутся тебя.
Индис не стала спрашивать, кто эти "остальные". Она догадывалась, кого там увидит, и сама мечтала наконец увидеть их всех. Так что ответила только:
— Хорошо, идем.
Они пошли по дороге все вместе. Финдис и Арафинвэ продолжали обнимать Индис с обеих сторон. И может быть, это был не самый удобный способ идти, но определенно очень приятный.
Ну вот, приехали. Уже не просто глубоко личный фанон, а личный фансервис. В смысле, автор додает сам себе любимых героев в более чем странном изводе. Если вдруг кому еще понравится, я буду очень удивлена... но и рада, конечно, тоже)))
Этот фик, по сути, заключение ненаписанного макси о дружбе Индис и Мириэль в Первую Эпоху. Началом этого же ненаписанного макси можно считать текст "Работа рук"
О болезни Индис после смерти Финвэ до Солнца и Луны можно почитать в "Конце света", этот текст не из ненаписанного макси, но некоторые элементы фанона у меня повторяются в разных АУшных и неАУшных историях.
О внучке Индис, которая упомянается здесь в тексте, можно почитать в "Настоящей сказке". Внучка тоже существует в разных ветках фанона.
Название: Свет ее духа
Автор: vinyawende
Категория: джен
Персонажи: Индис, Фириэль (Мириэль Сериндэ), Ингвэ, Намо Мандос, Манвэ, Варда, Арафинвэ, Финдис, упоминаются Финвэ, Ниенна
Рейтинг: PG-13 (12+)
Жанр: драма, агнст, вероятно, АУ (но известным фактам канона не противоречит)
Размер: мини, 4023 слова
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: Первая Эпоха, которая стоила Индис многих душевных сил, кончается. И, казалось бы, самое время радоваться. Но и силы Индис тоже на исходе.
Предупреждение: смерть главного персонажа в начале фика. Возрождение главного персонажа в конце фика.
Примечание: йени - отрезки времени по 144 обычных солнечных года каждый.
читать дальшеОна продержалась на целую эпоху дольше, чем могла бы. Правда, эпоха была короткой, а подходящего момента, чтобы умереть, не существует вовсе. В самом начале, до Солнца и Луны, Индис не могла позволить себе уйти в Мандос, потому что Финдис и Арафинвэ без того уже перенесли слишком много потерь. Они — особенно Финдис — не вынесли бы еще этой.
Потом Индис вроде бы выздоровела, и бороться за жизнь больше не приходилось. Казалось даже, не придется уже никогда. Но с каждым ударом судьбы, с каждой утратой, которые Индис чувствовала слишком ясно, даже через границу Разделяющих Морей, уходили силы, и связь духа и тела снова начала слабнуть. Индис впервые ощутила это вскоре после свадьбы дочери. Держалась до рождения внучки, потом пока та не вырастет, нельзя же пропускать такое время... Да и слишком многие продолжали нуждаться в ней, она не имела права просто так их бросить. Держалась до прихода Эарендиля. А затем до Похода в Эндорэ, нельзя омрачать это событие хоть чем-то, что может быть воспринято как дурной знак... дождаться времени, когда Моргот будет побежден, тоже хотелось. После хотелось дождаться возвращения флота в Аман. Встретить Арафинвэ на берегу, не прибавлять горечи в его победу. Ну, а потом уж все... вечером того же дня умереть. Ведь больше ей просто не вынести.
Так думала Индис. Но оказалось, ей не вынести даже этого. Жизнь, которая в последние годы была ее личной, незаметной для других, пыткой, теперь становилась пыткой заметной, хотя никто не смел заговаривать об этом с Индис. И не только заметной, но и нестерпимой. Бороться было уже невозможно, оставалось только сдаться с достоинством.
Уйти в Чертоги Ожидания.
А после она вернется здоровой и сильной. Так говорил ей сам Мандос.
— Ни Ирмо, ни Эсте не в силах исцелить то, что мучит тебя, но я могу. Ты не вне помощи, Индис, — сказал он.
И Индис ему верила.
