Без сонного покоя, фанфик, джен, драма

[vinyawende]

Последний мой фик с БПВ-2 (хотя будет еще один, тоже немного с ней связанный). Давно хотела написать эту историю, и, что редко у меня бывает, в процессе написания она практически не изменилась, только стала чуть подробнее, а в остальном такая, какой я ее себе и представляла, когда начинала писать. И я текстом довольна. Хотя читательского внимания ему досталось явно меньше, чем текстам с начальных этапов, а жаль. Может быть, это потому что к концу все устали, а фик длинный.

Название: Без сонного покоя
Автор: vinyawende
Бета: f-lempi
Категория: джен
Персонажи: НМП-нолдо и его семья, фоном другие НП-эльфы из разных племен
Рейтинг: PG (6+)
Жанр: драма
Размер: мини, 3 226 слов
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Размещение: только авторское. То есть автор сам разместит текст везде, где посчитает нужным.
Саммари: позднее возвращение в Валинор, очень позднее возвращение.
Примечание: Этимология имен новых персонажей: Эльдауро от кв. elda — звездный и ure — жар; Линьявендэ от кв. linya — тонкий, стройный; Эльдануро от кв. elda — звездный и nura — глубина; Таурлинд от синд. taur — лес и lind — музыка; Эльдаламо от кв. elda — звездный и lama — звон; Лимлот от синд. lim — прозрачный, ясный и loth — цветок.

День работы в кузнице пролетел, как один миг, и не оставил после себя ни малейшей усталости, только мягкое тепло внутри, словно от кубка хорошо выдержанного вина. Должно быть, поэтому голова у Эльдануро слегка кружилась, когда он вышел на улицу, и было особенно приятно чувствовать, как ветер холодит разгоряченное лицо.
Эльдануро приветливо кивал встречным прохожим, иногда останавливался перекинуться с кем-нибудь парой фраз, а потом свернул на тихую улочку, где никого не оказалось, и вдруг услышал, как откуда-то издалека доносится песня, такая веселая и звонкая, какую могут петь только эльфийские дети.
Он замер, прислушиваясь, поднял взгляд к небу и увидел звезды, до того крупные и яркие, что от их света к глазам подступили слезы.
Это был миг удивительного, почти невыносимого счастья. И тут же Эльдануро будто рухнул вниз с огромной высоты: "У твоей семьи могли бы быть годы, нет, тысячелетия, чтобы жить здесь! Лимлот могла бы родиться в этой земле! Но ты украл у них время радости. А взамен дал время печали и скорби. Как долго они боролись за каждый следующий день, за каждый час, под твое неизменное присловье...".
Эльф потряс головой, словно надеясь, что непрошенные мысли, которые весь последний год отравляют его жизнь здесь, на Эрессеа, наконец вылетят вон. Но этого, конечно же, не произошло. Эльдануро вздохнул, смиряясь с неизбежным: идти в таком настроении домой он не мог, возвращаться к работе тоже, поэтому оставался единственный выход — отправиться на побережье.
Как только решение было принято, ноги сами понесли его по привычной дороге, оставив голову свободной для размышлений. Но обдумывать оказалось особенно нечего. Эльдануро прожил долгую жизнь, и, если не мудрости, то опыта у него было более, чем достаточно, чтобы понять, что происходит.
Он ясно видел, что чувствует вину перед близкими, ведь именно из-за него они не покинули Эндорэ раньше, и еще яснее сознавал: навязчивые мысли об этом — не что иное как способ, которым он пытается отомстить себе за промедление; и уж тем более, ему не нужны были ничьи советы, чтобы уяснить, насколько это бессмысленно и даже опасно. Эльдануро все знал, да только совладать с собой не мог.
