А чем ты думаешь заняться, когда настанут холода?
Телери как-то совсем не везет с вниманием фикрайтеров, если их и упоминают, то в связи с другими персонажами - обычно с нолдор. А вот чтобы кто-то писал чисто о них, такого практически не встречается, и мне давно хотелось заполнить этот пробел.
Тем более, идеи опять же были. Но, как нарочно, ни одна из них не оказалась подходящей для того, чтобы воплотить ее в рамках игры за команду Вернувшихся в Аман. Я почти уже решила, что придется обойтись без телери, как внезапно на четвертый этап придумался сюжет фика "Словно вода". Довольно странная, на мой собственный взгляд, получилась история, но хорошая. И телерианскую атмосферу мне поймать, вроде бы, удалось. Может, на этой волне я и еще что-то сумею про телери написать.
Кто определенно удался, так это Намо, сама любуюсь.
АПД: Немного изменила текст фика: убрала фразу про десять лет, которая с самого начала многим читателям показалась странной. К тому же, это оказались еще и не те десять лет
В общем, все к лучшему.
Название: Словно вода
Автор: vinyawende
Бета: Б.Сокрова
Категория: джен
Персонажи: новые персонажи — телери, Намо Мандос, упоминаются Ольвэ, Уйнен
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 3 455 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: моряк-телеро возвращается домой после Войны Гнева, надеясь счастливо воссоединиться со своей семьей, но иногда надеждам не так просто бывает сбыться.
Примечание: 1. Этимология имен новых персонажей: Солорвэ от телер. solor — прибой; Айлинвен от телер. ailin — озеро; Солорлиндо от телер. solor — прибой и linde — песня; Сталгвэ от телер. stalga — устойчивый, прочный, твердый, непоколебимый; Даймэ от телер. daime — тень, прохлада; Пантаниндо — от телер. panta — полный и ninda — вода, река. 2. Используется самоназвание телери — линдар, соответвенно, линдо для мужчин и линдэ для женщин.
читать дальшеГоворят, мореходам дела нет до смены времен года, но в действительности это всегда было не совсем так, а уж в этот раз и подавно. Когда флот линдар вошел в свою гавань после сорока с лишним лет в море, первые дни аманского лета подействовали на вернувшихся моряков просто ошеломляюще. Казалось, никогда еще травы не были такими зелеными и мягкими, цветы такими яркими и ароматными, ягоды — сладкими, деревья — высокими. Никогда земля не ощущалась настолько родной и так пронзительно, до боли, любимой.
Некоторые говорили об этом вслух, не скрывая радостного удивления, но другие, их было большинство, предпочитали молчать, ибо теперешние чувства слишком напоминали об иных, уже испытанных прежде, по возвращении из Чертогов Ожидания. Только тогда они, конечно, были неизмеримо сильнее. Но об этом невозможно рассказать или даже спеть, как нельзя обнять море или небо.
И Солорвэ переживал свою радость тихо, без единого слова, но это не тяготило его: он знал, чтобы разделить свои чувства с Айлинвен, ему не нужны слова. Жаль было только, что все еще нет с ними Солорлиндо, их сына. В глубине души Солорвэ очень надеялся, что, вернувшись, застанет его дома, с матерью. Но, видно, срок ожидания для Солорлиндо еще не окончен, и тут уж ничего не поделать.
Это Солорвэ хорошо понимал, а потому старался не позволять тени сожаления омрачать его душу. Для того ли ждала его Айлинвен, чтобы теперь он умножал ее скорбь своей? Нет, она заслужила радость, и Солорвэ твердо решил: дни этого лета станут для нее днями радости.
Однако он сразу заметил, что Айлинвен, хоть и счастлива его возвращению, словно таит какую-то неизвестную ему печаль. Это чувствовалось во взглядах, которые она бросала на него украдкой, слышалось в тихих полных тоски вздохах и в странном молчании.
Солорвэ забеспокоился и растерялся. У них с Айлинвен никогда не было секретов друг от друга, поэтому теперь он и хотел узнать, что гложет его жену, и боялся беспокоить ее расспросами. Наверное, разумнее всего было подождать, пока она сама захочет рассказать ему. Но когда Солорвэ увидел Айливнен, пытающуюся понезаметнее вытереть слезы, то понял, что больше не может ждать ни секунды.
Он подошел к жене, развернул ее лицом к себе и крепко обнял. Она сделала движение, как будто собираясь отстраниться, а потом сама прижалась к нему сильнее и, уже не сдерживаясь, горько заплакала.
Солорвэ держал ее за плечи, ласково приговаривая:
— Тише, любимая... тише... моя серебряная птичка, моя радость, моя песня...
Нежные имена следовали одно за другим, как жемчужины в долгом ожерелье, но Айлинвен все плакала, не откликаясь. Наконец, она выговорила одно-единственное слово:
— Солорлиндо...
В ее голосе была такая безысходность, что Солорвэ сразу понял: случилось что-то страшное. Хотя думать так было, на самом деле, нелепо. В конце концов, самое страшное случилось с Солорлиндо еще до Солнца и Луны, а с мертвыми в Чертогах Мандоса ничего уже случиться не может. Или он жив? Нет, это Солорвэ почувствовал бы. Или он был жив, а потом... Что потом? Нет, ему бы уже сказали. Так что же... Эти мысли пронеслись в голове Солорвэ, как подхваченная ветром горсть песка.
— Что? — мягко спросил он. — Что Солорлиндо?
Айлинвен судорожно вздохнула и сказала, всхлипывая:
— Солорлиндо решил никогда не покидать Чертогов Ожидания.
— Что?! — пораженно воскликнул Солорвэ, но тут же опомнился и насколько мог спокойно спросил: — Как ты узнала об этом? Владыка Мандос приходил сюда, чтобы объявить?
Да... наверное... такое уже бывало раньше.
— Нет, — горько сказала Айлинвен. — Я сама ходила к Чертогам.
— Тебя призвали туда? — спросил Солорве.
— Нет, — опять повторила Айлинвен. — Но после того, как флот ушел, были еще возвращения. Много возвращений. Хотя не так много, как раньше... Уже почти все вернулись... А Солорлиндо не было. А я все думала, почему его нет. Почему нет нашего мальчика? Он ведь не мог заслужить такого долгого Ожидания. Он был еще ребенок. Ты помнишь?
Солорвэ помнил. Да разве возможно забыть! Солорлиндо с самого детства обожал море с силой, удивительной даже для линдо. Кажется, едва научившись говорить, он сразу принялся упрашивать взять его с собой в настоящее плавание. Кораблями бредил. К трем годам Древ знал о них не меньше, чем любой взрослый корабел, и, конечно, сопровождал Солорвэ во всех без исключения рейсах. А на пятый, со дня своего рождения, год Древ он попросил у отца позволения перейти на другой корабль. Солорвэ удивился: — Зачем? Всякий капитан будет рад такому матросу, как ты, но разве плохо тебе на моем корабле? — Вот я и хочу посмотреть, как будет рад мне капитан, который не будет заодно и моим отцом, — рассмеялся в ответ Солорлиндо и добавил: — А как стану совсем настоящим моряком, вернусь опять к тебе. — Строже меня с тебя никто не спросит, — предупредил его Солорвэ. — Но раз хочешь, отпущу тебя после Праздника Урожая. — Обещаешь? — Конечно.
А потом на Валинор пала тьма, и отпускать от себя сына Солорвэ ужасно не хотелось. Но обещание есть обещание. Солорлиндо поступил на другой корабль и там принял смерть в час Убийства Родичей. Солорвэ до сих пор спрашивал себя, смог бы он спасти своего мальчика, если б тот остался на его корабле. Спрашивал и не находил ответа.
— Помню, — прошептал он.
— Вот я все вспоминала да гадала, — продолжала Айлинвен. — Стало мне чудиться страшное: будто не вернется он никогда. Будто до конца вечности больше не увижу его. Такая взяла тоска, что сил не было терпеть. И я решила пойти к Чертогам Ожидания и поговорить с Валой Мандосом. Уж как ни суров он, а едва ли могли его слова хуже моих страхов оказаться. Так я в то время думала, — она вздохнула. — Когда собралась в дорогу, пошла в последний раз посмотреть на море, и, проходя мимо дворца, встретила государя нашего Ольвэ. Вернее, сам он меня заметил и окликнул. Заговорил со мной ласково, расспрашивал, а на прощание сказал, что хоть и тяжко ждать, а все же иногда лучше не торопить события и быть терпеливым, словно вода. Ах, зачем он не запретил мне идти! Нет, зачем я его не послушала!
Тут Айлинвен опять разрыдалась, а Солорвэ нахмурился, стараясь взять в толк, как из простого желания матери узнать хоть что-то о судьбе ее сына могла вырасти такая беда. Мало ли эльдар за эти годы приходило к Чертогам Мандоса, мало ли было вопросов, просьб, слез. Почти всех отсылал ни с чем непреклонный Судия — не годится живым вмешиваться в судьбу мертвых, чей срок Ожидания ведом лишь Мандосу. Но иногда, если феа уже готовилась покинуть Чертоги, владыка мог передать живым родичам весть от нее или ей от них, и одно это уже делало ожидание легче. Другим же оставалось утешиться знанием, что души дорогих им умерших не потеряны и не забыты в бескрайних залах пристанища мертвых. Хозяин Чертогов помнит о каждом.
— Мандос сказал, — снова заговорила Айлинвен, и сразу же слова прервались рыданием. Все же ей удалось овладеть собой достаточно, чтобы продолжать: — Сказал, что срок Ожидания, назначенный Солорлиндо, окончен, и теперь в воле самой феа Солорлиндо решить, когда покинуть Чертоги Ожидания, но пока эта феа не помышляет о возрождении, — Айлинвен опять тяжело вздохнула. — Тогда-то мне и надо было уйти. Но вместо этого я стала упрашивать владыку, чтоб он напомнил Солорлиндо, что мы ждем его. И мы, и наш дом, и город, и море — все... А владыка ответил, что нет у него причины отказать мне, но что отклик может и не быть таким, на какой я надеюсь.
Теперь Айлинвен замолчала надолго и даже не плакала. У нее вдруг не стало сил ни на слова, ни на слезы. А Солорвэ, хоть и догадывался уже, что произошло дальше, не знал, что сказать. Это было слишком странно. Слишком страшно. Любое утешение — глупость, а все разумные мысли, казалось, погибли под ударами чудовищного молота, стук которого он внезапно начал слышать у себя в ушах.
— Почему он просто не сказал, что нельзя! — не воскликнула, простонала Айлинвен.
— Было бы нельзя, сказал бы, — ответил Солорвэ. Ответ слишком очевиден, и, должно быть, именно поэтому его оказалось легко облечь в слова.
Последовало еще несколько очень долгих мгновений тишины, наконец, собравшись с духом, Айлинвен повторила:
— Солорлиндо решил никогда не покидать Чертогов Ожидания.
Воля их сына. Его приговор самому себе. И им. Как же так, их мальчик... Молот все продолжал стучать, а глаза и горло, казалось, забил песок. Откуда он взялся здесь?
Солорвэ с трудом слышал, что дальше говорила Айлинвен.
— Так все и вышло, как я боялась. То ли почуяла беду, то ли накликала, где теперь знать. А только все кажется, не явись я туда, не сказал бы Солорлиндо этих слов. И вернулся бы к нам, через сотню лет или через две, а хоть бы и через десять... что это перед лицом вечности, — она опять заплакала, на этот раз очень тихо, без единого всхлипа, только слезы все катились и катились по лицу. — Я во всем виновата. Я.