Но ничто в Арде Искаженной не дается даром, за исцеление она заплатит временем. Временем, когда жизнь будет течь, но только не для нее. А за свое промедление она заплатит дважды, не только уже перенесенными страданиями, но и снова временем. Чем дольше она не идет навстречу неизбежному, тем дольше затянется ее Ожидание.
— Однажды ты вернешься, — сказал Мандос.
Однажды. Через сотню лет? Через несколько сотен? Или через несколько тысяч? И это когда жаль дня, часа, пока ее не будет рядом с теми, кто ей дорог. И больше того, кому может понадобиться ее поддержка.
Правда, толку от нее в последнее время было немного. Она уже не могла петь и играть, ей было тяжело и больно двигаться, говорить. Даже есть или пить. Даже думать.
Так что она решилась. Пора прощаться и уходить. Хотя нет, пора не прощаться, но уходить. С подходящим прощанием для такого случая все обстояло еще хуже, чем с подходящим временем.
Но все-таки кое с кем стоило поговорить напоследок. И Индис отправилась к дому Вайрэ.
Поездка прошла легче, чем она опасалась, но спешиться оказалось непросто. Индис едва не упала, вернее, точно упала бы, если б ее лошадь не заметила неладное и не подставила шею, чтобы можно было ухватиться.
Индис ухватилась и долго простояла так, одновременно радуясь, что может немного отдохнуть и досадуя на себя за слабость.
— Ну, не йену же здесь топтаться, — сказала она, наконец.
Погладила лошадь в благодарность за помощь и отстранилась.
Первые несколько шагов дались с трудом, Индис снова чуть не упала, но на этот раз сама удержала равновесие. Расстояние до дверей, которое когда-то она могла преодолеть в несколько мгновений, не задумываясь об этом, даже не замечая, теперь тянулось мучительно и обидно медленно.
Но Индис все же добралась до чертога Вайрэ, привычно толкнула створки дверей — они привычно открылись. За последние пять с лишним сотен лет это стало обыденностью, правда, прежде она приносила с собой арфу, чтобы музыкой помочь Фириэль справиться... со всем этим. Сегодня арфы при Индис не было — тяжело нести, а играть она все равно не могла бы, да и Фириэль, с тех пор как сперва Война Гнева, а потом и история Сильмариллей завершились, не нуждалась в помощи.
Но приходу Индис она обрадовалась, поднялась навстречу с улыбкой.
— Айя...
Впрочем, почти тут же улыбка померкла. Фириэль поморщилась, как от боли, закусила губу.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Тут же махнула рукой и быстро добавила: — Не трудись отвечать. Я знаю, только...
Она замолчала и отвела взгляд.
— Так очевидно? — спросила Индис.
— Твой дух сжигает плоть и сияет так ярко, что больно смотреть, — ответила Фириэль. — Может, кто и думает, что ты светишься золотом от радости. Но я-то...
Она снова не договорила.
— Значит, объяснять не придется, — сказала Индис, против воли испытывая облегчение.
— Прощаемся? — полу-утвердительно спросила Фириэль.
Индис кивнула. Они помолчали немного, глядя друг на друга.
— Хорошо, что сейчас, — сказала Индис. — Теперь тебе уже не нужна моя музыка.
— Да, — согласилась Фириэль. — Я справляюсь одна. Сегодня закончила еще гобелен.
Она посмотрела на станок. Индис проследила за ее взглядом: и вправду, совсем готовая работа. Воинство Валинора покидает берега Эндорэ.
— А на самом деле они сейчас... — начала Индис.
— В четырех месяцах пути отсюда, — ответила Фириэль, не дожидаясь, пока она договорит.
Индис вздохнула. Четыре месяца. Для нее, как четыре Эпохи, как вечность. Не дождаться.
— Сколько? — спросила Фириэль, вероятно, думая о том же.
Индис пожала плечами, тут же пожалела об этом, но дело было уже сделано.
— Совсем недолго, — сказала она. — От тебя я поеду в дом брата. Хочу побыть с ним напоследок. И чтобы он был рядом, когда...
На этот раз кивнула Фириэль. И опять воцарилось молчание. Было странно нечего сказать друг другу, хотя за целую эпоху совместной работы они привыкли без стеснения обсуждать почти что угодно.
— Потом расскажешь мне, как они смотрятся оттуда, — произнесла, наконец, Фириэль, снова взглянув на гобелен.