Вот и оставалось просиживать часами, глядя на море и ожидая, пока тоска и злость на самого себя в очередной раз на время отступят. И место для этого нашлось удачное, вдали от оживленных набережных и причалов. Там до сих пор лежала людская рыбацкая лодка, на которой он перевез сюда родных. Теперь она решительно ни на что больше не годилась. Впрочем, этого от нее и не требовалось, свое дело лодка уже сделала: продержалась до того момента, когда они вышли на Прямой путь, и после позволила благополучно добраться до берега. Где осталась лежать под солнцем, дождем и ветром, а в шторм ее еще обдавало соленой морской водой... Эльдануро и пришел сюда в первый раз, чтобы убрать лодку. Правда, он не представлял, что собирается предпринять (не жечь же ее, в самом деле!), однако был уверен, что тут ей не место.
Но какой-то моряк из филатрим, которого Эльдануро тогда случайно встретил, дал ему совет:
— Лучше оставь. Здесь лодка никому не мешает, а когда она больше не будет тебе нужна, ее возьмет море.
Эльдануро сперва удивился, для чего ему может понадобиться безнадежно разбитая лодка, без паруса и весел, но в то же время и обрадовался возможности не трогать ее. А потом он понемногу привык приходить сюда в особенно тяжелые моменты, и лодка разделяла их с ним, как молчаливый и усталый, но очень терпеливый старый друг.
Можно было опереться спиной о ее борт и думать. О чем-нибудь. Например, о том, как в одну безлунную ночь он забрал эту лодку из приморского поселка людей, взамен оставив ее хозяину несколько драгоценных камней, последних из тех, что он сам вырастил, пока у него еще не пропала охота заниматься этим. Он знал, что самоцветы можно продать дорого: хватит на новую лодку и даже на новый дом, и на приданое дочерям, а может быть, и еще останется. Знал также, что они могут навлечь на голову своего нового владельца беды, из которых самая меньшая — внимание воров и мошенников всех мастей. Возможно, для рыбака было бы спокойнее просто потерять свое судно, но Эльдануро не хотел начинать путь из Эндорэ с кражи.
Он слишком хорошо помнил дорогу туда. Ему еще много йени являлось в мрачных видениях, как он, совсем мальчишка, чуть старше трех лет Древ, стоит на палубе корабля-лебедя рядом со своей матерью и зовет ее, а она не слышит, замерла у самого борта и смотрит, не видя, на взбесившееся море. И волны вздымаются выше самых высоких мачт, а корабль, большой тяжелый корабль, с которым так трудно управляться не привычным к этому делу нолдор, для моря легче птичьего пера, угодившего в водоворот.
Нужно спуститься в трюм, чтобы не мешать никому на палубе, и Эльдануро изо всех сил старается докричаться до матери, но она не отзывается. Наконец, его замечает отец и приказывает немедленно отправляться вниз. Говорит, что сам позаботиться об остальном.
Но отец не смог, ничего не смог сделать. Его Линьявендэ так и продолжала стоять неподвижно, не в силах побороть болезненное оцепенение, пока ее не смыло очередной волной. Тогда она пришла в себя, рванулась изо всех сил, но совладать с морем было невозможно, и уже в следующее мгновение она совершенно скрылась под водой. Этого Эльдануро не должен был помнить, потому что не видел, но картина непостижимым образом все равно представала перед глазами в мельчайших подробностях.
Он никогда не говорил об этом с отцом, не пытался выяснить, насколько эти подробности правдивы. Ни к чему, да и вряд ли отец согласился бы отвечать. Смерть жены ожесточила его. Если раньше, в самом Валиноре, Эльдауро горел желанием увидеть земли Эндорэ и испытать там свои силы и умения — перед этим, конечно, приложив руку к победе над вероломным Врагом — то в Эндорэ он отгораживался от воспоминаний о прошлом, постоянно твердя, как заклинание, что в Блаженном краю у нолдор не было будущего: только тоска и смерть ждали их там, в застывшем царстве сонного покоя, для которого их деятельные души не были созданы.