Эти слова заставили Солорвэ пересилить свое оцепенение.
— Нет, — возразил он. — Никто не мог знать, как все случится. Вспомни Сталгвэ и Даймэ: их сына никто не тревожил, не спрашивал ни о чем, но все же он не пожелал возвращаться к жизни, и Мандос объявил об этом. И другие... — Солорвэ осекся. Нет, это плохой способ утешения, от него только хуже. Больно даже думать о несчастных, которые уже не могут надеяться на встречу со своими близкими до конца Арды. О тех, чью участь они с Айлинвен теперь разделяют.
И что? Они когда-нибудь смогут смириться, как советуют мудрые? Смириться и просто жить. Или горечь отравит их? Как Сталгвэ. Да что же не идет из головы! А потом? Отчаяние? Прислушавшись к себе, Солорвэ понял, что пока ни смирения, ни, к счастью, отчаяния он не чувствует. Напротив, после первого приступа боли внезапно пришли спокойствие, сосредоточенность и неясное предчувствие чего-то хорошего, будто он на своем корабле, и этот корабль вот-вот должен совершить маневр, сложный и прекрасный, как музыка.
Солорвэ посмотрел на Айлинвен и сказал со всей твердостью, на которую был способен:
— Не печалься. Наш сын вернется. Я сумею его убедить.
— Невозможно, — сокрушенно покачала головой Айлинвен. — Солорлиндо уже сказал свое слово, и воля его ясна. Теперь владыка Мандос, может, и не позволит беспокоить его. Я долго отказывалась верить, даже не говорила никому здесь о решении нашего сына... но то, что было, было. И нам этого не изменить.
— Но я сорок пять лет провел вдали от Валинора и не мог раньше поговорить с Солорлиндо. А Судия не пойдет против справедливости, — постарался обнадежить жену Солорвэ.
Тут же мелькнула мысль: "Если только он посчитает это справедливым", но ее Солорвэ отогнал прочь.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Все обязательно будет хорошо.
После этого Солорвэ вышел из дому и отправился к морю. Сел у самой кромки воды и стал смотреть на воду — так ему всегда думалось лучше всего.
Волны набегали и откатывались назад, оставляя влажный след на песке... солнечный свет сменялся светом звезд и являлся снова, дул ветер с юга, кричали птицы, волны набегали и откатывались... Солорвэ размышлял.
На третий день пошел дождь. Был он по-летнему теплый, обильный и краткий. Как только дождь кончился, Солорвэ покинул берег и отправился разыскивать Пантаниндо, линдо из числа Мудрых, который знал об изначальных законах Арды и позднейших установлениях Валар больше всех в Альквалондэ.
В доме Пантаниндо Солорвэ провел еще три дня, потом снова пошел к морю. Там он воззвал к Уйнен, и она говорила с ним. После этого Солорвэ отправился домой: оделся для путешествия, запасся дорожным хлебом, простился с женой и на рассвете покинул город.
***
Принятое решение не вызывало сомнений, дорога была знакомой, тело возрожденного легко переносило непривычное сухопутное путешествие — путь занял так мало времени, как только было возможно. И тогда Солорвэ почувствовал, что колеблется. Вот они — Врата Мандоса. И что делать теперь? Постучать? Подождать? Изнутри тяжелые створы открываются на удивление легко. Но сейчас-то он был по другую сторону.
Пока Солорвэ раздумывал над этим, перед ним появился сам хозяин Чертогов.
— Приветствую, владыка, — сказал Солорвэ и учтиво поклонился.
— Здравствуй и ты, Солорвэ Возрожденный, — ровно откликнулся Мандос. — Что привело тебя сюда?
"Если спросил, не велит уходить сразу" — подумал Солорвэ и, ободренный этим, охотно ответил:
— Мой сын Солорлиндо в твоих Чертогах, владыка. И недавно мне стало известно, что он решил остаться в них навечно.
— Верно, — отозвался Мандос. — Такова его воля. И она исполнится, если только не изменится.
Солорвэ хотелось воскликнуть: "Я и желаю, чтобы она изменилась!", но он знал, что Мандосу это и без того известно и что это не имеет значения. Мандос следит за неприкосновенностью воли умерших, живые могут позаботиться о себе сами.
— Я знаю, — сказал Солорвэ. — И это печалит мое сердце. Беда известная обернулась новой бедой в мое отсутствие, и потому, хотя решение уже принято и объявлено, я прошу тебя, владыка, передать моему сыну мои слова: Нам с матерью он дороже всего в мире, без него не знать нам истинной радости, не жить под ясным небом. Мы ждем его возвращения. Она ждет дома, а я стану ждать здесь, под дождем.
— Хорошо, — все так же ровно ответил Мандос. — Но не жди пользы от своих слов и, тем более, скорой пользы. Феа в своей наготе упорна*. Тебе это известно. Или мало времени провел ты сам в моих Чертогах?
— Немало, — согласился, склоняя голову, Солорвэ. — Но я не говорил, что не желаю возвращаться к жизни никогда.
— Не говорил. Но твой сын — не ты.
С этими словами Мандос исчез, а Солорвэ выбрал место в стороне от Врат, сел и стал ждать. Окончился день и пришла ночь. За ней новый день и еще ночь. К исходу этой ночи Мандос появился опять и сказал совершенно бесстрастно:
— Твой сын услышал твои слова, но не передал никакого ответа. — И снова исчез.
В тот же миг кусочек начавшего уже светлеть неба над головой Солорвэ затянулся облаками, потемнел и разразился проливным дождем. Частые холодные струи хлестали по плечам, спине, лицу... Дождь в мгновение ока намочил волосы, пропитал влагой одежду и ткань дорожной сумки... В трех шагах в любую сторону от того места, где сидел Солорвэ дождь прекращался, было ясно и тепло, но за водной пеленой сам Солорвэ видеть этого не мог и скоро почти забыл об этом.
Различить смену дня и ночи Солорвэ, конечно, было еще под силу, но он сбился со счета и потому не знал точно, на какой день дождя снова явился Мандос.
— Такого дождливого лета у нас еще не было, — произнес он.
И, как всегда, по голосу невозможно было понять, что Мандос думает об этом. Удивлен? Разгневан? Ему все равно? Нет, определенно не все равно, иначе он не стал бы покидать свои Чертоги.
Под взглядом Валы дождь поредел, и Солорвэ на секунду подумал, что вот сейчас совсем прекратится, и это будет красноречивее любых слов. Но поток воды уменьшился ровно настолько, чтобы Солорвэ мог видеть владыку Чертогов и слышать его.
— Тебе известно, что воля феа неприкосновенна, — заговорил Мандос, и голос его, оставаясь по-прежнему ровным, непостижимым образом сделался резче.
Солорвэ почувствовал, как вдоль позвоночника пробежала дрожь. А ведь всего мгновение назад он думал, что ему не может стать еще холоднее.
— Пока дух воплощенного находится в моей власти, никто не может принуждать его к чему-нибудь, — продолжал Мандос. — Тем не менее, ты считаешь себя вправе устраивать здесь это.
— Но я не пытаюсь принудить Солорлиндо! — собрав все силы, возразил Солорвэ. — И я не стану умолять тебя отпустить его из жалости ко мне. Это невозможно, знаю. Я лишь надеюсь, что сердце моего сына смягчится, и, если не из любви к самой жизни, то хоть сострадая тем, кого оставил, он попробует снова жить.
— И ты утверждаешь, что не хочешь навязать ему свой выбор?
— Не в моих силах навязать ему что-то, — с жаром сказал Солорвэ. — Если Солорлиндо не захочет, он даже не узнает, что со мной. Тебе гораздо лучше, чем мне, ведомо, сколько феар проводят в Чертогах столетия, не бросив даже единого взгляда на гобелены госпожи Вайрэ, не зная и не желая узнать, что творится снаружи. Если мой сын настолько отрешился от жизни, все мои усилия окажутся напрасны. Но если он сейчас наблюдает за мной, быть может, он еще тоскует по миру живых.
Солорвэ умолк, переводя дыхание. Ему было трудно говорить, пожалуй, так трудно, как никогда в жизни. Но если он не сумеет сейчас убедить Мандоса, другого шанса не будет. Впрочем, владыку мертвых не волнуют пылкие речи. Или он признает, то, на что решился Солорвэ, по крайней мере, позволительным, или все будет кончено.
— И сколько времени ты собрался так провести? — спросил Мандос.
Неужели получилось? Неужели у него есть возможность завершить задуманное? А может, все это лишь странное предисловие к отказу?
— Сколько смогу, — ответил Солорвэ.
— Возможно дождливое лето, но не бывать дождливой осени, — произнес Мандос и добавил: — Ты понял меня, Солорвэ.
— Вполне, владыка, — отозвался Солорвэ, хотя это не звучало как вопрос и, похоже, не было вопросом, потому что Мандос пропал прежде, чем Солорвэ успел договорить.
Дождь опять пошел сильнее, Солорвэ сгорбился под его напором. Прося Уйнен помочь ему дождем выразить скорбь, для которой у него не хватает слов, он на самом деле не осознавал, какую силу отпускает на волю. Теперь оставалось только надеяться, что ему удастся это выдержать. И что все будет не зря.
Уверенным пока можно было быть лишь в одном: конец лета он точно не пропустит, Мандос не даст этому случиться. Так что счету дней Солорвэ теперь уделял совсем мало внимания, как и всему остальному миру вокруг. Только дождь, дождь и ничего, кроме дождя. Поэтому внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, Солорвэ удивился. Кто смотрит на него? Это не мог быть Мандос: стена дождя оставалась все такой же плотной. Да и от взгляда стало как-то разом... теплее?
Вдруг кто-то подбежал к нему, обнял с такой силой, что стало почти больно, а после раздался голос, которого Солорвэ так долго, слишком долго, не слышал:
— Отец! Отец, я здесь! Я живой! Отец, пожалуйста, посмотри на меня!
Дождь прекратился, серое облако рассыпалось десятком радуг, и если какой-нибудь эльда видел это издалека, он наверняка восхитился диковинным зрелищем. Но тем двум эльфам, над головами которых происходило диво, было не до него. Они были заняты только друг другом.
— Солорлиндо! Ты вернулся... вернулся... — Солорвэ чувствовал, что мысли чудовищно путаются. Эта радость была почти слишком велика, чтобы пережить ее. Или это он стал так слаб?
— Да, отец... я здесь... я рядом... Вставай, тут столько воды... Прости меня, отец...
— Перестань... ты ни в чем не виноват... Да, надо встать... я сейчас.. сейчас...
С огромным трудом и с помощью сына Солорвэ поднялся. Но идти куда-то он был не в силах: сделал несколько шагов и рухнул в траву. Земля была чудесно сухой и теплой и пахла умопомрачительно приятно.
Солорлиндо сел рядом, устроил голову отца у себя на коленях... Солорвэ хотел успокоить его, сказать, что все хорошо, но сил и на это не было. Какой нелепый конец! Нет, конечно, он не может вот так умереть. Он не умрет. Но все равно нелепо. Что ж, Солорлиндо теперь нести его? И куда? Домой? В Лориен? До ближайшего поселения эльфов? На то, чтобы думать, тоже уже не хватает сил. Как хочется спать!
— Дай ему это.