— Обязательно, — ответила Индис и даже улыбнулась. Вполне искренне. — Только, боюсь, тебе придется подождать пару тысяч лет.
— О, нет, — решительно возразила Фириэль. — Ты вернешься намного скорее.
— Что-то знаешь? — удивилась Индис.
— Знаю тебя, — ответила Фириэль.
Индис совсем не разделяла ее уверенности, но пожимать плечами на всякий случай не стала, боль после прошлого раза еще не вполне утихла.
Фириэль приблизилась к Индис, но в паре шагов остановилась.
Спросила:
— Можно? Или не стоит?
— Хуже от этого мне не станет, — ответила Индис.
Фириэль обняла ее.
— До скорой встречи, Индис, — сказала она особым тоном, в котором слышалось: "И даже не думай со мной спорить".
— До скорой встречи, Фириэль, — покорно откликнулась Индис.
Спорить и не хотелось. Хотелось поверить.
***
Тот разговор с Фириэль оказался последним, что Индис по-настоящему четко запомнила. По пути к Таниквэтиль ей стало совсем плохо: она то и дело проваливалась в забытье, прямо сидя на лошади, и приходила в себя ненадолго, только почувствовав, что в очередной раз начинает падать. А еще она очень хотела пить, но сил, чтобы дотянуться до фляги с водой, не было, поэтому Индис просто отмечала про себя, что пересохшее горло горит все больше и больше, и снова закрывала глаза.
Ингвэ вышел встречать ее к подножью горы. Помог, наконец, напиться и слегка освежить влагой лицо. Хотел на руках нести ее в дом, но Индис покачала головой:
— Ни к чему.
Остаток пути она проделала все так же верхом, только лошадь теперь двигалась медленнее, а рядом шагал Ингвэ и напевал негромко укрепляющую мелодию. Индис знала, что песня должна пробуждать бодрость тела и духа. Но у нее уже не осталось бодрости, которую можно было бы пробудить. А присутствие брата и звук его голоса приносили такое облегчение, что больших усилий стоило не позволить себе немедленно заснуть, не беспокоясь больше ни о чем.
Но было еще рано. И Индис продолжала упрямо держаться на спине лошади. Потом Ингвэ помог ей спешиться, и она, опираясь на его руку, прошла по дорожке к дому короля миньяр. И даже одолела лестницу, благо, ступени не были крутыми.
Но оказавшись внутри, Индис сразу же покачнулась, Ингвэ подхватил ее и все-таки понес на руках. В те самые покои, где она жила до замужества и потом — когда муж умер — пока не был построен ее собственный дом. Индис, скорее, догадалась об этом, чем узнала комнату.
Ее уложили в постель. Кроме Ингвэ, рядом был кто-то еще. Должно быть, невестка или одна из племянниц. Но Индис уже не могла понять, кто это. Она изо всех сил сжала руку брата и закрыла глаза. В последний раз.
После этого боли уже не было. Но воспоминания не становились яснее. Индис не помнила дороги к Чертогам Мандоса, не помнила, как прошла сквозь врата, что увидела внутри. Не помнила самого Мандоса и разговора с ним. Вернее, помнила, но не так, чтобы об этом можно было рассказать или даже с уверенностью воскресить это в собственных мыслях.
Все было как туман. Как звуки музыки, донесшиеся издалека. И таким же было начало ее пребывания в Чертогах Ожидания. Покой. И ничего, что могло бы его нарушить. Только легкая серебристая дымка вокруг. Тишина и неподвижность. Одиночество. Иногда к Индис приходила Ниенна. Раз или два являлся сам Намо Мандос. Трудно было сказать, говорили они или нет, а если да, то о чем. Но от этих встреч становилось легче.
Покой. Размышления. Покой и размышления. Размышления и покой.
Вокруг ничего не менялось, пока однажды Индис вдруг не почувствовала в себе силу пойти куда-то. В тот же миг все словно залил свет Лаурелин, дымка рассеялась. Появились залы и переходы с твердыми, как камень, стенами, сплошь увешанными гобеленами памяти.