— Даже если бы вернуться на Запад было так же просто, как дойти до соседней мастерской, я не сделал бы этого, — часто повторял он сыну. — Слышишь, не сделал бы! Свобода досталась нам немалой ценой, но тем больше стоит дорожить ею! Держаться за нее всей силой своей феа, до последнего вздоха! А тот, кто рыдает о невозможности возвратиться опять в уютную ловушку, жалкий глупец! Запомни это. Хорошенько запомни.
И Эльдануро запомнил. Он сам не знал точно, когда перестал соглашаться, только для того чтобы не спорить, и поверил словам отца больше, чем своей памяти и голосу сердца. Безоговорочно поверил. И продолжал верить, после того как отец погиб в первые годы Великой Осады.
Тогда Эльдануро остался один и уже сам охотно повторял те же слова для всех, кто оказывался готов его слушать. Нандор, родичи его жены, среди которых он прожил большую часть Первой Эпохи, только плечами пожимали, им дела не было до застывшего мертвого безвременья или чего угодно другого, что есть в Валиноре, они жили той жизнью, которую сами выбрали и не помышляли об ином. До поры до времени. Только Таурлинд принимала слова мужа близко к сердцу. И, к несчастью, никак не могла уличить его во лжи, в которой сам он был так твердо убежден.
— Жалкий глупец! — с горечью прошептал Эльдануро, подавляя желание со всей силы стукнуться головой о край лодки: голове это не поможет, а бедной лодке и без того досталось.
Сколько лет! Сколько эпох! Он держался за свою веру и на все уговоры отвечал:
— Я не вернусь в Валинор! Безумие оставлять настоящую живую жизнь во имя сонного покоя.
Жизнь вокруг менялась, а ответ — нет. Эльдануро видел, конечно, что все меньше остается в Эндорэ мест, где можно спокойно жить на воле. Чувствовал усталость, свою и родных, слышал, что песни становятся все грустнее, а звучат все реже, что каждый новый день приносит меньше радости и стоит больше усилий, чем предыдущий. Он ловил себя на том, что его инструменты все дольше скучают без дела, а кузница давным-давно не помнит огня. И страшно представить, сколько времени уже не хотелось ему сотворить что-нибудь действительно новое. Эльдануро ощущал все это, словно посторонний шум в привычной мелодии, но не помышлял о переменах. И домашние безропотно принимали это, не пробуя его переубедить.
Пока однажды Таурлинд не прибежала к нему в слезах и не сказала ужасное:
— Лимлот начала истаивать! — И разрыдалась в голос, не в силах сдержаться.
Лимлот! Его прапраправнучка. Ей ведь нет еще и двух тысяч лет! Она совсем ребенок! По крайней мере, для него. Почему она, а не он? Это было бы справедливо. Он долго жил, много видел, много сделал, у него была семья. А Лимлот? Девочка была радостью для всех своих родных. Но много ли радости видела в мире она сама?
Этот жестокий удар заставил Эльдануро действовать. Кровь быстрее побежала по жилам, разум заработал с невиданной ясностью. И уже через полтора солнечных месяца, большая часть которых ушла на дорогу до побережья, он вместе с семьей покидал Эндорэ на хрупком рыбацком суденышке, слишком маленьком, чтобы вместить их всех, и все же вместившим.
Лимлот совсем ослабела, ей было трудно даже держать глаза открытыми, зато взгляд ее матери обжигал отчаянием и надеждой сразу, точно огнем, и Эльдануро малодушно сожалел, что не может хоть на мгновение скрыться от него.
Едва ли не впервые за свою жизнь он истово взывал к Валар, умоляя позволить им добраться до Заокраинных земель благополучно и не слишком поздно для Лимлот. Быть может, его даже услышали, потому что ничем, кроме особой милости Ульмо, нельзя было объяснить, как они не утонули.
А потом жизнь понеслась с бешеной скоростью: новые места, новые лица, новый дом, новое дело... новый блеск в глазах жены, новая радость в голосах детей... И Лимлот! Она крепла день ото дня и вся светилась жаждой жить, словно, в самом деле, совсем юная девушка.