Услышав над собой знакомый бесстрастный голос, Солорвэ открыл глаза и увидел, что Солорлиндо принимает из рук Мандоса какой-то ковш. Секунду спустя ковш был уже у губ Солорвэ, и не оставалось ничего, кроме как выпить его содержимое, оказавшееся на поверку водой из источников Лориена. Хотя, может быть, не просто водой. Во всяком случае, от нее Солорвэ сразу почувствовал себя намного лучше и смог даже сесть.
— Приветствую, владыка, — сказал он, тут же припомнив, что однажды их разговор с этого уже начинался.
— Здравствуй и ты, Солорвэ Возрожденный, — ответил Мандос.
И Солорвэ на миг с ужасом подумал, что ему все это чудится. Но следующие слова Мандоса разрушили наваждение:
— Скоро вы оба уйдете отсюда, но прежде чем это случится, вам следует знать: что произошло однажды, не может повториться, и вы не должны рассказывать о случившимся кому бы то ни было. Таково мое слово.
В следующее мгновение Мандос исчез. Солорвэ подумал, что уже почти привык к его манере появляться внезапно и исчезать, не дожидаясь ответа. Некоторое время Солорвэ и Солорлиндо сидели молча. Потом Солорлиндо с каким-то совсем детским удивлением сказал:
— Кому бы то ни было… это ведь значит и маме тоже.
— Да, — согласился Солорвэ. — И маме.
— Как странно, — заметил Солорлиндо.
— Переживем, — ответил Солорвэ. — Небольшая цена за твое возвращение. К тому же, я понимаю, почему он поставил это условие.
— Так и я понимаю, — заверил отца Солорлиндо. — Не хватало, чтобы кто-нибудь нанес себе непоправимый вред или умер, стараясь привлечь внимание умершего, который о жизни и думать не хочет. Отец, я... — голос юноши дрогнул.
— Ты не должен просить прощения, — решительно прервал его Солорвэ. — Ты вернулся, и довольно об этом.
Секунду Солорлиндо выглядел так, словно собирался спорить, но вместо этого спросил:
— Ты чувствовал, что я смотрю на гобелен?
— Нет, только догадывался, — честно ответил Солорвэ.
Уже к вечеру этого дня Солорвэ оказался вполне способен идти, и они с Солорлиндо отправились домой. В этот раз на дорогу ушло куда больше времени: как ни хотелось им поскорее обрадовать Айлинвен, торопиться они не могли — глубокое, всеобъемлющее восхищение миром, которое сопутствовало возвращению к жизни, не допускало спешки.
Но все же к исходу лета они вошли в Альквалондэ. Был час заката, и город в его лучах сиял, как большая розовая жемчужина. Айлинвен уже знала об их возвращении или, быть может, предчувствовала его. Увидев Солорвэ и Солорлиндо, она не удивилась, только обняла их обоих разом и долго-долго не отпускала.
А чуть позже, когда зажглись первые звезды, Айлинвен спросила у мужа:
— Как тебе удалось вернуть Солорлиндо? Я уже спрашивала у него, но он говорит, что не может рассказать. Ты тоже?
— Да, — ответил Солорвэ. — Лучше будет нам и вовсе забыть об этом. Но одно я точно могу сказать тебе, — он улыбнулся. — Я был терпелив, словно вода.
Примечание* Эти слова Намо Мандоса являются отсылкой к следующей цитате из ЗиОЭ: "Ибо для всех феар Мертвых, как бы ни умерли они, время Ожидания - это время исправления, учения, укрепления или утешения, по делам их и заслугам. Если они будут согласны на это. Но феа в ее наготе упорна, и долго остается в плену своей памяти и прежних намерений (особенно если они недобрые) ", хотя в данном случае речь не идет о каких-либо недобрых намерениях.
Тем более, идеи опять же были. Но, как нарочно, ни одна из них не оказалась подходящей для того, чтобы воплотить ее в рамках игры за команду Вернувшихся в Аман. Я почти уже решила, что придется обойтись без телери, как внезапно на четвертый этап придумался сюжет фика "Словно вода". Довольно странная, на мой собственный взгляд, получилась история, но хорошая. И телерианскую атмосферу мне поймать, вроде бы, удалось. Может, на этой волне я и еще что-то сумею про телери написать.
Кто определенно удался, так это Намо, сама любуюсь.
АПД: Немного изменила текст фика: убрала фразу про десять лет, которая с самого начала многим читателям показалась странной. К тому же, это оказались еще и не те десять лет
В общем, все к лучшему.Название: Словно вода
Автор: vinyawende
Бета: Б.Сокрова
Категория: джен
Персонажи: новые персонажи — телери, Намо Мандос, упоминаются Ольвэ, Уйнен
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 3 455 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: моряк-телеро возвращается домой после Войны Гнева, надеясь счастливо воссоединиться со своей семьей, но иногда надеждам не так просто бывает сбыться.
Примечание: 1. Этимология имен новых персонажей: Солорвэ от телер. solor — прибой; Айлинвен от телер. ailin — озеро; Солорлиндо от телер. solor — прибой и linde — песня; Сталгвэ от телер. stalga — устойчивый, прочный, твердый, непоколебимый; Даймэ от телер. daime — тень, прохлада; Пантаниндо — от телер. panta — полный и ninda — вода, река. 2. Используется самоназвание телери — линдар, соответвенно, линдо для мужчин и линдэ для женщин.
читать дальшеГоворят, мореходам дела нет до смены времен года, но в действительности это всегда было не совсем так, а уж в этот раз и подавно. Когда флот линдар вошел в свою гавань после сорока с лишним лет в море, первые дни аманского лета подействовали на вернувшихся моряков просто ошеломляюще. Казалось, никогда еще травы не были такими зелеными и мягкими, цветы такими яркими и ароматными, ягоды — сладкими, деревья — высокими. Никогда земля не ощущалась настолько родной и так пронзительно, до боли, любимой.
Некоторые говорили об этом вслух, не скрывая радостного удивления, но другие, их было большинство, предпочитали молчать, ибо теперешние чувства слишком напоминали об иных, уже испытанных прежде, по возвращении из Чертогов Ожидания. Только тогда они, конечно, были неизмеримо сильнее. Но об этом невозможно рассказать или даже спеть, как нельзя обнять море или небо.
И Солорвэ переживал свою радость тихо, без единого слова, но это не тяготило его: он знал, чтобы разделить свои чувства с Айлинвен, ему не нужны слова. Жаль было только, что все еще нет с ними Солорлиндо, их сына. В глубине души Солорвэ очень надеялся, что, вернувшись, застанет его дома, с матерью. Но, видно, срок ожидания для Солорлиндо еще не окончен, и тут уж ничего не поделать.
Это Солорвэ хорошо понимал, а потому старался не позволять тени сожаления омрачать его душу. Для того ли ждала его Айлинвен, чтобы теперь он умножал ее скорбь своей? Нет, она заслужила радость, и Солорвэ твердо решил: дни этого лета станут для нее днями радости.
Однако он сразу заметил, что Айлинвен, хоть и счастлива его возвращению, словно таит какую-то неизвестную ему печаль. Это чувствовалось во взглядах, которые она бросала на него украдкой, слышалось в тихих полных тоски вздохах и в странном молчании.
Солорвэ забеспокоился и растерялся. У них с Айлинвен никогда не было секретов друг от друга, поэтому теперь он и хотел узнать, что гложет его жену, и боялся беспокоить ее расспросами. Наверное, разумнее всего было подождать, пока она сама захочет рассказать ему. Но когда Солорвэ увидел Айливнен, пытающуюся понезаметнее вытереть слезы, то понял, что больше не может ждать ни секунды.
Он подошел к жене, развернул ее лицом к себе и крепко обнял. Она сделала движение, как будто собираясь отстраниться, а потом сама прижалась к нему сильнее и, уже не сдерживаясь, горько заплакала.
Солорвэ держал ее за плечи, ласково приговаривая:
— Тише, любимая... тише... моя серебряная птичка, моя радость, моя песня...
Нежные имена следовали одно за другим, как жемчужины в долгом ожерелье, но Айлинвен все плакала, не откликаясь. Наконец, она выговорила одно-единственное слово:
— Солорлиндо...
В ее голосе была такая безысходность, что Солорвэ сразу понял: случилось что-то страшное. Хотя думать так было, на самом деле, нелепо. В конце концов, самое страшное случилось с Солорлиндо еще до Солнца и Луны, а с мертвыми в Чертогах Мандоса ничего уже случиться не может. Или он жив? Нет, это Солорвэ почувствовал бы. Или он был жив, а потом... Что потом? Нет, ему бы уже сказали. Так что же... Эти мысли пронеслись в голове Солорвэ, как подхваченная ветром горсть песка.
— Что? — мягко спросил он. — Что Солорлиндо?
Айлинвен судорожно вздохнула и сказала, всхлипывая:
— Солорлиндо решил никогда не покидать Чертогов Ожидания.
— Что?! — пораженно воскликнул Солорвэ, но тут же опомнился и насколько мог спокойно спросил: — Как ты узнала об этом? Владыка Мандос приходил сюда, чтобы объявить?
Да... наверное... такое уже бывало раньше.
— Нет, — горько сказала Айлинвен. — Я сама ходила к Чертогам.
— Тебя призвали туда? — спросил Солорве.
— Нет, — опять повторила Айлинвен. — Но после того, как флот ушел, были еще возвращения. Много возвращений. Хотя не так много, как раньше... Уже почти все вернулись... А Солорлиндо не было. А я все думала, почему его нет. Почему нет нашего мальчика? Он ведь не мог заслужить такого долгого Ожидания. Он был еще ребенок. Ты помнишь?
Солорвэ помнил. Да разве возможно забыть! Солорлиндо с самого детства обожал море с силой, удивительной даже для линдо. Кажется, едва научившись говорить, он сразу принялся упрашивать взять его с собой в настоящее плавание. Кораблями бредил. К трем годам Древ знал о них не меньше, чем любой взрослый корабел, и, конечно, сопровождал Солорвэ во всех без исключения рейсах. А на пятый, со дня своего рождения, год Древ он попросил у отца позволения перейти на другой корабль. Солорвэ удивился: — Зачем? Всякий капитан будет рад такому матросу, как ты, но разве плохо тебе на моем корабле? — Вот я и хочу посмотреть, как будет рад мне капитан, который не будет заодно и моим отцом, — рассмеялся в ответ Солорлиндо и добавил: — А как стану совсем настоящим моряком, вернусь опять к тебе. — Строже меня с тебя никто не спросит, — предупредил его Солорвэ. — Но раз хочешь, отпущу тебя после Праздника Урожая. — Обещаешь? — Конечно.
А потом на Валинор пала тьма, и отпускать от себя сына Солорвэ ужасно не хотелось. Но обещание есть обещание. Солорлиндо поступил на другой корабль и там принял смерть в час Убийства Родичей. Солорвэ до сих пор спрашивал себя, смог бы он спасти своего мальчика, если б тот остался на его корабле. Спрашивал и не находил ответа.
— Помню, — прошептал он.
— Вот я все вспоминала да гадала, — продолжала Айлинвен. — Стало мне чудиться страшное: будто не вернется он никогда. Будто до конца вечности больше не увижу его. Такая взяла тоска, что сил не было терпеть. И я решила пойти к Чертогам Ожидания и поговорить с Валой Мандосом. Уж как ни суров он, а едва ли могли его слова хуже моих страхов оказаться. Так я в то время думала, — она вздохнула. — Когда собралась в дорогу, пошла в последний раз посмотреть на море, и, проходя мимо дворца, встретила государя нашего Ольвэ. Вернее, сам он меня заметил и окликнул. Заговорил со мной ласково, расспрашивал, а на прощание сказал, что хоть и тяжко ждать, а все же иногда лучше не торопить события и быть терпеливым, словно вода. Ах, зачем он не запретил мне идти! Нет, зачем я его не послушала!