Самые древние из них изображали сотворение Арды, и, даже зная по преданиям, что на них должно быть, Индис было трудно постичь все.
"Невозможно вместить в себя такое знание" — подумала она.
И догадалась, что большую часть того, что видит, забудет, когда настанет время возродиться.
Но все-таки Индис не перестала рассматривать гобелены, рассудив, что, наверное, не напрасно оказалась здесь, в начале всех начал.
Так что она шла и смотрела. Гобелен за гобеленом. Век за веком. Событие за событием. То, о чем прежде доводилось лишь слышать, оживало перед глазами.
С каждым шагом Индис приближалась к Пробуждению эльдар. К началу своей собственной жизни.
Вот яркие звезды над безмятежной водой огромного озера. Вот на берегу спят, еще не ведая ничего о мире, первые квэнди. Вот они пробудились и увидели звезды. Первый крик. Первый шаг по земле. Первый глоток воды. Первое прикосновение к другому квэндо, пожатие руки.
Странно было наблюдать все это со стороны. Еще более странно находить на гобеленах саму себя. Та Индис казалась красивее и сильнее, решительнее, чем теперь помнила Индис нынешняя, и в то же время беззащитней. Чувство было почти то же, какое при жизни возникало у нее иногда, когда она смотрела на своих спящих детей.
История квэнди, история эльдар, история миньяр, история ее семьи — ее история медленно разворачивалась перед Индис полнее и ярче, чем она знала прежде.
Почти забытые знакомцы, друзья, с которыми после разделила судьба, посторонние, узам близости с которыми суждено было возникнуть намного позже, и родные — те, с кем бок о бок пройдено все — ставшие еще родней. Вперед и вперед. Год за годом... Как Ингвэ пережил их нынешнюю разлуку... никогда, кроме только времени его посольства в Валинор, не разлучались они надолго, и даже если жили не рядом, осанвэ всегда соединяло их, как невидимый мостик. А сейчас ему пусто без этого, должно быть. Непривычно.
Хотя, быть может, он уже и привык.
Впервые Индис задумалась, сколько времени провела в Чертогах. Но никакого ответа на этот вопрос не было, поэтому она просто двинулась дальше.
На гобеленах, мимо которых Индис проходила теперь, были изображены годы после ухода миньяр из Тириона. Блаженство Валинора. Ученичество у Манвэ. Любовь к Финвэ. Безответная. И такая безнадежная, что даже не горько. Одиночество до конца вечности, с которым она смирилась… В то время Индис представить себе не могла, как все сложится на самом деле.
— Если бы кто и сказал мне, я не поверила бы, — прошептала она, касаясь призрачными пальцами собственного лица, вытканного на очередном гобелене. — Не могла бы представить столько радости и столько горя.
А может, и испугалась бы. Наверняка испугалась бы, если б знала заранее, чем все кончится. Но теперь, глядя на мужа и детей... на невесток и внуков... она ни о чем не жалела. Ни о чем.
Даже когда пошли знакомые гобелены. Те, где рукой Фириэль были вытканы события Первой Эпохи: страдания и боль, ужас и смерть, среди которых лишь краткими вспышками, искрами во тьме, сияли радость и мир. А еще мужество. Мужество присутствовало там все время, и нельзя было не восхититься им, глядя на эти полотна. Великие события и великолепное изображение. Здесь еще великолепнее, еще живее, чем там, в чертогах Вайрэ. Надо будет и вправду сказать об этом Фириэль. Не забыть.
— Не забыть, — произнесла Индис вслух, останавливаясь перед тем самым гобеленом, который видела при жизни последним.
Воинство Валинора покидает берега Эндорэ. Часть кораблей уже вышла в открытое море, часть пока теснится у пристаней, как огромная птичья стая. На берегу все еще прощаются эльдар. Среди них Индис видела и Арафинвэ. Он старался держаться спокойно, и там, в мире живых, у него, конечно же, получалось, как получалось и раньше. Но здесь, на гобелене памяти, Индис без труда видела, чего стоила ему эта война да и вся Первая Эпоха, такая краткая по счету лет и такая нестерпимо долгая для всех, кто ее пережил, даже для айнур, что уж говорить о квэнди.