За неделю здесь, казалось, происходило больше событий, чем Эльдануро мог припомнить за любую сотню лет в Эндорэ последние пол-эпохи, если не больше. И когда он начал это понимать, чувство вины обрушилось на него чудовищной тяжестью. Он принялся было просить прощения, но из этого ничего не вышло. Таурлинд только отмахнулась от него со словами:
— Я нандэ, мой дорогой. Быть может, без тебя мне вовсе не суждено было бы добраться до Валинора. А наша жизнь в Эндорэ была, конечно, нелегкой, и в последнее время ей не хватало смысла, но теперь это позади. Не трать себя на пустые сожаления.
Эльдаламо, его старший сын, посмотрел очень серьезно и сказал:
— Моим выбором было верить тебе, отец, и оставаться с тобой в Эндорэ. Возможно, если б я твердо решил отправиться в Валинор еще пару эпох назад, остальные согласились бы со мной, а не с тобой. А может, даже и ты согласился бы. Или я виноват не меньше тебя, или не виноват никто.
Почти то же говорили и другие члены семьи, а Лимлот, добрая душа, выслушав Эльдануро, и вовсе заплакала и принялась утешать его:
— Ну, что ты, дедушка! — сквозь слезы сказала она (Лимлот называла дедушками всех старших родственников по прямой линии, начиная со своего настоящего деда и заканчивая Эльдануро). — Что ты! Кто же мог знать, что я окажусь такой некрепкой! А время... Все время до конца Арды наше, его не будет мало.
Великодушие родных очень тронуло Эльдануро, но облегчения не принесло. Не найдя в себе сил спорить наяву, мысленно он возвращался к этим разговорам множество раз и продолжал казнить себя без пощады.
И эта ночь не собиралась быть исключением. В конце концов, кто мог помешать Эльдануро думать о себе так, как он считал правильным? Небо со всеми его звездами и ласковый ветер были бессильны, огни в окнах ближайших домов тем более, а об их обитателях и говорить нечего. К чему позволять им вмешиваться в чужие дела?
Но море своенравно, оно всегда поступает так, как захочет, особенно если начинается шторм. Большая волна внезапно налетела на Эльдануро и окатила его водой с головы до ног. Эльдануро только и мог охнуть от неожиданности — в спокойную погоду сюда доставали разве что редкие брызги, а он за своими размышлениями и не заметил, как разволновалось море. Или правильнее было бы сказать «разбушевалось»?
Эльдануро встал, он по сей день не выносил штормов, и любоваться разгулом стихии его совсем не тянуло. К тому же, одежда намокла, и ветер стал казаться холодным. Теперь уж хочешь-не хочешь, а надо было идти домой. Хотя нет, на самом деле, ему и захотелось пойти именно домой, удостовериться, что у него в этом мире есть свое место, да еще такое, где его ждут.
«Место, которого ты не заслуживаешь».
Опять. Но на этот раз Эльдануро не изменил дороги, наоборот, прибавил шагу.
Эльфы на улицах обсуждали шторм. Они не пытались вовлечь в свои разговоры Эльдануро, понимая, что ему сейчас не до этого, но кое-что он все же услышал:
— Как разошелся Оссе! Давно такого не было.
— Да, пожалуй, с начала года.
— А шторм-то уже принимался вчера, но вдруг перестал.
— Верно-верно! Повезло кораблю, который только что вошел в гавань. Едва причалил, как волны опять поднялись.
— Что за корабль?
— Из Альквалондэ.
Любой корабль на острове непременно встречали — отголосок тех времен, когда суда из Эндорэ не были редкостью — и к каждому из них собирался чуть ли не весь город: высматривать родичей, друзей или знакомых; и сейчас кто-то тут же решил пойти к причалу узнать, что за гости да что за вести, ему нашлись попутчики, и мимо Эльдануро все они прошли большой оживленной компанией.