Тут Айлинвен опять разрыдалась, а Солорвэ нахмурился, стараясь взять в толк, как из простого желания матери узнать хоть что-то о судьбе ее сына могла вырасти такая беда. Мало ли эльдар за эти годы приходило к Чертогам Мандоса, мало ли было вопросов, просьб, слез. Почти всех отсылал ни с чем непреклонный Судия — не годится живым вмешиваться в судьбу мертвых, чей срок Ожидания ведом лишь Мандосу. Но иногда, если феа уже готовилась покинуть Чертоги, владыка мог передать живым родичам весть от нее или ей от них, и одно это уже делало ожидание легче. Другим же оставалось утешиться знанием, что души дорогих им умерших не потеряны и не забыты в бескрайних залах пристанища мертвых. Хозяин Чертогов помнит о каждом.
— Мандос сказал, — снова заговорила Айлинвен, и сразу же слова прервались рыданием. Все же ей удалось овладеть собой достаточно, чтобы продолжать: — Сказал, что срок Ожидания, назначенный Солорлиндо, окончен, и теперь в воле самой феа Солорлиндо решить, когда покинуть Чертоги Ожидания, но пока эта феа не помышляет о возрождении, — Айлинвен опять тяжело вздохнула. — Тогда-то мне и надо было уйти. Но вместо этого я стала упрашивать владыку, чтоб он напомнил Солорлиндо, что мы ждем его. И мы, и наш дом, и город, и море — все... А владыка ответил, что нет у него причины отказать мне, но что отклик может и не быть таким, на какой я надеюсь.
Теперь Айлинвен замолчала надолго и даже не плакала. У нее вдруг не стало сил ни на слова, ни на слезы. А Солорвэ, хоть и догадывался уже, что произошло дальше, не знал, что сказать. Это было слишком странно. Слишком страшно. Любое утешение — глупость, а все разумные мысли, казалось, погибли под ударами чудовищного молота, стук которого он внезапно начал слышать у себя в ушах.
— Почему он просто не сказал, что нельзя! — не воскликнула, простонала Айлинвен.
— Было бы нельзя, сказал бы, — ответил Солорвэ. Ответ слишком очевиден, и, должно быть, именно поэтому его оказалось легко облечь в слова.
Последовало еще несколько очень долгих мгновений тишины, наконец, собравшись с духом, Айлинвен повторила:
— Солорлиндо решил никогда не покидать Чертогов Ожидания.
Воля их сына. Его приговор самому себе. И им. Как же так, их мальчик... Молот все продолжал стучать, а глаза и горло, казалось, забил песок. Откуда он взялся здесь?
Солорвэ с трудом слышал, что дальше говорила Айлинвен.
— Так все и вышло, как я боялась. То ли почуяла беду, то ли накликала, где теперь знать. А только все кажется, не явись я туда, не сказал бы Солорлиндо этих слов. И вернулся бы к нам, через сотню лет или через две, а хоть бы и через десять... что это перед лицом вечности, — она опять заплакала, на этот раз очень тихо, без единого всхлипа, только слезы все катились и катились по лицу. — Я во всем виновата. Я.
Эти слова заставили Солорвэ пересилить свое оцепенение.
— Нет, — возразил он. — Никто не мог знать, как все случится. Вспомни Сталгвэ и Даймэ: их сына никто не тревожил, не спрашивал ни о чем, но все же он не пожелал возвращаться к жизни, и Мандос объявил об этом. И другие... — Солорвэ осекся. Нет, это плохой способ утешения, от него только хуже. Больно даже думать о несчастных, которые уже не могут надеяться на встречу со своими близкими до конца Арды. О тех, чью участь они с Айлинвен теперь разделяют.
И что? Они когда-нибудь смогут смириться, как советуют мудрые? Смириться и просто жить. Или горечь отравит их? Как Сталгвэ. Да что же не идет из головы! А потом? Отчаяние? Прислушавшись к себе, Солорвэ понял, что пока ни смирения, ни, к счастью, отчаяния он не чувствует. Напротив, после первого приступа боли внезапно пришли спокойствие, сосредоточенность и неясное предчувствие чего-то хорошего, будто он на своем корабле, и этот корабль вот-вот должен совершить маневр, сложный и прекрасный, как музыка.
Солорвэ посмотрел на Айлинвен и сказал со всей твердостью, на которую был способен:
— Не печалься. Наш сын вернется. Я сумею его убедить.
— Невозможно, — сокрушенно покачала головой Айлинвен. — Солорлиндо уже сказал свое слово, и воля его ясна. Теперь владыка Мандос, может, и не позволит беспокоить его. Я долго отказывалась верить, даже не говорила никому здесь о решении нашего сына... но то, что было, было. И нам этого не изменить.
— Но я сорок пять лет провел вдали от Валинора и не мог раньше поговорить с Солорлиндо. А Судия не пойдет против справедливости, — постарался обнадежить жену Солорвэ.
Тут же мелькнула мысль: "Если только он посчитает это справедливым", но ее Солорвэ отогнал прочь.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Все обязательно будет хорошо.
После этого Солорвэ вышел из дому и отправился к морю. Сел у самой кромки воды и стал смотреть на воду — так ему всегда думалось лучше всего.
Волны набегали и откатывались назад, оставляя влажный след на песке... солнечный свет сменялся светом звезд и являлся снова, дул ветер с юга, кричали птицы, волны набегали и откатывались... Солорвэ размышлял.
На третий день пошел дождь. Был он по-летнему теплый, обильный и краткий. Как только дождь кончился, Солорвэ покинул берег и отправился разыскивать Пантаниндо, линдо из числа Мудрых, который знал об изначальных законах Арды и позднейших установлениях Валар больше всех в Альквалондэ.
В доме Пантаниндо Солорвэ провел еще три дня, потом снова пошел к морю. Там он воззвал к Уйнен, и она говорила с ним. После этого Солорвэ отправился домой: оделся для путешествия, запасся дорожным хлебом, простился с женой и на рассвете покинул город.
***
Принятое решение не вызывало сомнений, дорога была знакомой, тело возрожденного легко переносило непривычное сухопутное путешествие — путь занял так мало времени, как только было возможно. И тогда Солорвэ почувствовал, что колеблется. Вот они — Врата Мандоса. И что делать теперь? Постучать? Подождать? Изнутри тяжелые створы открываются на удивление легко. Но сейчас-то он был по другую сторону.
Пока Солорвэ раздумывал над этим, перед ним появился сам хозяин Чертогов.
— Приветствую, владыка, — сказал Солорвэ и учтиво поклонился.
— Здравствуй и ты, Солорвэ Возрожденный, — ровно откликнулся Мандос. — Что привело тебя сюда?
"Если спросил, не велит уходить сразу" — подумал Солорвэ и, ободренный этим, охотно ответил:
— Мой сын Солорлиндо в твоих Чертогах, владыка. И недавно мне стало известно, что он решил остаться в них навечно.
— Верно, — отозвался Мандос. — Такова его воля. И она исполнится, если только не изменится.
Солорвэ хотелось воскликнуть: "Я и желаю, чтобы она изменилась!", но он знал, что Мандосу это и без того известно и что это не имеет значения. Мандос следит за неприкосновенностью воли умерших, живые могут позаботиться о себе сами.
— Я знаю, — сказал Солорвэ. — И это печалит мое сердце. Беда известная обернулась новой бедой в мое отсутствие, и потому, хотя решение уже принято и объявлено, я прошу тебя, владыка, передать моему сыну мои слова: Нам с матерью он дороже всего в мире, без него не знать нам истинной радости, не жить под ясным небом. Мы ждем его возвращения. Она ждет дома, а я стану ждать здесь, под дождем.
— Хорошо, — все так же ровно ответил Мандос. — Но не жди пользы от своих слов и, тем более, скорой пользы. Феа в своей наготе упорна*. Тебе это известно. Или мало времени провел ты сам в моих Чертогах?
— Немало, — согласился, склоняя голову, Солорвэ. — Но я не говорил, что не желаю возвращаться к жизни никогда.
— Не говорил. Но твой сын — не ты.
С этими словами Мандос исчез, а Солорвэ выбрал место в стороне от Врат, сел и стал ждать. Окончился день и пришла ночь. За ней новый день и еще ночь. К исходу этой ночи Мандос появился опять и сказал совершенно бесстрастно:
— Твой сын услышал твои слова, но не передал никакого ответа. — И снова исчез.
В тот же миг кусочек начавшего уже светлеть неба над головой Солорвэ затянулся облаками, потемнел и разразился проливным дождем. Частые холодные струи хлестали по плечам, спине, лицу... Дождь в мгновение ока намочил волосы, пропитал влагой одежду и ткань дорожной сумки... В трех шагах в любую сторону от того места, где сидел Солорвэ дождь прекращался, было ясно и тепло, но за водной пеленой сам Солорвэ видеть этого не мог и скоро почти забыл об этом.
Различить смену дня и ночи Солорвэ, конечно, было еще под силу, но он сбился со счета и потому не знал точно, на какой день дождя снова явился Мандос.
— Такого дождливого лета у нас еще не было, — произнес он.
И, как всегда, по голосу невозможно было понять, что Мандос думает об этом. Удивлен? Разгневан? Ему все равно? Нет, определенно не все равно, иначе он не стал бы покидать свои Чертоги.
Под взглядом Валы дождь поредел, и Солорвэ на секунду подумал, что вот сейчас совсем прекратится, и это будет красноречивее любых слов. Но поток воды уменьшился ровно настолько, чтобы Солорвэ мог видеть владыку Чертогов и слышать его.
— Тебе известно, что воля феа неприкосновенна, — заговорил Мандос, и голос его, оставаясь по-прежнему ровным, непостижимым образом сделался резче.
Солорвэ почувствовал, как вдоль позвоночника пробежала дрожь. А ведь всего мгновение назад он думал, что ему не может стать еще холоднее.
— Пока дух воплощенного находится в моей власти, никто не может принуждать его к чему-нибудь, — продолжал Мандос. — Тем не менее, ты считаешь себя вправе устраивать здесь это.
— Но я не пытаюсь принудить Солорлиндо! — собрав все силы, возразил Солорвэ. — И я не стану умолять тебя отпустить его из жалости ко мне. Это невозможно, знаю. Я лишь надеюсь, что сердце моего сына смягчится, и, если не из любви к самой жизни, то хоть сострадая тем, кого оставил, он попробует снова жить.
— И ты утверждаешь, что не хочешь навязать ему свой выбор?
— Не в моих силах навязать ему что-то, — с жаром сказал Солорвэ. — Если Солорлиндо не захочет, он даже не узнает, что со мной. Тебе гораздо лучше, чем мне, ведомо, сколько феар проводят в Чертогах столетия, не бросив даже единого взгляда на гобелены госпожи Вайрэ, не зная и не желая узнать, что творится снаружи. Если мой сын настолько отрешился от жизни, все мои усилия окажутся напрасны. Но если он сейчас наблюдает за мной, быть может, он еще тоскует по миру живых.
Солорвэ умолк, переводя дыхание. Ему было трудно говорить, пожалуй, так трудно, как никогда в жизни. Но если он не сумеет сейчас убедить Мандоса, другого шанса не будет. Впрочем, владыку мертвых не волнуют пылкие речи. Или он признает, то, на что решился Солорвэ, по крайней мере, позволительным, или все будет кончено.