И сама Индис, вместо того, чтобы облегчить для близких эту ношу, еще увеличила ее тяжесть. Но без толку горевать о том. Ведь ничего нельзя было поделать даже тогда, когда она еще жила. И тем более, невозможно ничего изменить теперь.
— Ничего, — вздохнула Индис. И казалось, сами стены Чертогов вздохнули вместе с ней.
Дальше она не пошла. Там выткана ее смерть и скорбь, которую это принесло дорогим для нее эльдар. Возвращение войска в Валинор, и новые нерадостные вести для ее сына. Индис не хотела, не могла этого видеть. Она повернула назад. Первая Эпоха перед ней попятилась, как отхлынувшая от берега волна. И вот уже снова сияют Древа.
Лицо Финвэ, задумчивое и печальное в угасающем свете Лаурелин. Последнее его изображение до гибели Древ. До его гибели.
Перед этим гобеленом Индис замерла надолго.
Из забытья ее вывел голос Мандоса:
— Ты могла бы увидеть его.
Индис почтительно склонила голову перед владыкой Чертогов, но отвечать ничего не стала.
Она плохо помнила их предыдущие беседы, но точно знала, что об этом они уже говорили, и она уже сказала все, что могла сказать.
— Он ищет тебя, — продолжал Мандос. — Не может найти, потому что ты не желаешь этого. И даже не знает, что ты здесь, потому что давно не смотрел на гобелены. Но что-то тревожит его.
Индис почувствовала, как привычно дрогнуло сердце. Но решения своего она менять не собиралась.
А вала Мандос, в свою очередь, не собирался уходить.
— Я помню, — сказал он. — Ты с самого начала говорила, что не станешь видеться ни с кем из своих потомков, потому что боишься, как бы встреча не задержала их здесь дольше необходимого. Но с мужем ты можешь встретиться, ничего не опасаясь. Он не ждет возрождения, — напомнил Мандос.
Словно Индис могла бы когда-нибудь об этом забыть.
— А если мы увидимся, ожидать возрождения перестану и я, — ответила, наконец, она. — Одно мгновение вместе, один взгляд, одно слово, и я рада буду до конца Мира никуда не уходить. А меня ждут снаружи. Ждут наши дети. И не только они. А я бы все променяла на вечность рядом с ним, но этого променять не вправе.
— Лучше ли, если вечность ты проведешь, глядя на этот гобелен? — спросил Мандос.
— Нет, не лучше, — ответила Индис. — Но от гобелена я найду силы отвернуться. Уже скоро.
— Хорошо, если так, — сказал Мандос. — Когда ты пройдешь дальше — дальше, чем уже проходила — ты увидишь дверь.
Индис видела здесь уже немало комнат и переходов, но двери ей не попадались ни разу.
— Дверь — это возрождение! — не удержавшись, воскликнула она.
— Да, — ответил Мандос. — Не торопись слишком, но и не забывай о нем.
Индис снова почтительно поклонилась и, почувствовав, что Мандос сейчас исчезнет, быстро спросила:
— Владыка, откуда этот свет? Золотой свет сопровождает меня все время, пока я брожу по твоим залам. Он мое воспоминание или твое творение?
Лицо Мандоса оставалось серьезным, но губы вдруг дрогнули, словно он собирался улыбнуться, но раздумал или удержался в последний момент.
— Это твой свет Индис, — сказал Мандос. — Свет твоего духа. Не жар, что сжигал твое тело во время болезни, не крохотный огонек, который едва теплился здесь поначалу. А спокойный и ровный свет, каким он и должен быть.
С этими словами Мандос все же исчез. Не давая Индис шанса спросить о чем-нибудь еще, да она и не нашлась бы сейчас с подходящим вопросом.
***
Вглядываясь в лицо Финвэ, Индис простояла еще долго. Она даже успела подумать, что, оказалась, должно быть, слишком самонадеянной, и, пожалуй, в самом деле проведет здесь вечность. Но, в конце концов, она снова сделала шаг вперед, потом еще один. И следующий. И следующий за ним.