Эльдануро кораблем не заинтересовался. Наоборот, его отчего-то еще сильнее потянуло домой, и он опять прибавил шагу. Потом еще и еще. В свой дом он почти вбежал. И сразу же успокоился, увидев Таурлинд, сидящую у очага. При его появлении она быстро встала и спрятала за кресло что-то плетеное. А вернее, недоплетеное. Она не любила, когда ее работу видели неоконченной.
— Опять ходил на берег, — заметила Таурлинд вместо приветствия. — Садись скорее к огню.
Эльдануро, конечно, не рассчитывал скрыть от жены свое сегодняшнее «морское приключение», но все равно удивился: раньше она не показывала, что знает о его прогулках.
— Я думаю, тебе надо поговорить с отцом, — спокойно, как будто в мире не было более очевидной вещи, сказала Таурлинд.
— Зачем? — спросил Эльдануро с недоумением.
— Тебе станет легче, — ответила Таурлинд.
— С чего ты взяла? Ты ведь его не знаешь, — возразил Эльдануро.
— И не уверена, что хочу узнать, но тебе это нужно, — в голосе Таурлинд появились настойчивые нотки.
— Зачем? — снова повторил вопрос Эльдануро.
— Станет легче, — словно произнося условленный отзыв, повторила Таурлинд.
— С чего ты взяла? — спросил Эльдануро. Тепло подействовало на него расслабляюще, и разговор вдруг показался даже забавным. Пожалуй, и лучше свести все к шутке.
— Я нандэ, мой дорогой.
Он рассмеялся. «Я нандэ, мой дорогой» чего только не означало за их долгую жизнь: от «Это правда очень вкусно!» до «Не стоит из-за этого волноваться!», а сейчас оно, очевидно, значило «У меня нет ни одного довода, но я не отступлюсь».
Таурлинд села в кресло напротив, потянулась к Эльдануро и взяла его за руку. Он перестал смеяться, посмотрел ей в глаза, потом на огонь и сказал:
— Я даже не знаю, покинул ли кто-то из моих родителей Чертоги Ожидания.
— После стольких тысяч лет? — удивилась Таурлинд.
— Несколько месяцев назад я передал письмо с очередным альквалондским кораблем, но не получил никакого ответа.
Или их нет в мире живых...
— Или моряк случайно уронил твое письмо за борт, — закончила Таурлинд.
— Брось, ты сама знаешь, что этого не могло быть, — возразил Эльдануро.
— Так могло быть другое, — ответила Таурлинд. — Почему ты не написал еще одно письмо?
— Не знаю, — ответил Эльдануро, вовсе не стремясь уточнять, чего именно он не знает.
— Не знаешь, что станешь делать, если получишь ответ, — утвердительно произнесла Таурлинд.
Его жена понимала его очень хорошо, и это было прекрасно, но иногда неудобно, вот как сейчас. Оставалось только признать ее правоту:
— Да.
Интересно, что она теперь скажет. Наверное, он мог бы угадать. А возможно, и нет.
— Госпожа, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила Таурлинд, глядя куда-то поверх его головы.
Эльдануро понял, что в дом кто-то вошел, и обернулся.
Должно быть, во всей истории Арды от пробуждения эльфов до Нового хора не могло найтись второй столь же неловкой и неподходящей минуты для этой встречи. Эльдануро замер в пол-оборота в кресле, ошеломленно глядя на хрупкую темноволосую эллет, которая стояла в дверях. Его мать. Она тоже застыла на месте, казалось, забыв дышать.
И в это время с улицы донеслось:
— Линьявендэ, с тобой все хорошо? Линьявендэ!