— И сколько времени ты собрался так провести? — спросил Мандос.
Неужели получилось? Неужели у него есть возможность завершить задуманное? А может, все это лишь странное предисловие к отказу?
— Сколько смогу, — ответил Солорвэ.
— Возможно дождливое лето, но не бывать дождливой осени, — произнес Мандос и добавил: — Ты понял меня, Солорвэ.
— Вполне, владыка, — отозвался Солорвэ, хотя это не звучало как вопрос и, похоже, не было вопросом, потому что Мандос пропал прежде, чем Солорвэ успел договорить.
Дождь опять пошел сильнее, Солорвэ сгорбился под его напором. Прося Уйнен помочь ему дождем выразить скорбь, для которой у него не хватает слов, он на самом деле не осознавал, какую силу отпускает на волю. Теперь оставалось только надеяться, что ему удастся это выдержать. И что все будет не зря.
Уверенным пока можно было быть лишь в одном: конец лета он точно не пропустит, Мандос не даст этому случиться. Так что счету дней Солорвэ теперь уделял совсем мало внимания, как и всему остальному миру вокруг. Только дождь, дождь и ничего, кроме дождя. Поэтому внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, Солорвэ удивился. Кто смотрит на него? Это не мог быть Мандос: стена дождя оставалась все такой же плотной. Да и от взгляда стало как-то разом... теплее?
Вдруг кто-то подбежал к нему, обнял с такой силой, что стало почти больно, а после раздался голос, которого Солорвэ так долго, слишком долго, не слышал:
— Отец! Отец, я здесь! Я живой! Отец, пожалуйста, посмотри на меня!
Дождь прекратился, серое облако рассыпалось десятком радуг, и если какой-нибудь эльда видел это издалека, он наверняка восхитился диковинным зрелищем. Но тем двум эльфам, над головами которых происходило диво, было не до него. Они были заняты только друг другом.
— Солорлиндо! Ты вернулся... вернулся... — Солорвэ чувствовал, что мысли чудовищно путаются. Эта радость была почти слишком велика, чтобы пережить ее. Или это он стал так слаб?
— Да, отец... я здесь... я рядом... Вставай, тут столько воды... Прости меня, отец...
— Перестань... ты ни в чем не виноват... Да, надо встать... я сейчас.. сейчас...
С огромным трудом и с помощью сына Солорвэ поднялся. Но идти куда-то он был не в силах: сделал несколько шагов и рухнул в траву. Земля была чудесно сухой и теплой и пахла умопомрачительно приятно.
Солорлиндо сел рядом, устроил голову отца у себя на коленях... Солорвэ хотел успокоить его, сказать, что все хорошо, но сил и на это не было. Какой нелепый конец! Нет, конечно, он не может вот так умереть. Он не умрет. Но все равно нелепо. Что ж, Солорлиндо теперь нести его? И куда? Домой? В Лориен? До ближайшего поселения эльфов? На то, чтобы думать, тоже уже не хватает сил. Как хочется спать!
— Дай ему это.
Услышав над собой знакомый бесстрастный голос, Солорвэ открыл глаза и увидел, что Солорлиндо принимает из рук Мандоса какой-то ковш. Секунду спустя ковш был уже у губ Солорвэ, и не оставалось ничего, кроме как выпить его содержимое, оказавшееся на поверку водой из источников Лориена. Хотя, может быть, не просто водой. Во всяком случае, от нее Солорвэ сразу почувствовал себя намного лучше и смог даже сесть.
— Приветствую, владыка, — сказал он, тут же припомнив, что однажды их разговор с этого уже начинался.
— Здравствуй и ты, Солорвэ Возрожденный, — ответил Мандос.
И Солорвэ на миг с ужасом подумал, что ему все это чудится. Но следующие слова Мандоса разрушили наваждение:
— Скоро вы оба уйдете отсюда, но прежде чем это случится, вам следует знать: что произошло однажды, не может повториться, и вы не должны рассказывать о случившимся кому бы то ни было. Таково мое слово.
В следующее мгновение Мандос исчез. Солорвэ подумал, что уже почти привык к его манере появляться внезапно и исчезать, не дожидаясь ответа. Некоторое время Солорвэ и Солорлиндо сидели молча. Потом Солорлиндо с каким-то совсем детским удивлением сказал:
— Кому бы то ни было… это ведь значит и маме тоже.
— Да, — согласился Солорвэ. — И маме.
— Как странно, — заметил Солорлиндо.
— Переживем, — ответил Солорвэ. — Небольшая цена за твое возвращение. К тому же, я понимаю, почему он поставил это условие.
— Так и я понимаю, — заверил отца Солорлиндо. — Не хватало, чтобы кто-нибудь нанес себе непоправимый вред или умер, стараясь привлечь внимание умершего, который о жизни и думать не хочет. Отец, я... — голос юноши дрогнул.
— Ты не должен просить прощения, — решительно прервал его Солорвэ. — Ты вернулся, и довольно об этом.
Секунду Солорлиндо выглядел так, словно собирался спорить, но вместо этого спросил:
— Ты чувствовал, что я смотрю на гобелен?
— Нет, только догадывался, — честно ответил Солорвэ.
Уже к вечеру этого дня Солорвэ оказался вполне способен идти, и они с Солорлиндо отправились домой. В этот раз на дорогу ушло куда больше времени: как ни хотелось им поскорее обрадовать Айлинвен, торопиться они не могли — глубокое, всеобъемлющее восхищение миром, которое сопутствовало возвращению к жизни, не допускало спешки.
Но все же к исходу лета они вошли в Альквалондэ. Был час заката, и город в его лучах сиял, как большая розовая жемчужина. Айлинвен уже знала об их возвращении или, быть может, предчувствовала его. Увидев Солорвэ и Солорлиндо, она не удивилась, только обняла их обоих разом и долго-долго не отпускала.
А чуть позже, когда зажглись первые звезды, Айлинвен спросила у мужа:
— Как тебе удалось вернуть Солорлиндо? Я уже спрашивала у него, но он говорит, что не может рассказать. Ты тоже?
— Да, — ответил Солорвэ. — Лучше будет нам и вовсе забыть об этом. Но одно я точно могу сказать тебе, — он улыбнулся. — Я был терпелив, словно вода.
Примечание* Эти слова Намо Мандоса являются отсылкой к следующей цитате из ЗиОЭ: "Ибо для всех феар Мертвых, как бы ни умерли они, время Ожидания - это время исправления, учения, укрепления или утешения, по делам их и заслугам. Если они будут согласны на это. Но феа в ее наготе упорна, и долго остается в плену своей памяти и прежних намерений (особенно если они недобрые) ", хотя в данном случае речь не идет о каких-либо недобрых намерениях.
@темы: Намо, мои фанфики, телери, валар, новые персонажи, Битва Пяти Воинств-2, Сильмариллион
-
-
12.01.2014 в 01:50Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Эффекты "выхода из тела" бывают в состоянии клинической смерти, например. Когда человек натурально ощущает себя вне тела, видит его со стороны. Это, без сомнения, сильный опыт, очень встряхивающий сознание, но никто его не определяет как травмирующий или болезненный: напротив, он обычно позитивно заряжает людей, заставляет пересмотреть жизнь, иногда даже открывает сверхспособности.
Страх смерти у людей связан именно со страхом полного уничтожения души и того, что "больше ничего не будет".
Кстати, я не помню, чтобы и про эльфов говорилось, будто они боятся смерти как расставания с телом. Зато про них сказано, что они сами добровольно оставляют тело, когда устают от жизни.
Для людей по аналогии можно представить, что мать бросилась на тебя с топором
Не особо подходящая аналогия: нолдор были родичами, но не родителями. А мать у мальчика как раз была хорошая, любящая и полагаю, успешно давала ему ощущение безопасности. То самое "базовое доверие к миру". И у меня лично сомнение вызвало то, что его враз отняли, причём "насовсем", так что мальчик и в дальнейшем не смог на это чувство опереться.
Мне, кстати, как раз по личному опыту понятно про "мать с топором", и понятно, как после этого можно бояться жизни – потому что подрывается сама её основа: источник жизни сам же и становится витальной угрозой. Но это же явно не про Солорлиндо – его убивали чужие дядьки.
vinyawende, Вспомним Феанора, который сожалел, что не был рядом с Финвэ, когда Мелькор напал на Форменос...
Сожаление – это ещё не вина, это просто грусть/досада/ярость от того, что так вышло. Виноватым в смерти Финвэ Феанор себя не считал, он просто решил, что будь он с ним – всё сложилось бы иначе. И проклинал он не себя, а Манвэ и тот час, когда вступил на Таниквэтиль, т.е. внешние обстоятельства. А Айлинвен у вас говорит именно "я виновата".
От сердца отлегло, честно.
Мурк, я рада. )
-
-
12.01.2014 в 01:51Я так понимаю, вывод делается из того факта, что она не захотела возвращаться к жизни среди нолдор...
Ага, спасибо!
vinyawende, спасибо за цитату! читать дальше
Всем
Простите, что я снова встряла в серьезную дискуссию. Уже ухожу.
-
-
12.01.2014 в 02:01Но добавить к этому шоку и ужасу - еще и самоистязание отца на глазах у сына - это, мне кажется, верный способ вогнать сына в окончательный ступор.
А если этого не произошло, то состояние шока и ужаса уже прошло, и ребенка держит в Мандосе что-то другое - вот и пошли догадки.
(Но из авторских пояснений я, кажется, поняла, что прошло, но не совсем, нужно было выманить из "безопасного дома" - это сделали шантажом)) )
-
-
12.01.2014 в 02:01Это "ненастоящая" смерть (как атеист, кстати, я считаю, что "души" не существует, стало быть, она ничего не может "видеть" и эти видения - только доказательства "ненастоящести" смерти). Поэтому никто не может сказать, что испытал настоящую, окончательную смерть и смог вернуться.
Страх смерти у людей связан именно со страхом полного уничтожения души и того, что "больше ничего не будет".
Необязательно. Миллиарды людей верят в "жизнь после смерти" и все равно смертельно боятся смерти, извините за каламбур. (Есть, кстати, и те, кто не боится "уничтожения души").
чтобы и про эльфов говорилось, будто они боятся смерти как расставания с телом.
Но они боятся умереть - это достаточно очевидно. Иначе бы никто не бежал с поля боя, например.
что они сами добровольно оставляют тело, когда устают от жизни
Да, потому что не знают еще, что такое смерть.
Не особо подходящая аналогия: нолдор были родичами, но не родителями.
Ну хорошо, брат бросился с топором. Главное, что это будет очень глубокий шок, хуже, чем если бросится незнакомый прохожий - к мысли о насилии от людей мы привыкли с детства (а эльфы не привыкли, кстати). Поэтому я сравниваю глубину шока именно "близкий человек хочет убить".
И у меня лично сомнение вызвало то, что его враз отняли, причём "насовсем", так что мальчик и в дальнейшем не смог на это чувство опереться.
Почему бы и нет? Если он так доверял миру - как раз шок был очень глубокий.
-
-
12.01.2014 в 02:02-
-
12.01.2014 в 02:05Лечение такого шока еще более глубоким шоком с угрозой родным и близким, кажется, вполне может применяться. Да, именно "выманить". Ты боишься выйти из безопасного дома - но будешь ли ты там оставаться, когда кому-то близкому плохо на улице? Имхо, отец совершенно правильно поступил - а вдруг мать себя бы тоже довела до Мандоса? Нечего там сидеть и бояться жизни!