Еще раз прошла перед ней вся Первая Эпоха — глубокая, но все же заживающая рана. Потом Индис увидела и собственную смерть. И слезы близких, которые так хотела бы, но не могла осушить сквозь время... Начало новой Эпохи, за которым последовала целая череда событий, по большей части радостных. И несколько возрождений, на которые Индис когда-то могла только втайне надеяться. А теперь вот пропустила. Совсем, навсегда пропустила. Уже никак этого не наверстать.
И свадьбу пропустила, красивую, радостную, широкую, какой давно не было и долго еще не будет... Свадьбу, где ее ждали, вспоминали о ней... Рождение ребенка, по жилам которого течет и ее кровь тоже... Никогда ей не держать его на руках... а ему не играть, сидя у нее на коленях, не перебирать детскими пальчиками длинные золотые локоны, которые всегда приводили в особый восторг тех ее маленьких потомков, которые сами видом пошли в нолдорскую породу... Что ж... не судьба...
Но как бы она хотела сейчас, прямо сейчас, снова быть там, среди живых, подумала Индис, стоя перед последним, самым новым из гобеленов.
Подумала, и почти врезалась в закрытую дверь. Тут же отскочила на несколько шагов.
Дверь манила и пугала одновременно. Больше манила. И все же боязно было дотронуться до нее. Индис просто стояла и смотрела. Долго. И наконец... снова появился вала Мандос. На этот раз у нее за спиной.
— Я никого не тороплю с решением, — сказал он. — Но ты давно все решила. Так что же теперь медлишь? Тебе пора идти, если, конечно, ты не передумала.
Индис посмотрела на него и ответила честно:
— Не передумала, но, как дитя, трепещу перед неизвестностью, и, как дитя, почти готова сказать, что хочу пить, чтобы выиграть еще немного времени. — Тут она рассмеялась. — Но для того чтобы пить, нужно сначала обрести тело. Я знаю.
— Не обязательно, — серьезно ответил Мандос.
И у него в руках появилась чаша. По виду совсем настоящая чаша с настоящей водой.
— Так будешь пить? — по-прежнему серьезно спросил он.
Индис покачала головой и улыбнулась чуть виновато:
— Нет, уже расхотелось.
А потом решительно приблизилась к двери, распахнула ее и переступила порог.
— Я уже думал, открывать придется мне, — произнес Мандос и, качая головой, шагнул следом.
Они оказались в зале с высоким потолком и огромными окнами. Зал был отделан белым и синим мрамором, за окнами в бархатно-черном небе сияли серебристые звезды. Индис ошеломленно замерла на несколько мгновений. А потом узнала окрестности. Странно было бы ей, ученице Манвэ, не узнать.
— Ильмарин, — прошептала она.
И тут же снова едва не рассмеялась над собой. Она ведь знала, слышала раньше, как происходит возрождение: сначала Мандос отпускает феа из своих Чертогов, потом ее благословляют Манвэ и Варда, и уж только после этого феа обретает новое тело и возвращается к жизни. Знала, но не думала об этом.
Волнение накатило с новой силой.
— Осталось совсем немного, — сказал Мандос, и голос его, обычно бесстрастный, звучал явно ободряюще.
Сделалось немного легче, и в это же мгновение, словно только того и ждали, появились Манвэ и Варда.
Прекрасны и величественны они были всегда, однако никогда раньше не доводилось Индис смотреть на них вот так: глазами одной только души, без тела. От такой красоты хотелось плакать. И Индис, наверное, заплакала бы, но Манвэ и Варда улыбнулись ей — эта улыбка, согрела и наполнила радостью все ее существо, от чего привычный уже золотой свет сделался не то чтобы ярче, а как будто гуще.
И все потонуло в этом теплом блаженном сиянии.
Дальше было легко и ничуть не страшно. Только по-прежнему слишком странно, чтобы передать это языком Воплощенных, а на валарине Индис не говорила. Да и сомневалась, что тут ей помог бы валарин. Впрочем, времени на раздумья об этом у нее не было. После долгого и не возмущаемого ничем Ожидания, возрождение показалось очень стремительным. Словно ее подхватил и закрутил ласковый, но могучий вихрь.