Эльдануро вскочил, но не двинулся с места, так и остался стоять, прислушиваясь к приближающемуся звуку торопливых шагов. И вот на пороге появился эльф, очень похожий на Эльдануро, а вернее сказать, наоборот, Эльдануро очень на него походил. Только этот был чуть выше ростом, чуть крепче на вид и спокойнее лицом. Взгляд его был взглядом калаквендо и возрожденного, а еще взглядом того, кто внезапно увидел исполнение самого большего желания своего сердца.
Несколько мгновений Эльдауро жадно смотрел на сына, а потом сказал:
— Ты выглядишь усталым.
— Теперь лучше, чем раньше, это был хороший год.
Их голоса сейчас тоже были похожи в своем неестественном спокойствии, за которым явно скрывалось слишком многое.
— Да, целый год, — тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес Эльдауро. — Мы путешествовали по Валинору, и твое письмо бродило вслед за нами, пока, наконец, несколько дней назад, и мы и оно не оказались опять в Тирионе.
Он замолчал, давая сыну возможность что-то сказать или надеясь, что тот хоть что-нибудь скажет. Но Эльдануро не произнес ни слова, и Эльдауро осталось только продолжать:
— Мы сразу же отправились в Альквалондэ, сразу. И там узнали, что начинается шторм и пути к Тол-Эрессеа не будет дня три, а может, неделю. Мы стали искать кого-нибудь, кто перевез бы нас на остров потом, когда шторм закончится, и нам встретился тот самый капитан, которому ты отдал свое письмо. В общем... он уговорил Оссе отложить шторм, пока мы не доберемся сюда. Уж не знаю, как ему это удалось...
Снова молчание. Оно разделило их, как штормовое море, в котором нет дороги никакому кораблю, никакому слову. И тут Линьявендэ точно ожила, бросилась вперед, к сыну, а Эльдануро вдруг показалось, что одной ей не преодолеть расстояние между ними, он быстро шагнул навстречу. И вот уже она обняла его изо всех сил и, спрятав лицо у него на груди, заплакала.
Как странно, когда-то в детстве Эльдануро сам так делал, и мама тихонько укачивала его, обещая, что все будет хорошо, или пела, пока он не успокаивался. А теперь он выше нее на целую голову. И он стар. Он так стар. В Смертных землях на его веку горы стали ниже, а моря мельче, и заметно прибавилось пустынь. Не говоря уж о том, что просто исчезло. А она его мать, и она здесь. Он узнает ее запах, ее тепло, ее прикосновения. Наконец-то она здесь. Наконец-то он здесь.
— Мама, — тихо позвал Эльдануро.
— Да, да, мой дорогой, — откликнулась она, все еще не отстраняясь от него, из-за чего ее голос звучал глухо. Но все же это был ее голос. — Я знала, что ты вернешься, знала. Тысячу лет ни одного корабля. Ну и что...
Она опять заплакала, он крепче обнял ее, стараясь утешить.
— Да, мама и вправду всегда верила в твое возвращение, — подал голос Эльдауро. — Всегда. А я... я очень его хотел, — он вздохнул. — Я так хотел позвать тебя домой мыслью или видением, но не мог. До тебя было никак не дотянуться. Ты слишком сильный. И упорный. Мой сын. Прости, я очень виноват перед тобой.
— О да, нельзя сомневаться, что вы и в самом деле родичи, — вдруг громко сказала Таурлинд.
Эльдануро невольно улыбнулся. А вот Эльдауро явно растерялся от неожиданности, до этого он не замечал еще одну эллет в комнате. Таурлинд умела быть незаметной, когда хотела, и не стеснялась привлечь к себе внимание, когда считала нужным. В конце концов, она действительно была нандэ.
— Таурлинд, моя жена, — представил ее Эльдануро. — В последнее время она немного утомлена моим стремлением быть виноватым во всем на свете. И я, кажется, начинаю ее понимать.
Прежде чем он успел еще что-нибудь добавить, в комнату вихрем влетела Лимлот и, не обращая внимания ни на что вокруг, крикнула:
— Дедушка! Представляешь, твою лодку унесло в море!