-
-
12.01.2014 в 02:11iezekiil, это было перед тем, как она умерла, а в залах она нормально себя чувствовала, но в возможность исцеления не верила, хотя все ее уговаривали. Я не говорю, что она виновата. Просто так получилось.
Но из вашей интерпретации мотивов Мириэль я теперь лучше понимаю, почему вы в своем тексте используете чувство вины (и шантаж, как способ его вызвать) как способ "выманить" душу из Мандоса.
Не чувство вины, а чувство сострадания к страданиям родных.
Ilwen, Мириэль не осуждается. про нее сказано, что ее вины в том не было.
Ангайлин, смерть "мнимая" в том смысле, что не окончательная, но все равно души и тела для эльфа - серьезный удар. Эльфы природой для такого не предназначены. И Мандос нужен именно для того, чтобы они пережили этот стресс и могли вернуться к жизни нормально.
iezekiil, судья там все Мандос - работа у него такая, но Мириэль была признана невиновной. Виной может, по ЗиОЭ, считаться добровольный отказ от жизни. когда ее можно спасти или когда тело даже не ранено. Но Мириэль умерла не потому что хотела, так что это не про нее.
Girdle of Melian, почему вы адресуете Ангайлин вопрос о моем герое? У нее свой есть, совсем другой и умерший при других обстоятельствах.
Солорлиндо около пятидесяти солнечных лет, чуть меньше или больше: на пятом году Древ от его рождения погибли Древа, а между Гибелью Древ и братоубийством в Альквалондэ по хронологии еще примерно год Древ. По возросту он примерно соответствует человеческому юноше лет 15-16 (ну, примерно в это время люди начанают физически выглядеть взрослыми, а эльфы, по канону, так, как они будут выглядеть всегда). Он стал защищать корабли вместе со всеми, и был убит, как большинство мореходов Альквалондэ.
И, кстати, ребенок-то в некотором смысле "проклят", т.е. подпадает под пророчество Севера. Он не вернулся в Валинор после Арамана. Возможно, поэтому моя интерпретация несколько мрачнее твоей авторской)))
iezekiil, кажется, я это уже говорила, но все равно. Долгое ожидание в Мандосе обещано тем, кто убивал в Альквалонда. а ужасы в Белерианде предречены тем, кто туда идет, доля ужасов ребенка умершего в Хэлкараквсэ на этом и кончается. Он никого не убивал, и он никуда не идет.
Мне, кстати, в эту сторону тоже думалось – что герою vinyawende, по идее, потом должно быть страшнее в Мандосе, чем в Амане – там он ближе к своим убийцам.
Ангайлин, по канону, в Мандосе каждый пребывает в одиночестве, встреча возможна только между теми, кото при жизни связывала любовь, если они сами того хотят.
А Солорлиндо не боялся нолдор или какого-то конкретного врага, от этого он уже излечился, иначе бы Мандос не сказал, что срок его ожидания окончен. У него была другая проблема: он не был уверен, что справится с жизнью вообще.
Girdle of Melian, озлобленные не возвращаются, возвращаются те, кто уже не злится.
Ilwen, да, про топор - хорошая аналогия. Спасибо!
Girdle of Melian, я уже написала все это в тексте. Там не только три слова из скрытой цитаты, там и другие слова есть.
Эффекты "выхода из тела" бывают в состоянии клинической смерти, например. Когда человек натурально ощущает себя вне тела, видит его со стороны. Это, без сомнения, сильный опыт, очень встряхивающий сознание, но никто его не определяет как травмирующий или болезненный: напротив, он обычно позитивно заряжает людей, заставляет пересмотреть жизнь, иногда даже открывает сверхспособности.
Ангайлин, это другое. Если даже считить существование такого человеческого опыта полностью достовеным, то все равно есть свидетельства только тех, кто вернулся в тело (что логично). А у эльфов расставание души и тела происходит, когда они больше не могут держаться вместе, чеще всего потому что тело ужасно повреждено. И это должны быть действительно ужасные повреждения, потому что от ран смертельных для людей эльфы легко выздоравливают.
Кроме того, потом их дух ощущает, что вот, тела больше нет, а он остался и это паника-паника-паника потому что не должно такого быть. Потом голос Намо, ладно, хоть спасибо понятно, куда идти, но это и единственный плюс всей ситуации.
Кстати, я не помню, чтобы и про эльфов говорилось, будто они боятся смерти как расставания с телом. Зато про них сказано, что они сами добровольно оставляют тело, когда устают от жизни.
Ну, «усталость от жизни», я дкмаю, это очень тягостное ощущение, и тогда, может, расставание с телом и дает облегчение. Но быть жестоко вырванным из тела, от которого вообще не устал - это плохо.
Сожаление – это ещё не вина, это просто грусть/досада/ярость от того, что так вышло.
Обида и ярость у него была на других, что он из-за них был не там, где должен был. А по отношению к отцу это оборачивается виной: я мог его спасти, но не был рядом и не спас.
Айлинвен тоже досадует на других. на Ольвэ и Мандоса, но на самом деле, винит себя.
Б.Сокрова, хорошо.
Ilwen, ну, не особо правильно, на самом деле, ситуация действительно могла бы стать еще хуже, если бы Солорлиндо был чуть слабее духом, а он все-таки сильный, несмотря ни на что. Но все было на грани. поэтому Мандос и поставил ограничения, а потом все же внес этот случай в историю Арды с пометкой "Никогда не повторять".
-
-
12.01.2014 в 02:12-
-
12.01.2014 в 02:19-
-
12.01.2014 в 02:23и почистите стиль - уберите хотя бы то, что я вам показала (там еще есть .. но мне уже не до сук). и да будет всем счастье.
-
-
12.01.2014 в 02:32Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Если боятся, значит, плохо верят. )) Или верят в существование ада, как многие христиане. А вечные мучения – это жупел похлеще небытия. >_<
Но они боятся умереть - это достаточно очевидно.
Ну дык естественно – пребывание в Чертогах сопряжено с утратой очень многих возможностей.
Но это скорее можно сравнить со страхом человека попасть в тюрьму... или лишиться какой-нибудь конечности (полный паралич – уже не та аналогия, потому что душа в Мандосе всё-таки свободна в перемещениях). Страхи реальные и понятные, но всё же это ещё не экзистенциальный хтонический ужас, вгоняющий в ступор.
Да, потому что не знают еще, что такое смерть.
Ну так люди тоже не знают, но бояться им это не мешает.
И по-вашему, Мандос оказывается для эльфов чем-то неожиданно ужасным? )) "аа, блин, пошто я развоплощался!! большеникагда!!", так, что ли?
к мысли о насилии от людей мы привыкли с детства
Я не спорю, что для эльфа насилие, тем более сразу смертельное, было более неожиданным и пугающим, чем для человека. Но у них и душевных сил было всяко поболе.
Если он так доверял миру - как раз шок был очень глубокий.
Про шок мне отлично понятно (оно и для убийц было шоком, чего уж там). Но в дальнейшем это острое (но краткое) переживание должно было постепенно сгладиться за счёт прежде "накопленной" благости, как смола заполняет трещину.
И острые состояния, кстати, лечатся легче хронических и запущенных. )) вот вылечить Феанаро – действительно трудная задача.
-
-
12.01.2014 в 02:44Боятся даже те, кто хорошо верит и верит в рай. Люди ведь потому и выдумали "рай и ад", что дико боятся небытия (я этого, кстати, не понимаю, "небытие", имхо, совершенно нестрашное состояние - ведь ты ничего не чувствуешь. Я только рада, что после смерти будет именно небытие).
но всё же это ещё не экзистенциальный хтонический ужас, вгоняющий в ступор.
Гм, так ведь у людей известны случаи, когда что-то, что "можно пережить", вгоняет человека именно в ступор и хтонический ужас. Есть случаи, когда из-за пустяковой ссоры или не самого ужасного происшествия люди сходят с ума или кончают самоубийством. Потому что это событие нажало на какую-то их "болевую точку" так сильно, что они не смогли с этим справиться, и они не были очень сильными людьми. Так и здесь, это же очевидно.
Ну так люди тоже не знают, но бояться им это не мешает.
Потому как инстинкт.
И по-вашему, Мандос оказывается для эльфов чем-то неожиданно ужасным?
Не сам Мандос, а разделение духа и тела. Мандос - отнюдь не самое ужасно место, это "санаторий" для душ. В "санатории" могут практиковаться не самые приятные лечебные процедуры (то самое "исцеление от зла", о котором упоминается в ЗиОЭ), но "врачи" не хотят причинить "душам-пациентам" вреда, а хотят помочь. Это как к стоматологу сходить - страшно, противно, больно, но после этого - ничего не болит и хорошо.
Но у них и душевных сил было всяко поболе.
Ну да, поэтому-то и сидящих вечно в Мандосе было немного.
-
-
12.01.2014 в 02:58Girdle of Melian, большая часть информации, которую я пишу в комментах, относятся к концепции посмертия в Арде вообще, было бы чистой глупостью пытаться запихнуть это все в один фик. Все, что в моем последнем комментарии касается Солорлиндо в тексте уже есть.
О перспективах изменения этого текста я уже сказала все.
Если боятся, значит, плохо верят. )) Или верят в существование ада, как многие христиане. А вечные мучения – это жупел похлеще небытия. >_<
Ангайлин, если даже брать только тех эльфов, которые точно знают про зов Мандоса и перспективу возрождения с помощью валар, все равно смерть - это не отряхнулся и пошел, цитата из ЗиОЭ: «Они считают счастливейшей судьбой быть возрожденными после Ожидания, ибо так зло и горе, которые они претерпели, лишившись своего природного хода жизни, могут быть исправлены.»
И оказаться без тела не то же самое, что оказаться в тюрьме или покалечится. Умершие выпадают из течения жизни Арды, они больше не могут в ней участвовать вообще никак и никогда, поэтому те, кто не приходит на зов Мандоса со временем могут озлобиться и попытаться отнять тело у кого-то из живущих или просто быть злобными духами. Все ЗиОЭ.
Не сам Мандос, а разделение духа и тела. Мандос - отнюдь не самое ужасно место, это "санаторий" для душ. В "санатории" могут практиковаться не самые приятные лечебные процедуры (то самое "исцеление от зла", о котором упоминается в ЗиОЭ), но "врачи" не хотят причинить "душам-пациентам" вреда, а хотят помочь. Это как к стоматологу сходить - страшно, противно, больно, но после этого - ничего не болит и хорошо.
Ilwen, и вы про принудительное лечение?
-
-
12.01.2014 в 03:02Я не сказала, что оно принудительное! Но вполне может быть неприятным. К стоматологу-то мы тоже добровольно ходим.
-
-
12.01.2014 в 03:13-
-
12.01.2014 в 03:19Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Даже если так, в книжке говорится, что он это решил "в безумии гнева и скорби". Да и потом, он никогда не был гармоничной натурой. )) комплексы там как раз цвели в полный рост.
И если вы привели в пример именно Феанора, подразумевает ли это, что Айлинвэн тоже была охвачена подобным безумием?
А у эльфов расставание души и тела происходит, когда они больше не могут держаться вместе, чеще всего потому что тело ужасно повреждено.
Ну вот да, страх перед болью – это реально травмирующий фактор. Нежелание возвращаться в тело, которое становится источником невыносимых болевых ощущений, – вполне обоснованно. И так оно гораздо понятнее, чем просто обтекаемая формулировка "страх перед жизнью". Может быть, если бы в тексте это было прописано более чётко, у меня и не возникло бы вопроса "почему?"