Да, подхватил, закрутил и, наконец, оставил на пороге Чертогов Мандоса уже воплощенной и даже одетой в простое белое платье, какие мастерицы из народа ее брата шили специально для Рожденных Заново. Врата за спиной Индис закрылись неслышно. Она быстро оглянулась на них: створки выглядели так, словно их вообще никто никогда не открывал. На мгновение Индис задалась вопросом, смогла бы она сейчас открыть их с этой стороны так же легко, как только что открыла с той. Но не стала пробовать. Теперь ей больше нечего там делать.
Она была снова жива. Жива. Жива! Эта мысль стучала у нее в груди с каждым ударом сердца. Проникала в легкие с каждым глотком воздуха. Щекотала ноздри с каждым запахом, который улавливал ее нос. Пела в каждом звуке, долетавшем до ее ушей. Блестела во всем многообразии цветов и оттенков, которые замечали ее глаза. Грела ее, как солнечные лучи.
Некоторое время Индис стояла, почти оглушенная обилием ощущений. Потом поймала себя на том, что теребит рукав платья, и рассмеялась, сама не зная, что ее так развеселило.
Отсмеявшись, Индис подняла руки. Посмотрела на них. Они выглядели знакомо. Привычно. И все тело ощущалось привычным. Хотя в глубине души Индис немного опасалась, что ей трудно будет двигаться. Как после болезни. Или во время. Но этого не было и в помине.
Она легко закружилась на месте. Потом ноги будто сами проделали целую дорожку танцевальных шагов. И еще. Еще! Пока не сбилось дыхание. Тогда Индис упала в мягкую высокую траву прямо на обочине дороги и долго, долго смотрела в небо, где по ясной синей глади плыли чуть подсвеченные золотом белые облака.
Наконец, она опять поднялась. Отряхнула одежду. Строго сказала сама себе:
— Ну все, полно дурачиться!
И снова рассмеялась. Еще пуще прежнего.
Но все же Индис пошла вперед. Потом побежала. Совсем как в юности, когда она часто делала это для своего удовольствия. И снова пошла шагом, тихонько напевая ту самую песню, которую когда-то частенько пела, пробуждаясь по утрам.
Хотелось переделать разом тысячу вещей, все перепробовать, перечувствовать заново. Но больше всего хотелось увидеть... За очередным поворотом дороги Индис резко остановилась. Навстречу ей шли двое эльдар, оба высокие и статные, по виду нолдиэ и минья... а на самом деле...
Индис почувствовала, как из глаз покатились слезы, горячие и соленые. Она хотела броситься вперед, но ноги вдруг перестали слушаться. К счастью, ее уже заметили.
— Мама!
Два голоса слились в один.
— Финдис! Арфьо! — закричала в ответ Индис, протягивая к ним руки.
Они подбежали. Стиснули ее в объятиях так, что трудно стало вздохнуть. Но Индис и не думала жаловаться, прижимая их к себе с не меньшим пылом.
Они наперебой говорили что-то. Она отвечала. Но в висках билась одна только мысль: "Наконец-то! Наконец-то!"
— Наконец-то я дома! — вдруг отчетливо произнес Арафинвэ.
— Ты дома уже почти два йени, — напомнила Финдис с таким видом, словно всерьез волновалась за его здравомыслие.
Арафинвэ покачал головой.
— Нет, по-настоящему только теперь. Еще в дороге я загадал, что тогда совсем поверю, что вернулся и все позади, когда увижу маму, в белом платье, с распущенными по плечам золотыми волосами.
Индис стиснула плечо сына. Он очень быстро стал взрослым, самостоятельным, и с тех пор никогда не нуждался в ней так, как другие ее дети. И все же она была ему нужна, а ее не было... не было... В глазах потемнело. Арафинвэ, словно почувствовав состояние матери, погладил ее руку, лежащую у него на плече.
Финдис вдруг рассмеялась странным, нервным и каким-то горьким смехом.
— В белом платье и с золотыми волосами... — прошептала она и еще теснее прижалась к Индис. — Мама... Я таким и представляла твое возрождение. Ты войдешь, как ни в чем не бывало, улыбнешься и спросишь: "Что? Долго меня не было?", а я отвечу: "Да, безумно долго", а ты тряхнешь головой и скажешь: "Ну что ж, надеюсь, все это время кто-то вел подробные записи", и мы будем вместе хохотать, пока хватит воздуха.