У него была другая проблема: он не был уверен, что справится с жизнью вообще.
Вот тут мне тоже видится некое противоречие: а как он тогда мог быть уверен, что сумеет помочь ещё и родителям?
Вот Мириэль не была уверена, что справится с жизнью, – но поэтому и воспитание Феанаро она считала непосильной для себя ношей, тут всё последовательно, по крайней мере.
-
-
12.01.2014 в 04:15Судья им всем - автор))
А автор в том самом диспуте валар в "Истории Финвэ и Мириэль" говорит разными голосами - он и Намо, и Ниэнна, и Ульмо, и Аулэ... и они все правы. Если читателю нужна одна единственная точка зрения для простоты - он на этой истории обломается.. или проигнорирует сложность.
Кстати, недаром Намо вообще выводит дискуссию из области "кто виноват" - он прямо говорит, что кое-какие вещи должны произойти, потому что ТАК НАДО)) во исполнение замысла Эру.
-
-
12.01.2014 в 04:17Про ужасные повреждения было не к истории Солорлиндо, а к тому, почему смерть - стресс для эльфов. Конечно, Солорлиндо с этим тоже сталкивался, но это он преодолел нормально, его позже слегка заклинило.
Мириэль не была уверена и поэтому не вышла, но потом она оценила итоги и сама сказала, что надо было попробовать.
Солорлиндо не был уверен, но посмотрел, что творится, и понял, что надо. Ну, тут еще повезло им всем, я говорила уже. У этой истории мог бы быть и печальный конец.
-
-
12.01.2014 в 04:34"Так суждено" и "так надо" не одно и то же, Намо видит будущее и говорит о том, как суждено, а не как надо. Смысл его высказывания, грубо говоря:"Мы можем говорить еще долго, но я уже вижу, как будет", а не "Я знаю, как должно быть, поэтому обсуждать нечего". Статичный Замысел - выдумка фандома, в каноне, Дети Эру обладают свободной волей.
-
-
12.01.2014 в 14:09Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Ну это называется "все мы сильны задним умом" ))) по мне, так оно ничем не отличается от феанорского "надо было мне с папой остаться". Вот такой ход мыслей как раз заблуждение, потому что бессмысленно из текущего момента "переигрывать" решения прошлого – они были приняты в совсем других обстоятельствах.
Кстати, нежелание возвращаться Мириэль мне всегда было понятно вполне – она нуждалась в поддержке близкого, на которую он оказался неспособен из-за собственного отчаяния и эгоизма. А родителей у неё, по всей видимости, не было, так что этот "канал" тоже оказался перекрыт.
Но, по крайней мере, хорошо хотя бы то, что она не стала "подпитывать" свою жизнь за счёт сына. Тогда бы Исхода не было, но и Сильмариллов уж точно не было бы тоже, потому что Феанор просто превратился бы в придаток матери. ((
те, кто не приходит на зов Мандоса со временем могут озлобиться и попытаться отнять тело у кого-то из живущих
Ну так заключённые и инвалиды тоже часто озлобляются – вот именно потому, что вырваны из течения жизни, потому сравнение вполне удачное.
И там говорится, что отказ идти в Мандос сам по себе признак порчи, т.е. отношение таких душ к смерти нельзя считать здоровым, адекватным и показательным для всех эльфов.
И я нигде не говорила, что смерть – это "отряхнулся и пошёл". Конечно, в насильственном развоплощении ничего хорошего нет. Я утверждала всего лишь, что это _конечное_ и _переживаемое_ событие (в отличие от смерти людей). Что и подтверждает цитата: это зло и горе может быть исправлено – новым возрождением.
Но ведь ваш герой не хотел возрождаться, вот в чём штука-то. Т.е. так сильно переживал горе, что не хотел его исправления?
Ilwen, Люди ведь потому и выдумали "рай и ад", что дико боятся небытия
Нет, они их выдумали, потому что не в состоянии представить себе небытие. ) а природа не терпит пустоты.
И "опыт ада" у людей обычно богаче, потому что страдания в жизни на порядок интенсивнее, чем наслаждения.
Потому как инстинкт.
Инстинкт самосохранения – это не страх смерти, )) это стремление избежать мучений и повреждений тела, которые ярко маркируются болевыми рефлексами. Проще говоря, это страх слишком "некачественной" жизни, когда смерть начинает казаться предпочтительнее.
Есть случаи, когда из-за пустяковой ссоры или не самого ужасного происшествия люди сходят с ума или кончают самоубийством. Потому что это событие нажало на какую-то их "болевую точку"
Да, именно потому, что "болевая точка" уже была сформирована прежде – какой-то более ранней и незалеченной травмой. Но у героя рассказа таких точек не должно было быть, отсюда и возникли все вопросы.
Впрочем, если исходить из авторских пояснений, он мог ещё до этого столкнуться со слабостью родителей. Которые могли так же эмоциональным шантажом просить у него поддержки, когда он не в состоянии был им её дать, по причине малолетства и беспомощности. И это действительно могло его надломить.
-
-
12.01.2014 в 14:19Я уже который раз повторяю, что смерть как таковая для людей и эльфов - одинакова, различается только посмертная судьба. Разлучение духа и тела ненормально и для людей, согласно Атрабет, изначально предполагалось, что люди уходят из Арды "во плоти".
Да, именно потому, что "болевая точка" уже была сформирована прежде – какой-то более ранней и незалеченной травмой. Но у героя рассказа таких точек не должно было быть, отсюда и возникли все вопросы.
Вы у нас знатный психолог, куда уж нам, сирым... И поэтому не можете представить, что слишком чистая и благородная душа может быть непоправимо надломлена предательством и насилием. Проблема не столько в силе, сколько в неискаженности.
Впрочем, если исходить из авторских пояснений, он мог ещё до этого столкнуться со слабостью родителей. Которые могли так же эмоциональным шантажом просить у него поддержки, когда он не в состоянии был им её дать, по причине малолетства и беспомощности. И это действительно могло его надломить.
О, ну вот. Родители у нас теперь виноваты
Теперь я не удивляюсь, что иногда вы видите в текстах очень странные вещи.
-
-
12.01.2014 в 21:42Ангайлин, об этом я и говорила с самого начала: под влиянием сильного горя эльфам, как и людям может быть свойственно убежденность (чаще всего, ошибочная), что именно от их действия/бездействия в прошлом произошло горе в настоящем. И под влиянием этого убеждения (и/или) заблуждения, они могут негативно оценивать свои поступки и себя в целом, что и происходит с Айлинвен в моем тексте. Я ведь не пыталась доказать, что она похожа на Мириэль или Феанора, просто их случаи демострируют, что реакция эльфов в таких ситуация сходна с человеческой.
На историю Мириэль я смотрю иначе. ИМХО,она именно что отчаялась, не могла поверить в возможность своего выздоровления и возвращения к нормальной жизни. И у нее это было в гораздо большей степени, чем у героя моего фика, по канону, она даже не смотрела на гобелены, ничего не знала о жизни снаружи, пока Финвэ не рассказал.
Финвэ ее поддерживал как раз, как мог, приходил к ее телу, говорил, что любит ее, что ждет... А что, собственно, он еще мог сделать? Умереть вслед за ней? Но добровольный отказ от жизни зло, не говоря уже о том, что у него на руках маленький сын вообще-то? Забудем, что он еще и король... Ему было плохо, тяжело, но он ждал. И мог бы ждать, я думаю, еще очень долго. Но тут Мириэль сама выбила у него почву из под ног, сказав, что никогда не вернется. Конечно, зря он сразу отчаялся... Но тут мне ближе всего слова Вайрэ:"Но если нам приходится говорить о Справедливости, следует вспомнить о вере Финвэ; и если, как я считаю, у нее есть достойное основание, мы должны по-иному посмотреть на вину этих двоих. Когда одна из Королев валар, Варда, или Йаванна, или я, навсегда покинет Арду, и оставит своего супруга, пожелает он того или нет14, тогда пусть тот супруг судит Финвэ, если захочет, и помнит, что Финвэ не может последовать за Мириэлью, не причиняя зла своему естеству и не предавая свой отцовский долг и отцовскую любовь.".
Может быть, Финвэ нужно было бы набраться терпения и ждать, и Мириэль бы, в конце концов, изменила свое решение. А может быть, такое ожидание обрекло бы его только на одиночество и отчаяние, которые становились бы все тяжелее с годами, а длились бы до конца Арды. Никто не может этого знать.
И принуждать Финвэ к ожиданию, в благополучный исход которого у него нет сил верить, так же жестоко, как принуждать Мириэль к возрождению, в успешность которого она так же не верит.
Родители Мириэль - спорный вопрос. С одной стороны, нигде нет прямого указания на то, что они были, не говоря уже об их участии в сюжете . С другой, упоминаются некие родичи Мириэли, которые вместе с Финвэ просили ее выйти, а по одной из версии Серенде это не прозвище, а материнское имя, а наличие материнского имена подразумевает наличие матери.
Но, по крайней мере, хорошо хотя бы то, что она не стала "подпитывать" свою жизнь за счёт сына. Тогда бы Исхода не было, но и Сильмариллов уж точно не было бы тоже, потому что Феанор просто превратился бы в придаток матери. ((
Не думаю, что речь шла бы о какой-либо подпитке. Не говоря уже о том, что, даже выбирая между Сильмариллами и жизнью матери, Феанор с гарантией предпочел бы жизнь матери, по крайней мере, в то время, когда душа его была еще в его полном распоряжении, а не в рабстве у Сильмариллов. А Арда, если что, как-нибудь и без них обошлась бы.
Ну так заключённые и инвалиды тоже часто озлобляются – вот именно потому, что вырваны из течения жизни, потому сравнение вполне удачное.
У меня нет слов, чтобы объяснить вам, насколько неудачно это сравнение, вот честно. И на этот раз, для разнообразия, дело не в персонажах, так что, если не возражаете, просто оставим эту тему.
И там говорится, что отказ идти в Мандос сам по себе признак порчи, т.е. отношение таких душ к смерти нельзя считать здоровым, адекватным и показательным для всех эльфов.
Само состояние смерти одинаково для тех, кто соглашается идти в Мандос и для тех, кто нет. Разница только в том, что те, кто соглашаются, получают возможность с помощью валар вернуться к жизни и восстановить естественный ход вещей, а остальные нет.
Но ведь ваш герой не хотел возрождаться, вот в чём штука-то. Т.е. так сильно переживал горе, что не хотел его исправления?
А Мириэль? А другие не вышедшие из Чертогов эльфы, упоминаемые в ЗиОЭ? Они не хотели или не могли? Или не могли поверить, что могут? Солорлиндо не один такой, таких было не мало, и я не думаю, что знаю единственно верный ответ на все эти вопросы.
Да, именно потому, что "болевая точка" уже была сформирована прежде – какой-то более ранней и незалеченной травмой. Но у героя рассказа таких точек не должно было быть, отсюда и возникли все вопросы.
А если случай не не самый ужасный, как предположила Ilwen, а настолько ужасный, что и представить нельзя? До Альквалондэ ведь нападений эльфов на эльфов, убийств и грабежей эльфов эльфами вообще не было. Даже не знаю, с чем сравнить из реальной жизни... Чтобы нападение маньяка... жуткое стихийное бедствие... тут тоже, по вашему, обязательны уже имеющиеся «болевые точки»? Вообще существуют индивидуальные особенности психики, не все они «родом из детства».
Впрочем, если исходить из авторских пояснений, он мог ещё до этого столкнуться со слабостью родителей.