Финдис судорожно всхлипнула. Индис глубоко вздохнула и с трудом выговорила:
— Что? Долго меня не было?
Финдис быстро взглянула на нее снизу вверх и ответила:
— Да, безумно долго.
— Ну что ж, надеюсь, все это время кто-то вел подробные записи.
Тут всех троих и вправду настиг приступ странного веселья. А когда он кончился, Арафинвэ сказал:
— Идем, мама. Остальные расположились лагерем, тут неподалеку. И ждут не дождутся тебя.
Индис не стала спрашивать, кто эти "остальные". Она догадывалась, кого там увидит, и сама мечтала наконец увидеть их всех. Так что ответила только:
— Хорошо, идем.
Они пошли по дороге все вместе. Финдис и Арафинвэ продолжали обнимать Индис с обеих сторон. И может быть, это был не самый удобный способ идти, но определенно очень приятный.
@темы: Намо, Индис, Финвэ, мои фанфики, ваниар, валар, Ингвэ, Сильмариллион, Мириэль, нолдор
-
-
24.11.2015 в 08:17-
-
24.11.2015 в 18:51Хорошо встретить человека, которому жалко Финвэ. Серьезно, а то его обычно не любят-не жалеют, вне зависимости от того, какой из его жен симпатизируют. А я мало того, что симпатизирую обеим, так и его люблю тоже. И жалею. И даже один раз досрочно освободила его из Мандоса (в фанфике, разумеется), но в этой истории ему даже встречи с женой не перепало... так получилось.
-
-
24.11.2015 в 19:11-
-
24.11.2015 в 19:56-
-
24.11.2015 в 21:35А вала Мандос, в свою очередь, не собирался уходить.
vinyawende, сердечное за него спасибо! Сдержанно-роскошен, как ему и пристало. )
(Как Ильмарину свойственно быть ноткой-солнечным зайчиком.))
-
-
24.11.2015 в 21:54Спасибо, что напомнили: жилище Манвэ и Варды действительно Ильмарин, а не Ильмарен, что-то переклинило меня. А так, честно сказать, сама люблю эту сцену. И - стыдно признаваться, но я все равно признАюсь
Спасибо за отзыв!
-
-
24.11.2015 в 22:05-
-
25.11.2015 в 01:37-
-
25.11.2015 в 02:17Тао2, спасибо!
-
-
25.11.2015 в 02:18-
-
25.11.2015 в 12:46Или я стала слишком сентиментальной.
-
-
25.11.2015 в 19:58Текст реально эмоционален. И этот, и предыдущий просто бьют рекорды в этом смысле, сама не уверена, как это получается.
-
-
26.11.2015 в 16:16Я тоже люблю Финву!
Со всеми его бабами.-
-
26.11.2015 в 16:49Норлин Илонвэ, ага. Я потому и написала об этом сразу, что скрыть нет никакой возможности)))
но текст светлый, а это, думаю, то, к чему ты и стремилась))
Норлин Илонвэ, ага, спасибо)))
Я тоже люблю Финву!
И это отлично!
Совсем оффтоп для этой темы, но я спрошу пока не забыла: ты читаешь по-английски? Мне просто недавно попался фик, где, во-первых, возродился Феанаро, а во-вторых, автор тоже считает, что отцовское имя Тьельперинквара - Куруфинвэ, и я подумала о тебе))) В смысле. что тебе бы понравилось. Хотя, может, и нет, но те вещи, которые там слегка разочаровали меня, тебе, пожалуй, не помешают... Дать ссылку?
-
-
26.11.2015 в 17:07И это отлично!
Сто пудов
О, интересно. По английски не сказать, что сильно хорошо, но ради возрожденного Феанаро прорвусь)))
А идея насчет Куруфинвэ Тьелпэринквара мне впервые попалась на форумке у самого нашего тамошнего Тьелпэ и пришлась очень по душе.
-
-
26.11.2015 в 17:29http://archiveofourown.org/works/3747508?view_full_work=true - попробуй, но Феанаро и его семья появляются не в самом начале, а где-то во второй четверти текста. АПД. Я тормоз, со второй главы он появляется.
-
-
26.11.2015 в 17:55