Нет, точно нет. Как раз наоборот, они всегда были для него практически идеальными, особенно отец, не было ничего, с чем он не мог бы справиться. Поэтому средство избранное Солорвэ и подействовало так сильно.
Ilwen, спасибо!
-
-
13.01.2014 в 00:18Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Я знатный клиент психолога, тащемта.
Поэтому никогда и не видела в эльфах рафинированных высокодуховных няшек, которые "складываются" от первого же тяжёлого испытания.
О, ну вот. Родители у нас теперь виноваты
Я ни слова ни говорила о вине. )) Но автор сам фактически вывел отца эмоциональным шантажистом. Поначалу я думала, что он "выманивает" сына, упирая на отцовскую любовь и обещание поддержки, а оказалось, что на собственную беспомощность и слабость. Такой расклад меня демотивировал совсем.
vinyawende, На историю Мириэль я смотрю иначе. ИМХО,она именно что отчаялась
Это-то понятно, но весь вопрос в том, какие причины у неё были для этого.
И дело не в том, что я хочу к чему-то принудить Финвэ, я просто фиксирую то, что он отчаялся тоже, и довольно быстро. А два отчаявшихся существа явно же друг другу помочь не могут ничем. Ей нужна была самоотверженная забота, на которую её муж был неспособен, потому что был слишком занят своими переживаниями (ну и воспитанием сына, понятно). Это не вина его, это просто некая данность, которая, тем не менее, помешала ей вернуться.
И для вашего персонажа я тоже искала такой убедительный повод отказываться от возрождения ("просто капризов" в вопросах жизни и смерти не бывает, и когда это приписывают, например, той же Мириэли, меня это аццко бесит
даже выбирая между Сильмариллами и жизнью матери, Феанор с гарантией предпочел бы жизнь матери
Разумеется. Они, по моему мнению, для него были просто метафизической заменой её. Потому и настолько сверхценны.
Чтобы нападение маньяка... жуткое стихийное бедствие... тут тоже, по вашему, обязательны уже имеющиеся «болевые точки»?
Я же с самого начала говорила: дело не в том, что произошедшее недостаточно страшно и болезненно – дело в том, что герой _не сумел восстановиться_ и пережить случившееся. Для меня именно тут главная непонятка.
Дети, кстати, после травм восстанавливаются легче, чем взрослые. Даже после нападений маньяка. Если у них есть забота и поддержка взрослых.
А Мириэль? А другие не вышедшие из Чертогов эльфы, упоминаемые в ЗиОЭ? Они не хотели или не могли?
Мириэль не могла, потому что ей не хватало внешней поддержки. Про других эльфов не знаю, конкретных историй на руках у нас нет.
особенно отец, не было ничего, с чем он не мог бы справиться.
О, интересно. Но ведь сыну он фактически продемонстрировал, что не может справиться с его потерей..
Короче, я запуталась совсем. )) но видимо, с этим придётся смириться.
-
-
13.01.2014 в 00:29-
-
13.01.2014 в 01:09Ангайлин, в реальной жизни иногда изделие уже поцарапаное или треснувшее и склеянное оказывается более долговечным, чем точно такое же совершенно новое. Это не всегда так, но может быть и так. И герою моему то, что он до этого практически не сталкивался с отрицательными сторонами жизни, не помогло, а помешало. И это не то же самое, что неискаженность... в смысле, я не говорю, что ему неискаженность помешала, неопытность ему помешала. При этом я опять же не говорю, что неопытность всегда ведет к этому. Именно для него все так сошлось, не повезло парню.
Поэтому никогда и не видела в эльфах рафинированных высокодуховных няшек, которые "складываются" от первого же тяжёлого испытания.
И я не видела, и сейчас не вижу, правда.
Поначалу я думала, что он "выманивает" сына, упирая на отцовскую любовь и обещание поддержки, а оказалось, что на собственную беспомощность и слабость. Такой расклад меня демотивировал совсем.
Про любовь и поддержку он тоже говорит, просто потому что они есть и он не может про них не сказать. Но Солорлиндо не сомневается в любви родителей, дело в другом. Поэтому упирать на любовь и поддержку не поможет, как сам факт наличия еды не может помочь больному анорексией (пожалуйста, не надо искать аналогию между состоянием Солорлиндо и анорексией, сразу скажу, что ее нет, это сравнение пришло мне в голову сейчас и касается только того, в связи с чем я его употребила).
Ей нужна была самоотверженная забота,
Которую ее живой супруг никак не мог дать ей, находящейся в Чертогах Мандоса. ИМХО, Мириэли как раз ничего ни от кого не было нужно, потому что она была убеждена, что все равно ничто не поможет ей. Она печалилась об этом. но не сомневалась. Поэтому, по сути, было уже все равно, что и как происходит там снаружи, пока Финвэ не умер и она не получила очень мощную встряску.
И для вашего персонажа я тоже искала такой убедительный повод отказываться от возрождения ("просто капризов" в вопросах жизни и смерти не бывает, и когда это приписывают, например, той же Мириэли, меня это аццко бесит ).
Согласна, просто капризов в этом деле не бывает, о мотивации Солорлиндо я уже рассказала все, что могла (и гораздо больше, чем собиралась), если вам или кому-то еще это кажется "просто капризом" - ничего не поделаешь, с моей точки зрения, его мотивация, по меньшей мере, не менее серьезна, чем у Мириэли.
Разумеется. Они, по моему мнению, для него были просто метафизической заменой её. Потому и настолько сверхценны.
Тут не могу согласиться. Мне кажется, камни были все-таки вершиной мастерства, а не чем-то иным, а потом мастер попал в зависимость от творения, возможно потому, что точно знал или считал, что точно знает, что никогда не сможет превзойти его или хотя бы повторить.
Дети, кстати, после травм восстанавливаются легче, чем взрослые. Даже после нападений маньяка. Если у них есть забота и поддержка взрослых.
Был бы он ребенком, все было бы проще. Скорее всего, тогда бы он вообще не умер, потому что не участвовал бы в бою. Но он не ребенок. В тексте его называют так, но это родители. им можно.
Мириэль не могла, потому что ей не хватало внешней поддержки.
Не согласна, свое мнение я уже изложила выше.
О, интересно. Но ведь сыну он фактически продемонстрировал, что не может справиться с его потерей..
Да, именно это он и показал, показал насколько слабым его, всегда сильного, делает эта потеря. Слабость сильного страшнее, чем слабость слабого, опаснее. А реакция Солорлиндо говорит и о его собственной силе, слабого чужая слабость может напугать еще больше, у сильного - вызывает желание помочь, защитить, забыв ради этого свои страхи и сомнения, если они есть.
-
-
13.01.2014 в 01:29Статичный Замысел - выдумка фандома, в каноне, Дети Эру обладают свободной волей.
И Намо эту свободную волю (т.е. слабость Мириэль, отчаяние Финвэ, стремление Индис воспользоваться ситуацией) - фактически то ли оправдывает, то ли просто игнорирует, потому что... Судьба)) Это так не похоже на земной суд, однако))
Кстати, замысел вообще не статичен - это же музыка... которая к тому же так и не смогла прозвучать так, как надо.
-
-
13.01.2014 в 01:42стремление Индис воспользоваться ситуацией
Это было крепко сказано
-
-
13.01.2014 в 01:57Вещи тоже Кота.
И люди Кота.
Всё Кота
Это разные вещи. )) Убеждённость в том, что ничто не поможет, совершенно не отменяет потребности в помощи. Можно знать, что не получишь конфету, и всё равно её хотеть. )))
Поэтому, по сути, было уже все равно, что и как происходит там снаружи, пока Финвэ не умер и она не получила очень мощную встряску.
Но даже после встряски она всё равно не вернулась к живым, не нашла в себе сил для этого, а стала затворницей, выше iezekiil на это указывала. И прошлое так и не отпустило её.
а потом мастер попал в зависимость от творения, возможно потому, что точно знал или считал, что точно знает, что никогда не сможет превзойти его
А что в этой мысли может провоцировать зависимость? Ну просто гордился бы себе, считал себя круче всех, и ладно. )
как сам факт наличия еды не может помочь больному анорексией
Да, ему помогает насильственное кормление, строгий режим питания и терапевтические группы поддержки. ) Но от анорексика уж точно никто не требует подумать о родных, которые без него не смогут - истощённому человеку лишний груз ни к чему.
В общем, я не верю в лечение травм живительными встрясками. Неврозов - да, в таких случаях потрясение действительно мобилизует. Но у Солорлиндэ, как и у Мириэль, надлом куда глубже. И потому, кстати, для той же Мириэль не сработало (и не могло сработать) понимание, что сын требует её заботы. Это был бы только лишний непосильный груз в той ситуации.
-
-
13.01.2014 в 02:17Ангайлин, но она не хотела конфету, в смысле, отказывалась от помощи, считая, что лучше все равно не станет.
Но даже после встряски она всё равно не вернулась к живым, не нашла в себе сил для этого, а стала затворницей, выше iezekiil на это указывала. И прошлое так и не отпустило её.
Я уже отвечала на это и даже приводила точную цитату, из которой не следует, что она не исцелилась, а только то, что она не захотела возвращаться к нолдор, живущим в Амане, и дело было не в ее далеком прошлом, а в том, что произошло с народом нолдор в их недавнем прошлом.
На самом деле, что она делала бы среди нолдор Тириона после братоубийства и Исхода? Что она могла бы сказать им, чем помочь, что они могли бы сказать и чем помочь ей? Чему она стала бы радоваться там, пусть и при полной возможности делать это? А в Чертогах Вайрэ у нее есть цель, и она занята любимым делом. И она жива.
А что в этой мысли может провоцировать зависимость? Ну просто гордился бы себе, считал себя круче всех, и ладно. )
Мастер может привязаться к своим творениям излишне сильно, до болезненного страха их потерять, и страх примет еще более болезненные формы, если он, гений, который до этого справлялся со всем, за что брался, по каким-то причинам не может повторить этот труд.
Да, ему помогает насильственное кормление, строгий режим питания и терапевтические группы поддержки. ) Но от анорексика уж точно никто не требует подумать о родных, которые без него не смогут - истощённому человеку лишний груз ни к чему.
Я же сказала, что не стоит продолжать аналогию. Болезнь Солорлиндо ничего общего с анорексией не имеет, но уверения в любви и поддержке помогают ему не больше, чем анорексику сам факт присутствия еды. Хорошо, допустим, что это был неудачный пример. Тогда скажу, что это помогает ему не больше, чем теплое одеяло тому, кто боится прыгнуть с вышки в воду. Кажется, это уже невозможно понять превратно.
В общем, я не верю в лечение травм живительными встрясками. Неврозов - да, в таких случаях потрясение действительно мобилизует. Но у Солорлиндэ, как и у Мириэль, надлом куда глубже.
Лечение Солорлиндо уже закончено, с точки зрения Мандоса, он может начинать новую жизнь, ему не хватает решимости для последнего шага. Кажется, где-то здесь я уже писала это этими же словами. Что поделать, слов, чтобы выразить это еще точнее, я подобрать не могу.
-
-
13.01.2014 в 02:52а я как раз те самые "фандомные стереотипы" в этот раз и транслировала. Потому что это такое мимими, когда пытаются осуждать музыку))
Он ничего не игнорирует, и не может проигнорировать, потому что события уже происходят, нельзя сделать вид, что их нет, можно попытаться все запретить, но только теоретически, на практике воля Детей непрекосновенна для валар, кроме Моргота.
гм, учитывая, что валар там как раз обсуждают закон для этих самых Детей...